***
На прощание синьора Марино приберегла для нее подарок. Пока Руби и Томми о чем-то шептались в коридоре, женщина скрылась в кладовке и некоторое время рылась в нем, прежде чем выудить вещь, при виде которой Руби снова побледнела. Ей предлагали взять гитару, прошедшую с Альфредом испытания многих лет. Это была та самая гитара, которую он когда-то украл у дяди-алкоголика, на которой он учился играть и однажды сыграл перед двенадцатилетней девочкой, позже ставшей его лучшей подругой. Эта гитара продолжала петь в его руках еще месяц назад, и в тот самый злополучный день он по привычке повесил инструмент за шкафом в своем кабинете. Гитара тоже была свидетельницей смерти Альфреда и Луиджи. И она была единственной, кто тогда не пострадал. - Прежде чем ты начнешь возражать – Томми не бросит занятия музыкой, но ему не по душе игра на инструментах. У него ангельский голос… ты и сама слышала много раз на воскресных песнопениях, помнишь? У среднего совсем другие увлечения. А я больше не могу вынести ее присутствие в доме. Но и выбросить не могу. Не пойми меня неправильно! Я уверена, сам Альфред хотел бы, чтобы ты забрала ее себе. Руби крепко сжала в руках холодный гриф инструмента. - Мне, как и тебе, есть о чем жалеть. Я не смогла вовремя рассказать Альфреду о том, что его настоящий дом всегда был только здесь. И о том, что у меня были причины забыть Сицилию и местный язык. Я даже учила соседских детишек английскому – когда сам Альфред был еще мал. Потом появились его братья, а затем умер их отец. И жить стало тяжелее. Женщина бросила прощальный взгляд на гитару и потянулась, чтобы обнять Руби. Она сделала это мягко, помня о боли, которую испытывала девушка. - Что бы ни сделали с тобой эти сволочи, они мертвы, а ты жива. И впереди у тебя будет хорошее, потому что через ад ты уже прошла. …Я надеюсь, мы еще увидимся. - Возвращайся, – Томми подбежал к ним и, обняв Руби, уткнулся лицом в ее живот. – И я все еще пою каждую неделю в хоре. Я целый месяц не мог найти тебя в зале. Это было очень грустно. - В это воскресенье я приду, обещаю, - она обняла его в ответ. – Ты точно не будешь скучать по гитаре брата? - Она валялась в кладовке, и я не скучал. Она твоя, только не забывай о нас, хорошо? Руби обняла его еще сильнее и быстро-быстро закивала. Теперь успеть бы шагнуть за порог и миновать несколько лестничных пролетов, прежде чем на свободу окончательно вырвутся непрошеные рыдания.***
Машина ждала ее за соседним домом. Руби еще раз вытерла лицо рукавом и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Меньше всего ей сейчас хотелось в очередной раз напрашиваться на жалость. Увидев ее, Генри потушил сигарету и выбросил окурок за окно, а затем убавил звук радио. В эту же минуту диктор, в привычно быстром темпе рассказывавший о последних новостях, завершил выпуск, и его голос сменился ненавязчивой мелодией. Руби забралась на переднее кресло и, перекинувшись назад, забросила гитару на заднее сидение. - Знакомый инструмент, - заметил Генри, проводив ее взглядом. – Они решили избавиться от всех вещей Альфреда? По ее воспалившимся глазам и бледным щекам было видно, что она снова плакала, но Генри решил промолчать, чтобы никто не смутился от этого разговора. Ему пришлось неловко еще в доме Лео, но там он нашелся что сказать и пообещал ей рассчитаться со всеми, кто причинил им страдания. - Спасибо, что согласились привезти меня сюда. - Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Кроме того, потом у нас вряд ли будет возможность так же свободно колесить по городу. - А что будет потом? Он собирался ответить ей на этот вопрос позже. - Ты еще хотела увидеть родных Луиджи? - Я почти не знала их. Это будет неловкая встреча, - поникла Руби. - С синьорой Марино и Томми у нас давно теплые отношения. Однажды Альфред рассказал, что его младший братишка тоже любит музыку, и я посоветовала ему отдать Томми в хор при воскресной школе. Я сама когда-то там пела, - добавила она негромко. - Теперь припоминаю, - в его памяти действительно всплыл мальчишка, дернувший за подол платья девушки на пороге храма. – Я был плохим управляющим и не интересовался жизнью своих подопечных, Руби. У меня появилось целое заведение с преданными мне людьми, а я продолжал заниматься какими-то мелочами и уделял вам жалкие крохи своего времени. - Мы понимали, что вы занятой человек. И были благодарны уже за то, что вы однажды спасли «Сиракузу». - Чтобы потом с ней случилось то, что случилось. По спине Руби пробежал холодок. Она знала, что главный разговор еще ожидал их впереди. Но еще более зябко ей было от его взгляда. Казалось, за несколько часов он посмотрел на нее больше раз, чем за все эти годы, и мысль об этом учащала дыхание и заставляла кровь прилить к щекам снова. - Я хотела встретиться с мистером Бернардо Гелларом, - вспомнила Руби. – Я знаю, у вас есть причины его недолюбливать, но он почти единственный, кому я до сих пор верю. Нам нужно… о многом поговорить. - И это не сделать по телефону? Генри действительно испытывал неприязнь к детективу с тех самых пор, как имел с ним дело во время следствия. Но он понял, что Руби не сдастся. - Это моя единственная просьба. И вы сами сказали, что потом лучшей возможности уже не будет. - В полицейском участке у многих возникнет к нам неподдельный интерес, - предупредил ее Генри. - Мы встретимся у меня дома. У Бернардо наверняка есть и ключи от квартиры. Их больше некому было хранить… после моего исчезновения. На этот раз вы могли бы пойти со мной. Она увидела, как брови на его лице стремительно поползли вверх, и сразу же добавила: - Вы думаете, что он сразу же бросится на вас. Но если я хотя бы немного знаю мистера Геллара, то для него гораздо важнее будет убедиться в том, что я жива и невредима. И он сразу же узнает о том, что вы меня освободили. Обещаю. Руби не привела ни одного мало-мальски убедительного аргумента в пользу своей идеи, но Генри почему-то склонен был довериться ее чутью. Может быть, он еще пожалеет о том, что в конце концов сдался на непродолжительные уговоры, но пока они ехали прямиком в Вест-Сайд, и он собирался встретиться с детективом лицом к лицу.***
Ключи от квартиры Флауэров на Вест-Сайд позванивали в руке Бернардо, в то время как он спешно подходил к дому, размышляя о том, что скажет малютке Руби, о которой почти месяц не было ни слуху ни духу, и теперь она возникла будто ниоткуда, в тот самый момент, когда в городе начало твориться неладное. Но больше всего он боялся вопроса, который непременно прозвучит из ее уст. На этот вопрос у него до сих пор не было ни одного ответа. Бернардо считал это дело своим личным поражением и одной из самых странных загадок Эмпайр-Бэй за последние годы. Он не переставал думать об обстоятельствах бесследного исчезновения Кларетты Флауэр, и это сводило его с ума.***
Над его головой витали отзвуки беседы, тщательно скрываемой от посторонних ушей неразборчивым шепотом. Оставалось лишь догадываться, о чем шла речь. Когда Бернардо поднялся еще на один уровень вверх – на нужный этаж – беседа стихла, и перед ним предстали двое - одна посмотрела на него удивительно опустошенным взглядом, а второй, скрестив руки на груди, произнес неожиданным неестественно миролюбивым тоном: - Buongiorno, Бернардо. Думаю, мне не стоит представляться. - Твои фото не раз побывали в моих руках при составлении отчетов и досье, так что да, Генри. Это лишнее. - Поговорим обо всем внутри, - Генри кивнул в сторону двери. Бернардо ответил ему скептической гримасой. - Я здесь благодаря мистеру Томасино, и вы должны выслушать нас обоих. Пожалуйста, мистер Геллар, - взмолилась Руби. - Это ведь ключи от квартиры, все верно? – уточнил Генри, намекая на связку в руках детектива. – Вы явно торопитесь, да и у нас не так много времени. - Это гитара Альфреда? – заметил Бернардо, разглядывая инструмент, который Руби так трепетно обнимала. – Мне было очень жаль мальчика. Он не заслуживал такой жестокой гибели, да еще и по вине собственного хозяина.. Прежде чем Генри успел что-либо сказать, Руби вновь вмешалась: - Пожалуйста, Бернардо. Мы все расскажем, только не здесь. - В конце концов, что сложного в том, чтобы открыть чертову дверь? – не выдержал Генри. Бернардо предпочел бы оставить гангстера за порогом дома Флауэров, но поведение этих двоих выдавало необыкновенную связь между ними, и больше всего его удивляла решимость Руби. За последний месяц она стала выглядеть старше, а на ее бледном лице словно начала проступать синева. Уже много лет Бернардо было не по себе от трагедии, что уносила одного Флауэра за другим, и, глядя на полумертвое выражение лица Руби, он готов был молиться за то, чтобы в схватке за ее душу эта синева не одержала окончательную победу.***
- И это все, что вы хотели мне рассказать? – спросил он, услышав по очереди исповеди Руби и Генри. Строго говоря, история Руби была наиболее полной и правдивой. Генри умолчал о многом, и Бернардо отчего-то подозревал, что тот мог бы рассказать больше, но не хотел делать этого при девушке. Но именно благодаря ей лед между двумя мужчинами тронулся. - Знаете, что остается самым таинственным звеном в этой истории? – воскликнул Генри, хлопая себя по карманам и словно при этом сдерживаясь от чего-то. Опыт подсказывал Бернардо, что тому сильно хочется закурить, но он не делал этого в присутствии Руби. – Мотивы старика Галанте, вот что. Безусловно, ему повезло, что для меня оказалось важнее вытащить Руби из этой тюрьмы, но он ясно дал мне понять: он никогда бы не пошел на сделку, если бы знал о моем визите заранее. При этих словах Руби вздрогнула. - Он был таким странным. Навещал меня три раза в день, приносил еду и сам проветривал комнату. Мне не разрешалось никуда выходить. Даже окно в его отсутствие всегда было заперто. Он приходил с отверткой. И я… каждый раз так боялась, что однажды он раскроит мне голову этой отверткой. Простите, я ужасно глупа. Она сложила пальцы в замок, пытаясь унять подрагивавшие руки. - Ты видела, как убили твоих лучших друзей. Некоторые после такого попадают в психиатрическую лечебницу, - сказал Бернардо. – Ты держишься отлично, уверяю тебя. Вижу, тебе стыдно заплакать перед двумя взрослыми мужчинами, поэтому мы с Генри ненадолго выйдем покурить. Ты так и тянешься за сигаретами, - подмигнул он Генри, и тот пожал плечами. – Сам с утра маюсь – а еще и спешил к вам. Руби, ты не против, если мы подымим на лестничной площадке? - Я пока сделаю нам всем кофе. Это единственное, что сохранилось в доме за месяц, - грустно отозвалась Руби.***
- Ты стал курить, Бернардо? – спросил Генри, вытаскивая из кармана сигареты и зажигалку. – Не побрезгуешь моими? Тот покачал головой. - С наших бесед на допросах ничего не изменилось. А вот твоя привычка сослужила нам службу. Будь у нас больше времени… Но я не люблю долго дышать табачным дымом, да и Руби что-то да заподозрит. Поэтому будь со мной честен хотя бы на моменте, где ты отпускаешь старика. Ты ведь мог застрелить его на месте, едва узнал, что до Руби рукой подать, а вместо этого решил сдержать какое-то дурацкое слово? - Во-первых, я дал parola d'onore ("слово чести"), а некоторые из нас все еще им дорожат, как бы ты ни насмехался, - сказал Генри, выдыхая дым. – А во-вторых, я вспомнил лица некоторых из ребят Фальконе, что сопровождали меня к дому. Лео уже давно вербует солдат из чужих семей. Подкупает, обещает лучшие перспективы, некоторых даже шантажирует. И он дал мне понять, что в случае его смерти они сначала расправятся со мной, а затем и с Руби. Никто не выйдет из особняка живым. - Зачем Лео вербовать чужих солдат? Винчи что-то затеяли? - Фрэнк до сих пор ничего не знает и до конца жизни останется доверчивым лохом в кресле босса. Я был в тайном штабе Лео. Он собирался всячески подстрекать намечающуюся войну между семьями, при этом оставаясь в стороне от мясорубки. Таким образом, он хотел воспользоваться ситуацией и переделать власть в городе по своему усмотрению. - Да, Галанте – какой-то сущий дьявол, - протянул Бернардо. – Я бы очень хотел услышать эту историю целиком, но, повторюсь, времени у нас мало. Поэтому разреши мне немного просветить тебя в свою очередь. - Уже интересно, - Генри стряхнул пепел с кончика сигареты и вновь затянулся. – Ti ascolto. Бернардо проводил взглядом упавшую горстку пепла и заговорил: - Я верю твоей истории о злых кознях. Многие другие детективы рассмеялись бы тебе в лицо, но я не многие, и вам со мной повезло. Старик восхитительно блефует со всеми, кого знает. Наверное, не зря он ключевая шишка азартного бизнеса в этом городе. У покойного Флауэра было полное досье с данными о подпольных казино и ставках, на которых Лео зашибал такие деньги, что мог бы купить себе десяток одинаковых особняков в Хилвуде. Я видел работу Кеннета. Это было одно из лучших его дел, и оно могло его прославить. Попахивало громкими газетными заголовками и статьями, которые дошли бы до самого Вашингтона. Но он столкнулся не только с хитрым стариком, но и с разгневанными боссами всех трех семей. В те годы Лео еще был всеобщим любимчиком. Даже твой босс тогда за него заступился. Он угрожал найти и изнасиловать жену и дочерей Кеннета, а потом зарезать их. Карло Фальконе обещал прострелить ему колени и притащить в таком виде на порог его собственной квартиры. Обещания Фрэнка были самыми кровожадными и, на его взгляд, самыми эффективными – он просто хотел перебить всю семью, но самого Кеннета – в последнюю очередь. Вот такой фарс разыгрался перед глазами бедняги всего за пару дней. И все из-за какого-то старика, консильери, который заведовал нелегальными ставками. Да за самого Фрэнка Винчи так бы не вступились! - За босса чужой семьи вступаться не так благоразумно, - прервал его Генри. – Устранение одного из боссов часто открывает новые перспективы для оставшихся. Allora, поражение Лео не дало бы остальным ничего, кроме потери больших денег. Вдобавок, громкая огласка этого дела и долгий срок для Лео опозорили бы всех. Я помню ту суматоху. К сожалению, в тот момент я мало чего знал о Кеннете. Но он в итоге ушел на фронт, а Лео посадили на какой-то символический срок и, кажется, еще часть скостили в процессе. Значит, им удалось достичь компромисса либо они сумели запугать Флауэра, как и хотели. - Запугать Кеннета было невозможно, - возразил Бернардо. – Он с самого начала знал, на что идет. Более того, он был готов понести наказание от мафии, но в уверенности, что больше никого не тронут. Потому что Лео им запретит. - К чему ты ведешь? - Все предыдущие дела Кеннета завершались более чем благополучно. Да ты и сам об этом знаешь. Он был гениальным детективом, ровно до того дня, когда заявился к Галанте в его ресторан. С тех пор все начало разваливаться на части, в том числе и жизнь Кеннета. Но это дело было для него важнее жизни. И все остальные дела лишь были частью одной большой мозаики. Они вели к главному – к старику. - Все это звучит крайне странно, я бы даже сказал, дерьмово. Генри действительно было не по себе от рассказа Геллара, и он чувствовал, что тот до сих пор умолчал лишь об одной детали. Как и в финале романа о сыщиках, эта деталь обещала быть самой важной и вместе с тем странной. Бернардо умел увлекательно говорить, Генри убедился в этом еще на допросах, и все же теперь он находился под совершенно новым впечатлением. - Здесь ты бы мог добавить классический вопрос: «Так что же стало причиной всего этого говна?» - Ты уже сделал это за меня, увы. Однако, что же стало причиной всего этого говна? Бернардо выдержал паузу и только потом ответил: - Личная обида. Многолетняя, хотелось бы заметить. Когда-то он узнал, что этот беспринципный и лживый старикан – его настоящий отец. Прежде чем ошарашенный собеседник успел что-либо ответить, Бернардо с горьким чувством добавил: - Знаешь, почему я решил рассказать правду? Долгие годы никто не знал об этом, кроме, разумеется, Кларетты и, как ни странно, меня. Еще об этом узнал сам Лео, но к тому времени его упекли за решетку на какие-то жалкие пять лет, а Кеннет ушел на фронт. Все-таки испугался за свою жизнь. Будто ходить под пулями в чужой стране было безопаснее. Он был моим лучшим другом, и с каждым годом я все сильнее жалею об этом. Если бы он не доверял мне так сильно, у меня не было бы возможности его предать. - Кому еще ты рассказал? – ледяным голосом спросил Генри. Он предчувствовал, что ответ детектива ему особо не понравится. - Фальконе.***
Прошло уже больше шести лет с тех пор, как детектив Геллар, стоя на коленях перед Карло, за несколько минут совершил предательство нескольких самых близких человек. И все из-за жалкой трусости, которая не позволила ему уйти с достоинством и вместо него забрала другую жизнь. Все началось с Мюриель*. С блондинки с голубыми глазами, бывшей любовницы Карло, которую все звали Мерил. Захотев отомстить, она выбрала себе в помощники Бернардо, полагаясь на его честность и принципиальность, которыми он когда-то дорожил. Она околдовала Бернардо за одну встречу, хоть ему сначала и удавалось это скрывать. И он поверил словам, над которыми поначалу смеялся. Он поверил Мюриель, сказавшей, что, когда все закончится, они будут вместе. Он поверил, что все действительно закончится. А потом несколько громил притащили его в особняк Карло, и тот принялся жестоко над ним издеваться. - Эта сука раздвинула перед тобой ноги в первую же ночь, и ты уже стал готов ради нее пойти на все? Это ее работа, дебил – она шлюха. Да она знала – если ты мне попадешься, от тебя не останется и мокрого места. Тебе что, не хватило участи своего дружка? - Не понимаю, при чем тут Кеннет, - отвечал Бернардо. – Его смерть – несчастный случай. В тот момент Карло раскатисто захохотал, став больше похож на пациента, больного шизофренией, чем на руководителя целой преступной организации. - Его убила собственная дочка. На сходке, куда она пришла со своими товарищами по преступному ремеслу. Кажется, ты не знал об этом. Неудивительно. - Ты болен, Карло, и твои бредни даже психотерапевт слушать не станет. Но потом у того нашлись доказательства его безумных слов, и Бернардо обнаружил себя настолько подавленным, что не заметил, как проронил: - Значит, преступные гены спустя поколение победили. Вот же херня. - Какие еще преступные гены? – мгновенно ощерился Карло. Почуяв, что из жертвы можно выудить больше, он окончательно рассвирепел и в тот вечер сломал ему ребра и выбил пару зубов. Бернардо увезли живым из-за того, что он был копом, и Карло изначально не собирался доводить дело до летального исхода. Ребра зажили, да и вставить новые зубы не было проблемой. Единственное, что осталось с Бернардо навсегда, - воспоминание о самом грязном позоре в его жизни. Карло позаботился о том, чтобы унизить его даже после убийства Мерил. Одна из его шестерок подбросила детективу записку. Бернардо хотел разорвать ее на мелкие кусочки, но практичность одержала вверх, и это послание до сих пор хранилось в ящике возле его кровати. «Суку прикончила тоже она. И девочка сделает для меня все, что я захочу. Однажды она придет за тобой».***
- Флауэр в последние годы слетел с катушек из-за своей странной мести, но он был одним из самых образцовых копов в городе. А ты обычный предатель, - отчеканил Генри. Его сигарета кончилась, и теперь он вновь скрестил руки перед собой. К его позе добавился взгляд, полный отвращения. – Припоминаешь, где в аду по Данте мучаются предатели? - Я знал, что до Кеннета мне всегда было далеко. Но я старался, и даже после тех событий. Я ведь искренне хотел засадить тебя за решетку, - заметил Бернардо. - И до сих пор хочешь? – полюбопытствовал Генри. - Ты все равно плохо кончишь. А в тюрьме тебя бы невзлюбили… за чрезмерные манеры и слишком ухоженный костюм. Да, ты у нас красавчик, и сам знаешь об этом. Мог бы вести дружбу с голливудской богемой, как какой-нибудь Багси Сигел**. - Может, я кончу плохо, но и не как Багси, надеюсь. В нашей профессии светиться плохо. Если только ты не босс, конечно. Им можно все. Бернардо жестом намекнул ему, что пора возвращаться в квартиру. - Девочка сейчас спохватится, что мы слишком долго сплетничаем в ее отсутствие. Кстати говоря, - он придвинулся к Генри и заговорил еще тише, чем до этого, когда они болтали вполголоса, - Спасибо, что до сих пор ее не трогал. Я ведь еще боялся, что однажды ты, как владелец бара, войдешь во вкус и попробуешь прижать малышку где-нибудь в своем кабинете. А она бы и не сопротивлялась. Она же влюблена в тебя, как кошка. Это замечание застало Генри врасплох. - Малышка перестанет с тобой разговаривать, когда узнает, что ты и ее предал. - Предательство у меня уже в крови, – напомнил Бернардо перед тем, как скрыться в квартире.***
Генри вспомнил об обещании самому себе сжечь особняк Галанте, и ему стало стыдно за этот порыв. Дом был местом заточения для Руби, но он же оказывался ее возможным наследством. Узнав от Бернардо правду, он пересмотрел некоторые свои взгляды. Также у него не выходили из головы слова Бернардо о влюбленности Руби, и он теперь внимательнее приглядывался к ее поведению и жестам. Но перед ним была напуганная, угнетенная и уставшая девушка, и сейчас ей с трудом удавались яркие проявления эмоций. - Я тут вспомнил, что мне нужно до конца дня встретиться кое с кем, поэтому ты можешь пару часов побыть в одиночестве. Или пригласить кого-то, к кому тебе неловко было ехать со мной, - подчеркнул он, по-прежнему наблюдая за ее реакцией. - Возвращайтесь. Не думаю, что мне есть кого пригласить. Я лучше наведаюсь в бакалею через дорогу и попробую сделать ужин. - Будь осторожна, ты ведь понимаешь, о чем я. - Я сидела в четырех стенах последние несколько недель. Хуже этого сейчас вряд ли что-то может произойти. Лучше возвращайтесь вечером и убедитесь в том, что меня никто снова не похитил. С неохотой покинув квартиру, Генри поехал обратно в ресторан «Мальтийский сокол», чтобы обсудить со своим новым начальством дальнейшие перспективы на ближайшие месяцы. После этого ему было о чем поговорить по телефону с новыми друзьями из Чикаго. Наконец, он хотел напоследок увидеть Монти и узнать, хватило ли тому духу связать оставшуюся жизнь с федералами или же он все-таки нашел другой путь исправить свое положение.***
Прошли недели с их первой встречи, и теперь Гарнет знала об Эйдене еще больше, а ему пока хватило ее ненастоящего имени и крестика на карте, с которой он приехал к месту тайного захоронения Франческо Потенца. Для Эйдена это был первый опыт раскопок трупа, и он жалел, что отправился к старой обсерватории в одиночку. Но так было гораздо больше шансов не привлечь чьего-либо внимания. С необычным для него самого усердием он рыл землю, и куски почвы разлетались под энергичными взмахами его лопаты. Но когда он достиг цели и под приглушенным светом фонаря увидел то, что осталось от Франческо, то не выдержал и закопал яму обратно. На следующий день он впервые связался с Вашингтоном самостоятельно. - Парень, вся твоя семья уже который месяц сходит с ума. У тебя есть совесть? Что произошло с агентом Потенца и почему он перестал выходить на связь? - Франческо мертв, но он оставил мне все, что успел собрать. Я вернусь только тогда, когда смогу посадить за решетку всю местную криминальную верхушку и доказать причастность убийц Франческо. В таком случае их ждет электрический стул, я правильно понимаю? - Ты там тоже свихнулся, МакГлинн? Пересадить всю местную мафию? Найти убийц Франческо? Да они тебя посадят на электрический стул быстрее, чем ты их. - Слушайте, я связался с вами не для того, чтобы просить одобрения. Вернуться прямо сейчас все равно что признать поражение. Но я не позволю, чтобы смерть агента ФБР сошла им с рук! У меня есть координаты захоронения, и без вас делать что-либо с останками бесполезно. - Да ты упертый, как сам Фрэнки. Окей, никто не приедет забирать тебя насильно. Но не жди поддержки. - Я и так это понял. Просто позвонил, чтобы вы успокоили мою маму. Ну, и заодно рассказать о Франческо. Но я уже понял, что вам до него давно нет никакого дела. На этом моменте к ним присоединилась вторая линия. Как оказалось, судьбой Эйдена заинтересовался шеф отдела. - Вы все еще говорите с МакГлинном? Эй, малыш, тебе уже сказали, что мы больше никого не отправим в тот гнилой город? Это была одна из наших худших идей в прошлом году – заслать в Эмпайр-Бэй членоголового болвана за компанию с упрямым юнцом. То, что ты до сих пор жив, означает, что ты либо охренеть какой везунчик, либо еще не пытался повторить дорогу своего напарника. - И не повторю, сэр, - решительно сказал Эйден. – Но я не вернусь, пока не закончу все здесь. - Тогда слушай меня внимательно. Всем остальным приказываю отрубиться. Я понятно объясняю? Первая линия мгновенно отключилась. - Эй, МакГлинн, я понял, что ты наплевал на отговоры своих коллег. Ты чертовски смелый и отчаянный идиот, и поэтому у тебя есть шансы победить. Твои родители очень тебя любят, и они просили, чтобы тебя любыми способами вытащили и вернули к ним. Я узнал и твой адрес и то, что ты водишь подобие дружбы с местными трилистниками. Только не спрашивай, как. Еще я знаю, что ты там нашел кого-то из своей кровной родни, как и хотел. Поздравляю. Пока твои осторожные действия принесли больше пользы, чем все авантюры твоего напарника. - Я как раз рассказывал о том, что его убили, сэр. Шеф отреагировал на удивление спокойно. - Что ж, тебе наверняка стало легче дышать. И вот о чем бы я хотел тебя попросить. Не приказать, а попросить, заметь. Это даже больше советы, которые могут помочь тебе в твоей битве, а могут и не помочь. Но они вряд ли чем-то тебе навредят. - О чем речь, сэр, я с радостью их приму. - Еще бы не принял. Совета будет всего два, и вот первый. В прошлом месяце в Эмпайр-Бэй была убита одна из местных шишек. До нас дошли слухи, что этот подлец оставил после себя много беспризорников, которые теперь шатаются по городу без работы. Один из них недавно сам предложил нам свои услуги. В письменном виде, по почте. Вот дубина, а! Потом он привлек еще одного товарища, и оба готовы нам чуть ли не зады целовать в обмен на то, чтобы мирно и с комфортом перебраться в какой-нибудь южный штат. Получить свободу от прежней жизни, и все такое. Ну, мы бы подумали, что можно сделать, если они помогут тебе. Можешь скидывать на них всю грязную работу, в общем, пользуйся как хочешь. Ты явно найдешь применение таким гостинцам. - А второй совет? – деловито поинтересовался Эйден. - А второй совет еще лучше. Тебе стоит поговорить с опытным стукачом. Правда, он родом не из Эмпайр-Бэй, мы сами переправили его туда несколько лет назад. Но это настоящий клад. Разбирается в своем бывшем ремесле блестяще. Расскажет, на какие больные места этих ублюдков можно легко надавить, с кем лучше не связываться, а какой возможностью лучше воспользоваться, пока она сама бежит к тебе в руки. Да что я рассказываю, если ты не спал на уроках в академии, то должен был слышать о нем. Благодаря ему разразился самый крупный до сих пор суд с участием десятков преступников, в том числе и верхушки. Если ты хочешь повторить этот подвиг, его помощь может быть бесценной. Эйден изумился, так как понял, о ком идет речь. Если этот человек теперь живет в Эмпайр-Бэй, то это лучший знак, который ему только могла подарить фортуна. - Это Томас Анджело? - Только не вздумай так обращаться к нему при первой же встрече. Не то может подумать. У него уже давно другое имя, даже другая личность. Разве что профессия старая, еще до тех времен, когда он стал работать на плохишей. И это кажется мне очень забавным. Если ты заинтересован, то мы пришлем тебе название фирмы, в которой он работает, и его нынешнее имя. Дальше дело за тобой, проныра. …Ты там язык проглотил, что ли? Эйден молчал, пытаясь переварить полученную информацию. Ему официально одобрили продолжение операции, да еще и подкинули парочку запоздалых рождественских подарков. - Я благодарен, сэр. За вашу веру в меня. Это многое значит. - Если ты продолжишь говорить голливудскими штампами, я усомнюсь в правильности своего решения, - предупредил его шеф. – И я еще не закончил. Франческо был идиотом, но он добросовестно занимался отчетами. Иногда я хочу почитывать и твои писульки. Не забывай о своих обязанностях, Эйден. Ты теперь одиночка, но это твой выбор. - Отчеты, сэр. Я понял. Первый отчет он написал этим же вечером, у Джессики, и девушка помогала ему править некоторые, не самые удачные, места. - Значит, дела пошли в гору? Да ты явно баловень судьбы, мой друг. Только не зазнавайся, ладно? - У меня перед глазами всегда будет висеть пример, который поможет мне этого избежать. - И, наверное, еще перед носом, - не смогла удержаться Джессика.***
Накануне он вкратце рассказал ей о своем ночном приключении с раскопками, и девушка пришла в ужас и одновременно не удержалась от издевательств. - И что бы ты потом сделал с этим полуразложившимся куском мяса и костей? Запихнул бы его себе в багажник и отвез на квартиру в качестве одной из улик? Или пришел с ним в полицейский участок? «Смотрите, это мой бывший напарник, мы оба агенты ФБР и пытались раскрыть местных мафиози, но как-то не получилось. Давайте хотя бы труп оформим и загоним в деревянный ящик, чтобы личинки не доели протухшие остатки», - передразнила его Джессика. - Я до последнего не верил, что найду его мертвым, - возразил Эйден. – Да, не мог смириться. И, наверное, мой поступок был чудовищно ослиным. Теперь я еще сильнее хочу рассчитаться с мерзавцами, которые приложили к этому руку. В бюро Франческо перестал быть нужен живым, значит, им и подавно не нужны останки. А здешним анатомам верить нельзя.***
Эйден упомянул в отчете о подстроенной им ссоре между бандами ирландцев и бриолинщиков, случившейся из-за добычи. Жадной стороной оказались ирландцы, сумевшие утаить от своих подельников из другой банды значительную часть их доли, и об этом Эйден узнал от одного из торчков банды Дезмонда, купившегося на пакет кокаина. Джессика никогда не перестанет напоминать, как ради этой аферы пошла на сделку с собственным братом. Но банда Эрика одна из немногих продавала наркотики, а соваться за ними на другие территории было куда опаснее. Заказчица этой ссоры осталась удовлетворена, и их следующий с Эйденом разговор хоть и был короче, но разговаривала она уже дружелюбнее и даже дала понять, что в дальнейшем только будет рада познакомиться поближе. Затем Гарнет две недели не выходила на связь и появилась лишь тогда, когда ей понадобилась новая помощь. - Мой босс не на шутку разогнался и теперь требует от меня по несколько заказов в месяц. Это становится в тягость. Если я откажусь хотя бы от одного – он сразу же заинтересуется мной, выведает, где я живу на самом деле, и тогда всплывет наружу то, что я… как бы это сказать… тут не одна, - она провела рукой по животу. Эйден знал, что она говорила о настоящих убийствах, и от этого ему было жутко. Отвращало уже то, что какой-то там босс сделал своим личным палачом хрупкую женщину – может, и профессионала, и знатока своего дела, но все же это была женщина. Хуже этого могло быть, только если бы он сделал парочку убийц и из детей. Но Гарнет была не просто особой женского пола. Она была беременна, и уже на седьмом месяце, судя по ее откровениям. - И мне больше не к кому обратиться. Да, я одинокая змея, у которой никогда не было настоящих друзей. - Но что я могу сделать – отправиться убивать вместо тебя? Я что, похож на киллера? - Ты похож на ботана, максимум которого – это варить в своем зеленом котелке интриги с уликами. Разумеется, я не дура и понимаю, что ты и ради нашей дальнейшей дружбы не пойдешь на убийства, какими бы тварями ни были жертвы. Но мне очень сильно нужна помощь, Эйден. Нам нужна. В противном случае нам крышка. Она больше не может выносить этот ад. - Ты уверена, что знаешь пол? - Мой сын легко появился на этот свет. С ней мы мучаемся с самого начала. Никому не рассказать, через что мы прошли за эти семь месяцев. Она тянет из меня все соки, но она все равно слабее, чем я. Цветок, который гниет в утробе. Я так ее и назвала – Флора. В тот день она от безвыходности рассказала даже больше, чем он когда-либо рассчитывал узнать. Так Эйден обрел сводную сестру, которую теперь не имел права бросить умирать. И у местных крыс, подобранных агентом с подачи вашингтонского шефа, появилась первая работа.***
Вечером Генри вернулся и застал обещанный ужин. Руби ждала его в гостиной – сидя на диване, она неумело возилась с гитарой, пытаясь подружиться со струнами и колками. У Альфреда так легко получалось обходиться с инструментом, и как же она укоряла себя, что за все эти годы так и не попросила его научить ее играть. А пока единственная оставшаяся от него вещь в ее руках была всего лишь бесполезным куском дерева. - Я лучше включу музыку, - она отложила гитару в сторону и, поднявшись с дивана, скрылась в спальне, откуда принесла радиоприемник. Затем она за считанные минуты накрыла стол. Паста и закуски выглядели аппетитно, да и на вкус оказались хороши. - Если бы не сцена, ты бы все равно могла помогать Альфреду – с кухней, - одобрительно отозвался Генри. - О, я бы вышла из себя – ежедневно готовить десятки блюд по чужой указке. Это не мое, - со смущенной улыбкой ответила Руби. - В любом случае, у тебя отлично получается. - Спасибо, но у меня никогда в жизни не получится так, как у отца. Он готовил так, что ему завидовала мама и еще все соседи в округе. Генри выпил остаток воды в стакане и потянулся за кувшином. - Не хватает только хорошего вина, - с жалостью сказал он. - Я тоже об этом подумала… но слишком поздно. Улыбка исчезла с ее лица. - Я просто так сказал. Не принимай на свой счет, - поспешил успокоить ее Генри. – А по поводу твоего отца – не хочу тебя обидеть, но мужчины и вправду лучшие повара. У твоего отца в женском окружении не было достойных соперников, прости. Руби, помотав головой, запротестовала: - Я не могу на вас обижаться, мистер… - Почему ты упорно не хочешь обращаться ко мне просто по имени? Все вы в «Сиракузе» были для меня семьей, и моя вина лишь в том, что я проводил с вами мало времени. Но я же не был строгим хозяином. Или был? - Нет, не были, - замахала руками Руби, и выражение ее лица стало еще серьезнее. - И я понимаю. Альфред, Луиджи и вы тоже были моей семьей. Точнее, мне этого очень хотелось. Но на самом деле у Альфреда были мать и братья, у Луиджи были жена и дети, а у вас… у вас наверняка тоже кто-то есть. Моих родных не стало, и я думала, что друзья смогут заменить их, но я ошибалась. Я сильно сожалею. Сожалею, что вас… - она прервалась, чтобы не сказать лишнего. – Просто это ложь, вот и все. Некоторых нельзя заменить. - Мой отец умер, когда мне было двадцать, - сказал Генри. Он помолчал и добавил: - А моя жена еще раньше. Мне было восемнадцать – столько же, сколько тебе сейчас. Руби затаила дыхание, боясь, что откровение закончится, так и не успев начаться. - Мать, братья, другие родственники – все они остались на Сицилии. Не в Сиракузе, конечно. Но и этот город с его остатками древности я видел. Мы жили севернее. Твои предки ведь тоже из Италии, хотя ты вряд ли что-то об этом знаешь. - Я знаю лишь, что они жили в Ломбардии. «И не только», - подумал Генри. - Это гораздо севернее всей Сицилии. Там я не бывал, - признал он. – Но могу рассказать тебе об обычаях южного края. Он красив, хоть и беден. И сбежали оттуда те, кто понимал, что красота не поможет им, когда они станут умирать от голода. Мне повезло. Я родился в семье уважаемого человека, у меня был не один, а шестеро братьев. Я был беспечным ребенком, а потом юношей, который во всем слушался своего отца. Однажды он сказал, что хочет женить меня на дочери своего друга, и через месяц у нас дома сыграли свадьбу. Мы были глупыми шестнадцатилетними детьми и за два года толком друг друга так и не узнали. А потом Беттина заболела. Руби было больно все это слышать. Образ бедной девушки, умершей в собственной постели, теперь стоял у нее перед глазами. - И вас больше не собирались… - Хотели ли меня женить снова? Конечно, отец на следующий же день после похорон убеждал меня, что это будет лучшим решением. На этот раз он разрешил мне выбирать самому. И выбирать было из чего. Но я не захотел, и меня никто не принуждал. А через два года я уже был здесь. Рассказывать обо всех продажных женщинах, которые у него были в Эмпайр-Бэй, он не хотел, поэтому сразу же свернул туда, куда планировал первоначально. - Руби, ты не представляешь, как ты прекрасна. - Я… - от неожиданного поворота она потеряла дар речи и запылала так, что прижала руки к лицу. - Я серьезно. Если бы мы встретились тогда, когда я только приехал в Эмпайр-Бэй… но ты бы даже на меня не посмотрела. Больше всего на свете ей сейчас хотелось сбежать и притвориться, будто этого разговора не происходило. Или вдруг проснуться… в той самой комнате, где она была узницей. Даже это казалось ей более завидным вариантом, чем услышать окончание монолога. - Жизнь тебя уже не пожалела, и я не хочу стать еще одной причиной горя, которое ты испытаешь в будущем. - О чем вы… говорите? – прошептала она. - Ты верно заметила, что некоторых людей сложно заменить. Ты вообще рассуждаешь здраво и порой кажешься старше своего истинного возраста. Но кого смогу заменить тебе я? Отца? Брата? Друга? Ты ведь хочешь совсем не этого. - Зачем вы все это говорите? - Тебе нужно уехать из города. Тебя снова будут искать. И они узнают, что ты со мной. Ее сердце окончательно рухнуло вниз. - Так вот зачем вы освободили меня. Чтобы сразу же от меня избавиться. - Не избавиться, а уберечь. - Вы чувствуете вину из-за других и думаете, что сможете спасти хотя бы меня? Она встала из-за стола, и теперь ее щеки пунцовели от гнева. - Так вы ничего не искупите. Потому что остальных уже не вернуть. И одна моя жизнь по большему счету ничего не значит. - Значит, - не согласился Генри. - Вы не можете упрекать меня за то, что я любила вас с самого первого дня, как увидела в церкви. В том, что вы потом спасли «Сиракузу». Но вы можете упрекать себя за то, что по вашей вине ни того, ни другого уже нет. Смотрите, - она закатала рукава, и взору открылись целые узоры порезов, оставленных ножом. – Это следы моего сопротивления. Сами раны здесь, - она указала на грудь, вздымавшуюся под платьем, а затем ее палец спустился к животу. – Это оказалось гораздо больнее, чем переживания из-за какой-то неразделенной любви. Мне больше нечего терять, мистер Томасино. Ушли все близкие мне люди, и раз вы хотите уйти вместе с ними, то уходите прямо сейчас. Она подняла руку в сторону выхода. - Я никуда не уйду сегодня. Завтра ты уезжаешь в Чикаго, к надежным людям, и там начнешь новую жизнь. Никто не будет знать, кем ты была раньше. - Тогда спокойной ночи, и увидимся завтра - отрешенно проговорила она и ушла в свою спальню. А утром, когда Генри проснулся, то обнаружил, что она сбежала.***
Немолодой, но крепко сложенный и стройный мужчина в нахлобученной на серебристую шевелюру кепке, одетый в клетчатую рубашку и джинсы, склонился над открытым капотом своего такси и возился с его внутренностями. Когда Эйден позвал его, тот обернулся, и юноша увидел такие же серебристые усы, почти целиком закрывавшие верхнюю губу, и длинные линии морщин на лбу. - Если вы не спешите, то я закончу за пару минут, и можно будет ехать. - Не спешу, - откликнулся Эйден. Не прошло и пары минут, как таксист захлопнул капот и вытер полотенцем руки. - Садитесь, - пригласил он Эйдена. – Куда едем? Эйден устроился на заднем сидении и посмотрел в зеркало на переднем сидении, стараясь поймать лицо таксиста. - Бар «У Фредди» в Маленькой Италии. - Это, конечно, не мое дело, но вы случаем не ирландец? – еще сильнее наморщив лоб, ответил мужчина. – Потому что если я об этом говорю, то там вас подавно примут за ирландца и… будут не рады. - А вы итальянец, да? – как бы между прочим спросил Эйден. - Мне казалось, что у меня идеальный акцент… «У Фредди» так «У Фредди». Только потом не говорите, что водитель вас не предупреждал. Я не стану дожидаться, когда местные набросятся на вас, и увезу нового клиента. Такси набрало скорость, когда Эйден решил прервать паузу и ответил: - Я думал, что вы гораздо более благородный человек, мистер Анджело. Взгляд Томаса мгновенно упал на зеркало, и он увидел значок, который Эйден сразу же вытащил из-за пазухи. - Я не причиню вам вреда. Меня зовут Эйден МакГлинн, и я из федерального бюро расследований, город Вашингтон. - И вы все еще едете в итальянский бар? – поинтересовался Томас. - Мы едем в укромное место, где нас никто не услышит, либо будем разговаривать прямо в машине, если вам, конечно, не жалко топлива. - Я не настолько богат, чтобы часами ездить по городу без остановки. У обычного таксиста скромный доход, и это не изменится даже через сто лет. - А когда-то денег у вас было предостаточно, - протянул Эйден. – Вы совсем не скучаете по тем временам? Томас громко вздохнул. - Я заметил, что ты еще очень молод. Если тебе в твоей академии задали по моей биографии выпускную работу, в столичных архивах наверняка можно найти все существующие интервью и газетные статьи на эту тему. Сожалею, ты напрасно проделал такой длинный путь. - Мистер Анджело, я давно выпустился из академии. В городе я больше шести месяцев, но о том, что вы живете здесь, узнал на днях. И, признаюсь, я много читал о суде, который состоялся благодаря вам, и до сих пор восхищен. Вам удалось избавить от преступности весь Лост-Хэвен, и вы до сих пор живы и даже живете мирной, ничем не примечательной, жизнью, как порядочный американец. Такие истории вырезают на каменных скрижалях. - Ты точно не выпустил никакие эпизоды, пока читал? – скептически ответил ему Томас. – Такие истории не вырезают на скрижалях. Герой, которым ты восхищаешься, - трусливый пацан, который после того, как сдал кучу человек федералам, сам восемь лет провел за решеткой. И, хоть я и Анджело, но далеко не ангел. - Вы, возможно, единственный человек, который сможет мне помочь уничтожить преступность в этом городе. Услышав его слова, Томас засмеялся так, что вскоре из его груди вырвался хриплый кашель, и такси на секунду занесло вбок. Когда приступ закончился, мужчина выровнял траекторию обратно и язвительно продолжил, уже не сводя глаз с дороги: - Неужели и в Эмпайр-Бэй процветает мафия? Я столько лет прожил здесь, и этот город казался мне процветающим и благоустроенным. Конечно, и здесь никуда без расизма и вражды итальянцев с ирландцами, но это мелочи. …Парень, я больше не в этом деле. Я не знаком ни с одним местным гангстером. Более того, если они прознают, кто я на самом деле, то я труп. - У меня у самого есть множество досье. В этом мне помощь не нужна. Вы нужны мне как наставник. Мне просто необходим ваш опыт! Оба смотрели друг на друга через зеркало заднего вида немигающим взглядом и выжидали следующий шаг своего оппонента. Первым не выдержал Томас. - Ну, хорошо, - сказал он, - Допустим, без моей твердой руки у тебя никаких шансов против всех этих головорезов, особенно если твое единственное оружие, помимо значка, – это юношеский максимализм. И мне не нужно будет ввязываться в какие-то дела и подвергать себя и свою семью опасности. Чем же тогда я могу помочь? Эйден уловил настрой собеседника, и то, что он ощутил, его воодушевило. Потирая руки в предвкушении занимательного диалога, он начал: - Вот об этом я и хотел с вами поговорить.