Хай, неучи!

      Самолёт из Лос-Анджелеса приземлился в огромном аэропорту Нарита в Токио. Рейс задержали из-за бури, но полёт прошёл удачно. Пассажиры шагали по широким коридорам здания аэропорта с целью забрать свой багаж в отделении. Люди наступали друг другу на ноги в надежде забрать свой багаж быстрее остальных и, наконец, уехать из этой мясорубки.       Люси шла в одиночку по битком забитому коридору огромного здания. Девушка всматривалась в панорамные окна и слушала рок. Ей хотелось петь. И пить. Настроение было ни к черту, и ничего бы не могло помочь ей справиться с тоской. Только если… Нет. Она не слишком быстро шла, но очередь за багажом выстроилась огромная.       Стрелки циферблата наручных часов блондинки показывали половину третьего ночи. Звёзды мерцали на чистом ночном небе. Осень в Токио была дождливая и спокойная. Люси тяжелого вздохнула. Телефон в кармане её худи оповестил о том, что мобильник прекрасно работает на третьем этаже аэропорта. Посмотрев на дисплей, Хартфелия увидела три пропущенных от Джерара и одно смс. Друг написал, что уже подъехал и стоит на платной стоянке.       Только через полчаса удалось забрать три чемодана с вещами. Джерар стоял на выходе из аэропорта. На нём была джинсовая куртка чёрного цвета, голубая футболка, чёрные узкие джинсы и белые Конверсы. На оголённой шее были видны края татуировки, уходившей под ворот футболки. Что-то вроде цифр и вензелей.       «Свежая», — пронеслось в голове блондинки. Она прочесала пятернёй по коротким волосам и, вздохнув, улыбнулась. Остриженные совсем недавно волосы волнами падали на её худые плечи. А ведь три года назад она такой не была: исхудавшей, осунувшейся, уставшей.       — Наконец ты вернулась! — Джерар крепко обнял подругу и повёл её к паркингу. Пара друзей молча шагала в сторону выхода из огромного здания. Хотелось скорее покинуть душное помещение и выйти на свежий, прохладный воздух улицы. Вновь вернуться телом в родные края — мечта последних лет её жизни.       Когда блондинка оказалась снаружи, она облегченно выдохнула, словно весь груз, покоившийся на её плечах последние два года, мигом упал и перестал давить её, прижимать к земле своим весом. Словно она потеряла весь ужас прошлого, словно ничего этого не было, словно она снова переживала то время, когда устраивалась на работу в школу. Словно она не влюблялась в Нацу. Словно она никуда с ним не уезжала. Словно они не разбили друг другу сердца.       Фернандес, как истинный джентльмен, открыл дверь чёрного внедорожника перед девушкой и жестом пригласил её сесть. Люси уселась на кожаное сиденье и вдохнула запах цитрусового ароматизатора. Машина Джерара — это его личная обитель, только сюда он не пустит Эрзу и её потрясающие советы и вкусы. Здесь она гость, а не хозяин. Люси улыбнулась своим мыслям. Ничего не поменялось за три года. Разве что небольшое пополнение в их семье.       — Я скучала, правда скучала, — тихо произнесла Люси, смотря в окно на ночной город. — Я видела каждое ваше сообщение и видела фотографии малышки Дайнис. Но не могла никак вам отвечать, — она поменялась в голосе, который приобрел оттенки печали и стыда, какого-то своеобразного извинения.       — Мы в курсе, что из-за работы ты не могла ни с кем связываться. Мы всё понимаем, Люси, и не осуждаем. Тоже скучали по тебе, очень сильно ждали твоего возвращения.       Джерар внимательно следил за дорогой, преодолевая огромное желание посмотреть на давнюю подругу, но он прекрасно понимал, что подобным жестом заставит её винить себя во всём, что произошло за это время. Фернандес хорошо знал, как Люси умела загоняться по поводу и без. Сейчас ей нужно было успокоиться и расслабиться.       — Я действительно сожалею, что заставила волноваться. Работа и в правду отнимала много времени и личной жизни. Я не смогла сберечь ни себя, ни свои отношения. Я чертовски виню себя за это, но я понимаю, что не при чём, — слёзы катились с её глаз одна за другой, голос надрывался, вся она тряслась от волнения.       — Почему вы расстались? — раздражённо спросил Джерар, сжимая руль в руках. Нацу был его другом, одним из тех, кто всегда спешит на помощь, кто всегда придёт, подскажет, как двигаться дальше, окажет любую помощь. — Он же знал, на что шёл! Так почему он не смог?       Хартфелия в эту же секунду разрыдалась. Всё, что она держала в себе последние года полтора, вырвалось наружу с волчьим воем. Все чувства обрушились на неё в один миг. Хоть блондинка и пыталась держать всё в себе, не раскрывая чувств, проявляя жестокое хладнокровие, это её не спасло от реальности, где всего два вопроса вывернули её душу наизнанку, обнажая все её переживания.       — Это был его выбор, — проговорила девушка, вытирая слёзы ладонями. — Чёрт возьми, он сделал такой выбор! И я его не виню, но я ведь предупреждала его с самого начала, что будет трудно, на что он мне говорил, что мы обязательно справимся со всеми трудностями вместе! Это было самое лживое обещание, — Люси заправила волосы за уши в успокоительном жесте и перевела дыхание, — потому что через полтора года после переезда мы разошлись. Я не видела его, но точно знаю, что он не стал задерживаться в Америке.       — Он поступил не по-мужски, — сведя синие брови, процедил Фернандес. Люси издала смешок, и мужчина посмотрел на подругу с немым вопросом.       — Ты говоришь прямо как Эльфман, — она улыбнулась. Тоска тоской, но сама мысль о том, что скоро она соберёт всех друзей у себя дома, грела душу.       Дом четы Фернандес встретил Люси семейным уютом. Эрза, уйдя в законный декретный отпуск, решила заняться благоустройством дома и семьёй. Она по-прежнему не умела вкусно готовить (кухня — пожалуй, единственное её слабое место), но она сделала всё, чтобы здесь чувствовались любовь и тепло. Малютка Дайнис росла в ласке, заботе и строгости (чего у Эрзы, не отберёшь). В свои два года девочка хорошо ходила, бегала, различала цвета, быстро училась буквам и цифрам и понемногу говорила. Люси безумно жалела, что не могла видеть первые шаги малышки, первые слова, первые зубы. Но с этого момента она могла наверстать упущенное.       — Что будешь пить? — мягко спросила Эрза, мимолётно улыбаясь. Она стала такой сентиментальной и более целомудренной с рождением дочки, подумала Люси и вытерла слезу. — Чай, кофе, сок, вино, глинтвейн, коньяк, виски, водка?       — Глинтвейн, пожалуйста, — улыбнулась уголком губ Хартфелия и подошла к камину.       Скоро Рождество, а Эрза не любила пропускать этот праздник. В гостиной, где она принимала приехавшую подругу уже стояла украшенная красными и золотыми шарами ёлка. Над камином висел тёмно-зелёный венок с красными бантиками, сам камин был украшен свежими еловыми ветками, статуэтками и фотографиями. Вот та самая фотография, сделанная перед отъездом блондинки: четыре разные подруги, но такие похожие между собой, стоят в обнимку с животом бывшей Скарлет. Потрескивающий огонь в камине гипнотизировал Люси, заставляя её смотреть на это фото и, буквально, рыдать в три ручья.       — Пойдём на кухню, нечего слезы лить, всё хорошо, — позвала тихо миссис Фернандес свою подругу, завидя печальное выражение лица.       Спустя несколько часов разговоров со старыми друзьями Люси сидела в такси и ехала в свой старый дом. С сестрой она встретится вечером, сейчас ей нужно отоспаться, привести себя и дом в порядок. Только тогда она отпустит трёхлетнее прошлое. Джерар уговаривал подругу остаться переночевать, поскольку боялся отпускать её в такой поздний (почти полшестого утра) час одну. Мало ли что случится. Но Хартфелия не поддавалась ни на уговоры, ни на угрозы. В родном доме, как говорится, стены помогают.       Дом встретил одинокой тишиной. Девушка поставила чемодан на пол прихожей и направилась в сторону кухни. После такого количества выпитого спиртного, которое подливала Эрза, чтобы Люси разговорилась, её одолела жажда. Подождав, пока стечёт ржавчина, Люси достала стакан из серванта и налила холодной воды.       Хартфелия, захотевшая спать в гостиной возле камина, решила сразу направиться в эту часть дома, чтобы разжечь огонь. Свет был везде выключен, и лунная дорожка слабо освещала знакомый мужской силуэт и характерные волосы розового оттенка. От осознания, кто это был, сердце всколыхнулось, а пальцы разжались чисто рефлекторно, отпуская стакан, позволяя ему разбиться вдребезги с резким звуком на множество блестящих осколков.       — Я хочу вернуть, — поговорил он, вставая с широкого дивана. Ни в его словах, ни в его действиях не было ни намёка на расчётливость. Всё было каким-то неуверенным и твёрдым одновременно. Он знал, чего хотел, но боялся быть отвергнутым.       — Что? — прошептала Люси, вглядываясь в серо-зелёные глаза. Он так похорошел за полтора года: вырос, стал шире в плечах, мышцы его окрепли намного больше. Но глаза его так и не изменились: такие же тёплые, сверкающие, любимые. Он слишком близко подошёл к ней; запах его одеколона ударил ей в нос, и она чуть не потеряла сознание. — Нацу…       — Тебя.