***
Большой зал Винтерфелла шумит и пышет жаром, точно рынок в каком-нибудь Вольном Городе за морем. Шаррах! — и кружка десницы короля оставляет в боку хозяйской длинную трещину. На стол, на блюда с дичью, на горшки с повидлами из духмянных южных плодов летят брызги ядрёного северного сидра. Гость гулко хохочет и хлопает себя по круглому животу, смеются женщины, и даже сам лорд-отец позволяет себе улыбнуться шире, чем обычно, но Арье не до того. Она спешит между столов, уворачивается от снующих туда-сюда слуг, перепрыгивает через разлёгшихся псов и ищет одного-единственного человека. Джон находит её раньше — встаёт навстречу, подхватывает под мышки и, точно маленькую, вздымает выше головы. У него длинное северное лицо и жёсткие баратеоновские кудри, а вот глаза тёмные, ни в мать ни в отца. Арья влюблена в кузена и уже понимает это. А Джон сонный. Не понимает ещё. — У меня для тебя… — хором начинают они, осекаются и хохочут. Потом Арья хватает Джона за руку и тащит за собой, и он, хотя и больше, и сильнее, почему-то не может сопротивляться. За столом тосты иссякли и пошли по второму кругу. — За короля! — грохочет лорд Роберт, утирая кустистую бороду. — И да продлят Семеро дни дракона! — За королеву! — подхватывает за мужем тётушка. — За золотую филигрань на валирийском клинке! А их сын и племянница смеются и бегут холодными коридорами, захлёбываясь на радостях разговором, которого так долго были лишены. Возвращаются они, держась за руки, уже когда и сами хозяева выбираются из-за стола. Арья прижимает к груди тонкий клинок в изящных ножнах, а Джон ведёт за шлею толстолапого белоснежного лютоволчонка. Тот всё время норовит стащить объедки, шугает обленившихся псов и бодает крутым лбом нового хозяина. — Лорд Эддард точно позволит? — спрашивает юноша, и кузина дерзко вскидывает голову, снова напоминая ему мать. — Куда он денется! — и глаза её искрятся весельем. — В конце концов, ты ведь тоже наполовину Старк!Часть 1
4 декабря 2016 г. в 22:47
Пухлые широкопалые снежинки неспешно опускаются на крыши Красного Замка. Мягкий свет окон делает гостей с бездонного неба из иссиня-белых золотистыми.
— Всё никак не оторвёшься, любовь моя?
Тонкие тёплые руки обвивают шею короля, и он расслабленно откидывает голову на плечо супруги.
— Читай лучше днём, — говорит она, обеспокоенно заглядывая в лиловые валирийские глаза. — Или вели приносить побольше свечей. Я всё время боюсь, что ты ослепнешь, как дедушка Эймон. Как же тогда сражаться?
— Он не дедушка тебе, милая, — привычно поправляет король и улыбается. — И мне, на самом деле, тоже.
— А кто же?
— Не помню. Всегда проще было открыть столбовую книгу, чем держать всё родословие в голове.
— Ну прости, — дыхание жены обжигает его ухо. — Иногда не могу не говорить твоими словами.
Тяжёлой бесшумной поступью, какая и подобает большой кошке, королева обходит кресло и садится на колени венценосному супругу. Лукаво показывает острый язычок, и Рейгар тянется к её губам, но изящные пальцы его властительницы встают на пути нежным препятствием. Она облизывает их, каждой клеточкой чувствуя его вожделеющий взгляд; уносит на каждом по капле влаги и одним щипком гасит свечу.
Мир тут же опрокидывается навзничь. Шелест, глухой удар захлопнутой книги, звон упавшего на пол подсвечника — всё доносится как из-под воды. Все чувства королевы словно потухли вместе со свечкой, только чтобы больше чувствовать губам, которые она податливо раскрывает навстречу своему возлюбленному и повелителю. Полированная столешница щекотно холодит спину, поверх дубовых разводов смешались золотые кудри с серебряными, и когда муж отстраняется, Серсея готова поверить, что у него за спиной, куда сейчас не достигает её взор, действительно распахиваются крылья.
— Иди же сюда, мой дракон.
— Уже с тобой, сердце моё.
Она часто не сдерживает счастливых слёз, когда он берёт её, и не стесняется в голос стонать, когда его руки скользят по её бёдрам — чего стесняться той, кто живёт в исполнившейся мечте?