***
- Я тебя с того света вытащу, девочка, - пробасил Пепе. Ярость, за него положившая убийц прямо на месте, уже утихала и уступала место тревоге. Он даже не взглянул на тела убитых в общем зале и сразу же поспешил в кабинет. Бросив равнодушный взгляд на остывающие тела Альфреда и Луиджи, Пепе вздрогнул, увидев Руби. Ее обморок, вызванный состоянием ужаса от всего произошедшего, закончился. Она вновь пришла в чувство и теперь невыносимо страдала. Изрезанными руками Руби старалась зажать раны на животе, откуда лилась кровь. Прерывистое дыхание и слезы были беспомощной попыткой справиться с болью, а на большее Руби не хватало сил. Она подняла невидящие глаза на Пепе, и тот понял, что у него почти нет времени. - Держись, кроха. Если я позволю тебе умереть, твой дед меня убьет. А после устроит бойню похлеще этой.***
Этим вечером криминальному доктору Эль Греко предстояла одна из самых сложных операций. Вот уже многие годы он зашивал ранения самых опасных преступников города, но с подобными случаями практически не имел дела. По пути в машине Руби становилось все хуже, а жгут, наскоро сделанный из куска рубашки Альфреда, почти сразу промок до нитки. Пепе не стал церемониться с проникновением на частную территорию и без раздумий протаранил кованые ворота, с шумом остановившись у самых дверей особняка.***
Тот день рождения в тридцать восьмом был одним из лучших дней рождений в ее жизни. Ничем не омраченное время, когда даже Эмили была еще не настолько угнетена и делилась с сестрой своей любовью. Да, она ревновала к ней всю семью, но и сама не могла устоять от того, чтобы жертвовать какими-то мелочами ради Руби. И кроха чувствовала все это. Она надеялась когда-нибудь вырасти и отплатить сестре добром.***
- Несите ее наверх и готовьте все для операции! - распорядился Эль Греко, а сам задержался на пороге, чтобы вновь обернуться к Пепе и поговорить с ним по душам. - Ты ее чем-то накачал? Мужчина сунул руку в карман и вынул оттуда использованную ампулу. - Иисусе, мы что, снова на войне? - вздрогнул доктор. - Это… чистый? - А ты думаешь, я дрянь покупаю? Ты бы видел, как она корчилась. - Чем вмазываешься – твое дело. Только вот с ребенком надо быть осторожней. Это тебе не игрушки! - Слушай сюда, любитель сувлаки, - злобно прорычал Пепе, склонившись к доктору. - Тебе уже пора в операционную. Если она не выживет – ты ответишь перед моим боссом. Capisci? Эль Греко шмыгнул носом и отступил назад. - Выживет она или нет, зависит не только от меня, но и от нее. И еще от Господа Бога. Так что кончай истерить и езжай пока дальше, чтобы не отвлекать нас от работы. Я сам потом позвоню твоему хозяину, идет?***
Все было так хорошо, а потом их отца забрали на войну. Если бы она только знала, кто повинен в этом! И если бы сам Кеннет Флауэр узнал раньше всю правду… Изменилось бы что-нибудь? Если бы они не остались одни, сумела бы Эмили справиться со своими внутренними демонами и не связаться с плохой компанией? И вообще насколько сильно окружение способно повлиять на жизнь человека? Кем же, например, вырастет маленький Роберт при отце, внушающем страх и отвращение уже с первого взгляда? Впрочем, имеет ли это все значение теперь, когда она сама умирает… Неужели еще немного – и она увидит Кеннета, Дейзи и…возможно, Эмили. Наконец – кто знает – может, она встретит и Кларетту и хотя бы узнает правду о том, что так тревожило ее последние дни. Но почему она не чувствует свободы даже теперь, хотя, казалось бы, где еще ее может ждать большая свобода, как не за пределами жизни? «Они положили ее в гроб из хрусталя и золота и принялись неусыпно сторожить».***
Эйден пересекал центральную улицу и перебегал дороги, не оглядываясь по сторонам. Уже три машины злобно просигналили ему вслед, а столкновения с последней он избежал чудом – их разъединила секунда, и даже водитель испугался так сильно, что высунулся из окна и гаркнул в адрес беспечного пешехода емкое, но острое ругательство. Слово, не долетев до адресата, смешалось с общим потоком сигнальных фраз и шума прохожих. Небо, затянутое серыми мшистыми облаками, вновь припадало к земле, угрожая раздавить улицы, и в этот раз его удерживали не шпили высоток. Удерживало нечто другое. Возможно, осознание того, что погода и без этого достаточно аномальна для начала июля. Но жителей Эмпайр-Бэй сложно было чем-то удивить, в том числе и погодой. Тяжелые облака над головой они воспринимали так же привычно и легко, как потолки в подземных станциях метрополитена, даже такие низкие, как в переходах между путями. Случись в небе пожар – пожалуй, это все же слегка всколыхнуло бы почти убитую в зародыше способность поражаться видимому и осязаемому. Большой город предпочитает не замечать странных явлений. Самое большее – усмехнуться над ними. Но потратить лишнюю минуту на то, чтобы остановиться и, задрав голову, чем-то любоваться? А вы слышали, что бывает, когда останавливается беспрерывно бьющееся в груди сердце? Или что случается, когда заведенный с рождения механизм вдруг осыпается по одному винтику в секунду? Жизнь в Вашингтоне научила Эйдена многому, но все же не подготовила его к такому огромному городу, как Эмпайр-Бэй. Знания мегаполиса невозможно приобрести где-то, кроме самого мегаполиса – сложно вычитать в книгах или даже увидеть в кино самую его внутренность, почувствовать его дыхание. Так бывает приятно следить за движениями музыкантов, но трудно самому суметь с первого раза сыграть на инструменте так же ровно и чисто, как они. Эйдену повезло. Характер и непрошибаемая принципиальность помогли ему без труда справиться с соблазнами большого города. Впрочем, он и не старался соблазниться окружающим его миром. Да, он уже успел повидать разные места, побывать в номере люкс самого роскошного отеля в Эмпайр-Бэй и не устоять перед чарами рыжеволосой куртизанки. Но примечательно, что именно последнее еще сильнее доказало его способность отрешиться от всего, что могло бы ему навредить. А вот его напарнику, который был старше и сам считал себя куда мудрее и осмотрительнее, не удалось договориться с Эмпайр-Бэй. Город вскрыл все его слабости так быстро, что без труда привязал к себе и лишил главных преимуществ, которые могли бы быть у столичного агента под прикрытием. Как бы ни было печально признавать это уже в который раз, но Франческо погиб по самой простой причине – он оказался слишком слабым и безвольным для испытаний мегаполиса. И он выбрал один из самых быстрых способов умереть, связавшись с мафией. А вот Эйдена в этом городе больше всего влекло туда, где не было места грязи и легким искушениям. Он с первого взгляда полюбил местечко по имени «Сиракуза», где его ждали самые приветливые в мире собеседники и одна из самых сладкоголосых певиц, которую ему только доводилось слышать. Но теперь все кончено, Сиракуза погибла, унеся с собой жизни множества собеседников и дав похитить ее хрупкую душу. Юную Руби, связанную с ними родственными узами. Ведь его отец родился Флауэром… Если бы он знал всю правду, ему бы не пришлось мучительно искать смысл в исчезновении Руби. Он без труда сумел бы догадаться, куда стоит направиться искать в первую очередь. Но он был почти слеп и знал лишь то, о чем твердили слухи. Этих слухов было ужасно мало – да и откуда могли бы взяться свидетели, когда в баре всех до единого в тот день убили? Сдаваться Эйден, разумеется, не собирался. Оставить подобную расправу безнаказанной означало совершить страшнейшее преступление против всех жертв. И против той клятвы, которую он давал Кларетте. Следование одного за другим – пропажи пожилой женщины, а затем этого побоища – вот что наводило на него ужас. Не зная той самой изнанки, совершенно немыслимо было вообразить, как все это оказывалось связано. Но Эйден не остановится, пока не откроет все, что возможно. Вот почему он перестал смотреть по сторонам, переходя дорогу, и ускорил свой бег. Времени оставалось все меньше, а он так мало сумел сделать… даже при помощи Изи, которая за эти дни сильнее к нему привязалась и оказалась готова сделать ради него такое, о чем он раньше и не помышлял. Ей не потребовалось много времени, чтобы завести их совместные секреты, о которых не подозревал даже Джо. Но с того самого первого раза они больше не спали друг с другом. Эйден не позволял этому случиться и разве что из чувства самосохранения кормил проститутку некоторыми обещаниями. А Изи, как всякая умудренная опытом женщина, все понимала, но не спешила сдаваться. Кроме того, даже исключив ее привязанность, существовало еще кое-что, с чем Эйден однажды мог бы помочь ей взамен.***
И ему повезло не только с Изи. Молодому агенту под прикрытием все еще была готова помочь бесстрашная Джессика. Гибель «Сиракузы» оставила неизгладимый след в ее душе и рядом же – обещание отомстить тем, кто это сделал. Джессика знала «Сиракузу» и его обитателей дольше, чем Эйден. Она была благодарна Франческе Скалетта, однажды показавшей подруге дивный островок итальянской культуры. Невозможно было не влюбиться в это место. А Джессика не смогла устоять и перед другим наваждением. Недавно Эйден стал первым и единственным человеком, которому она доверила свою тайну. Очередным пасмурным вечером они собрались на кухне в ее квартире, чтобы поговорить о дальнейших планах, и Джессика, через час взяв паузу, предложила Эйдену выпить пива. Будь на ее месте кто-то другой, он бы отказался, но сказать нет своей главной соратнице в этом городе он не мог. Он слегка пригубил холодную бутылку, а вот Джессике понадобилось не меньше половины, чтобы затем отдышаться. После этого прозвучал вопрос, на долю минуты заставший Эйдена врасплох. - Скажи мне, Эйден, зачем люди привыкают к притворству? - Прости?.. Джессика сделала еще пару глотков и тихо икнула. - Спорим на тридцатку, что ты и понятия не имеешь, что меня гложет. Ты ни черта не понимаешь, о чем я по ночам могу реветь в подушку! Она вздрогнула, завертелась на месте, словно стараясь сдержать накатившие эмоции, но в конце концов не справилась – из ее глаз брызнули слезы. - Что тебя тревожит, Джесс? – спросил Эйден, осторожно отставляя свое пиво в сторону. - А тебе действительно не плевать, м? - Мы же друзья. Слишком громко звучит? Но наше общее дело сблизило нас сильней, чем что-либо. Мы связаны до конца. Ты ведь знала, что ничем хорошим та сделка с моим напарником не кончится. Он вздохнул и придвинулся к ней. - Расскажи мне, что тебя тревожит. Я хочу это услышать, правда. - Господи, как же вы это делаете? В ее глазах вспыхнули искры. - Ведь вас учили в ваших бюро! Притворяться лучшими друзьями, ломать людей и получать от них все, что вам захочется. Ты сейчас так развлекаешься, а? И как, доволен результатом? Эйден ответил ей укоризненным молчанием. - Ладно, ты прав. Мне больше некому выговориться. Ведь все считают меня другой. Вечно смеющаяся блондинка отпускает странные шуточки и говорит с людьми будто свысока… да меня всему этому братец научил еще в детстве. И это помогает… защищаться. - Защищаться от кого? - От кого и от чего… От равнодушия окружающих! От этих зацикленных на собственных проблемах оболтусах вроде Руби и Луиджи. От этого слепого идиота, который все месяцы считал любовью всей жизни забитую и злобную замужнюю женщину! Невозмутимый вид Эйдена окончательно вывел ее из себя. - Ты же не совсем недоумок! Только не говори, что ты не знал о Франческе и… - А, это. Я слышал… краем уха, - ответил Эйден. – И, вообще-то, я понял, что ты недолюбливала тамошнего официанта и… была неравнодушна к бедному Альфреду. Джессика замерла так внезапно, будто врезалась в каменную колонну. - Ты!.. - Нас учили не только притворяться лучшими друзьями, но и проникать в чужие мысли. Кажется, во втором я преуспел больше. А притворяться я на самом деле умею плохо, тем более с тобой, Джесс. Он попытался лукаво улыбнуться. На щеках Джессики вдруг возникли ямочки, и она захохотала так сильно, что едва не выронила пиво. Эйден терпеливо ждал, когда она успокоится, и думал о том, что такого выплеска чувств Джессике хватит на ближайшие полгода уж точно. - Сам Шерлок Холмс не был бы настолько внимателен. Браво! Тогда вот тебе последняя загадка. Как думаешь, что же в связи со всем этим расстраивает меня больше всего? Он немного подумал. - Тяжело осознать, что Альфред уже никогда ни о чем не узнает. Одинокая слезинка прочертила дорожку на ее щеке. - Ему было бы плевать. Но кто знает, что могло случиться, если бы он когда-нибудь все же понял, что Франческа – это последняя женщина на земле, которой он был нужен.***
Эйдену стоило большого труда успокоить Джессику и уложить ее спать. На следующий день она сама извинилась за свое поведение и пообещала, что больше не позволит себе подобного в его присутствии. Но Эйден ни капли не обижался и был даже рад этому откровенному разговору, пусть и добытому слегка нечестным путем. Зато он получше узнал эту непростую и одинокую девушку, которая, по правде говоря, мало кому позволяла проникнуть к себе в душу. С каждым днем Эйден все сильнее поражался выбору Франческо Потенца, который, несмотря на все тщеславие и прочие свои слабости, был профессионалом и сумел увидеть Джессику в толпе. Он с самого начала поступил с ней так, как поступил бы любой агент на его месте – заручился большей надежностью в обмен на безопасность ее брата, попутно внушив страх. Но теперь, когда Фрэнки уже не было в живых, а рядом околачивался лишь он, Эйден, у Джессики осталось гораздо меньше видимых причин для содействия федералам. Более того, она в любой момент могла отправиться в банк и сжечь все те досье. И что же ее останавливало? Неужели лишь боязнь за судьбу Эрика? У обеих женщин обнаруживались корыстные мотивы оказывать поддержку молодому агенту, но если бы все держалось лишь на этом, то они без труда нашли бы способ испортить Эйдену жизнь. Однако они не хотели этого и следовали за ним, в глубине души веря в его принципы и стремление что-то изменить.***
Небо висело над городом так низко, что одна лишь совестливость природы могла удерживать непосильный груз на весу. Но бремя Эйдена было куда тяжелее, и он только начинал по-настоящему это понимать. Сколько же он обязан сделать теперь, раздав столько обещаний – покойному Франческо, Джессике, Кларетте и, наконец, самому себе? Не слишком ли много он о себе возомнил? Он мысленно пытался оправдаться. Нет, возомнил не слишком много. Скорее, не мог упустить ни одной возможности спасти близких людей. И едва ли теперь кому-то уже навредит, так что риск невелик. Эйдену не терпелось проведать свое давно привычное убежище в ирландском квартале. Вечером у него будет возможность пересечься с очередной сошкой из местной банды и выяснить еще немного о конфликтах между ирландцами и итальянцами. Последние недели в отношениях давних врагов нарастало напряжение, и в немалой доли этому способствовали войны внутри итальянских семей. Пока три сильнейших клана в городе делили бизнес и зорко следили за порядком на территориях, другие банды в городе мирились с их могуществом и ютились в собственных районах. Банда О’Нила хозяйничала в Кингстоне и Диптоне, но также водила дружбу с лихачами-бриолинщиками из Милвилла. Бомбисты контролировали трущобы чернокожих, а китайцы плодились и продолжали как-то умещаться в небольшом Чайнатауне. Но, едва учуяв труп одной из итальянских семей, все эти стайки разом переполошились и начали возню внутри города. Ни о чем масштабном речи пока не шло, но все это было лишь делом времени. Собрав новости об ирландцах, Эйден сделал вывод, что дальше отдельных нападений и грабежей, идущих вглубь бывших владений Клементе, банда О’Нила с бриолинщиками пока не двинется – парни они бойкие и безбашенные, но пока не окончательно пропили чувство самосохранения и понимают, что нужно еще подождать. А вот другие банды, особенно Тонги, китайцы, для Эйдена оставались загадкой. Он был чрезмерно осторожен и каждое утро напоминал себе о том, чем обернулась беспечность его напарника, но его волновала и собственная крайне скудная осведомленность о преступных связях и группировках Эмпайр-Бэй. Он чувствовал, что в дальнейшем расследовании не сможет обойтись без знаний об истинной опасности, которую могут представлять хищники, решившие выползти из своих пещер на белый свет.***
На окраинах Кингстона, как и на окраинах Маленькой Италии, чаще всего собирались попрошайки – от мала до велика. Так им было удобнее всего пересекать границы между районами и подбирать больше монет и купюр. Разумеется, основной костяк толпы прохожих всегда двигался напролом, притворяясь, что не замечает бедняг, путающихся под ногами, но Эйден часто предпочитал сбросить им мелочь и заодно пытался таким образом наладить с попрошайками дружбу. Было ли это зовом следователя или же откликом на некоторые романтизированные представления, которые, несмотря на учебу и службу в ФБР, не успели выветриться из его головы – оставалось загадкой. И теперь Эйден смотрел на знакомого бродяжку, на вид лет десяти, которому он подавал чуть ли не каждую неделю на протяжении нескольких месяцев и каждый раз об этом забывал. Эйден на автомате вытащил из кармана оставшуюся горстку центов, готовясь вновь порадовать мальчика, но не успел он протянуть руку, как тот, подбежав, сам вцепился в него и закричал: - Мистер, идемте со мной! - Куда? – непонимающе отозвался Эйден. Мальчишка был слабее и легче его раза в три, но теперь именно он тащил молодого человека по улице, не переставая верещать. – Да что случилось, боже? - Мама хотела увидеть вас и сказать спасибо. Я ведь рассказывал ей о каждом центе, который вы мне подали! Она говорит, что вы не можете отказаться от приглашения. И еще… она немного нездорова. - А твой отец? - Он умер, уже давно. Но не извиняйтесь, - опередил Эйдена мальчик и сразу же добавил: - Лучше поговорите с мамой, и вы увидите, что она хорошая. Обещаете, что поговорите с ней? - Конечно, малец, я поговорю, - заверил его Эйден. Время по-прежнему поджимало, но он не смог сопротивляться этому худенькому низкорослому бедолаге.***
Один из десятков одинаковых домов, расползшихся по серой коже окраины, - он был частью лабиринта, в котором не так уж и интересно блуждать. Бродяжка – а на деле и вовсе не бродяжка, раз у него есть мать и даже крыша над головой – знал дорогу к своему дому, будучи связан с родным местом незримой нитью, раз за разом скручивавшейся в комок и приводящей его обратно. Такими нитями со своим домом связан каждый, но не всем есть нужда прибегать к этим интуитивным путеводителям Ариадны. Бывают заметные дома, готовые посоперничать за внимание к себе с Эмпайр-Бэй-Билдинг, а бывают совсем невысокие здания, которым повезло вырасти на больших просторных улицах. Если бы архитектура была одушевленной, нищие выходцы с окраины Кингстона отчаянно завидовали бы своим большим братьям из сердцевины района и пытались бы теснее прижаться к маленьким домишкам у оживленных автодорог. Но эти дома казались Эйдену безоговорочно мертворожденными, как и какая-либо надежда внутри них, и, входя в этот дом, он испытывал лишь тоску. Они поднялись на второй этаж, и проводник Эйдена остановился у одной из дверей в глубине лестничной площадки. Та оказалась не заперта. Мальчик толкнул ее, и перед ними вырисовались очертания узкого коридора. - Только свет уже давно отключили, - предупредил тот, прежде чем Эйден шагнул внутрь в поисках выключателя. – Но в комнате мамы горят свечи. - Ничего. Не такой уж и жуткий коридор. И в темноте довольно уютно, даже будто бы пахнет едой. Знаешь… малец? Эйден сделал паузу, и вокруг повисла тишина. - Эй, малец, я ведь не заблудился у вас тут? Чего же ты молчишь? За его спиной хлопнула дверь, и стало так темно, будто в эту же секунду ему выкололи глаза. - Так вообще ничего не видно! Что за шутки? Он попытался нащупать стены и спустя несколько шагов наткнулся на дверь в комнату. - Надеюсь, это комната твоей мамы. «А вообще, малый, ты меня настораживаешь». Эйден отыскал дверную ручку - та легко поддалась, и темнота наконец слегка рассеялась, отступив перед мерцанием свечей, развешанных под потолком. Эта комната была почти пуста, а свечи служили ей единственным украшением. Другие предметы, которые обнаружил Эйден, - тумбочка, ковер на полу и высокий матрас, на котором, ссутулившись, сидела молодая женщина и читала книгу. Освещение под потолком было устроено таким образом, что большая часть свечного пламени собиралась перед спальным местом и как раз падала в сторону книжных страниц. Но лицо женщины при этом было затемнено. Зато ее округлая фигура мгновенно бросалась в глаза. Женщина оглянулась и, увидев Эйдена, отложила книгу в сторону. - Тебя привел пацан? - Он был рядом, но вдруг пропал… что здесь происходит? - Пацан сделал свое дело. Он славный малый. Подходи, можешь присаживаться рядом. Эйден сделал несколько шагов вперед, но не спешил приближаться к незнакомке вплотную. Теперь он мог лучше разглядеть лицо женщины – усталое и измученное. Тени, залегшие под ее глазами, при свечах словно расплывались и становились еще темнее и глубже. И оказалось, – Эйдена на мгновение передернуло – что она едва ли старше его. А значит… - Он не твой сын. - Пятерка за догадливость, агент. Нет, мой сын гораздо младше. Правда, все равно сильно подрос с тех пор, как я его в последний раз видела. - Агент? – повторил Эйден. Меньше всего он ожидал, что к подобным последствиям его приведет встреча с простым мальчиком-попрошайкой. ...Неужели он все-таки расслабился, как Франческо? Что он упустил? - Прости за эту предосторожность. Не хочу тебя обижать, но пока так будет безопаснее. Теперь женщина наставила в его сторону револьвер, и ее решительный вид почти заставил Эйдена отступить назад. И тут он задержал дыхание, поняв, что в эту самую секунду в его голове сложились воедино два маленьких кусочка паззла. Эта всеведущая ведьма на внушительном сроке беременности, и пару-тройку месяцев назад ее положение уже едва можно было скрыть. А что насчет загадочной беременной жены Фрэнки Поттса, появившейся в отеле незадолго до его похищения? - Скажи мне одну вещь, - наконец-то нашелся Эйден. – Что именно случилось с моим напарником после того, как ты ограбила тайник в его номере? Гарнет одобрительно хмыкнула. Оружие опускать она не собиралась, но взирала на Эйдена уже не так подозрительно и даже будто улыбалась. - А мне нравится это бесстрашие и готовность рубить с плеча. Ведь ты понимаешь, в какую передрягу загоняешь себя этим признанием? - Я уже загнал себя сюда. Позволил мальчишке меня обхитрить. А ты сидишь в этой комнате совсем одна, явно прячешься, и тебе что-то от меня нужно. Чего же мне бояться? - И почему ты так уверен, что я совсем одна? – спросила Гарнет нерешительно и будто бы немного опустила руку с пистолетом. Этот жест послужил Эйдену сигнальным огоньком, возвещающим о верном направлении его мысли. Юноша сделал еще несколько шагов вперед и присел на тумбочку. Лучше ему не знать, что она хранит в этой деревянной коробке. - Мне кажется, ты одна из тех, кого одиночество способно сломить, и так непоправимо, что… Ты одинока и сейчас, хотя ждешь ребенка. Не первого, судя по твоему признанию. Возможно, ты его совсем не хотела и не хочешь сейчас, но не избавилась, потому что… например потому что в таком виде было легче всего завоевывать расположение работников отеля и проникать в номер моего напарника. Кто захочет связываться с женщиной в твоем положении, убедительно возмущающейся на публику, что она уже давно не видела своего мужа? Возможно, тебе и не пришлось играть – достаточно было мысленно заменить мистера Потенца… другим человеком. Широко распахнутые глаза Гарнет служили ему самым красноречивым ответом на все предположения. Теперь она смотрела на него не просто нерешительно – в этих глазах плескалась совершенная растерянность, и в этот момент она словно вовсе казалась младше него. Она уже давно привыкла обитать в мире, полном загадок и интриг, но секрет этого молодого человека был совершенно другим. Он прибыл из другого города, пережил потерю единственного близкого человека в этом городе, но не отступился, а принялся вести тщательные раскопки на месте преступления, и в какой-то момент они привели его к дому Кларетты Флауэр. Гарнет знала об Эйдене с того самого дня, как обокрала Фрэнки и прочла парочку неотправленных писем, – но скрывала это знание ото всех. Она ждала дальнейших действий Эйдена – и теперь почти перестала понимать, чего он добивается. Если к Кларетте его привели невероятнейшим образом раздобытые факты о прошлой жизни Гарнет – она должна узнать об этом прямо сейчас. И после, вероятнее всего, отдаться на его милость. - Я расскажу о том, что случилось с Франческо, но долг платежом красен, - промолвила она и окончательно отставила пистолет в сторону. - Что же нужно тебе? - Все, что ты расскажешь, не выйдет за пределы этой комнаты, и ты можешь поверить мне, что я ни за что не передам твоих слов тому, на кого вынуждена работать. Просто ответь: зачем ты используешь для своих целей всех этих бедных женщин? Что для тебя делают Джессика Рейли, Кларетта Флауэр и Изабель Ортис? - Изабель? - Ты, вероятнее всего, знаешь ее как Изи, - как бы между прочим поправилась Гарнет. - О-о… Эйден напряженно вздохнул. Он всего лишь произнес перед этой женщиной несколько своих интуитивных предположений, а взамен получил порцию из дробовика. Она знала о нем гораздо больше, чем он предполагал, ибо могла следить за ним всяческими способами, а он даже не подозревал, что за ним следят. Неужели незнакомка обиделась на все эти предположения и теперь хочет посильнее задеть его в отместку? Кто же разберет этих женщин. - Почему кто-то должен что-то для меня делать? - Допустим, с Изи ты можешь развлекаться на досуге, однако и она уже дважды едва не попалась на предательстве своей семьи. Ей так повезло, что об этом пока знаю лишь я. Или Джессика… скромная ирландка, мирная труженица, но под боком у нее неотесанное чудище – брат, заправляющий шайкой наркоманов. А чем же так может быть полезна нелюдимая старушка Флауэр, которая недавно взяла и испарилась, будто ее никогда и не было? - Я не похищал миссис Флауэр, не шантажировал сестру наркоторговца и не заставлял Изи… сеньорину Ортис мне помогать, - запальчиво возразил Эйден. – Допустим, я знаком со всеми ними, но чего ты точно так и не смогла бы добыть за все время своей слежки, так это доказательств подобных деяний. - В моем положении вообще сложно что-либо добыть по-настоящему, Эйден. Все, чем я располагаю, - в основном из чужих уст. Например, от мальчика, что привел тебя сюда. Эти бедолаги на многое готовы ради лишней монетки и пропитания. А этому повезло пока что и с домом. Пока я обретаюсь в этом районе, он тоже здесь ночует. И, согласись, мне практически удалось заменить ему мать. - Значит, он все-таки сирота? – невесело хмыкнул Эйден. - Не совсем, но для его нищенского существования это все равно не имеет никакого значения. - Так и продолжишь говорить неясностями, верно? Они обменялись пристальными взглядами, и каждый прочитал в глазах другого решимость и упорство стоять на своем. Эйден решил напирать и дальше: - Хорошо, ты уже многое знаешь обо мне – гораздо больше, чем я о тебе. Если ты хочешь о чем-то со мной договориться, не честным ли будет и тебе назваться и кое-что рассказать о своих намерениях? Гарнет иронично пожала плечами. - На самом деле не так уж и хорошо. Мы ведь с тобой только что познакомились. Все, что я узнала до этого, - лишь слухи из чужих ушей и новости из чужих уст. Я предлагаю нам обоим сделать кое-что, чтобы получше узнать друг друга и заслужить взаимное доверие.***
- Мне нужно, чтобы ты добыл некий компромат на одну из двух крупных городских группировок на севере города. Первую ты знаешь чуть лучше - это ирландская банда О'Нила, которая заправляет этим районом и еще кое-какими участками, где живут другие их земляки. Но вторая, возможно, окажется для тебя еще более интересным вызовом. Я говорю о бриолинщиках. Тебе придется выбрать одну банду, достать наружу неприглядную историю этих парней, а затем рассорить обе группировки. - Рассчитывала на то, что я знаю об их дружном партнерстве? – уточнил Эйден. - Конечно, иначе все твои досье на ирландцев за последние несколько месяцев не стоили бы и выеденного яйца. - И что же я получу взамен? - Ответы на многие вопросы. В том числе и на тот самый, который ты ищешь уже не первый месяц. Что случилось с Франческо Потенца, и где он теперь. Я смогу указать дорогу. - Но зачем тебе все это? Твои наниматели хотят прибрать к рукам и тех, и других? - Моим нанимателям не до этого – они заняты другими проблемами. Это мое пожелание. Я же уже обещала, что наш разговор останется лишь в этой комнате. Следовательно, и все остальное будет касаться лишь тебя и меня. Наших целей. Гарнет закрыла глаза и положила руки на колени. Пистолет был небрежно брошен рядом с перевернутой книгой. - Если ты пока не готов рассказывать о том, что тебя на самом деле связывает с этими тремя женщинами – я не буду торопить. Однако наш разговор на сегодня закончен, и мне хотелось бы отдохнуть. Ты позовешь пацана снаружи? - И когда мы встретимся снова? - Когда в городе появятся сплетни о бойне между бывшими друзьями. Я снова сама тебя найду. - Почему ты так уверена в том, что я соглашусь сделать это? Почему ты вообще уверена в том, что у меня получится? Гарнет на секунду приоткрыла левый глаз. - Я уже однажды спасла тебя от промахов твоего напарника, Эйден, - ласково произнесла она, - Поэтому, буду честна, на самом деле я ничего не должна тебе за твою помощь. Но я предлагаю начать наши отношения с доверия и дружбы, поэтому в следующий раз, когда ты докажешь, что на тебя можно положиться, я отплачу добром и откровенностью. Если у тебя чудом получится справиться до конца недели – я все еще буду здесь. И ты понимаешь, что если в эту квартиру заявится кто-то еще – ты даже не успеешь купить билет до дома. Мои наниматели узнают о тебе все, что я знаю. - Тогда до встречи. «Но я не уверен, хочу ли на самом деле встретиться с тобой снова». На полпути из комнаты он остановился и сказал: - Я действительно не причастен к исчезновению миссис Флауэр. И не я шантажировал Джессику, а Франческо. От него у меня не осталось ничего на Эрика. - Зато кое-что осталось у меня, - спокойно ответила Гарнет. – Еще увидимся. Когда Эйден окончательно закрыл за собой дверь, пламя нескольких свечей под потолком колыхнулось, и те погасли.***
В книгах главные герои часто страдают от навязчивых видений, порой затмевающих все реальное и становящихся их новой правдой. То, чего не существовало на самом деле, становится превыше жизни. Такими ощутимыми когда-то были детские сны Руби, но потом все пропало, и даже теперь, когда реальность стала безнадежно пустой, оказалось, что ее нечем заполнить. Теперь она отдала бы все за ненастоящих Альфреда и Луиджи, которые склонились бы над ней и похлопали по плечу. Луиджи прочитал бы одну из своих итальянских молитв, а Альфред просто обнял бы ее и заверил, что она скоро поправится и сможет подняться на сцену, чтобы, как и прежде, петь обо всем, что любит. Но повсюду царило одиночество, а сны обертывали ее в такой плотный черный саван, что спасали лишь отсутствием мысли и воспоминаний. Днем же все возвращалось, и Руби только и делала, что вспоминала. Некоторые образы из прошлого лишь теперь возникали в ее памяти. Она прокручивала их в голове и поверить не могла, что они все это время были с ней. И где только прячутся лица и слова, которые когда-то были частью ее настоящего? Не может же быть, что это ложные воспоминания – видения, проникшие слишком глубоко? У нее будет возможность спросить об этом одного из участников этих воспоминаний, если она его еще раз увидит. А она отчего-то не сомневалась в том, что это рано или поздно произойдет.***
До возвращения отца из Италии оставалось еще несколько месяцев, и всем покинутым женщинам из семьи Флауэр приходилось несладко. Кларетта слегла с гриппом, да и Дейзи чувствовала себя все хуже, но не могла забросить работу, которая кормила всех четверых. В тот месяц Эмили принесла свои первые деньги, и ни у кого не возник вопрос, каким же образом она их заработала. В непогрешимость старшей сестры тогда верили все, кроме маленькой Руби. Она с самого начала следила за своей сестрой и не могла смириться с тем, что теряет ее. Эмили могла как угодно справиться со своими проблемами, но связаться с ужасными преступниками? Да, до того самого дня подростки, бьющие витрины и нападающие на продавцов в бакалеях, были самыми страшными бандитами, которых ей доводилось видеть. Но весной, незадолго до того, как ей исполнилось одиннадцать, в квартиру этажом ниже вселился шумный и неугомонный Джо, и в доме стали появляться сомнительные типы. Одним из них и был отец малыша Роберта, и Руби поняла это только сейчас. Да, она видела Тони и раньше. Однажды Дейзи взяла младшую дочь с собой, чтобы встретиться на улице с новой приятельницей, у которой была дочка примерно того же возраста, что и Руби. Женщины увлеклись разговором у прилавка с хот-догами, а девочки отправились гулять дальше, чтобы хотя бы ненадолго представить себя самостоятельными. Тогда еще Руби была жизнерадостной и общительной, но в этот день чувствовала себя неловко оттого, что собеседница ни разу не улыбнулась ее шуткам. Более того, она держалась чуть поодаль и слушала истории Руби словно нехотя, из показной вежливости, которую, видимо, обещала соблюдать своей матери. Встреча с Джо, вышедшим из бара «У Фредди», что стоял на углу, показалась ей забавным совпадением. Но прежде чем она успела что-то сказать, ее спутница ехидно заметила: - Вот идет пьяный кабан. Давай-ка уступим ему дорогу, а не то еще он нас задавит по пути. - Это мой сосед, - негромко попыталась возразить Руби. Она была вежливой девочкой, а кроме того, к своим одиннадцати годам все еще слабо понимала, что значит «пьяный». Едва тащившийся по тротуару Джо показался ей просто нездоровым на вид, и она участливо прокричала: - Ciao, Джо! Ты в порядке, или помочь добраться до дома? Джо Барбаро сначала не понял, что ему сказали, и неопределенно помотал головой. - Оу, мы знакомы, малышка? - Ты с ума сошла, он сейчас еще как набросится на тебя! – выступила вперед другая девочка и попыталась оттянуть Руби назад. - Много берешь… ик… на себя. Слишком мелкая, чтобы на тебя… аргх, нападать, - неожиданно агрессивно отреагировал на ее выпад Джо и, сделав шаг в их сторону, вновь обратился к Руби: – Так что ты хотела от меня, кроха? - Я… хотела узнать, не нужна ли тебе помощь. Я – Руби, мы живем в одном доме, только я этажом выше. Совсем не помнишь? - Этот пузан не вспомнит свою маму, а ты к нему пристала, - снова вмешалась вторая. – Иди дальше и не смей нас тронуть, - она снова бросила мрачный взгляд на Джо. Руби удивленно раскрыла рот от дерзости девочки, которая была едва старше ее. В отличие от Эмили, ей не удалось в полной мере познать истину об особой жестокости некоторых детей. В это же время из бара нетвердой походкой вышел мужчина в легкой куртке болотистого цвета. Поначалу его никто не заметил, и поэтому голос, раздавшийся над ними, всех напугал: - Хэй, пять минут на улице и уже нашел приключение на свой… - он осекся, увидев Руби и ее спутницу. – Простите, детишки, едва не нарвался на неприятности. Джо, идем, пока твою тачку на соседней улице не угнали. - Мы сюда на своих двух пришли! – резко отреагировал Джо. – Ты не видишь, ко мне тут малолетки пристают? Одна оскорбить пытается, а другая чего-то помочь хочет. Тони в тот день держался молодцом – все-таки он был старше и опытнее. Они с Джо тогда наверняка выпили примерно поровну, но Тони смог взять себя в руки, постаравшись вежливо попрощаться с девочками и поскорее увести приятеля за собой. - А ты оскорбился, хряк? – с неожиданным нахальством выпалила вторая девочка, и Руби ахнула от ее поведения. – Может, еще заплачешь тут своими жирными слезами, а, итальяшка? - Ах ты маленькая сучка! Джо вне себя рванул вперед, но Тони вовремя схватил его за плечи. - Это всего лишь маленькие девочки, amico. Будь добра, - обратился он к Руби, озиравшейся по сторонам с жалким видом. – Поможешь справиться с твоей подружкой – я помогу с этим недвижимым имуществом и укачу его подальше отсюда. - Вы потому и сбежали от армии – не способны даже с девочками справиться, какие тут бойцы! – еще сильнее вспылила «подружка». – Вот от безделья и нажираетесь всякой дрянью, а потом подметаете улицы! Последняя фраза явно принадлежала не ей, и Тони это понял. Вероятнее всего, постарались домочадцы, сходящие с ума после отбытия отца семейства на фронт. Девочка вскинула руки и сделала двойной жест, при виде которого Руби зажмурила глаза, а мужчины нахмурились, и Тони пришлось сильно постараться, чтобы не дать Джо вырваться из его рук. Отец той маленькой нахалки вернулся домой осенью сорок пятого и благополучно перебрался с женой и дочерью в Аптаун, а вот Руби, которая меньше всего винила в чем-либо мужчин, не отправившихся на войну, еще раньше лишилась обоих родителей и сестры. Но и поныне она не жалела о том, что тогда все же нашла в себе силы накричать на спутницу и остановить поток бессмысленной ругани. Теперь Руби вспомнила лицо Тони в тот момент, когда она остановилась, чтобы перевести дух. Он смотрел на нее с удивлением и улыбкой. А вдруг он даже почувствовал, как же тяжело ей было на самом деле? И вот теперь у него растет замечательный сын. На секунду в голову девушки закралась мысль о том, что это, возможно, единственная душа, оставшаяся на этом свете, которая возвращает ее к мыслям о жизни. Они с Робертом быстро привязались друг к другу, и Роберт не сразу смирится с потерей нового друга. Потом он вырастет и обо всем забудет, как она, Руби, забыла о многом, став взрослой. Но до этого еще много лет, а боль, пусть и стертая в сознании, всегда остается где-то внутри и возвращается тогда, когда с ней меньше всего хочешь сталкиваться. Так на Руби нахлынули все самые горькие воспоминания за последние годы, и она, опустошенная и страдающая от боли одиночества, лежала на постели с перебинтованными ножевыми ранениями и мучилась от того, что не могла заплакать и хотя бы ненадолго облегчить привычными слезами свою участь.***
Спустя три недели после массового расстрела в «Сиракузе» Генри стоял в гостиничном номере и, попивая бурбон, смотрел в окно на заходящее солнце, проливавшее свой огненный свет на высотные здания Чикаго. Время, проведенное в чужом городе, растягивалось на мили и казалось бесконечным. Люди, с которыми он вынужден был встречаться, и улицы, по которым он должен был ездить, обременяли его и без того напряженные раздумья. Бурбон помогал рассредоточиться, но злоупотреблять было нельзя. За все эти дни у него было много возможностей спиться и бросить начатое дело. Он все еще мог взять свои немногочисленные пожитки и укатить гораздо дальше от Эмпайр-Бэй. Но тогда ему придется всю оставшуюся жизнь провести в страхе и угрызениях совести, которые не способен заглушить ни один алкоголь на свете. - Мистер Джонс, вам звонок из Эмпайр-Бэй. Соединить с мистером… Монти? - Соединяйте. - С днем рождения, и ты не мог найти себе более оригинальное вымышленное имя? – немедленно набросился на него голос в трубке. - Едва удержался, чтобы не назваться Смитом, - сказал Генри. – Чертовски приятно, что ты помнишь про дату. Может, меня под дверью еще и посылка ждет? - Ну, если б я раньше узнал, куда ты заныкался, сообразил чего-нибудь. Но товарищи из Чикаго всяко о тебе позаботились, верно? - Ты же знаешь, что их главный подарок – это моя безопасность в пределах города. - Но подарок со сроком годности, м? Слушай, оно понятно, что твои чикагские ребята недолюбливают старых пердунов из семьи Винчи и не выдадут тебя по одной лишь просьбе Фрэнка, но рано или поздно он догадается попросить о помощи Фальконе. Ты же в курсе, откуда родом Эдди Скарпа, и какие у этого бабника связи? - И я настолько важная шишка, что ради меня старики встанут на колени перед Карло? - Иди на хер! Ты настолько важная шишка, что ради тебя расстреляли больше десятка человек, а недавно какие-то отбитые сожгли твой бывший бар дотла. Теперь на его месте осталась лишь черная горелая дыра. Конечно, они слегка опередили твой день рождения, но, согласись, подарок все равно эффектный. - Это место превратилось в горелую дыру еще три недели назад, - хмуро ответил Генри. – Остальное от их бессилия и злости. Они знают, что пока до меня не добраться, вот и пытаются размахивать своими дряблыми яйцами издалека. - А ты не думал о том, что у них в запасе есть еще кое-что? - И этим ты и хотел удивить меня, позвонив сюда? - Нет, вообще-то я хотел поговорить о другом, и если ты настаиваешь о том, что нельзя отклоняться от основного дела, то вначале скажу о нем. Говорить много я все равно не могу, чтобы не компрометировать тебя и меня. Скажем так, со мной на днях связались кое-какие парни из бюро. - Какого еще бюро? - Бюро находок, блин! Как думаешь, о чем я? Не будь дебилом, - фыркнул в трубку Монти. – Эти ребята намекнули, что будут рады посотрудничать со всеми ныне безработными ребятами в городе. Включая нас с тобой. - Вот только я не в городе, - заметил Генри, наливая себе еще один стакан виски. – Знаю, сейчас ты скажешь, что я тот еще умник. Но да к черту. Чего конкретно они хотят? - Сотрудничества, говорю же. Ты глухой, что ли? Они готовы помочь любыми ресурсами в обмен на небольшую работенку и кое-какую информацию. Тебе объяснять подробнее, или остановимся, пока нас обоих не пришили за такие разговоры? Слушай, они реально могут помочь с чем угодно. Даже с твоей девчонкой. Ты ведь уверен, что она до сих пор жива и ее где-то прячут, верно? Монти весьма недвусмысленно намекал на Руби. Судьба девушки была одной из причин, по которой Генри ввязался в игры с чикагскими коллегами. - И что, ты уже договорился с ними? - Я сказал, что сначала посоветуюсь с тобой. Знаешь… мне неуютно одному идти к этим парням. Если ты согласишься, это упростит задачу. Так что скажешь? Монти терпеливо выждал ответную паузу, полагая, что Генри собирается с духом для решения. Но тот не собирался с духом. Он помолчал, чтобы успокоиться и не повышать голос, а затем таким же ровным тоном сказал: - В гробу я видал помощь этих парней и даже при смерти не пошел бы на эту сделку. Дебил у нас ты, раз забыл, кто я и кем был мой отец. Он отправлял меня в Америку заниматься бизнесом, а не подлизывать федералам. Если хочешь этим заняться, тебя никто не держит. Но сюда больше не смей звонить.***
27 июля Он все же вернулся в Эмпайр-Бэй, чтобы провернуть кое-какую аферу на свой страх и риск. Для этого предстояло напомнить одному человеку о прежней дружбе и воспользоваться его порядочностью. Сложно будет забыть лицо Вито при виде сделки, состоявшейся, не без его помощи, между Эдди и Генри. Парень всего лишь по старой дружбе хотел подсобить ему с трудоустройством, а оказалось, что теперь над его старым другом Лео нависла смертельная угроза. Кто бы знал, с каким сладким чувством Генри сейчас ехал прямиком в Хайбрук – ведь ему дали официальное разрешение на убийство главного врага! Можно было и с самого начала поступиться своими принципами и рассказать об интригах конкурента семье Фальконе. Тем более эти интриги касались той части дел, которая в последнее время стала значить для Карло очень много, - они касались наркоторговли в городе. Но тогда было рано, да и приближаться к еще горячему после убийства босса Клементе дулу пистолета выглядело опасной затеей. Гвардию из нескольких бойцов Фальконе, которых Эдди решил непременно выделить ему в помощь, пришлось подождать, и Генри все это время раздраженно барабанил по корпусу машины. Медлить было нельзя – тому же Вито ничего не стоило отбежать от ресторана на несколько метров и позвонить своему долбанному Лео. На деле все оказалось еще хуже. Неугомонный Скалетта добрался до особняка Галанте раньше, чем он, и, не успев сбежать, спрятался от Генри вместе со стариком в платяном шкафу. Да, на его счастье, противники оказались круглыми идиотами, и их не пришлось долго искать. Дверцы шкафа тихонько скрипнули, и обезоруженные противники очутились перед Генри как на ладони. Увидев своего будущего убийцу, Лео едва сдержался, чтобы не плюнуть ему в лицо. Он и не ожидал, что Генри когда-нибудь посмеет заявиться в его дом. - Это твой друг? - Нет, он пиджак хотел повесить, - язвительно откликнулся Вито. - Ладно, вылезайте оттуда! Какие интересные в шкафах скелеты, - протянул Генри. Он был вынужден изобразить полное равнодушие к тому, что скоро произойдет – хотелось вышибить мозги Лео прямо сейчас на глазах у Скалетты, но мальчишка не заслуживал этого, да и не стоит ему знать о том, что его не касается.***
На кухне у Лео начались недолгие переговоры. - Дружба тут ни при чем. Это работа, и если я ее не сделаю, мне крышка. Я не могу его отпустить. Я взял контракт, его надо выполнить. Если не хочешь смотреть – уходи. И не беспокойся, я никому не скажу, что ты был здесь. Лео справился лучше с тем, чтобы выпроводить своего товарища. - Вито, спасибо за все, но теперь уходи. Я прожил долгую жизнь. Не рискуй своей шкурой, чтобы подарить мне еще пару лет. - Но, Лео, должен быть выход! – возмутился Вито. Он не мог просто взять и сдаться. В отличие от Генри, у него были поводы быть благодарным консильери семьи Винчи. Да и, в конце концов, он считал старика своим другом. - Нет, Вито. Уходи, - сказал Лео тоном, не терпящим возражений. Когда Вито вышел покурить, он тотчас обернулся к Генри. - Как я бы сейчас хотел застрелить тебя сам, грязный ублюдок. Ты сильно досаждал мне, делая все по-своему. Из-за тебя погибла куча людей, а ты все бросил и свалил в другой город, испугавшись за свою гнилую шкуру. Но у тебя еще есть шанс договориться с адом и не получить наказание за все, что ты уже совершил. Ты ведь хочешь, чтобы с девочкой ничего не случилось? - Ты сейчас говоришь о Руби? Что с ней? Где она? - Мне придется пойти на эту сделку, но взамен я потребую не меньшего. Ты дашь мне уехать из города, и ни один из этих уебков, что ждут снаружи, не должен мне помешать. Ты меня понял, Генри? - Ты предлагаешь мне рискнуть собственной головой и отпустить тебя, - мрачно произнес тот, поднимая пистолет. - В обмен на самое ценное, что я только сейчас могу предложить. Знай я заранее, что все так произойдет, я бы нашел способ и упрятать ее получше, и самому обезопаситься от тебя. Но, увы. Все мы должны платить за свои ошибки, а я пока не готов умирать. …Так что, мы договорились? Поверь, стоит тебе меня убить, и плохо придется всем – не только тебе и твоим оставшимся в живых дружкам, но и… Руби. В очередной раз Лео выходил победителем из игры, и это приводило Генри в гнев. Но затем он понял, что это эта победа была безоговорочной, а вместо Лео с ним боролась его собственная совесть. - Мы договорились? – повторил он. Вместо ответа Генри направил пистолет чуть левее головы Лео и выстрелил в стену.***
Увидев, что Лео как ни в чем не бывало выходит ему навстречу, Вито едва не ошалел. - Что случилось? Лео похлопал его по плечу и увлек за собой на кухню. - Мы с твоим другом договорились. Я исчезну. После смерти жены этот город все равно ничего для меня не значит. Я давно хотел перебраться в теплые края. Но сначала давай уберемся подальше, пока твой друг не передумал!***
- Он сбежал. Так и передайте своему боссу. Генри с нетерпением выпроводил солдат Фальконе и, когда те покинули территорию, направился обратно внутрь дома. Он вновь поднялся по лестнице на второй этаж, миновал комнату с платяным шкафом и очутился у невысокой дверки, прикрытой занавесками. Спрятать свой главный секрет у Лео получилось явно лучше, чем спрятаться самому. Он повернул в замочной скважине подаренный стариком ключ и очутился в крохотной комнатке с единственным окном, выходящим на задворки особняка. Неподалеку у стены стояла кровать, накрытая голубым покрывалом, свисавшим до пола. Комната была пуста. - Твою мать, ты меня надул, дьявол! – в бешенстве воскликнул Генри и, подойдя к окну, увидел, как из ворот заднего двора выезжает автомобиль. Хотя бы одну часть сделки Лео выполнит, но эта часть все равно оказывалась для Генри поражением. Теперь уже окончательным. - Генри? – раздался слабый голос за его спиной. Бледная как смерть, Руби высунулась из-под кровати, услышав его голос. - Мне стало страшно, когда я услышала выстрел внизу… я не хотела, чтобы это повторилось! Вы ведь пришли за мной? Кого убили? Вы отпустили Лео, но почему? Он не станет меня преследовать? Вопросы продолжали сыпаться, но он не знал, что ответить бедной испуганной девушке. Вместо этого Генри протянул руку и помог ей подняться. Руби тихо заскулила и прижала руку к животу. - Мне еще нехорошо. Но все же лучше, чем бедным Альфреду и Луиджи. И папе. И маме. Наверное, лучше, чем Кларетте с Эмили, хотя я и не знаю, что с ними. …Главное, что вы живы. Я и не надеялась вас больше увидеть! Впервые за долгое время она заплакала, и ей стало стыдно за эти слезы. - Больше ты не увидишь, как кого-то убивают. Виновные получат возмездие, и в городе станет легче дышать. Я обещаю. После того, как они покинут этот особняк, он загорится так же ярко, как горела несколько недель назад «Сиракуза». Или даже ярче… У Галанте не должно быть искушения вернуться обратно. Это будет самый запоминающийся пожар в Эмпайр-Бэй за много лет.