***
Рука синьоры Марино сжимала запястье Руби, и эта хватка становилась все крепче, но девушке не хватало духу высвободиться или хотя бы шепнуть соседке о том, что ей больно. Она боялась нарушить умиротворение, в котором та пребывала. Из этой воздушной ткани впору было соткать прозрачный платок для самой богоматери. Да, Альфреда так сильно любили, что эта любовь не могла просто взять и исчезнуть, словно ее никогда не существовало. Любовь не уходит вслед за теми, кого мы теряем, и даже воды Леты не способны ее растворить. Но, устав бродить неприкаянной, она может слиться с другой любовью. Так, синьора Марино сильнее привязалась к своему младшему сыну, в котором теперь видела не только его самого, но и отблеск покойного первенца. Томми во многом был похож на Альфреда – даже своей страстью к музыке. Правда, Альфред никогда не пел в церковном хоре, а лишь учился гитарным переборам у дяди-алкоголика. Зато он познакомился с Руби, которая когда-то была таким же маленьким ангелом и своим голосом дарила божественную благодать всем, кто приходил на воскресные мессы. Детство Руби уже было позади, а с недавних пор еще дальше, чем когда-либо. Но Руби надеялась на то, что у Томми все сложится иначе. Для начала, он не попадет на улицы, как Альфред. И, пока будут живы его мать и другой брат, он не узнает, что значит быть сиротой. Томми пел в первом ряду и, окрыленный этой честью, старательно выводил каждую ноту, не смея отвлекаться и глазеть по сторонам. Но он и без этого знал, что на него смотрят два самых дорогих человека и радуются за него. Да, именно радуются, а не гордятся – ибо гордыне не место в доме господнем. Когда закончилась месса, прихожане смиренно выстроились в очереди на исповедь. Но Руби, находившаяся в смятении, не была уверена, что готова к разговору со священником. Неделю назад она в пылком порыве рассказала ему о том, как страдает от болезненных чувств к одному человеку и тщетно пытается вырвать их из сердца. Но когда тот спросил, почему же ей так необходимо насильственным путем избавиться от своей влюбленности, она растерялась и не смогла ему внятно ответить. Сегодня, собираясь в церковь, Руби стояла перед зеркалом и пыталась дать себе обещание, что в этот раз расскажет все до конца. Как можно вырвать что-либо с корнем, даже не попытавшись выкопать цветок из земли? Она решила подождать, пока очередь из прихожан рассеется, и воцарится тишина, которую она любила в храме больше, чем все песнопения, или прекрасные витражные окна, или простоту святых образов, перед которыми совершались молитвы. - Ты не пойдешь с нами? – спросил, с надеждой глядя на нее, Томми. Руби покачала головой и потрепала его по макушке, слегка ее взъерошив. - Мы увидимся позже. Спасибо, Томми. - За что? – удивился мальчик. - За то, что воскрешаешь самые светлые воспоминания моего детства. Ты будешь счастлив, так и знай. Тебя любят, и ты славный и очень одаренный. Томми зарделся от такой похвалы, и, пробормотав в ответ нечто смущенное, попрощался с ней и побежал к матери.***
Когда в храме осталось всего несколько человек, и среди них служители и дирижер, Руби собралась с духом и приблизилась к исповедальне, откуда выходил последний прихожанин. Она пересекла порог, закрыла за собой дверцу и оказалась наедине с полумраком и едва слышным дыханием священника. - Что тебя тревожит? Поведай о своих печалях Господу, и он даст утешение. - Святой отец, я… каюсь, я пытаюсь рассказать об этом уже не в первый раз, но постоянно что-то… останавливает меня. Это трудно, и я… - Ты боишься? – спросил голос. - Я больше никому не могу верить. Выйти за пределы этого места – и нет ни одной живой души, которой я могла бы рассказать обо всем, от чего мне плохо. - Верю, тебе не хватило одной исповеди, чтобы поговорить с Господом обо всех своих горестях, Руби. Не стыдись того, что было в прошлый раз. - Мне не стыдно, но внутри все сжимается от одной мысли, что придется заканчивать этот разговор. И прошло еще семь дней, а я так и не знаю, куда деться от того, что я питала годами… - Так что же не так? Отчего спустя годы ты отказываешься от того, чему была так верна? Руби опустила глаза и устало прислонилась к стене. - Сначала этот человек отверг мои чувства, и мне казалось, что ничего больнее этого нет, но потом я узнала о нем нечто страшное. То, чего всегда опасалась и всегда отрицала. Хотя теперь, оглядываясь назад… я понимаю, насколько была слепа и не допускала к идеалу ни одного ужасного слуха о нем. А ведь те всегда витали где-то рядом, просто мы придумывали все возможные оправдания. Мы не хотели им верить. - И что же ты узнала сейчас? Это был уже не просто слух? - О нет, уже не слух. Вы знаете, что мой отец был детективом и всю жизнь боролся с такими людьми. Я подумала о том, что, будь он жив, я бы украла для него все доказательства, и он бы нашел, как поступить правильно. Но в одиночку я не способна предать тех, кто все еще верит мне. - Предать? - Забрать у них то, что мне не принадлежит, - вздохнула Руби. – Это было бы воровство, правда? Грех в любом случае. - Но осуждать кого-то – тоже грех, - заметил священник. – Господу не нужны доказательства чьей-либо вины, но его печалит, когда люди обвиняют друг друга, отказываясь от любви друг к другу. Однако почему ты называешь кого-то преступником и в то же время стыдишься того, чтобы доказать это перед мирским судом? Этим вопросом он заставил Руби вздрогнуть. Она сжала руку в кулак и, стараясь дышать как можно ровнее, прошептала: - Я же сказала, что не хочу никого предавать. Доказательства принадлежат не мне. - И кого же ты так боишься, дитя мое? - Я не боюсь! Я благодарна Джессике и не хочу, чтобы она пострадала. Тем более из-за меня! Нет, она сказала это вслух. Голова так закружилась от пронзительной мысли, что Руби едва не потеряла сознание. - Вы ведь никому ничего не скажете? – пролепетала она, прижимая руки к лицу. - Помнишь, что значит «тайна исповеди»? Я ни с кем не могу говорить о тайнах прихожан, кроме Бога, - заверил ее священник. – Вернемся к тому, с чего мы начинали разговор. Ты отказываешься любить человека, но что же ты привносишь в свои мысли взамен этого чувства? - Я не хочу его чем-то заменять. Я хочу избавиться от него, вот и все. - Если это тебя так тяготит, проси свободы и спокойствия. Но не обращайся к Всевышнему с просьбами лишить тебя способности любить. Ведь от настоящей любви можно избавиться лишь таким способом. А со всем остальным твоя душа справится. Ты сильнее, чем можешь себе представить. Небеса это видят. И я знаю, что ты сможешь все, Руби. Она внимала этому голосу многие годы, но теперь, пытаясь успокоить себя его словами, с ужасом поняла, что перестала верить в исповеди. - С чем же еще надо справиться моей душе, чтобы все эти потери, наконец, закончились? – произнесла она, отняв ладони от лица. Оно вспыхнуло возмущенным пламенем.***
- Боюсь, третьего раза не будет, сэр. Совершать один и тот же грех трижды уже совершенно непростительно. Прошло несколько часов с тех пор, как Руби покинула исповедальню, и теперь на ее месте оказался Генри. Его беседа со священником была всего лишь частью сделки, которую он с ним заключил, стремясь хотя бы таким образом выведать тайны девушки, о которых она теперь ни за что ему бы не рассказала. - Она снова говорила о том человеке, которого любила и все еще не может избавиться от мыслей о нем. И называла его преступником. Когда я спросил о доказательствах, она ответила, что не может украсть их и тем самым совершить предательство. И еще она назвала имя некоей Джессики. - Я благодарен вам, святой отец, - смиренно ответил Генри. – Третий раз просить вас о такой огромной услуге я уже не решусь и сам. - Надеюсь, ваша благодарность окажется достаточно велика. Как и ваша милость к девочке. Я согласился на все это лишь потому, что верю в ваши чистые помыслы. Я нежно отношусь к Руби и, видит Господь, как бы я страдал, узнав, что мог стать причиной еще одних бед в ее жизни! Генри не сомневался, что тот будет доволен, когда уже наедине с самим собой пересчитает сумму от благодарного прихожанина.***
Пышная грудь, подчеркнутая вырезом полупрозрачной блузки, мерно вздымалась при каждом выдохе Изи, когда та выпускала изо рта очередную порцию сигаретного дыма. Рыжеволосая путана бесцеремонно раскинулась на заправленной постели и курила, бросая томные взгляды на Эйдена, который сидел за столом и заполнял бумагу. Юноша делал вид, будто в комнате, кроме него, не было ни одной живой души. Он давно привык к нападкам Изи и научился разговаривать с ней, избегая переходов на интимные темы. Для Изи же происходящее на самом деле перестало быть игрой в соблазнение юнца. Воспоминание о том единственном вечере, когда они разделили постель и ей это сильно понравилось, со временем утратило свой вкус. Все ее намеки и жесты были всего лишь заученным поведением в обществе любого мужчины. Реши Эйден внезапно с ней переспать – она не откажется и, возможно, даже не возьмет с него ни цента, но сама тянуть его в постель Изи была не намерена. Гораздо важнее для нее была тайная работа Эйдена, о которой она догадалась очень скоро после того, как представила его своему любовнику Джо. Именно поэтому она первой нарушила молчаливый нейтралитет. - Так чего бы ты хотел от меня на этот раз? Карандаш в руке Эйдена замер, и тот повернулся в сторону Изи. Глубокие впадины под его глазами, в которых отражалась усталость от недосыпа и ежеминутных напряженных размышлений, выделялись на лице, прибавляя Эйдену несколько лишних лет. - Когда-нибудь я выясню, что на самом деле является причиной твоей якобы бескорыстной помощи. - Значит, так и не веришь в силу любви, - вздохнула Изи и сделала еще одну затяжку. - Я верю в силу твоего обаяния. И в то, что ты без труда выяснишь кое-что об одном парне, если я об этом попрошу. - А что, боишься познакомиться сам? - Мы знакомы… можно так сказать. Но пару дней назад, к моей досаде, он перестал отвечать на звонки. И я до сих пор не знаю, удалось ли ему выполнить одно дельце. - Если дельце было опасным, то по мне так ответ напрашивается сам собой. – Изи скривила губки в хитрой ухмылке. – Или ты боишься, что он… мог подвести тебя? - Мне нужна конкретика. Я не могу приблизиться к его дому и не могу спросить твоих дружков об этом типе сам. Понимаешь, о чем я? - Кто бы еще так любезно разжевывал для меня свою просьбу, - хихикнула Изи и приподнялась с постели. – Так кто тебе нужен? - Его фамилия – Монти. Проститутка закатила глаза и снова улеглась на кровати. - Ну, с этим говнюком, gracias a dios, я дел не имела. Но имя знакомое. Если, конечно, у него нет еще парочки братьев, и ты подружился с кем-нибудь из них. - В последние месяцы ему пришлось нелегко, - заметил Эйден. - Ты знаешь, сладкий, ему это не помешало преследовать одну из своих бывших подружек по всему городу. Когда случился тот ба-бах в нашем с тобой отеле, многие бандиты остались не только без работы, но и без доступа к лучшим женщинам в Эмпайр-Бэй. - Изи погладила себя по бедру. – Лишился уважения в своем кругу? Вход в «Эдемский сад» тебе закрыт. А Монти очень любил снимать там одну девочку, такую симпатичную шатенку с голубыми глазами. Сама девочка не была от него в восторге, но работа есть работа, понимаешь. Когда парень потерял работу и вышел из игры, у него отняли пропуск в наше заведение. Но к хорошему только привыкаешь быстро, а вот отвыкнуть… очень сложно. Вот он и стал таскаться за любимой по улицам, пока ему не объяснили, что так делать нельзя. - Похоже на мотив, с которым он потом сам мог обратиться за помощью к таким, как я. - Лучше бы ты сразу посоветовался со мной насчет этого дохляка, - недовольно сказала Изи. – Не пришлось бы теперь просить у меня его отыскать.***
Вито ополоснул руки, и в раковине возникли красные разводы, которые он быстро уничтожил, сбрызнув ее поверхность горячей водой. Новый pizzaiolo, которого он недавно нанял в помощь первому, прошмыгнул в помещение и, сразу же отвернувшись, стал складывать продукты в корзину. - Come va?* – добродушно обратился к нему Вито, вытирая руки насухо желтым вафельным полотенцем. - Tutto va bene, grazie, - проглотив комок в горле, ответил юноша. Ему едва исполнилось восемнадцать, и он почти не говорил по-английски, но, по словам первого повара, он оказался лучшим кандидатом в помощники. Особенно Вито был наслышан о его ловкости и исполнительности. - Bravo, sono contento. Tu…non hai visto niente, davvero? Тот замотал головой и крепче прижал к себе корзину с продуктами. - Niente, signore. - Tu mi piace. Sei felice del tuo stipendio, figliolo? - Sono felice di tutto! – заверил он Вито. – Devo… tornare al lavoro, signore. - Chiamami Vito. Allora, ci vediamo. Вито покровительственно кивнул мальчугану и вышел, на ходу застегивая кожаную куртку. Так ему удастся до конца рабочего дня скрыть пятна на рубашке, которые остались после не совсем бескровного рэкета в соседнем районе. ___________________________________ *- Как дела? - Все хорошо, благодарю. - Молодец, я доволен. Ты… ничего не видел, верно? - Ничего, синьор. - Ты мне нравишься. Доволен своей зарплатой, малыш? - Я доволен всем! И я должен… вернуться к работе, синьор. - Зови меня Вито. Ну, увидимся.***
- В собственный ресторан – через черный ход? Ты что, боишься папарацци? – скептически полюбопытствовала Джессика. Блондинка заняла ближайшее к стойке повара место, но до сих пор так ничего и не заказала, дожидаясь владельца пиццерии. Вито спокойно отразил насмешку. - Нет, просто проверяю качество продуктов на складе… в начале дня. - И как, ничего протухшего не храните? Крысы не завелись? - Нет, из мяса на складе только говядина и птица. Ну, и бекон, конечно, - ответил Вито и, положив руку на спинку дивана напротив того, где сидела Джессика, пристально посмотрел на нее. – Какими судьбами? - Тебе уже говорили, что у тебя неважное чувство юмора? – поморщилась Джессика. – Впрочем, родственничков не выбирают. Ты знаешь, зачем я здесь, Вито. Присядешь поболтать? - Хочешь чего-нибудь за счет заведения? - Нет, я на диете. Серьезно, давай просто поговорим, и я поеду обратно на работу, а то скоро обеденный перерыв кончится… уже заканчивается. – Она бросила удрученный взгляд на часы. - Если ты по поводу моей сестры, то я не отступлю. Франческа беременна! Мы же семья. У меня будет племянник… или племянница. Франни обижена на меня из-за того, что я надавал ее мужу пару тумаков. Но это не повод обижаться всю жизнь. И не тебе уж точно вмешиваться в наши дела. Джессика встала из-за стола и, подойдя вплотную к Вито, проникновенным полушепотом ответила ему: - Мы все четверо – а скоро и пятеро – и есть семья. И мы с тобой связаны. Я, как и ты, не особо в восторге, знаешь ли. Эрика я защищать тоже не стану. Просто смирись с тем, что вам не стать друзьями. Когда Франческе понадобится твоя помощь, я сделаю все, чтобы помочь вам помириться. Сейчас она к этому не готова, и никто не может ее переубедить, уж поверь. - С какой стати я должен тебя послушать? – хмыкнул Вито. - С той, что, если ты не прекратишь, то мой брат и Франческа уедут из города. Эрик уже всерьез рассматривает этот вариант. Ты можешь потерять Франни совсем, поэтому поступи по-умному и перестань ей досаждать. Джессика развернулась на каблуках и резко двинулась в сторону выхода. Затем она передумала и, вернувшись к Вито, добавила: - Тебе же наверняка Руби рассказала о Франческе, да? Вы снова встречаетесь, или ей просто нравится местная пицца? Я надеялась и ее здесь встретить, но снова неудача. Когда увидишь ее в следующий раз, передай, что она не сможет вечно от меня бегать. Я всего лишь хотела бы пригласить ее на чай. Не забудешь передать? Ciao, щеголь, и поправь высунувшийся воротник, а то не только я догадаюсь, что у тебя сегодня была и другая работенка. После этих слов она уже твердой походкой устремилась на улицу и, запрыгнув на свой мотоцикл, умчалась вглубь оживленного города.***
Ближе к вечеру Генри заехал за Вито в ресторан, чтобы взять его с собой на очередное задание. Это было мелкое поручение, о котором Карло, скорее всего, даже не думал, а просто сбросил на Эдди, и тот быстро вспомнил о самых незначительных шестерках в семье и кинул это дело им, как очередную кость. Как бы ни было унизительно это признавать, но все они трое – он, Вито и Джо – в семье Фальконе стояли на низшей ступени, и при текущей ситуации в течение ближайших лет им явно не светило повышение. Это возмущало бы гордость Генри сильнее, будь у него карьерные амбиции, но он не собирался тратить годы, доказывая что-то людям, истребившим его родную семью. Его единственной целью было подорвать изнутри оставшиеся в Эмпайр-Бэй группировки и отомстить всем, кто оказался причастен к падению Клементе и уничтожению «Сиракузы». «А мы ведь долго вас боялись. Но вы сами же все испортили, начав грызться между собой». Китаянка была права. И ведь она озвучила идею, уже успевшую распространиться по всему городу. Скоро не только Триады, но и куда более мелкие банды поймут, как слабы стали итальянцы. Так почему бы не попробовать сместить руль в выгодную ему сторону? Генри заметил, как на него смотрела племянница мистера Чу. После того, как Бернардо Геллар открыл ему глаза на чувства Руби, он стал слишком осторожен и теперь при встрече с каждой женщиной прощупывал ее, пытаясь выявить отношение к себе сразу. И если он не ошибался теперь, то вожделение, вызванное им у Лин, могло оказаться оружием. Смертельно опасным оружием, причем не только для врагов, но и для самого Генри. Однако оно стоило того, чтобы воспользоваться этим и включить Лин в свои планы.***
Закончив поджог автомобилей на стоянке и расправившись с парочкой охранников, подоспевших на разгоревшееся представление, они позвонили Эдди из ближайшей телефонной будки и отчитались о проделанной работе. - Завтра могу сам заехать за деньгами, - предложил Вито. – А ты приходи днем в пиццерию. Кстати, будет сырный день, и повар обещал qualcosa di speciale. - Я подумаю над твоим предложением. А теперь куда? - Джо звал вечером в один бар на Ойстер-Бэй. Решил убедить, что не в таком уж и дерьмовом районе меня поселил. Обещал девочек и выпивку за свой счет, так что, если есть настроение, можешь присоединиться. - А ты пока и не думаешь переезжать? – спросил Генри. - Было бы на что. Вместе с домом в ту ночь сгорели все мои сбережения. Остались одни трусы, да и те пропахли дымом – пришлось выбросить. Вито вздохнул. - Вот теперь и пытаюсь сколотить новое состояние. На мелких поручениях Эдди много не заработаешь, у меня пиццерия за неделю больше дохода приносит. Сам понимаешь, что все это не серьезные деньги. Генри сочувственно кивнул. Вито ему всегда нравился больше, чем Джо, а в его нынешнем положении он и вовсе испытывал к нему нечто вроде солидарности. Вито потерял собственный дом, а он – «Сиракузу», которая, по большему счету, тоже успела стать для Генри чем-то вроде родного гнезда. Тем временем Вито пробрало на откровения. - Да, у меня самого в жизни творится полная херня, а я еще пытаюсь вмешиваться в дела сестры. Джессика права, мне стоит сделать паузу и на время отступиться от Франни. По крайней мере пока я со своей ситуацией не разберусь. - Джессика? Подруга Руби? – немедленно поинтересовался Генри, в голове которого вспыхнула надежда на удачное совпадение. - Ну да. Вы ведь наверняка знакомы? Она очень любила «Сиракузу» и ходила туда чуть ли не каждый день. И Франческу водила. Моей пиццерии уже не удалось им так понравиться. Генри сделал вид, что понимает, о ком идет речь. - Да, видел несколько раз. Твой зять ведь ирландец, верно? - Звучит как обвинение, - усмехнулся Вито. - Да нет, ты зря. Эта Джессика хоть и не итальянка, но чертовски хороша. В стремлении выведать больше информации Генри решил подыграть ему самым примитивным способом. - Давно бы спросил у Руби, где она живет, но боюсь, девочка еще неправильно меня поймет, - подмигнул он другу. - Oh Dio, ты сейчас серьезно? – воскликнул тот, вперившись в Генри изумленным взглядом. – Ты и… Вито не удержался и прыснул. - Если Джессика узнает, что я привел к ее дому кого-то из своих друзей, тем более положивших на нее глаз, она… меня порубит на куски. - У нее же есть, помимо дома, какая-то работа, - осторожно возразил Генри. - Ну, она недавно устроилась в фирму, занимающуюся торговыми поставками. Помощницей управляющего или что-то вроде того. Сразу так изменилась – будто никогда в жизни и не развозила на велосипеде утренние газеты. - Продвигаясь вверх по лестнице, мы неизбежно меняемся. - Да уж… Только смотри без шуток. – Вито строго посмотрел на друга. – Как бы мы ни грызлись, Джессика – член моей семьи. И если ты ее обидишь, то будешь иметь дело со мной. - Я пальцем ее не трону, amico. Если сама не попросит! Они шутливо погрозили друг другу указательными пальцами и в унисон расхохотались. Автомобиль Генри влился в поток транспорта, устремленный к подземному туннелю, ведущему на Ойстер-Бэй. Пока Вито покуривал и размышлял о своих непростых взаимоотношениях с сестрой, Генри мысленно строил план, по которому сможет через место работы Джессики выяснить, где она живет. В любом случае, это должен быть разговор с глазу на глаз. У Генри до сих пор не выходили из головы грозные обвинения, с которыми Руби обрушилась на него две недели назад, и он намеревался узнать, каким образом эта подруга Руби продолжила дело, начатое крысой из ФБР Фрэнки Поттсом.***
Бар, выбранный Джо, оказался небольшой кирпичной коробкой с полинявшей от времени и погоды вывеской, на которой уже едва можно было разобрать часы работы заведения. Однако для завсегдатаев и их друзей это едва ли было проблемой. Внутри бар оказался уютным, пусть и тесноватым для компании больше десятка человек. Значительную часть пространства занимал бильярдный стол, по которому катали шары Изи и ее светловолосая, не менее пышнотелая, подруга. Обе были одеты в облегающие платья с глубокими разрезами по бокам; у Изи из-под платья дразняще выглядывали лямки кружевного лифчика. За стойкой усатый бармен настраивал радиоприемник на нужную частоту. Друзья попытались найти взглядом Джо, но, кроме проституток и бармена, обнаружили в зале лишь компашку из троих выпивох и еще одного - одиночку. Толстяк же вышел к ним через минуту прямиком из уборной. - Хе-хей, а вот и виновник торжества! Да не один. Приятно, что решил нас навестить, Генри. Они обменялись рукопожатиями и объятиями. - Хотя мог и предупредить – а то я только двух девочек пригласил! Знал бы, так подогнал бы побольше. - Да я ненадолго, - успокоил его Генри. – Пропущу с вами пару стаканов. Меня еще ждут дела. - Ты всегда такой деловой, Генри, знать бы еще, что за дела. – Джо ему подмигнул. – Ну, с твоей выдержкой тебе можно и три. Эй, Изи, Элли, вы чего такие невежливые? К нам тут гости! Он обернулся к бармену. - Amico, нам для начала пива, а там как пойдет. И какой-нибудь сытной жратвы в придачу. - Может, и дамам что-нибудь закажешь? – намекнул ему Вито. - Их этим вечером мы и так сытно накормим, - гоготнул Джо, но все же крикнул: - Эй, будете чего-нибудь, зайки? - Мы тоже будем пиво, - ответила за себя и за подругу Изи, встряхнув копной рыжих волос. Впятером они заняли оставшийся стол у окна; Джо и Изи уселись напротив Генри и Вито, на коленях которого устроилась Элли. Изи сверкнула глазами в сторону Генри, пытаясь выгадать удобный момент, чтобы порасспрашивать его о поручении Эйдена. Ее подружка же не теряла времени и, поглаживая Вито по спине, ножкой как бы невзначай толкала его сидевшего рядом товарища. Генри тактично отстранился на несколько сантиметров. Бармен поставил перед ними пять бутылок «Мастера» и подогретые гамбургеры. - Музыкальных автоматов у вас нет, да? – обратился к нему Вито. - А тебе что, «Дельта» не нравится? – оскалился усач. - Але, ты сюда музыку пришел слушать или проводить время с друзьями? – поспешил урезонить обоих Джо. – Все в порядке, amico, я просто обожаю «Дельту», сам только на нее и настраиваю в машине. Бармен закатил глаза и отошел от их стола. - Этот бар что, открыли еще до нашего рождения? - Может, ты еще и пианино сюда хочешь? – саркастически отозвался в сторону друга Джо. – Давайте уже просто выпьем. Хотя бы за то, что собрались втроем, как в старые добрые времена. Я рад, что ты снова с нами, Генри. Будем? - Будем. Джо разом опустошил добрую половину бутылки, тогда как остальные лишь пригубили пива и первым делом приступили к гамбургерам. - Вот это дела, я последним набрасываюсь на жратву! Когда вы такое еще увидите? - Как там, кстати, поживает твой дружок Монти? – придав ленивую окраску своему голосу, спросила Изи у Генри. Тот прищурился и настороженно взглянул на проститутку. Изи парировала его немую атаку ухмылкой: - Ну, он все еще жив после той взбучки, что ему устроили наши парни? Он же сильно досаждал одной нашей подружке, если ты не в курсе. - Я давно уже его не видел. Знаешь, после всего, что случилось, у нас как-то больше не было повода пересечься, - пожал плечами Генри. Подозрения по поводу вопроса у него никуда не улетучились, и он предпочел ответить максимально нейтрально, но все же понаблюдать за реакцией Изи. Он заметил разочарование, промелькнувшее на ее лице. - Ну, если вдруг все-таки увидишь, то передай ему, что Ханна совсем не скучает. - Ханна – это та кудрявая блондиночка, которая на прошлой неделе швырнула в меня свои трусики со сцены? – решил уточнить Джо и своим замечанием моментально разрядил обстановку. - Нет, Ханна – шатенка, - фыркнула Изи. – Но я не удивлена, что ты путаешь. - Еще бы я голову такой чепухой забивал… Мне главное, что я вас могу отличить, кошечки. И, считаю, за это нужно выпить.***
Дейзи стояла на краю самого высокого в городе моста и смотрела вниз, на чернеющую в сумерках поверхность воды. Она была в одной сорочке и чулках и совсем не дрожала от холода, при том что в воздухе кружился февральский снег. Снежинки падали на ее завитые локоны и белоснежные плечи, мгновенно таяли, но на их место приземлялись уже другие – шествие снега на землю лишь усиливалось с каждым дуновением ветра. В уже далеком сорок пятом никто и понятия не имел, что же на самом деле творилось в голове Дейзи Флауэр, когда она решила покончить жизнь самоубийством. Кларетта, без всяких сомнений, ненавидела невестку за этот малодушный поступок, а Руби винила во всем себя. Ведь она была последней, с кем тогда говорила мама. Потом она заперла дочь на замок и ушла, чтобы больше никогда не вернуться. Но Гарнет знала, кто был виноват на самом деле. И теперь она собиралась исправить все, что натворила, и помешать Дейзи спрыгнуть с моста. - Мама! Повинуясь зову, Дейзи обернулась и, увидев старшую дочь, широко распахнула глаза. - Я знала, что они обманывали… - произнесла она беззвучно, одними губами. Они стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза. - Долго же тебя пришлось ждать, - печально улыбнулась Дейзи, поправляя приспустившуюся с плеча бретельку сорочки. – Знаешь, сколько зим я успела пережить на этом мосту? - Знаю. Почти семь. Из глаз Дейзи покатились слезы. Она шмыгнула носом и принялась смахивать их с лица, пока те не успели замерзнуть и обжечь ей щеки. Эмили потянулась к матери, чтобы помочь ей. Она коснулась ее лица, но Дейзи вдруг вскрикнула и оттолкнула руку дочери. Взгляд женщины ожесточился, и слезы в ее глазах в одну секунду высохли. - Не смей трогать меня руками, которыми убила моего мужа! – хрипло воскликнула Дейзи. - Я не хотела! Теперь Эмили почувствовала, как слезы катятся по ее щекам. Обвинение матери было больнее пощечины. - Нет, ты хотела. Ты никогда его не любила и не хотела, чтобы он возвращался. Ты молилась о том, чтобы на войне его убили. Но он вернулся, и тебе ничего не осталось, кроме как убить его самой. - Это неправда! – срывающимся голосом возразила Эмили. – Его все любили. Папа был лучшим человеком, которого я когда-либо знала. И я его любила. Да, я не показывала этого так, как вы, как Руби… но я просто не умею этого делать. Да, я так и не научилась говорить о своей любви! - О какой любви может идти речь, когда в тебе никогда ее не было, - жестоко ответила мать. – Ты всегда была ледяной, неприятной, колкой. Поэтому тебя ненавидели даже твои ровесники. Тебя боялась собственная сестра. Единственное, на что ты способна – отнимать чужую жизнь. Но больше ты не сможешь никого убить. За долю секунды в мозгу Эмили вспыхнула ужасающая мысль. С моста полетит не Дейзи, а она. Но Эмили не может этого допустить! - Я беременна, мам! Ты этого не сделаешь. Флора ни в чем не виновата! - Не притворяйся. Все уже давно закончилось, и ты больше не сможешь прикрываться своим приплодом. Пора заплатить за все, что ты сделала. - Она схватила ее за руку и принялась тянуть в сторону пропасти. Эмили с болью в сердце ударила женщину по лицу, и, когда та опешила, вырвалась и толкнула ее в грудь. Дейзи покачнулась и слетела с моста. Через несколько секунд она превратилась в черную точку, а затем Эмили смогла разглядеть лишь слабый всплеск воды. «Вот и спасла». Оставалось лишь оправдывать себя тем, что она защищала своего ребенка. Эмили положила руку на живот, чтобы погладить его и успокоить дитя, и тут обнаружила, что он исчез. Точнее, что его и не было, а значит, Дейзи не лгала. И уж лучше бы ей удалось сбросить с моста другую лгунью. - Мама? - раздалось за ее спиной. Эмили обернулась и увидела перед собой незнакомую темноволосую девочку лет десяти, с заплетенными в косы волосами и в клетчатом платье. - Флора? - Ты сбросила свою маму вниз? – хлопая ресницами, спросила девочка. Эмили видела ее впервые и все же узнала сразу. Ибо она была похожа и на Руби, и на Кларетту одновременно. - Она сама туда упала. Еще задолго до твоего рождения, - принялась оправдываться Эмили, заметив, что девочка медленно пошла к ней. - Она упала на моих глазах! Флора ускорила шаг. Она не сводила взора с Эмили, и этот взор становился уже пугающим. - Это лишь призрак. Поверь, ее уже давно нет в живых. Но ты жива, и это главное! - Она была права – ты никого не любишь! Ты бросила Роберта, бросишь и меня. Ты избавляешься от всех близких! Что мы тебе сделали? - Нет, я люблю тебя, Флора! Слышишь? Остановись! Остановись, я сказала! Прошу!.. Но столкновение произошло. Удар в живот оказался настолько сильным, будто это сделала не маленькая девочка, а взрослый злой мужчина. Эмили отлетела на метр и обнаружила себя в объятиях воздуха, под которым была лишь чернеющая яма.***
Во сне ее тело ударилось о воду, а в реальности оно дернулось, и Гарнет пришла в себя. Ее лицо было покрыто испариной, глаза обжигало от нахлынувших слез, а ночная рубашка прилипала к телу от пота. Но затем Гарнет кинуло в холод, когда она ощутила влагу между ног. Она отбросила в сторону одеяло и обнаружила то, чего боялась больше всего и что должно было произойти только через месяц. Поэтому она была не готова и оказалась одна, совершенно беспомощная, с испытанием, в котором с самого начала предрекала для себя плачевный исход. И теперь Флора из ночного кошмара превратилась во всамделишное существо, которое стремилось вырваться на свободу и было не прочь попутно избавиться от собственной матери, как сама Гарнет когда-то избавилась от отца. Дрожащей рукой она схватила телефонную трубку и тут же уронила ее на пол. Бессвязные ругательства посыпались из ее рта одно за другим. Гарнет со стоном наклонилась, и, схватив шнур, потянула за него, вылавливая трубку из омута темноты. Теперь осталось решить, кому же она доверится. Тому, в чьей преданности могла быть уверена, но не надеялась на его таланты акушера, или же тем, кто наверняка помог бы им обеим с Флорой выкарабкаться, но был способен выдать их ее врагам?***
Голубой жакет повис на крючке в прихожей рядом с зеленой шляпкой. Сделав несколько шагов по коридору, Джессика раскрыла зонтик, и во все стороны от него разлетелись бусинки холодных брызг. Оставив его на коврике, девушка прошла в спальню и там принялась облегченно расстегивать крючки на платье. Корсет, вшитый в обновку, оказалось тяжелее носить, чем она думала. И ей пришлось пробыть в нем весь рабочий день. Над городом висели тучи – темные и густые, словно нарисованные на небе угольными карандашами. Окно спальни было испещрено каплями дождя, и этот дождь, провозвестник осени, не прекращался с утра. Из-за непогоды Джессике пришлось оставить мотоцикл и пересесть на такси. На обратном пути таксист с любопытством несколько раз посматривал на нее в зеркало заднего вида, и, если бы Джессика не была погружена в свои мысли, она бы поймала его взгляды и насторожилась. Они могли бы разговориться, однако и в этом случае Томас Анджело едва ли поделился бы с ней тем, что его машина неслучайно оказалась рядом во время окончания рабочего дня. Эйден не боялся за Джессику, когда она в одиночку рассекала по городу на мотоцикле, но боялся вверять ее судьбу незнакомым водителям. Особенно после того, как узнал, что Руби раскрыла их тайну. - Я поговорю с ней, обещаю. Но сначала за ней надо понаблюдать. Вряд ли она расскажет это не тому, кому надо… ей надо дать время остыть и подумать обо всем, - уверял Джессику Эйден, но сам оставался настороже. Облачившись в любимый халат, Джессика раскрыла ящик, где хранились пластинки, и принялась выбирать из них песню, которой хотела заполнить свой вечер. Несмотря на холодный дождь за окном, в Эмпайр-Бэй все еще властвовал август, однако настроение у Джессики было поистине осеннее. В ее руке задержалась пластинка Бинга Кросби с символичным названием.***
Телефонный звонок застал ее на полпути к граммофону. - Джессика, добрый вечер. На улице сильный дождь. Впустите гостя погреться? Я звоню за углом вашего дома и надеюсь на гостеприимство. - Кто вы? – непонимающе отозвалась Джессика. Пластинка в ее руке дрогнула. - Меня зовут Генри. Я был владельцем «Сиракузы», вы могли слышать обо мне от Альфреда, Руби и прочих. Сожалею, что мы так и не были знакомы лично до этого дня. Девушка застыла. - Я знаю, что вы осведомлены обо мне куда больше. Даже больше, чем мне бы хотелось. И вы испугались этого звонка. Вы ожидаете от меня вполне объяснимых действий, но прежде выслушайте. Если бы я хотел причинить вам вред, то я бы уже это сделал. Вы же знаете теперь, как это работает. - Тогда что вам нужно? – сухо спросила Джессика. - Поговорить. Могу поклясться чем угодно, своей жизнью, или жизнью Руби, которая для меня важна, что вы будете в безопасности, пока я рядом. - Это жестокая клятва. И почему я должна в нее верить? - Потому что иначе я все равно найду способ с вами встретиться. Но это может быть не так безопасно, как у вас дома. Вы ведь наверняка подумали, чем сможете защититься – приготовьте это, если вам так будет спокойнее. Но, клянусь снова, что пришел только для разговора. Она помнила его фотографию и список криминальных дел, о которых сумел разузнать Фрэнки Поттс. Из всех известных ей досье то, что принадлежало Генри Томасино, казалось ей наименее грязным, и ни одно из числившихся там убийств не касалось кристально чистого жителя Эмпайр-Бэй. Генри не связывался с сомнительными предприятиями, и, более того, его главное легальное заведение – «Сиракуза» - когда-то было ее любимым. - Из уважения к памяти Альфреда и любви к Руби я соглашаюсь на разговор. Кроме того, какие мотивы выдать ее мафиозным боссам были у человека, у которого эти самые боссы отняли все самое ценное за пару месяцев? Повесив трубку, она вернулась к граммофону и поставила пластинку – теперь уже для успокоения души. Когда песня заиграла, Джессика обернулась к комоду, выдвинула один из ящиков и, порывшись в нем, достала маленький револьвер. Так ей точно будет спокойнее. Через минуту в дверь позвонили. - А вы не теряете времени! – воскликнула Джессика, появившись в коридоре. В правой руке она сжимала оружие, хоть и не была уверена, что в случае чего ей хватит духу выстрелить. Другой рукой она открыла замок и отворила дверь. Представший перед ней двухметровый плечистый здоровяк совершенно не был похож на Генри. Увиденное повергло Джессику в замешательство, и она упустила драгоценное мгновение, которое могло бы ее спасти. Oh, the days dwindle down to a precious few September, November And these few precious days I'll spend with you These precious days I'll spend with you***
Генри сразу заметил, что дверь в квартиру Джессики была приотворена. Мокрые следы вели вглубь квартиры. Он немедленно вынул из кармана пиджака пистолет и, оттолкнув дверь, осторожно вошел в коридор. Свет был везде выключен, а потому у того, кто скрывался, было преимущество. Генри принялся искать выключатель, но в следующую секунду уже был сбит с ног. А затем его вырубили ударом по голове.***
Лост-Хэвен
Лео Галанте выждал два звонка и лишь затем поднял трубку. - Ну что, Пепе, все готово? - Как вы и приказывали. Девчонки больше нет, а Генри очнется к прибытию копов. Я обыскал все, но не нашел ничего, кроме банковских выписок. - Это-то как раз и может быть полезным. Отдашь их моему доверенному лицу, он попробует выяснить, хранят ли они что-нибудь в банке. Они вполне могут рассчитывать на него как на самое надежное место… Что ж, будем надеяться, они действительно так решили. Звони, когда узнаешь, как прошло задержание. - Se lo dice lei, boss (Как скажете, босс). Удовлетворенный новостями, Лео потянулся и встал, чтобы налить себе чаю. Вернувшись с подносом, на котором стояли чашка и ломти чиабатты, он снова приземлился в бордовое кресло и поднял трубку, чтобы позвонить уже другому человеку. - Buona sera, мой мальчик, передай мистеру Сальери, что с ним хочет поговорить мистер Галанте. - Я здесь, Лео, как твое здоровье? - У меня все в порядке. А вот в Эмпайр-Бэй сейчас такой ливень… Уж на что у Пепе бычье здоровье, так и он едва не подхватил сегодня простуду. - Скоро и до этого города дойдет, - заверил его мистер Сальери. – А местная осень тебе понравится, будь уверен. - Пожалуй, задержусь ненадолго, чтобы посмотреть на нее своими глазами. Но скоро мне все же придется покинуть ваш гостеприимный город. Впереди столько дел… - Это печалит, ведь ты – один из достойнейших моих гостей в этой конуре за последний десяток лет. Но дела не ждут, понимаю. Не забудешь передать привет нашим общим знакомым? - Уже совсем скоро передам, - многозначительно ответил ему Лео и улыбнулся, так как знал, что и у самого Эннио Сальери сейчас наверняка улучшилось настроение. Сидя за решеткой уже многие годы, всегда радуешься новостям с воли, особенно тем, что возвещают долгожданное и справедливое возмездие. Еще немного – и Лео выяснит, где в Эмпайр-Бэй прячут предателя Томаса Анджело, а заодно станет обладателем самой обширной картотеки по местной Коза Ностре, которую все это время любезно составлял сначала Фрэнки Поттс, а затем его последователи. И тогда последняя крыса ФБР в Эмпайр-Бэй, наивный малыш Эйден МакГлинн, тоже будет мертв. Не повезло же этому мальчишке однажды связаться с Гарнет, вот уже несколько месяцев находившейся под пристальным наблюдением людей Галанте и ничего об этом не подозревавшей.