Джинни Уизли и Возвращение Злодея

Крадучись, Джинни спускается по лестнице, прижимая к себе Карту мародеров. Перед тем как уйти, она, поколебавшись, все же поднялась в спальни девочек, нашла там Ладу и в паре фраз объяснила, что опасность миновала и можно выходить. Вспоминая об этом, Джинни морщится. Ярко-голубые глаза Лады проникновенно внимали каждому слову, но было в выражении ее лица что-то… что-то не то. Джинни не может подобрать определение: достаточно того, что шестое чувство, которое никак не могла выявить в ней Трелони, сейчас воет как попавший капкан волк. Что не так? Джинни не может ответить на этот вопрос. Все кажется не тем, не там и не в то время. Вот эта статуя — рыцарь в латах с опущенным забралом — она блестит так, будто ее только что оттирала бригада нарушителей под бдительным оком Филча. Или этот гобелен — от кого прячется олень, чья украшенная рогами голова едва видна за толстым стволом векового дуба? Джинни бросает взгляд на Карту — никого нет. Путь до Миртл по-прежнему чист. Но мурашки по спине, вспотевшие ладони говорят обратное. Тыльной стороной руки Джинни утирает выступивший пот со лба и прислоняется к стене. В глазах темнеет. «Мерлин, что со мной?» — спрашивает она саму себя, пытаясь сконцентрироваться. Ноги подкашиваются. «Мне нельзя умирать», — бессильно шепчет Джинни, восстанавливая дыхание — многочасовые квиддичные тренировки сейчас как нельзя кстати. Она с благодарностью думает об Оливере и том, что нужно будет все же расспросить о причинах, вынудивших его перебраться в Хогвартс на этот год. Вряд ли они имеют отношение к тому, что сейчас происходит с ней, с Роном, с Малфоем, с воскресшими из небытия Тенями… но у нее хотя бы есть друзья, а у Оливера сейчас нет никого, кроме одержимой Ромильды — а эта эгоистичная дурочка явно не захочет лезть к нему в душу. «Только в постель», — Джинни вздрагивает от этой мысли. Ее хочется приписать Тому — за мелочность, за язвительность, за злость и порочность, неподобающие леди, какой ее всегда хотела бы видеть мама. Но, нет, это ее собственные слова. Ее собственное мнение, и ей глубоко безразлично, когда она перестала даже в своих мечтах играть образ той возвышенной красотки с пухлыми губками и длинными ресничками, одетой в воздушные платьица. Да, и со сплошными «Превосходно» по всем предметам. Идеальная дочь, нечто среднее между Гермионой и Флер, гордость своей далеко не идеальной семьи. Сейчас, стоя спиной к холодной каменной стене в пустом коридоре, Джинни отчетливо понимает, что завидует Ромильде. Это чувство накрывает с головой, как морская волна, и оставляет склизкое гадливое послевкусие на языке — «я завидую ей, потому что она красивее меня». Эти слова звучат как змеиное шипение, но они истина, и Джинни не может их оспорить. Сейчас, в эту самую минуту, у нее нет сил, чтобы притворяться даже перед собой. Джинни завидует Ромильде. Тому, что она находит в себе силы жить дальше. Гоняться за очередным Идолом, поспешно и без раздумий возведенным на пьедестал. Краситься по утрам, просыпаясь на полчаса раньше всех и уходя на завтрак одной из последних. Джинни завидует даже тому, что каждый день видит в корзине для мусора очередную вскрытую пару леденцов для сна без сновидений. Потому что у Ромильды есть Надежда на то, что в один прекрасный день Оливер Вуд, герой, спортсмен и просто красавец мужчина, обратит на нее хотя бы крохотное зернышко своего драгоценного внимания. Зернышко пустит корни, проклюнется зеленым стеблем симпатии, будет удобрено восторгом и почитанием, и — кто знает — но может превратиться в жизнеспособный цветок. Вряд ли многолетний, но Ромильде будет достаточно. А что у нее, у Джинни? Она все еще любит Гарри. Но любит ли? И любит ли он ее, как тогда? Почему она больше не видит, как сияют его глаза?.. Не стала ли любовь привычкой?.. Джинни не хочет об этом думать, она боится даже предположить ответ. Вновь обратившись к Карте, Джинни выбирает кратчайший путь к Миртл, с неудовольствием отмечая, что в конце коридора появились Морган и Луна. Спрятавшись за трехметровым рыцарем в сверкающих доспехах, Джинни ждет, пока точки на Карте разойдутся по своим делам. Не могут же они стоять в этом коридоре и часами обсуждать что бы то ни было. А, кстати, что?.. Джинни напрягает слух — ничего. Сделав пару шагов и убедившись по карте, что никто не двинулся ей на встречу, она бормочет заклинание Незначительности и уже увереннее направляется к беседующим. — Да, конечно, мэм, — голос Луны безмятежен и кроток. — Я спрошу призраков, не видели ли они что-нибудь. Хотя мозгошмыгов они не видят, поэтому нельзя до конца быть уверенными, что их слова точны. — Мисс Лавгуд, я буду вам очень благодарна, — Морган говорит так, будто поет. По ее мелодичному голосу нельзя понять, верит ли она словам Луны или смеется над ними. Джинни надеется, что верит. — Надо исключить возможность стороннего вмешательства. Джинни подходит совсем близко. Она видит ярко-розовые заколки в распущенных волосах Луны, контрастирующие со строгим цветом черной мантии. Напротив стоит Морган — она почти такого же роста, как и Луна, только приземистей, да и черты лица у нее более резкие. Совсем не похожа на Тонкс — та всегда была в дюйме от улыбки. Или, может, сейчас просто время такое? Под мантией видна белая рубашка с воротничком-стойкой, закрывающая горло и украшенная крупной брошью с овальным изумрудом. — Мисс Уизли? — Морган удивленно смотрит прямо на Джинни, словно нет никакого заклинания. — Вы в порядке? Ваш брат пришел в себя, но мадам Помфри хочет провести полное обследование и пока никого к нему не пускает. — Здравствуйте, профессор Морган. Привет, Луна, — Джинни едва шевелит губами. Ей кажется, что Морган ее осуждает. Каждым словом, каждым взглядом. Что это она, чужой посторонний человек, знает о состоянии Рона, а не родная сестра. Что эта самая сестра бродит сейчас неизвестно где, да еще и прикрывшись заклинанием, как преступница. — Спасибо, мэм. Я… Я шла в туалет. — Луна касается ее ладони своими мягкими пальчиками, поддерживая. Джинни благодарно пожимает их. — Не смею вас задерживать, — Морган смотрит почти ободряюще. — Но, прежде чем вы уйдете, я хотела бы попросить вас об одолжении. Это не повлияет на вашу оценку, и вы можете отказаться. Это маленькая просьба старшего товарища, не более того. Пожалуйста, если вы услышите в гостиной что-то, связанное с сегодняшним происшествием, то, не откладывая, сразу сообщите мне. — Вы подозреваете кого-то из Гриффиндора? — Вопрос звучит резче, чем Джинни хочет. Совсем как пощечина, от которой в воздухе еще несколько секунд остается гудящий звук. Морган внимательно смотрит на нее, наклонив голову. Луна же, напротив, выглядит безмятежно: перекинув через плечо волосы, она заплетает их в косу. — Я не имею права не подозревать кого-то из Гриффиндора, — мягко отвечает аврор. — Взгляните правде в глаза, мисс Уизли, на вашего брата напали в спальне мальчиков-гриффиндорцев. Попасть туда могли только представители вашего факультета. Конечно, я учту и версию мистера Поттера об оборотном зелье и мантии-невидимке, но вероятнее всего, что опасность ближе, чем вы думаете. — Гриффиндорцы всегда едины… — начинает Джинни, но осекается, вспомнив о крысе Рона — бывшем гриффиндорце Питере Петтигрю, приспешнике Волдеморта. — Хорошо, мэм, я поняла вас. — Это не приказ, мисс Уизли, — добавляет Морган, с пониманием глядя на Джинни, — это просьба. Мотив нападения не ясен, и новая информация может пролить свет… — А Малфой? — вдруг спрашивает Джинни. Морган прищуривается, подбирая слова для ответа. — Это тоже гриффиндорцы засадили его в коробку и наложили кучу заклятий, которых даже в книжках нет? Может, нам стоит поставить «Превосходно» по ЗОТИ? — Мисс Уизли, я ничем не заслужила ваш сарказм, — Морган отвечает медленно и взвешенно, словно по бумажке. — На вашего брата совершено нападение, и вы можете помочь найти виновника, а можете остаться в стороне. Это ваш выбор, и никто не будет его осуждать. Но, пожалуйста, не будьте как страус, который зарывает голову в песок при первой опасности. Не шарф на шее определяет суть человека, а его поступки. В словах Морган есть смысл, но Джинни не хочет прислушиваться. Она хочет спорить, она хочет бороться, как боролась со Снейпом, как отстаивала свои права перед идиотами и мясниками Кэрроу. Ей не хватает этой битвы, и будто все внутри нее — кровь, кости, мясо, жилы — все горит в этом невыраженном огне. Эта Морган — пусть она хоть тысячу раз права! — но она не должна так говорить о Гриффиндоре! Не должна просить Джинни шпионить за своими же друзьями и одноклассниками! — Профессор Морган, — Луна перебрасывает за плечо доплетенную косу, — мы с Джинни постараемся вам помочь. Тот, кто толкнул Рона, мог сделать это не нарочно, случайно. Я уверена, он уже раскаивается и ждет, когда Рон вернется. Джинни поворачивается к подруге, приоткрыв от изумления рот. Столько чуши в трех предложениях! Луна, определенно, ставит новые рекорды. Но, Морган, похоже, довольна: она благодарит обеих и, попрощавшись, идет дальше по коридору, оставив Джинни и Луну наедине. — Ты бы сняла все-таки заклинание до конца, — прерывает, наконец, молчание Луна, пока Джинни разглядывает на ее шее ожерелье из крупных белых бусин, каждая из которых величиной с жука. — Я тебя вижу размыто. — Мерлиновы подштанники, — ругается Джинни и произносит контр-заклятье. — «Тролля» мне по конспирации. — Тебе надо чаще практиковаться, — Луна пожимает плечами. — Хочешь, попробуй снова, и я проверю? — Нет, спасибо. Отличные, кстати, бусы. Твой отец подарил? — Да, — Луна мечтательно прикасается к белому безумию, которое Джинни мысленно уже примеряет на боггарта с лицом Тома Реддла. — Папа привез их из Боливии. На каждой бусине есть знак, отпугивающий злых духов. Поэтому сейчас я с ними почти не расстаюсь, — добавляет она уже с грустью. — Ты ведь шла в туалет? Проводить тебя? — Да, давай, — Джинни кивает, — а что за злые духи? Ночные кошмары? — Нет, — Луна качает головой, — не сочти меня чокнутой, но я то и дело чувствую чье-то присутствие. Я ведь и к Морган поэтому пришла — хотела узнать, есть ли какой-то способ защититься от них. — Ты думаешь, они опасны? — Думаю, да. Мне никогда не было так страшно, как теперь. Я ведь не из трусливых, ты знаешь, — Луна печально улыбается, вспоминая, наверное, плен у Малфоев. — Но вот эти ночные кошмары… — Часто снятся? — затаив дыхание, спрашивает Джинни, почти уверенная, что услышит «да». — Почти каждую ночь. Всякий раз одно и то же — темные коридоры, чей-то шепот, шаги, я бегу от них, но никак не могу убежать, — Луна шепчет тихо-тихо, едва различимо. — Джинни, у тебя тоже так бывает? — Да, было. И не раз. Только по-другому, — Джинни не знает, говорить ли ей о видениях, о Томе Реддле, раз даже Гермионе она не может вывалить на духу всю эту пугающую правду. — Но я думаю, что твои и мои кошмары — одно и то же. Кстати, мне нужен этот туалет, а вернее — Миртл. — Она будет рада гостям, — соглашается Луна, — я не была у нее с начала сентября. Они толкают дверь и заходят в пустой женский туалет. Стук каблуков по белому кафелю слишком гулкий в назойливой тишине, но, к счастью, Миртл не настроена прятаться: — Кто ты такой и что ты забыл в моем туалете?! — Полупрозрачная девушка вылетает под потолок и принимает, как ей кажется, устрашающую позу. Но, разглядев гостей получше, Миртл снижается. — А, привет, Луна и Джинни. Вам стало так скучно, что вы вспомнили о бедной несчастной Миртл? — Привет, Миртл! — вежливо отзывается Луна. — Твой туалет — самое удобное место во всем Хогвартсе, когда дело касается секретов. — Секреты? — приободрилась призрак и подлетела так близко, что стали даже видны крупные прыщи на ее бледном личике. — Я люблю секреты. — Миртл, привет! — Джинни запирает на всякий случай заклинанием дверь и достает из кармана сложенную Карту мародеров. — Нам нужна твоя помощь. Здесь на карте есть люди, которых быть не должно. Они умерли в Битве или до нее. — Как я? — вдруг переспрашивает Миртл. — То есть меня быть не должно?! — Нет, не как ты, — поспешно исправляется Джинни. — Они не стали призраками. Мы не знаем, кем или чем они стали. Мы их не видим. — Вот оно что… — шепчет Луна понимающе и подходит ближе, через плечо Джинни глядя на Карту, где суетятся сотни точек. — Ох, Колин… Точка «Колин Криви» вновь замерла у бывшего кабинета маггловедения. Словно Колин ждет занятие, которое все никак не начнется. Джинни показала точку Миртл: — Это Колин. Мы учились вместе, и в прошлом году он погиб. Каждый раз, когда я открываю Карту, я вижу его в одном и том же месте. Он не призрак. Но кем он стал? — Ты думаешь, что раз я призрак, то знаю ответ? — переспрашивает Миртл, в ее голосе слышно раздражение. — Не все из нас могут выбирать, оставаться нам здесь или двигаться дальше. У кого-то из нас здесь еще дела, и пока мы их не решим, мы не уйдем. Зачем я вообще рассказываю вам эти азбучные истины?! — Потому что ты тоже чувствуешь это, — отвечает Луна, протягивая к призраку руку. — Ты чувствуешь, что в Хогвартсе поселился кто-то еще, кто не относится ни к живым, ни к мертвым. Помоги нам, Миртл, пожалуйста. Расскажи нам. — Я не знаю! Я не чувствую! Я умерла почти полстолетия тому назад! — кричит Миртл, отворачиваясь и подлетая к потолку. — Зачем вы пришли вновь мне об этом напоминать?! — Миртл, ты знаешь, что происходит, — продолжает мягко убеждать ее Луна, подходя ближе. Джинни лишь остается наблюдать за этим удивительным актом дипломатии, таким непривычным, но красивым в своей простоте. — Миртл, мы хотим сохранить наш Хогвартс. Мы не хотим новых смертей и новой войны. Пожалуйста, помоги нам. — «Мы не в силах отсрочить то, что прописано на календаре вечности», — хмуро ворчит Миртл, повернувшись спиной. — Слова Трелони, а я ей доверяю в этом вопросе. Я просто хочу спокойно дожить свой век. — Ты думаешь, что, помогая нам, ты можешь навредить себя? — осознает Джинни. — Если это так, то мы никому не скажем о твоей помощи. Ни единой душе, будь она живая или мертвая. — Не обязательно говорить, — бурчит Миртл, но ее тон становится мягче, будто она уже приняла решение. Наконец, она поворачивается, и ее глаза за толстыми стеклами очков сияют редким блеском самоуверенной гордости, так свойственным тем, кому больше нечего терять. — Не обязательно говорить. Не обязательно вообще что-то делать. Но если вы пришли к Миртл, то значит, вам больше некуда идти, я права? — Да, — в один голос отвечают Луна и Джинни. Миртл опускается на пол и подходит к зеркалу, которое, конечно же, ее не отражает. Но она тянет руку к его глади, и когда ее пальцы должны коснуться плотной поверхности, они проходят сквозь и оказываются на той стороне. Миртл тянется дальше, и вот уже в зазеркалье ее ладонь, ее локоть, плечо, а потом и вся она целиком. Стоит рядом с удивленными Джинни и Луной и смеется. Она берет их за руки. Ледяное прикосновение ощутимо, но его источник — невидим. Только благодаря зеркалу Джинни может увидеть, что Миртл стоит напротив и довольно улыбается. Смещение плоскостей — реальностью становятся оба мира: тот, что рядом, и тот, что должен быть лишь бледной копией настоящего. Джинни подходит к крану и включает воду: она льется и здесь, и в зазеркалье. Касается рукой своего отражения, но в отличие от Миртл ее пальцы ощущают холод стекла. Миртл подходит к зеркалу со своей стороны и возвращается тем же путем. — Спасибо, — благодарит ее Луна, — но так было всегда? — Нет, конечно. Кто-то открыл проход, уж не знаю, каким способом. Теперь сквозняк ужасный и тот еще проходной двор. — Миртл недовольно поправляет волосы. — Сижу на днях, никого не трогаю, как вдруг пролезает через мое зеркало какая-то деваха с красными глазами. Я ее, конечно, стукнула шваброй, но она меня так припечатала невербальным, что до сих пор голова кругом идет. Джинни и Луна переглядываются с ужасом. Сколько этих отражений-теней уже перешло из своего мира в этот? Зачем они здесь и что собираются делать? Кто открыл им проход?.. Впрочем, «кто» открыл проход, Джинни догадывается. То самое зеркало, разбитое в тот день, когда они вернулись в Хогвартс. Том создал его из небытия, а потом заставил Джинни туда войти. Значит, как в те незапамятные времена он снова творит зло ее руками, прикрываясь красивыми словами о добре и возможности всех спасти. Заклятый друг. — Миртл, — Джинни подбирает слова, чтобы ненароком не обидеть призрака, — есть ли способ убить их? — Второй раз? — Миртл хмыкает. — Я такой способ не знаю. Я даже не знаю, как эти твари называются. — Ну, а чего они хотят? Миртл подходит ближе и жестом призывает Луну и Джинни прислушаться, а затем четко и громко, с наигранной ненавистью во взгляде говорит всего одно слово: — Отмстить.