Старость Алисы

...Тяжёлый, окованный железом борт тюремного экипажа откидывается, и её ослепляет ярким светом. Воняющий пОтом стражник залезает внутрь, сноровисто отцепляет надетые на её запястья кандальные браслеты от защёлок на стене и прикрепляет их к концам длинных цепей, переданных снаружи помощниками. "Всё, вылезай, приехали! - говорит стражник и, похотливо скалясь, больно щиплет её за сосок обнажённой груди. - Нам будет очень не хватать тебя, сладенькая!". Как только стражник вылезает, цепи сильно дёргают снаружи и она, не успев встать, вываливается из повозки лицом на заплёванную булыжную мостовую. Вокруг раздаётся многоголосый хохот. Она медленно поднимается на ноги. Хочет вытереть грязь с лица, но цепь натягивается, заставляя опустить руку. Грубый толчок чем-то острым в спину: "Вперёд иди, сука!". Голая, избитая, она осторожно ступает босыми ногами по камням мостовой. Несколько пальцев на ногах сломаны, и каждый шаг причиняет боль. Глаза, постепенно привыкающие к дневному свету, который она не видела два месяца, различают впереди высокий помост, грубо склёпанный из железных уголков, в середине которого торчит ржавый закопчённый двутавр высотой чуть выше человеческого роста. Её сердце сжимается от тоски. Она смотрит в небо, но кроме чёрных крикливых птиц в нём ничего нет. Ни земного крейсера на низкой орбите, красиво подсвеченного лучами взошедшего недавно светила, ни инверсионного следа идущего на посадку спасательного катера. Стражники, держащие концы цепей, втягивают её по лесенке на помост. На её левом боку начинает кровоточить недавно затянувшаяся рана - сразу после ареста инквизиторы как-то узнали о подкожном импланте - трекере, позволяющем отслеживать её местонахождение, и просто вырезали его ножом. Это была далеко не самая сильная боль, что ей пришлось вынести в застенках. "Скоро всё кончится," - думает она отрешённо. Её ставят спиной к железному столбу и приковывают цепями. На помост поднимается судья со свитком в руке. Приговор оглашают на космолингве: учила, лечила, колдовала, растлевала, вела подрывную деятельность, готовила свержение законной власти, не регистрировалась в качестве инопланетного агента и так далее. Все эти обвинения она слышала и раньше, в подземельях инквизиции. Слышала от "доброго" следователя, который не бил и не пытал её, а только насиловал. Слышала и от "злого" следователя, который бил и пытал её. А потом насиловал. ...Последнее слово? Ей предоставляют последнее слово? Она, превозмогая боль в отбитых внутренностях, выпрямляется у столба и обводит взглядом городскую площадь, заполненную аборигенами. Многие отцы посадили детей на плечи, чтобы им было лучше видно. У нескольких богатых горожан, разместившихся на специально сколоченной трибуне, в руках видеокамеры - какая-никакая торговля с другими мирами ведётся. Видеозапись казни, кто бы её ни вёл - это хорошо. Интергпол рано или поздно доберётся до этого мерзкого города и установит, как всё было. Да, она провалила задание, но пусть все узнают, как мужественно умирают земляне! Она использует своё право последнего слова! Она начинает говорить. Старается говорить чётко, насколько позволяют выбитые зубы. Сорванный от криков в подземельях голос крепнет, обретает силу и убедительность. Да, учила детей. Да, лечила больных. Это не колдовство - наука. Колдовства и магии не существует. Так сможет каждый, если будет учиться. Могущество науки безгранично. Это избавление от голода и болезней, это дешёвое жильё и быстрый транспорт для всех. Ваши правители прекрасно знают об этом, но им это не нужно. Они хотят править вами, нищими и голодными, как правили их далёкие предки, а сами стремятся жить в роскоши и комфорте, пользуясь материальными благами развитых цивилизаций. Под помост заходят несколько рабочих. Они несут охапки медных трубок, у каждой из которых один конец расплющен и запаян, а к другому подсоединён гибкий длинный шланг. В трубках насверлены отверстия. Рабочие ставят трубки под помост "ёлочкой", опирая их свободные концы на двутавр. Шланги, змеясь, уходят куда-то за помост. Её голос дрожит. Конец близок. Но она так мало успела сказать! Она торопится. Мир, в котором вы живёте, не вечен. Пройдёт время, и после множества петляний по кривым тропкам истории вы выйдете на магистральную дорогу мира, прогресса, межпланетного сотрудничества... Она облизывает пересохшие губы. ...То, что делается сейчас на этой площади - величайшее беззаконие и несправедливость. Это не суд, а убийство. Я жила среди вас и знаю, что вы порядочные люди и понимаете, что ваши правители - подлые лжецы, наживающиеся на вас. Пожалуйста, проявите милосердие, найдите в себе смелость остановить это беззаконие! Не бойтесь стражников! Пожалуйста, освободите меня! Я не хочу умирать! Пожалуйста! Из-под помоста слышится металлический лязг. Она смотрит вниз, себе под ноги. Через решётчатый настил видно, что одна из трубок, наверное из-за упругости шланга, вывернулась из "ёлочки" и валяется рядом на камнях мостовой. Маленькая белобрысая девочка выбегает из толпы через оцепление, берёт трубку и ставит её на место, поправляя шланг, чтобы больше не упала. Передние ряды зрителей одобрительно шумят. Она вспоминает похожий случай из земной истории. В средневековье, где-то в Европе, тоже готовились сжечь какого-то прогрессивного деятеля. И кто-то из зрителей поправил выпавшую вязанку дров. Тогда этот деятель сказал что-то очень остроумное, что осталось в веках... Она не может вспомнить те слова. Поступок невинного ребёнка что-то ломает в её душе. Она больше не говорит с толпой. Слов больше нет. Слёзы текут по её щекам. Зрители хохочут и свистят. Сзади раздаётся удар гонга. Из трубок под помостом с тихим свистом начинает идти газ. Она чувствует его тошнотворный запах. Все зрители смотрят на человека в плаще с капюшоном, который бросает под помост факел. Над трубками с рёвом вспыхивает жёлтое пламя. Её ноги обдаёт волна жара. Она встаёт на цыпочки, не обращая внимания на боль в сломанных пальцах, пытаясь хоть на сантиметр отдалиться от обжигающего пламени. Раскалённый воздух жжёт голую кожу. Она с ненавистью кричит, выплёвывая ругательства в рожи восторженно орущих горожан. Боль нестерпима. Каждый вдох обжигает огнём лёгкие. Её рот исторгает грязные слова, всплывающие откуда-то из глубин подсознания. Русский мат мешается с английской, немецкой, японской бранью. Ёбаные скоты суки блядь вы за всё заплатите я агент спецслужб Земли за меня отомстят ох как блядь отомстят выжгут нахуй вашу ёбаную планету вас всех истребят уничтожат всех вы мрази тупые сосёте хуи своим царям будьте вы прокляты и дети ваши прокляты во веки вечные блядь как больно сука как больно твари ебучие а-а-а больно а-а-а-а больно а-а-а-а-а-а папа папочка спаси меня ВСЁ ВЫШЕ! - начинают петь хором горожане по-русски. И ВЫШЕ! Поёт вся площадь - взрослые, дети, стражники. И ВЫШЕ! Поют богачи на своей трибуне, продолжая снимать казнь на видео. СТРЕМИМ МЫ ПОЛЁТ НАШИХ ПТИЦ! Пожираемая пламенем, немая от парализовавшей тело адской боли, остатками сознания она успевает удивиться происходящему со зрителями. И В КАЖДОМ ПРОПЕЛЛЕРЕ ДЫШИТ СПОКОЙСТВИЕ НАШИХ ГРАНИЦ!!! ПОДЪЁМ! ПОДЪЁМ! ПОДЪЁМ! Алиса Игоревна открыла глаза и резко села в своей кровати, сжимая в кулаках край одеяла. С огромным облегчением она увидела вокруг себя родной интерьер спальни, выключила будильник, орущий на тумбочке древний марш, и с облегчением откинулась на подушку, мокрую от пота. Пижама тоже вся была влажной - очень неприятное ощущение. Алиса Игоревна откинула одеяло, опустила ноги в тапочки и пошла в ванную. Алисе Игоревне шёл сто первый год. Несмотря на успехи геронтологии и многочисленные операции по омоложению с регенеративными процедурами для органов и тканей, подсадку симбионтов-очистителей и нанороботов в крови, Алиса Игоревна чувствовала себя на все сто пятьдесят. Хотя, человек из двадцатого - начала двадцать первого века, если бы увидел Алису Игоревну, дал бы ей не больше шестидесяти лет. Воспользовавшись вакуумным киберунитазом, сильно облегчающим жизнь тем, у кого часто случаются запоры, Алиса Игоревна приняла контрастный душ. Немного постояв перед зеркалом, с неодобрением глядя на потерявшие былую упругость и начинающие обвисать грудь и попу, морщинки на лице и предательские складки на шее, она запахнулась в халат и вышла в гостиную. - Поля! Поля! Ты где? - позвала она домроботника. Из дверей кухни вышел великолепно сложенный андроид, одетый в один лишь фартук. Если бы не номер на лбу и не внешность давно умершего актёра Тома Круза, его можно было бы принять за настоящего живого мужчину в полном расцвете сил. Новое тело для старого робота, прислуживавшего профессору Селезнёву ещё до рождения дочери, было подарком Алисы Игоревны. Впрочем, это тело позволяло Поле выполнять не только хозяйственные функции. Поля подошёл к хозяйке и нежно обнял её: - Мама, ты меня звала? Алиса Игоревна почувствовала под фартуком эрегированный член робота. - Нет, не сейчас. Завтрак неси! - Но доктор прописал тебе ежедневный... - Я сказала - не сейчас! Расстроенный робот поплёлся на кухню. Жуя принесённую андроидом яичницу, Алиса Игоревна размышляла о чрезвычайно реалистичных ночных кошмарах, которые стали мучить её в последние несколько лет. Сны снились ей всегда. Раньше, в детстве и отрочестве, ей никогда не удавалось их запомнить. Сразу после пробуждения, когда сюжет только увиденного сна ещё оставался в её памяти, она пыталась проговорить, пересказать стремительно тающие в памяти образы ночного видЕния, но быстро понимала, что вербализация сна рождает какую-то иную историю, совершенно не похожую на ту, что она переживала во сне. В зрелые годы сны стали сниться гораздо реже. Жизнь была настолько насыщена событиями и требовала таких затрат энергии, что чаще всего Алиса, если только не спала с мужчиной или женщиной, отрубалась как только её щека прикасалась к подушке. И вот на старости лет лет ей такое наказание! Ночные кошмары не походили на обычные сны. Они позволяли в подробностях запомнить себя и возвращаться к этим тягостным воспоминаниям спустя сколь угодно долгое время. В кошмарах Алиса Игоревна несколько раз переживала групповое изнасилование с последующим убийством (отличались только число насильников и способ её умерщвления), замуровывалась заживо в каменную кладку, засовывалась связанной в гнездо плотоядных насекомых, служила питательной средой для личинок разумных ос, расстреливалась у стенки (о, это был самый приятный кошмар!), растворялась заживо в ванне с кислотой, разрывалась армейскими джипами тросами за руки и за ноги, забивалась в глухом загаженном тупике бейсбольными битами. И вот теперь - сожжение на городской площади... Содержание этих снов никак не выводилось из жизненного опыта, пережитого Алисой Игоревной. В действительности с ней никогда не случалось ничего подобного! Она, агент Интергпола экстра-класса, обладавшая невероятным везением и оперативным чутьём, всегда выходила победительницей из любых конфликтов. Отчего же кошмарные сны так подробны и детализированы, как будто всё это происходило на самом деле? У Алисы Игоревны не было ответа на этот вопрос. Теоретически, конечно, она могла представить ряд ситуаций, которые привели бы её к исходам, столь живописно явленным ей в кошмарах, но реально оказаться в них... Нет, для этого надо быть полной дурой! Алиса Игоревна допила кофе и бросила на тарелку недоеденный круассан. - Поля, вызови флип до Академии, - громко сказала она. - Мне пора на работу.