***
Черты Кеннета в каждом новом сне Гарнет все сильнее стушевывались и расплывались. И с некоторых пор место около него покинули женщины, которые взывали к косвенному чувству вины. Дейзи и Клару вытеснили суррогаты людей, мысли о которых Гарнет предпочла бы навсегда выжечь из памяти. Всех этих людей объединяло то, что она собственными руками лишила их жизни. Но, как ни пытайся расправиться с самыми темными и неприглядными воспоминаниями, они никогда не исчезнут и, более того, по ночам непременно затмят своим пламенем все светлое и беззаботное, что могло оставаться в душе молодой девушки. Незнакомец, покушавшийся на ее жизнь, и самоуверенная властительница мужских сердец Мерил, недалекие гангстеры и их пустоголовые шлюхи-предательницы, трусливая тощая растлительница и насильник в подворотне – вместо их лиц зияли пустые пепельные дыры. Как легко было забыть эти лица! И как сложно было сжечь до основания их силуэты, вычистить слух от их предсмертных голосовых сообщений. Последний из них, безымянный насильник, был наркоманом из банды чернокожих – высокорослым, с огромными мясистыми руками и взглядом голодного пса. В тот вечер ему под руку могла попасться любая другая жертва. Это могла быть белокурая француженка-продавщица из ателье, расположенного через два дома от подворотни, или даже маленькая девочка из бедной семьи, выросшая в трехэтажной старой коробке по соседству и лишенная родительского присмотра. На ее месте могла быть даже Руби. Поэтому Гарнет не колебалась ни минуты. Ощутив боль, сдавившую ее плечо, и услышав несколько пошлых слов, сказанных с неизвестным ей акцентом, она потянулась к пистолету, который всегда был спрятан под жакетом, но не успела коснуться оружия, как насильник резко вывернул ей руку и уже агрессивно принялся срывать с нее этот самый жакет. Тогда у девушки возникла возможность воспользоваться уроками рукопашного боя, которые так настойчиво давал ей Тони. На стороне негра была сила, но Гарнет оказалась ловчее и злее. Она охраняла свою честь с тех пор, как подростком вошла в банду Дрэго Гуидо, вначале от соратников, а затем и от ирландцев, с которыми главарь банды временами устраивал грубые потасовки. Она выдерживала похотливые взгляды клиентов «Эдемского сада», иногда смотревших ей вслед через плечо заказанных минуту назад девиц. И, наконец, устав от всех покушений в свою сторону, она решила избрать в качестве защитника того, кто в итоге стал отцом ее маленького Роберта и ее постоянным наставником. Выскользнув из крепкой хватки насильника и оттолкнув его назад, Гарнет все же успела выхватить пистолет, обернулась и вначале, не задумываясь, выстрелила ему в пах, а затем и в голову. Почувствовав, как после схватки ее покидают силы, Гарнет медленно добрела до ближайшего телефонного автомата и позвонила Тони. Спустя два часа труп негра горел в печи за городом, а Гарнет морщилась от неприятных ощущений, в то время как Эль Греко вправлял вывих плеча и обильно смазывал лекарством синяки по всему ее торсу. - Ты будто под пресс попала, девочка, - не удержался от замечания врач, разглядывая следы, оставленные нападавшим. – В ближайшие несколько дней тебе не стоит подходить слишком близко к своему сынишке, а то он испугается своей матери на всю жизнь. Эль Греко знал Роберта и частенько интересовался жизнью мальчика. Интерес был вполне обоснован – работая на мафию, он редко принимал у кого-нибудь роды. Когда-то Гарнет обратилась к нему в надежде найти средство от ночных кошмаров, на что грек вручил ей травяное успокоительное и заявил, что единственным стоящим средством в ее ситуации было бы раз и навсегда покончить с нынешней работой. Гарнет рассеянно кивнула ему в ответ и первую неделю регулярно принимала успокоительное, но затем вылила его в раковину и вновь вернулась к своим снам, однако с тех пор временами стала прикладываться к бутылке. Глубокой ночью она заснула на двуспальной кровати, завернувшись в два одеяла. По возвращении домой после визита к Эль Греко, Тони сам дал ей выпить крепкого виски и, пропустив мимо ушей заверения в том, что ей нужно побыть в одиночестве, лег рядом, лишь отстранившись на добрый десяток сантиметров. В такие моменты Гарнет совершенно переставала верить в то, что ее возлюбленный считался одним из самых жестоких бойцов Фальконе и принадлежал к лагерю «ветеранов». Для нее он был мужчиной, чья отеческая и в чем-то ироничная забота однажды переросла в заботу о женщине, принадлежавшей ему целиком и полностью. И все-таки она никогда не доверяла ему до конца. Гораздо уютнее ей было в компании сочувствующего доктора Лестера, который даже в чем-то напоминал Кеннета. А спустя шестнадцать дней Лестер узнал о том, что под него копают очень серьезные люди, и взял себе и своей семье билеты в Майами со слабой надеждой на обратный путь. И никто из них – ни доктор, ни сама Гарнет – так и не узнали о том, что причиной угрозы стала пожилая Кларетта Флауэр, обменявшая имя коронера на свою младшую внучку. 18 июня 1949 года Прохладный июньский вечер, мягкой поступью обходивший загородный дом Тони Бальзама, казалось, обещал лишь спокойный отдых и приятное времяпровождение вдали от работы. Гарнет рассеянным взором глядела на Роберта, с увлечением раскладывавшего кубики на полу в гостиной. Мелодия, тихо раздававшаяся из динамиков радио, создавала ненавязчивую иллюзию звукового наполнения комнаты и мыслей самой Гарнет. Это был вечер, которых было и не сосчитать в ее прежней жизни, и который теперь оказывался редкой возможностью побыть в уединении и уделить достаточное время сыну. Она целиком была поглощена мыслями именно о нем и не думала о Тони, которого рядом не было. Днем она лениво приняла предупреждение о том, что дела могут задержать его до глубокой ночи, и этого было достаточно. Настенные часы пробили восемь. Гарнет заставила Роберта плотно отужинать и вместе с ним вышла во двор, чтобы прогуляться. Полумрак только-только выглядывал издалека, выжидая время, чтобы покинуть свой укромный угол и, наконец, накрыть собой весь район. Роберт всегда менялся рядом с мамой. Когда он находился с отцом или посторонними людьми, то производил впечатление необыкновенно сдержанного и не по годам серьезного мальчика, но при Гарнет он мог быть самым настоящим ребенком и резвился, не скупясь на эмоции. Невинное сознание мальчика словно улавливало, кто из его окружения обладал наименее темной аурой. Однако Гарнет иногда казалось, что он просто знает все ее секреты – именно поэтому временами его взгляд был чересчур внимательным и будто осуждающим. Но даже если он и знал их, то непременно чувствовал, что за каждый свой поступок его мама терзалась больше, чем кто-либо другой. Вот и теперь он едва успев отойти от севшей на крыльцо Гарнет, вернулся обратно и, пытливо глядя ей в глаза, спросил тоненьким голоском: - Тебе грустно, мама? - Что ты, малыш, все замечательно. И всегда так, когда ты рядом со мной, - слегка улыбнулась Гарнет, хотя именно в эту минуту ее настроение действительно упало на несколько градусов. Она внезапно вспомнила о том, что сегодня Кеннету Флауэру исполнился бы сорок один год. Все прошлые годы она успешно забывала о днях рождения близких людей, словно окончательно распрощавшись с памятью обо всем, что происходило в первые семнадцать лет ее жизни. Однако она все еще не забывала навещать Маленькую Италию и периодически осведомляться о жизни тех, кто там оставался. Она несколько раз видела издалека Кларетту – постаревшую и всегда с озабоченным выражением лица. Но гораздо чаще она сталкивалась с Руби, хотя с того памятного дня, когда Гарнет подарила уличным музыкантам целый ворох долларовых купюр, она уже не подходила к ней настолько близко, чтобы сестра могла ее заметить. Она растерялась, когда Руби упала в обморок, и с тех пор соблюдала величайшую осторожность, как во благо душевного здоровья сестры, так и во благо собственной безопасности. С тех пор она не рисковала делать подарки даже на ее день рождения и, наконец, вовсе предпочла не вспоминать о подобных датах, связанных с семьей. Она успешно пропустила и тот день, когда отцу исполнилось сорок лет. Но в этот раз память ожила сама, тем самым подарив девушке новые болевые ощущения в груди. - Я больше не хочу гулять, - заявил Роберт, твердо упираясь ногами в землю. – Я хочу снова к кубикам, мама. Пойдем домой. - Нет, ты должен подышать свежим воздухом и побегать, это полезно для здоровья. А потом мы пойдем укладываться в кроватку. Я прочитаю тебе книжку, и ты ляжешь спать, так как скоро совсем стемнеет. Хорошо, Робби? - Нет, я не хочу бегать и книжку, я хочу кубики! Тон Роберта был даже не капризным, а безоговорочно-настойчивым. Твердая натура - весь в родителей, не могла не отметить про себя Гарнет, а вслух сказала: - Тогда мы сделаем вот как. Мы с тобой еще немного порезвимся во дворе, а потом вернемся в гостиную, и я разрешу тебе поиграть. Но потом ты ляжешь спать без всякой книжки, и даже не пытайся выпрашивать у меня историю на ночь. Всегда приходится выбирать, малыш. Всего не объять. Она словила себя на том, что слишком серьезно говорит с ребенком, которому еще не исполнилось и трех лет. Но он слушал ее и, более того, слушал с несвойственным его ровесникам вниманием. - Хорошо, мама! И он действительно услышал ее, так как еще десять минут порезвился на траве, а, зайдя в дом, вдоволь наигрался и, когда Гарнет уже неуклонно повела его наверх укладываться спать, даже не заикнулся о том, чтобы она прочитала ему книжку на ночь. - Вот и славно, - произнесла Гарнет, подоткнув голубое одеяльце, и наклонилась к Роберту, чтобы поцеловать его в лоб. - Спокойной ночи, малыш. - Спокойной ночи, мама. Он ухватился за ее руку. - Посиди со мной, пока я не усну. Пожалуйста. Гарнет кивнула. - Конечно, дорогой, посижу. Я здесь. Не бойся засыпать. Новый день всегда прибегает быстро, мы же с тобой знаем об этом, верно?***
В этот раз телефонный звонок нарушил тишину на первом этаже, чтобы вырвать девушку из невеселых воспоминаний о том, как в семье Флауэров раньше справляли дни рождения. Она как раз успела осознать, что свой последний день рождения в семейном кругу Кеннет Флауэр встретил в сорок первом. Ровно восемь лет назад. Затем – отбытие на континент и возвращение, за которым последовала трагическая развязка его судьбы. Гарнет на автомате подняла трубку и услышала на другом конце голос капореджиме семьи Фальконе и своего недавнего знакомого. - Ciao, bella! Это Рокко. Я не разбудил молодую мамочку? - В такое время спит только мой сын, - отмахнулась Гарнет. – Ты сразу поздоровался со мной, и это весьма подозрительно. - Шансы на то, что к телефону подошел бы Роберт, были крайне малы, - усмехнулся Рокки, явно довольный своей остротой, и добавил: - Я прекрасно знаю, где сейчас находится Тони, и, поверь, тебе не понравится то, что я мог бы рассказать. - Какое вопиющее нарушение мужской солидарности! Слушай… если честно, то это целиком и полностью его личное дело. - Я впервые слышу, чтобы женщине было все равно, где проводит вечера отец ее ребенка! - Ты позвонил для того, чтобы донести на своего коллегу? Как это неэтично, я ведь даже не член семьи, и такой поступок равносилен предательству! – не удержалась, наконец, Гарнет и, вздохнув, спросила: - А теперь серьезно. Что стряслось? - Почему я просто не мог воспользоваться возможность поговорить по телефону с красивой девушкой в отсутствие ее мужчины? - Куда ни шагни – всюду так и жаждешь нарушить законы семьи. «Никогда не смотрите на жён друзей!» - строго процитировала Гарнет. - Si, ma.. sono una piccola problema… Строго говоря, Антонио так и слывет в нашем узком кругу знатным холостяком, если только вы не решили скрыть от нас долгожданную свадьбу. - Ладно, здесь твоя взяла, - признала девушка и, помедлив, добавила: - Но я бы еще поспорила, кому больше повезло! - Согласен! Поэтому предлагаю тебе иногда пользоваться положением свободной женщины и, например, согласиться прямо сейчас приехать ко мне. Подожди возмущаться, лучше дослушай до конца. Помнишь, при первом знакомстве ты удивилась, как редко я появляюсь в компании? Если примешь мое приглашение и приедешь, то узнаешь, чем я занимаюсь по вечерам и заодно поможешь мне в кое-какой работе. - А если мне не понравится то, чем ты занимаешься по вечерам? - Этого ты никогда не узнаешь наверняка, если не согласишься. Ну же, bella, неужели тебе с твоими способностями не надоело сидеть взаперти? Не с кем оставить ребенка? Со мной проживает добрейшей души женщина и по совместительству моя экономка. К черту режим дня, пацан Тони с пеленок должен привыкать к суровой жизни родителей. «Как бы мне хотелось, чтобы Роберта никогда не коснулась жизнь его родителей», - со вздохом подумала Гарнет.***
В компании Рокко привлекал внимание одним из первых. Он был стилягой и даже щеголем. Особый вкус отразился на его внешнем виде в целом, начиная с тщательной укладки волос и заканчивая дорогими шейными платками, которые он менял с завидной регулярностью, словно модница, не выдерживающая участи два раза носить одно и то же платье. Щеголял он и аккуратно подстриженными темными усами. Казалось, даже его широкие брови над нависшими складками кожи, под которыми мерцали хищным блеском светло-зеленые глаза, кто-то слегка выщипал. Гарнет не могла не признать, что по части облика Рокко перещеголял даже известного своей элегантностью и стремлением к внешнему лоску Эдди Скарпу. Однако, пожалуй, это было единственным, в чем он обошел своего бывшего лучшего друга. Дружба двух гангстеров дала трещину с тех пор, как Эдди начал подниматься по служебной лестнице гораздо стремительнее, чем Рокко. Как подозревала Гарнет, их отношения особенно испортились в тот момент, когда Эдди получил в распоряжение территорию «Эдемского сада». А Рокко Матоллини за все это время так и не поднялся выше солдата и, похоже, окончательно закрепился в должности «мясника» семьи Фальконе. Однако он явно был не последним среди коллег, и с ним продолжали считаться. Встретив Гарнет на пороге, Рокко с присущим истинному итальянцу радушием обнял ее, словно старого друга, потрепал по макушке сонного Роберта и тут же отступил в сторону, представляя невысокую круглую женщину в скромном бежевом платье с оборками: - Гарнет, это Тереза. Она души не чает в карапузах и не прекращала радостно улыбаться с того момента, как я сообщил ей о гостях. Она будет счастлива провести время с Робертом. Что скажешь, парниша? – обратился он к Роберту. Мальчик повел головой в сторону пухленькой румяной экономки и, слегка оживившись при виде ее широкой улыбки, но не переставая зевать, кивнул. Гарнет осторожно передала его в руки экономки. - Mah, che carino bambino! – с умилением воскликнула Тереза, не сводя глаз с Роберта. Затем она еще в нескольких фразах на итальянском поблагодарила Гарнет и заверила ее в том, что они просто замечательно проведут время. Гарнет поняла ее в общих чертах и в конце дружелюбно произнесла: - Bene! Ti credo, signora. Grazie. Не скучай, Робби, я скоро вернусь. - Надеюсь, Роберта не испугает тот факт, что Тереза не говорит по-английски? Я совершенно не учел этот факт, когда приглашал тебя вместе с сыном. - Он знает несколько общих фраз, да и сам довольно понятливый мальчик, так что, думаю, они смогут найти общий язык, - убедительно сказала Гарнет. Они с Рокко прошли по коридору первого этажа его дома и затем свернули налево, где тот предложил начать спуск в подвал. – Я чрезвычайно удивлена тому, что так легко доверилась человеку, которого вижу второй или третий раз в жизни! - Но ведь мы же одна семья, bella. Знаешь, есть такая заповедь, не в нашем узком кругу, но общечеловеческая: «Возлюби ближнего своего». Глядя на тебя, мне хочется несколько перефразировать и провозгласить: «Возлюби любовницу ближнего своего!» Меня удерживает от негодования за твою жизнь лишь та мысль, что замужество куда сильнее ограничило бы тебя в правах и возможностях выбираться в свет. Думаю, в этом случае тебе уже не удалось бы получать даже редкие заказы от босса. Хотя, мне что-то подсказывает, что и они тебя не устраивают в полной мере. - С чего ты взял? Думаешь, мне хочется чего-то другого? Гарнет, прищурившись, искоса взглянула на него. - Все дело в твоем таланте, душечка, и я сейчас говорю куда серьезнее, чем ты могла бы себе представить. Я краем уха слышал твою историю и могу поклясться, что в будущем ты могла бы сравняться с Карлой Джеральдин. Жаль, что многие считают ее историю лишь городской байкой, в том числе и наш с тобой современный продвинутый босс. - Но ведь Карла Джеральдин – это сказка, которую выдумали суфражистки в годы Первой мировой. Слухи, зародившиеся в итальянской общине, дошли до одной журналистки центрального еженедельника, и она раздула сплетни до уровня межнационального и полового скандала. От приписанных ей преступлений волосы встают дыбом и сейчас, - подняв брови, отозвалась Гарнет. - А что если я скажу тебе, что в узких кругах Карлу знали прекрасно даже в лицо и, более того, широко известен факт, что в начале становления семей Моретти и Винчи она неоднократно вставляла палки в колеса обеим? Рокко зловеще ухмыльнулся. Гарнет в ответ лишь фыркнула. - Женская версия Капитана Америки? - Только, в отличие от оного, Джеральдин была очень плохой девочкой, - не реагируя на сарказм, заметил Рокко. - Но у них столько общего! Созданы во имя пропаганды, обладали суперспособностями и в конце концов таинственно исчезли, оставив людям лишь память о себе. Рокко остановился перед запертой на щеколду дверью в глубине подвала и, положив левую ладонь на дверную ручку, приложил к губам указательный палец правой руки. - Тсс, душечка. Поговорим о Карле попозже. Если ты будешь хорошей девочкой и поможешь мне кое в чем, я расскажу тебе то, чего не прознала ни одна газета в Эмпайр-Бэй и о чем ты обязательно должна знать, если не веришь в то, что достойна большего. Натолкнувшись на непроницаемый взгляд Гарнет, он лишь хмыкнул и повернулся к двери, потянув щеколду на себя. Помещение, скрывавшееся за этой дверью, оказалось самым настоящим рабочим местом «мясника» Фальконе. Выложенный плиткой пол был покрыт пылью; в некоторых местах плитка потрескалась, но все еще стойко отзывалась на тяжелый шаг Рокко и совсем не обращала внимания на легкие шаги Гарнет. Вдоль стен, прикрученные к ним болтами, устроились широкие деревянные столы, а пространство в центре помещения оказалось занавешено закрепленными на веревках, словно свежее белье, тепличными пленками, на внутренней поверхности которых виднелись темные разводы. Приглядевшись еще внимательнее, Гарнет заметила за занавесками тень человека, казалось бы, в расслабленном положении сидевшего на стуле. Мгновенно сориентировавшись в ситуации, она обернулась к Рокко и спросила: - Он мертв? - Нет, в нем еще теплится жизнь. Так быстро этот тип у меня не откинется, несмотря на все пожелания Карло. К счастью, босс не узнает о моей небольшой вольности, если только, - он выразительно посмотрел на девушку, - ты не решишь ему рассказать о том, что я сделал. - Именно поэтому ты сегодня решил пропустить вечеринку в борделе, на которую отправился даже Тони? – уголки ее губ насмешливо дрогнули. - Я и в будни редко туда наведываюсь, как ты, возможно, могла заметить раньше. - Да, я заметила, - Гарнет решила вслух не произносить свои мысли по поводу натянутых отношений Рокко с управляющим «Эдемского сада». – Мне кажется, у тебя были весомые причины ослушаться прямого приказа Карло и не разделать несчастного на месте. Рокко благосклонно улыбнулся. - Я рад, что мы пока понимаем друг друга с полуслова. Человек за ширмой пытался выйти из семьи, но у него это предсказуемо не вышло. Кроме того, босс узнал о причинах столь дерзкого поступка и решил, что пули в голову будет мало. Я должен был оглушить его, немного попытать и затем сжечь все улики на медленном огне. Как думаешь, почему босс оказался так жесток к простому предателю? Тебе ведь доводилось иметь дело с такими, насколько я знаю. - И обычно благодаря мне они умирали быстро, - закончила за него Гарнет. – Ты прав, здесь что-то нечисто. - Вот и мне так кажется. Но пока что сам парень отчаянно не хочет признаваться в своих грешках, несмотря на то, что я уже начал его обрабатывать. Впрочем, взгляни сама, если не боишься. Гарнет закатила глаза и, подойдя ближе, откинула ширму и вошла внутрь. Витавшие вокруг жертвы запахи вызвали у нее куда большее отвращение, чем вид кровавых обрубков на левой руке и багровые отеки на его лице и вокруг шеи. Запах крови перемешался с обильным запахом пота, мочи и, как ни странно, тухлого мяса. - Я удивлен, что такой ссыкун до сих пор не раскололся. Он ведь обделался после первого же пальца, который я у него отрезал. Кстати, это может тебе пригодиться, если ты не хочешь запачкать платьице. Рокко протянул ей широкий полотняный халат, а сам ловко повязал фартук, покрытый бледно-розовыми следами, которым уже не суждено было вывестись с ткани. - Ну что, ты готова помочь мне и в случае успеха засвидетельствовать все, что он скажет? - У меня только один вопрос: где ты собираешься представить эти свидетельства? – серьезно обратилась к нему Гарнет, набрасывая халат на плечи. - Сначала их добудем, а план дальнейших действий составим потом. Ты ведь понимаешь, что после всего этого станешь моей соучастницей и немного, так сказать, переступишь дорогу боссу? Гарнет посмотрела на него так, будто он сообщил ей самую очевидную новость в мире. - Ты и так догадался, что я с некоторых пор ужасно мечтаю это сделать, иначе не согласилась бы даже приехать сюда.***
Жертва пришла в себя после того, как Рокко сунул ему под нос тряпку, обильно смоченную источником резкого химического запаха, а затем ударил ему прямо в пах. - Хорош отдыхать, скотина! Отдохнешь, когда мы с тобой обо все окончательно поговорим, ты понял, мразь? Мужчина на стуле издал стон, затем громко закашлялся, словно пытаясь таким образом отвлечься от нечеловеческой боли, которую он испытывал, и под конец с усилием поднял голову и негромко произнес: - Можешь хоть хер мне отрезать, я не скажу ни слова. Понял меня, пидрила? Заметив Гарнет, стоявшую рядом с Рокко, он осекся и снова закашлялся, затем часто заморгал, словно не веря в увиденное. - А это еще что такое? Нахрена ты сюда девицу приволок? Может, хочешь еще ее сиськами меня переубедить? - Ее сиськи не про тебя, жалкий мудозвон, - осклабившись, сказал Рокко. - А как тебе такой способ переубеждения? Не стерпев, Гарнет выхватила свой пистолет и направила дуло прямо в голову истязаемого. Глаза того округлялись все сильнее по мере того, как пистолет приближался к его виску. - Это о-она? Рокко оказался более чем доволен его реакцией. - Да, это один из секретов Карло, о котором знают лишь немногие. Мне и то удалось узнать его лишь по счастливой случайности. А ты, видно, и вовсе незнаком с мисс… - Уиллфул, - подсказала девушка. - Верно, с Гарнет Уиллфул, - Рокки сделал шаг назад, будто выдвинув Гарнет на переднюю часть импровизированной сцены. – Возможно, в череде известной тебе информации найдутся и слухи о юной «Карле Джеральдин», новой карающей длани босса? Истязаемый слегка наклонил голову и даже на несколько секунд задумался, но затем снова вызывающе взглянул на Рокко и Гарнет по очереди и проговорил: - Мне срать на эту карающую длань и ее подвиги, но если ты решил, что это способ… Над его ухом раздалось грозное щелканье. - НЕТ, ебаная ты сука!!! Я не собираюсь умирать от руки бабы, ясно?! Я не шавка, которую бросают под каблук! Я не собираюсь!.. Гарнет едва не расхохоталась, когда до нее дошел весь комизм ситуации. Она понятия не имела, рассчитывал ли Рокко именно на такую реакцию, но ее подкупила проницательность, с которой он, вовремя отставив в сторону инструменты, вызвал ее, «мисс Уиллфул», на помощь. Она ударила истязаемого в висок пистолетом. Рокко продолжал: - А ведь все так прекрасно начиналось! Я сказал, что не собираюсь убивать тебя, как того желает босс. Я действительно хотел помочь… - О нет. Я не жилец, что ясно любому, даже этой шалаве, - мужчина стиснул зубы. – Но и помогать тебе я не хочу. Ты никогда мне не нравился, Рокки. Увы! - Значит, «ебаная сука» все-таки тебя пристрелит, - подала голос Гарнет. Мужчина дернулся и скрипнул зубами так, что едва не раскрошил их. - А вы двое-таки спелись. Охуенная банда предателей Фальконе. Далеко пойдете, если только раньше не напорете свои бошки на чужие стволы. Вот только у одного яйца маловаты, а у другой их и вовсе нет. Что же вы сделаете с выпытанной инфой? Отправитесь к копам или попытаетесь грохнуть босса? Рокко притворно вздохнул. - Как жаль, что тебе уже не суждено будет этого узнать. - Если у вас ничего не получится, желаю вам сгореть по кускам в той же самой печи, куда ты, Рокки, скидываешь все свои отходы, - злобно произнес истязаемый.***
Что Рокко Матоллини мог рассказать о Карле Джеральдин? Все то, что он услышал от дяди – бывшего головореза – когда тот напивался и приставал к юному еще племяннику с рассказами о своей жизни. Дядюшка «повидал многое», и в числе этого самого «многого» была преступница, чей образ сложился из многочисленных баек и сплетен, неведомым образом просочившихся даже, казалось, с того света от жертв Карлы. И, как ни странно, этот дядюшка знал о Карле больше, чем самые заклятые ее враги. Достопочтенный дон Фрэнк Винчи и упокоившийся в тридцатые годы Томазо Моретти, босс правившей в прошлом криминальной семьи, никогда не знали легенду в лицо, и им оставалось лишь досадовать о том, как была недосягаема для них «какая-то женщина». Они и не подозревали о том, что создали Карлу собственными руками. Если бы консильери семьи Винчи, Лео Галанте, узнал о том, что имеет самое непосредственное отношение к появлению Карлы, он бы, мягко говоря, очень сильно удивился.***
Придя в чувство на больничной койке, Кларетта не сразу обнаружила сидящего напротив джентльмена, крепко сжавшего ее руку и рассеянно глядевшего по сторонам. Чуть больше времени потребовалось на то, чтобы вспомнить, как его зовут. Барни Флауэр. Кларетта решилась подать голос и сразу же робко вжалась в койку, словно чего-то опасаясь. Постепенно возвращались воспоминания о ее возвращении с работы и разговоре с мистером Флауэром, а затем о последующем головокружении, окончившемся потерей сознания. Она чувствовала, что присутствие Барни было призвано в чем-то поддержать ее, возможно, даже утешить. Кларетта вспомнила, как он забавно предлагал ей взять перерыв в работе и позаботиться о собственном здоровье. - Вы пробудились, - Барни заметно ожил и сжал ее руку еще сильнее. Он смотрел на Кларетту с беспокойством. – Как себя чувствуете? Девушка неопределенно моргнула. - Я остался здесь лишь затем, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. И, конечно, мы должны вызвать кого-нибудь из ваших родных или… - Барни замялся. На его лице заиграли мелкие морщинки. – Вашего жениха. - Моего жениха? - Простите за то, что пытался флиртовать прямо на улице. Я ведь не знал, что… - он помолчал еще немного. – Вы беременны. Кларетта тоже не знала об этом, но приняла новость с глубочайшим спокойствием. Все равно уже поздно рвать и метать, подумала она. - Нет, простите меня за то, что сразу не сказала вам, кто я такая, мистер Флауэр. Если бы вы знали об этом, то уж точно не дожидались, пока я проснусь, и исчезли навсегда. Я – падшая женщина. У меня нет жениха. Все было скоропалительно и случайно… Я не хотела, чтобы так вышло. Ведь вы на самом деле уже давно мне нравитесь. Во взгляде Барни зажглось что-то неясно-странное. - Вы тоже давно питаете ко мне симпатию? Каким же слепцом я был! Возможно, если бы я знал раньше, все могло быть по-другому. Но теперь… не бойтесь моего осуждения. Ведь его не будет! – торжественно сказал он. – Я догадываюсь о том, как сложно расти в итальянском гетто. Ведь многих ваших девочек насилуют еще совсем в юном возрасте. Пусть вы из хорошей семьи, что я знаю наверняка… но и вам пришлось несладко. На самом деле вы и не хотели иметь ничего общего с этим... мужчиной. - Хм… возможно, у меня и правда не было выбора, - неопределенно проговорила Кларетта, с полузакрытыми глазами вспоминая ту ночь, когда Лео с таким ликованием добился вожделенной «принцессы». - Ребенок в этом уж точно не виноват. Если он будет хотя бы вполовину так же очарователен, как вы, я готов дать ему свое имя. И я просто уверен в том, что он будет прекрасен. Несколько лет спустя Кларетта будет рассказывать сыну о том, что вышла замуж за его отца в один прекрасный ноябрьский день, когда на улицах было непривычно тепло для зимы и город был красив настолько, насколько блистала красотой элегантная поздняя осень. Так же думали и соседи Кларетты, но ее родители, она сама и Барни знали о том, что на самом деле влюбленные обвенчались после Рождества. Знала об этом и жена Барни Флауэра, которая, услышав об измене мужа, приложила все усилия, чтобы ускорить развод.***
- А каким был дедушка? Раньше Руби задавала этот вопрос постоянно, словно не могла утолить свое любопытство одним рассказом. Тогда Кларетта усаживала ее на колени и терпеливо описывала внешность Барни и его характер, в подробностях припоминая все те месяцы, что им удалось провести вместе. Ее рассказы Руби всегда слушала затаив дыхание и в конце непременно спрашивала: - И все-таки… как дедушка исчез? Ее словно не удовлетворял один и тот же ответ, который заученным тоном давала ей бабушка. - Он пропал без вести, крошка. Но мы никогда не забудем его верно? Никто уже никогда не узнает о том, что случилось с нашим дедушкой, но просто представь, что он сейчас где-то далеко-далеко и думает только о нас. Я в этом уверена. Когда Руби исполнилось одиннадцать, она услышала долгожданную правду. - Он погиб, милая. Твой дедушка был очень хорошим человеком и никогда бы не сделал плохо кому-то другому, но те люди, к сожалению, были не такими. - А какие – «те»? - Плохие, Руби, очень плохие, - вздыхала Кларетта и бросала отрешенный взгляд в сторону окна. Барни, ее возлюбленный и муж, приемный отец ее сына, отказавшийся ради нее от прежней жизни, пал случайной жертвой нарастающих в городе криминальных разборок, связанных со становлением невиданной доселе властной группировки под предводительством Фрэнка Винчи и его лучшего друга Лео Галанте, по совместительству бывшего любовника Кларетты. Несколько месяцев ее поддерживали родители, но, когда по очереди умерли и они, внутри Кларетты что-то окончательно сломалось. На дворе стоял 1909 год, у женщин все еще было мало прав, и ей оставался лишь один путь. При мысли о нем мысли Кларетты вскипали от негодования. Теперь она была одна, но она должна была продолжать бороться ради Кеннета. И он не должен был, став взрослым, устыдиться своей матери. Первым ее шагом стала продажа родительских апартаментов и переселение в недавно отстроенный дом, расположенный на границе с самой бедной улицей Маленькой Италии. Вырученных денег хватило на много месяцев скромной жизни. Все это время совсем еще юная Кларетта Флауэр училась всем тем вещам, которые помогли бы ей выжить даже в самых опасных ситуациях. Она каждый день молилась за своих родителей. Их стремление воспитать в дочери бойцовский дух и умение постоять за себя, а также уроки стрельбы из пистолета помогли ей стать той, кем в последующие десятилетия продолжали пугать всех своенравных девушек и начинающих бандитов. Кто бы что ни говорил, но Карла Джеральдин навсегда осталась в памяти итальянской половины Эмпайр-Бэй и хрониках городской полиции.***
- Что скажешь теперь? – произнес Рокко, вытирая руки об фартук. Мужчина на стуле сидел, запрокинув голову назад, и уже не дышал. - Скажу, что Фальконе за все свои дела заслуживает только смерти. Но не пышного убийства, о нет. Он должен сдохнуть, как крыса. - Путь к исполнению твоего желания может быть долгим и непростым. Ты же понимаешь, что босса так просто не заманить в угол, да и с убийством одного лишь Карло мало что изменится. За ним стоит туча жадных и бесстыдных ублюдков – я готов дать голову на отсечение, что среди них и Эдди, и Мик, и Панини, и, что вероятно, Тони, - Рокко прожег Гарнет взглядом. - Я уже не говорю о многочисленных пешках и информаторах. Ты готова объявить им всем войну? При мысли о том, что Тони неизбежно станет ее противником на пути к свержению Фальконе, девушка помрачнела. Если только он действительно знает обо всей подноготной и даже принимает в этом участие… То она и Роберт лучше бы никогда не переступали порог их дома снова. В глубине души она надеялась на то, что чертовому Тони Бальзаму существовало какое-то оправдание. Но если она убедится в обратном, то нажмет на спусковой крючок без всяких сожалений. «Лучше никакого отца, чем тот, что участвует в становлении наркобизнеса и торговле людьми». - Прежде я хотела бы обговорить условия нашего с тобой сотрудничества. Я прекрасно понимаю, что для тебя дело не только, а может, и не столько в грязных делишках Карло. Ты более расчетлив, но вместе с тем и амбициозен, что влечет неудовлетворение нынешним положением в семье. Но он не доверяет тебе в полной мере и не хочет, чтобы ты получил свою долю в его теневом бизнесе. Это означает, что в ближайшие годы шанс твоего карьерного продвижения крайне мал. Но если ты возглавишь банду предателей Фальконе и добьешься успеха, то, вполне вероятно, сам сможешь стать боссом новой семьи либо создать свою группировку с нуля. Что же перепадет в случае успеха мне? Скорее всего, я потеряю единственного человека, в свое время протянувшего мне руку помощи, и окажусь в гораздо более шатком положении, чем сейчас. Рокко понимающе кивнул. - Твое беспокойство понятно. Также понятна логика твоих рассуждений, и она мне нравится. Это означает, что ты понимаешь ситуацию и хочешь владеть ей таким образом, чтобы не навредить себе своими же действиями. Что я могу предложить тебе? Для начала поверь, что для меня все же существуют кое-какие понятия о чести, особенно о мужской чести по отношению к женщине. Кроме того, ты безусловно симпатична мне. Я ведь уже говорил о Карле Джеральдин, да? С каждой минутой ты все больше напоминаешь мне ее. И я буду счастлив, если по окончании переворота ты вступишь в мою команду и станешь моим партнером и тайным оружием. К моему сожалению, ты можешь и отказаться от этого предложения, поскольку никогда не была связана с криминальной семьей по-настоящему. В любом случае ты обретешь свободу и сможешь стать кем угодно. Я вижу, что ты мечтаешь об этом с самого первого дня знакомства с Карло. Этот ебучий лицемер считает себя представителем «нового поколения» и наверняка думает, что оказал тебе честь своим вниманием. Пора отблагодарить его так, как он этого заслуживает. - Действительно, - согласилась, в свою очередь, Гарнет. – Впрочем, на сегодня наша работа закончена. Могу я стрельнуть у новоиспеченного союзника сигаретку? - Prego, bella, хоть полпачки, только когда поднимемся в дом. В этом помещении курить запрещено. Не люблю, когда на рабочем месте задымлено, да и мясу приятный запах не прибавится. - Мясу? – подняла брови Гарнет, заметив, как Рокко лукаво усмехнулся вслед ее реакции. – Скажи еще, что прозвище «мясник» тебе дали… - Недаром. Впрочем, практически никто не знает о том, что у него есть такой подтекст. Просто, знаешь ли, я не люблю выбрасывать ценные ресурсы на ветер, и периодически продаю лучшие вырезки магазинам. О, не бойся, я думаю, тебе вряд ли доводилось пробовать на вкус хотя бы одного из этих бедняг. Столь дорогое мясо преподносят лишь в самых дорогих ресторанах и чаще всего исключительным людям, в число которых входит и босс. И в этот раз я сделаю все, чтобы наш с тобой знакомый попал на стол именно Фальконе. Гарнет тактично промолчала, раздумывая о том, как бы не хотела оказаться в числе его врагов. Она ввязалась в опасную авантюру, но в данный момент это был единственный путь «из тьмы к свету», к избавлению от хищника, пусть и рука об руку с жестоким дровосеком.* 24 декабря 1949 года Если ты всецело предан своей мечте и движешься прямой дорогой, осуществляя ее заветы, то рано или поздно она воплотится в жизнь и сядет рядышком с тобой, подобно новообретенному другу, чтобы хлопнуть по плечу и окончательно заверить: «Ты достиг всего этого, приятель, поздравляю. Однако… не думай, что я буду вечным твоим спутником. Поэтому наслаждайся здесь и сейчас, раздувай меня, словно пламя в печи, и я постараюсь остаться с тобой как можно дольше». Для Альфреда исполненная мечта была не просто другом, а настоящей любовницей. Он вложил в свое небольшое заведение все, что у него было, и один раз даже поддался соблазну легких денег в обмен на свое достоинство. Но внутренне он всецело уверял себя в том, что обошелся малыми жертвами. Самое главное, он не запятнал себя теми делами, за которые с детства ненавидел людей в черных шляпах и элегантных дорогих костюмах, считавших, что имеют право безнаказанно ворваться в любой дом, принадлежавший бедному итальянскому иммигранту. Альфред станет другим человеком. Он точно сумеет создать маленький оплот культуры и отдыха в родном районе и обеспечит своих нищих земляков кружкой горячего обеда по средам и воскресеньям. И со временем обзаведется полноценной семьей – скромной прилежной женой и тремя детишками, одна из них - обязательно маленькая яркоглазая девочка. Мать и братья тоже поселятся в его доме и ни в чем не будут нуждаться. А его лучшая подруга, которой он восхищался с самого первого дня их знакомства, станет любимицей публики и со временем сможет сделать достойную певческую карьеру. Может быть, она даже уедет в Голливуд. А чем Руби Флауэр не достойная претендентка на судьбу новой американской Золушки? Так размышлял Альфредо Марино, расположившись за новехонькой барной стойкой, качественно прикрепленной к отремонтированному полу и свежевыкрашенным стенам. Менее чем за год им мало-мальски удалось привести заброшенное помещение в порядок, пусть ему все еще и было далеко до идеального образа, созданного воображением Альфреда – того самого, что он описывал Руби. Стены, скрывавшие соседние комнаты, действительно были выломаны, расширив рабочее пространство, и оставался лишь один небольшой вход в подвал. Сцена для выступлений пока что была на стадии сколоченного из досок постамента. Роскошную люстру временно заменяла одинокая лампочка, свисавшая с потолка, словно бледный гриб. Но обстановку оживляли расставленные по углам стулья и столы, от которых разносился терпкий древесный запах новой мебели. Оживляли вид помещения и разбросанные по углам музыкальные инструменты. Гитара Альфреда, которую он ни за что не согласился бы сменить на новую, стояла у входа в подвал. Неподалеку поблескивала барабанная установка, а слева от нее, вплотную прислоненное к стене, разместилось старенькое пианино, за которым сидела Руби. Девушка робко наигрывала аккорды и так же тихо мычала себе под нос. Нельзя было не признать, что владельцы этого места изменились не меньше, чем оно само. За несколько лет Альфред превратился из долговязого сухощавого паренька в статного двадцатилетнего юношу с развитыми чувствами и уверенностью в своих желаниях. Вместе с ним повзрослела и единственная живая душа, которой он поверял все свои секреты и мечтания. Теперь Кеннет Флауэр с трудом узнал бы в своей обожаемой крошке прежнюю Руби, когда-то торжественно клявшуюся в том, что она никогда не повзрослеет. События последних четырех с половиной лет заставили ее повзрослеть слишком стремительно. В свои шестнадцать лет она казалась ровесницей своего друга и уж точно не уступала ему в развитии. Решив помочь Альфреду, она не отказалась от других планов на жизнь и продолжила учебу в колледже. К тому времени, как она получит диплом, их заведение наконец-то будет готово открыть двери для посетителей. - Я займусь люстрой сразу же после рождественских каникул, - подал голос Альфредо, разбавляя застоявшееся в воздухе молчание. – Тогда же рабочие достроят сцену и площадку. Останется внести какое-какие правки, и к весне, я думаю, можно будет открываться. - Конечно, - отвлеченно подтвердила Руби, продолжая с сосредоточением разбирать игру на клавишах. – Я понимаю, насколько тебе уже не терпится управлять этим местом. Мне же не терпится вновь выступать на публике, пусть пока это кажется невыносимо страшным. - Брось, мы же пели на улицах и выдержали критику самых суровых ценителей музыки – прохожих и других попрошаек. Альфредо рассмеялся вслед своим словам. - Это другое. Как тебе объяснить… На улице я всегда чувствовала себя частью толпы, кроме того, ты и мальчики всегда были надежной опорой, и часто я просто пела тише, стараясь слиться с вашей игрой на инструментах, - увлекшись воспоминаниями, Руби отодвинулась от пианино и целиком обратила взор на собеседника. - Да, ты скромно полагала, что моя старая гитара звучит лучше твоего юного божественного голоса, - не преминул отозваться Альфред. - Твои комплименты уже давно перестали вгонять меня в краску. …Слушай, мы ведь с тобой почти забыли о том, что сегодня уже Рождество. Руби схватилась за голову и растерянно взглянула на друга. - Я не забыл. Ждал, когда ты вспомнишь, - улыбнулся Альфред. – И спрятал все подарки дома, так что, если ты захочешь получить свой, тебе придется навестить мою семью и поздравить их с Рождеством. - Но у меня нет подарков для них. До Альфреда донесся печальный вздох. - Как и для бабушки. Я так устала от учебы в колледже и нашей с тобой работы над заведением, что совершенно потерялась во времени. Не удивилась бы, пройди мимо меня новый год. И я теперь так редко бываю дома, что до меня то и дело доносятся ее упреки. Кларетта считает, будто я ее собственность. Да, больше у нее никого не осталось, но я же в этом не виновата! Я хочу жить той жизнью, которая позволит мне почувствовать себя полноценной и, хотя бы на минуту, забыть о том, что я лишилась почти всех близких и дорогих мне людей. И, знаешь, что самое странное? С каждым годом ее пренебрежение к моему личному пространству только возрастает. Раньше я даже чувствовала себя свободнее. Помнишь наши с тобой… вылазки? Она даже не беспокоилась, куда я так часто отлучаюсь. А теперь она одобряет лишь мою учебу в колледже, всегда подчеркивая при этом, что остальные занятия мне ни к чему. Она осуждает меня за то, что я так часто посещаю Ред Черч. Не поощряет мои занятия музыкой, а однажды вяло пошутила, что публика на Бродвее менее благодарна, чем в церкви. Альфред вышел из-за стойки, всем своим видом демонстрируя решительный настрой. Он строго посмотрел на Руби и сказал: - Идем со мной. Прямо сейчас. Мы найдем в какой-нибудь праздничной лавочке подарок для Кларетты. В этом нет ничего страшного, многие даже за елками бегают в последний день. А что касается твоих с ней отношений… Мне кажется, ты сама уже все для себя решила, а теперь лишь пытаешься как-то оправдаться. Мне не нужно дальнейших объяснений. Мне нужен независимый и самодостаточный партнер, стремящийся к намеченной цели без всяких «но». - Как и ты сам, - ее губы тронула легкая улыбка. – Прости, я постараюсь больше не складывать на тебя свои проблемы, а тотчас решать их. Ты прав, я уже обо всем подумала. Осталось лишь осуществить это. И без подарка здесь ни за что не обойтись. Стук резко захлопнувшейся крышки пианино окончательно подвел черту под ее словами и намерениями.***
Торговцы, разложившие игрушки и сувениры под открытым небом, сметали с прилавков груды свежевыпавшего снега. Метель закончилась несколько минут назад, и вместе с ней вновь ожили улицы, а гирлянды, мигавшие у входов в магазины и забегаловки, снова ярко заулыбались, словно заново обрели потерянную во время снегопада способность дышать. У одного из таких торговцев Руби выбрала подарок для Кларетты – украшенный стеклянными леденцами и искусственными веточками омелы фотоальбом. На немой вопрос Альфреда она лаконично ответила: - Это для фотокарточек, спрятанных по тумбочкам в квартире. Попрощавшись с другом у перекрестка, она крепче прижала к груди подарок и стремительно перепорхнула дорогу, преодолела давно ставший привычный подъем к дому и, замирая от волнения, вошла в подъезд. Каждый шаг, приближавший ее к дому, усиливал страх, но она знала, что должна была сказать Кларетте о своем решении именно сегодня.***
Одна из тех фотокарточек, о которых упомянула Руби, теперь лежала на ладони Кларетты и вновь воскрешала воспоминания давних лет. И эта карточка была спрятана далеко не в тумбочке. Кларетта всегда хорошо умела не только скрываться, но и скрывать. Те воспоминания, о которых не должна была знать ни одна живая душа, хранились в особом месте, недоступном ни одному члену семьи Флауэр. Когда Кеннет был совсем еще маленьким и они только переехали в этот дом, Кларетта сделала в квартире тайник, в котором и по сей день хранила особо важные для нее вещи. Здесь был даже ее первый револьвер, который когда-то подарили родители. Было и оружие, которое в свое время безуспешно разыскивали как бандиты, так и стражи закона. И револьвер, и оружие Кларетта старательно чистила, не давая им прийти в негодность. В тайнике также хранились несколько снимков Кларетты в молодости и вместе с ними множество газетных вырезок, содержавших материалы и сплетни об одной из самых таинственных личностей в Эмпайр-Бэй начала века – Карле Джеральдин. Звонок в дверь застал пожилую женщину врасплох. Она высыпала фотографии обратно в тайник, быстрым движением его закрыла и поднялась, чтобы встретить внучку. Опасаться других гостей она перестала спустя десять лет после того, как покончила со своей тайной жизнью. - Это чудо, что сегодня ты явилась так рано, - Кларетта не упустила возможности поддеть внучку. Привычная реакция, не более того, но Руби всегда вскипала, когда с ней начинали так разговаривать. - Чудеса случаются в Рождество, бабуль. С праздником, - девушка не глядя вручила ей подарок и принялась снимать зимнее пальто и рыжую меховую шапку. - А не рано ли раздавать подарки? Еще далеко до полуночи. Даже индейка в духовке совсем сырая. - Можешь распечатать позже – твое право. Бросив мимолетный взгляд на мужскую шляпу, неизменно висевшую возле зеркала, Руби сразу отвернулась и прошла по коридору в гостиную. Комната выглядела так же, как и в другие дни – блеклой, серой и полупустой, словно кто-то сделал тщательную уборку и выполол половину вещей. Даже худая ель, пристроившаяся у окна, будучи обернутой в старые облезлые гирлянды, скорее производила угнетающее впечатление, чем навевала праздничное настроение. - Добавим немного праздничной атмосферы, - объявила Руби, потянувшись к радиоприемнику. Не прошло и минуты, как гостиную заполнил теплый баритон Вона Монро: Oh the weather outside is frightful But the fire is so delightful Since we've no place to go Let it snow, let it snow, let it snow До полуночи они почти не разговаривали. Руби помогла Кларетте накрыть маленький раскладной столик, который большую часть года пылился в углу гостиной. Любая будничная трапеза в семье Флауэров раньше выглядела лучше, чем праздничный стол для них двоих теперь. Пусть на столе важно восседала индейка и кокетливо посматривали по сторонам политые глазурью рождественские кексы, взгляд на них не вселял в Руби ощущение праздника. И так происходило из года в год. Но, как бы там ни было, за столом она всегда молилась горячее и сильнее, чем Кларетта. В первое рождество без родителей и Эмили единственным желанием Руби, обращенным к Господу, было воскресить всю семью, чтобы в доме вновь воцарились мир и любовь. Но она быстро повзрослела и поняла, что просить подобное у бога было бесполезно. Когда пробило двенадцать часов, Руби бесцветным голосом сообщила об этом Кларетте, словно намекая на то, что она до сих пор не распаковала подарок. Та поняла намек с полуслова и принялась распечатывать лежавший возле нее сверток. - Альбом? Это очень мило, Руби. И что же мне в нем хранить? - Все фотографии, которые беспризорно лежат в ящиках по дому. А со временем ты сможешь складывать туда остальные, что я буду тебе присылать. - И это ты говоришь так, будто уже завтра уезжаешь, хех. - Ты недалека от истины. Я собиралась сказать тебе об этом позже, но раз мы начали сейчас… Взгляд Кларетты окаменел. - Что ж, мы наконец-то пришли к этому разговору, да? Не успела ты окончить колледж и отпраздновать дома свое шестнадцатое Рождество… - Семнадцатое, - поправила Руби. - Ах значит, это существенная деталь, которая дает право целиком распоряжаться своей жизнью! – воскликнула Кларетта, ударив кулаком по столу. - Нет, ты не права. Я ведь всего лишь переезжаю в папину квартиру. Ты всегда говорила, что она моя, поэтому не трогала ее. И я всегда была благодарна за то, что ты не продала ее. Особенно благодарна сейчас. Поверь, я много думала над этим и решила, что пора пришла. Ты все равно не сможешь защитить меня в случае опасностей, так почему мне не начать становиться сильной уже сейчас? - А еще я не вечная и когда-нибудь оставлю тебя в гордом одиночестве. Да, это действительно не так. Но я гораздо крепче, чем ты думаешь. И пока я жива, ты никогда не свяжешься с дурной компанией. Могу тебя заверить, я не уйду в мир иной, пока не провожу тебя до алтаря, - глаза Кларетты яростно сверкнули. - Я не собираюсь замуж в ближайшие годы! – с возмущением в голосе воскликнула Руби. – И поверь, я не собираюсь связываться с «дурной компанией». Я не… - она замолкла на полуслове, ошарашенная внезапным воспоминанием об Эмили. Не могло быть сомнений в том, что Кларетта видит в ее желании обрести собственный путь простое стремление повторить судьбу Эмили. Но ведь это не так. - Откуда я знаю, что твои прихоти не заведут тебя дальше? Может, завтра ты и вовсе соберешься уехать в Нью-Йорк за своей жалкой мечтой о театральных подмостках? Руби отставила в сторону приборы и убедительным тоном начала: - Я никогда не мечтала стать актрисой, и мне никогда не снился Нью-Йорк с его неоновыми вывесками и множеством соблазнов. Но я очень хочу заниматься делом, которое мне действительно по душе, и приносить этим какую-то пользу. И еще… я хочу попробовать пожить отдельно. - Лишь бы подальше от меня, да? – заключила Кларетта. - Не вдали от тебя, нет! Но вдали от напоминаний о том, что здесь когда-то обедала и ужинала большая дружная семья. Ладно, не совсем дружная… но мы ведь пережили военные годы и справились со всеми трудностями, когда папы не было рядом. А помнишь, как нас сплотила общая радость, когда он вернулся! И как все развалилось в одночасье, когда он умер. Мы потеряли… я потеряла Эмили. А затем навсегда ушла мама. И эти воспоминания преследуют меня здесь постоянно. В фотографиях, во всех вещах, которые есть в этой квартире. Ты ведь решила, что папина шляпа – лучшее украшение прихожей, а его военная форма непременно должна храниться в гардеробе на вешалке, чистая и выглаженная. Но вместе с тем ты запрятала вещи мамы и Эмили, и это порой причиняет даже большую боль, на фоне аккуратно разложенных папиных вещей. Ты не выносишь слабость и подлость, поэтому презираешь эти качества, неожиданно находя их в людях, которые когда-то были тебе дороги. Мне нет места в этом храме горькой памяти. Прости меня, но… я в любом случае переезжаю в квартиру в Вест-Сайде. Не беспокойся, я буду навещать тебя, и ты всегда можешь навестить меня. Но наши пути расходятся. С Рождеством, бабуль. Индейка очень вкусная. А кексов совсем не хочется, спасибо. По радио вновь крутили модную рождественскую песенку в исполнении Вона Монро. Кларетта как ни в чем не бывало продолжала ужинать в одиночестве, с досадой думая о том, что все происходящее, как ни крути, – ее собственная вина. Кеннету пришлось расплачиваться за ее грехи собственной жизнью. Эмили бессознательно продолжила ее дело, а Руби просто устала находиться рядом с уставшей старухой и грузом всех ее воспоминаний. He doesn't care if it's in below He's sitting by the fire's glossy glow He don't care about the cold and the winds that blow He just says, let it snow, let it snow, let it snow Март 1950 года Он вернулся в Эмпайр-Бэй вместе с первой капелью, словно жизнерадостный бог весны. Он и был таким же, каким должен быть настоящий бог весны в американском городке – круглым, пышущим здоровьем и наряженным в цветастую рубашку. Бронзовый загар, очки, закрывавшие добрую половину лица, и пышные смоляные усы. Последними он особо гордился, полагая, что этот атрибут придавал его внешности особую пикантность и заодно удачно маскировал его самого от посторонних глаз. Но вышло так, что именно по густой растительности на лице и большим очкам Тони Бальзамо и признал друга практически сразу, едва завидев его у входа на станцию вокзала. - С возвращением, старина! – Тони с ухмылкой хлопнул друга по спине. – И каково это – вернуться домой после столь затяжного отпуска? - Ты видишь, как я загорел? Еще пару лет, и я бы превратился в ниггера, зуб даю. Долгий отдых вдали от дома – это не менее утомительно, чем работа по вечерам. К тому же, местные телочки мне так осточертели. Они все одинаковы как на подбор! Загорелые, сексуальные, подтянутые – а лица и вовсе не отличишь. Через некоторое время мне уже казалось, что я стал моногамным и трахаю изо дня в день одну и ту же девицу. - О, это, должно быть, смертельно утомило тебя. Бедняга Джо, - насмешливо оскалился Тони. – Но теперь ты вернулся в славные чертоги Эмпайр, где глазам вскоре предстоит разбежаться от разнообразия, как и в прежние времена. Я обещаю, ты не пожалеешь о том, что приехал. Нас ждут славные дела. - Я не сомневаюсь. Но перед этими славными делами я бы очень хотел принять душ и пожрать чудесных местных бургеров. - Согласен. Ты так похудел на Гавайях, что глазам больно смотреть, - не удержался Тони. – Одобряю твой план действий и с радостью вручаю несколько заветных связок с ключами. Первая – от квартиры, она в целости и сохранности. Твоя коллега гарантировала там даже чистоту. - Ты хочешь сказать, что заставил Флауэр смести паутину в моих апартаментах? – Джо Барбаро присвистнул. – Что делает с бабами рождение детей! Но все равно… сохрани меня господь от твоей участи, Тони. - А следом – и вторая связочка. Это подарок от фирмы, так сказать. Уверен, тебе понравится. Друзья вышли с вокзала на автомобильную стоянку. - Новая тачка? О Мадонна! Чертов Тони Бальзам, я уже согласен делать все, что только пожелает твой босс. Впрочем, он и без этого сделал для меня очень много, разрешив мой… особый вопрос… - Да. Отныне ты можешь не бояться перемещаться по городу. Парни Клементе тебя не тронут, гарантия железная. - Тогда я, пожалуй, опробую эту цыпу, если ты не возражаешь, и поеду оценивать качество уборки в Джо-апартаментах. - Думаю, придираться будет не к чему, а если претензии и возникнут, моя крошка мигом заставит тебя забыть о них. Особенно если ты решишь заехать ко мне на стаканчик виски вечером. - Вызов? Не могу не принять, - прищурился Барбаро. – Что ж, жди меня вместе со своей крошкой сегодня. Он ловким движением отпер автомобиль, залез с пыхтением внутрь и, высунув голову из окна, воскликнул: - Ci vediamo, amico! Aspettatemi alle sette. Последовал грохот заводящегося двигателя, и спустя минуту Джо Барбаро как ни в чем не бывало укатил с Центрального вокзала в сторону родного района.***
- Малыш, к нам в гости скоро приедет дядя. Ты обещаешь быть послушным? – наставительно обратилась к сыну Гарнет. Роберту совсем недавно минуло три года. Он успел прибавить пару сантиметров в росте и стал еще более смышленым мальчиком. Он не боялся других людей и быстро привыкал к тем, кто часто посещал этот дом. Они же, в свою очередь, души не чаяли в Роберте. - Это не Рик вернулся? – хлопая глазками, спросил он. - Нет, это не Рик. Он вернется позже. Но непременно вернется, будь уверен. Доктор Лестер был одной из особых привязанностей Роберта, и тот вспоминал о нем даже спустя год после расставания. Вспоминала о нем и Гарнет, часто с грустью и желанием, чтобы он поскорее приехал обратно. Но, с другой стороны, лучше бы ему не принимать участия в том, что творится внутри семьи Фальконе теперь. - А этот дядя – твой друг или папы? Вопрос сына неожиданно поставил девушку в тупик. - Он – семейный друг, - пояснила она. – Мы с папой одинаково ценим его дружбу. Гарнет задумалась о том, что на самом деле значил для нее Джо. Она давным-давно рассталась со своими наивными детскими мечтами, но боялась и даже интуитивно предчувствовала, что новая встреча в очередной раз повернет ее жизнь в другую сторону. Она и не подозревала о том, насколько ее интуиция была близка к действительности.***
Джо продемонстрировал великолепную пунктуальность, позвонив в дверь, когда часы почти отбили восемь часов вечера. Гарнет не унывала – предвидя подобное, она поставила ужин в духовку позже, чем планировалось. - Откроешь? – крикнул со второго этажа Тони. На его руках с серьезным видом восседал Роберт. Распахнув дверь, Гарнет лицом к лицу столкнулась со свежевыбритым и сиявшим парнем, в котором без труда узнала Джо. Пять лет в одно мгновение пронеслись перед глазами обоих. - Madonna Santa, как же ты раздобрела, Флауэр! Я будто увидал свою мамашу в молодости. - Я тоже рада снова тебя видеть, Джо, - с непроницаемым выражением лица сказала Гарнет, впуская гостя в дом. - Хэй, Тони, кто это там у тебя? Мелкий пацан по имени… а как тебя звать, парень? Мальчик заулыбался – ему явно пришелся по душе задорный нрав Джо. - Роберт! - Здорово, Робби. Ты – редкий красавчик, так и знай. Ни в отца, ни в мать. Хотя… я, пожалуй, знаю кое-кого, похожего на тебя. Это… - Хэй, Джо, - вмешалась Гарнет, которой в голосе парня послышалось намерение рассказать об Эмили. - Это... я! Джо обернулся и подмигнул ей. - Нет, ты не похож на меня. Ты слишком толстый! – закатываясь от смеха, сказал Роберт. - Роберт… - укоризненно начала Гарнет, но сразу же хитро улыбнулась сыну и воскликнула: - Мой пацан! Мой, видал? Как же она не хотела того, чтобы Джо стал очередной пешкой в запасе под крылышком Фальконе. Но как теперь убедить этого жадного бандита в том, что ему не стоит вставать на пути большого переворота? Никак, потому что скрытность и манипуляции – не его сильная сторона. Он не сможет стать соратником ей и Рокки напрямую, но способен посодействовать им другим образом. Да, она придумает план, согласно которому Джо, даже не подозревая об этом, поможет им избавиться от пары-тройки особо опасных парней Карло. А когда все закончится, он волен строить свою карьеру уже так, как ему заблагорассудится. Она еще не подозревала о том, что пройдет всего месяц, и Джо станет главной причиной их краха. Знала бы – так заперла в его же собственной квартире на пару дней до конца переворота. А, может, и вовсе пристрелила бы.