наперегонки

Казалось бы, очередной рутинный тихий вечер. Чимин, спрятавшись за горой учебников, равномерно разложенных на письменном столе, пытался сосредоточиться на интегралах и бесконечном количестве мелких отрезков в функции, если бы не загорающийся оповещениями с периодичностью в три секунды экран телефона. Он перестал реагировать на «испорченный фонарик» еще полчаса назад, когда не очень красивым словосочетанием попросил Тэхена отвязаться. Не то чтобы Чимин хотел поссориться, просто тот сам напросился, засыпав приторным сахаром наивной радости и превышенных ожиданий до кончиков волос на макушке. Конечно, можно было бы выключить телефон, вытащив батарейку вместе с искушением схватить гаджет в руки, но Чимин хочет быть уверенным в том, что с Тэхеном все хорошо, он жив по ту сторону связи и еще в состоянии донимать сообщениями. Пусть сам Чимин и не признает, что на самом деле всего-навсего беспокоится за друга, обманывая себя пристальным взглядом в учебник, когда глаза скользят сквозь, на внезапно переставший загораться экран. Руки сами тянутся к старенькому смартфону, побитому и поцарапанному в корпусе, а пальцы несколько раз ошибаются, в попытках провести правильную линию пароля по точкам. В оповещениях высвечивается 67 новых непрочитанных сообщений. Тэхен любит писать беспорядочно, по одному слову, загоняя абзац в десять коротких строчек. Последнее его сообщение состоит всего из двух: ненавижу тебя. Ненавижу тебя, заточенным скальпелем по ребрам. Чимин не хотел ссориться, но он не в состоянии переубедить того, кто уже давно все придумал и вбил в голову несуществующие истины. Вообще невозможно переубедить человека, можно только ругаться и дискутировать, пока тот сам в один момент не поймет, что был не прав. И не прозвучит роковое я же говорил, упавшим на спину булыжником, дробящее позвонки. Однако Чимин не будет произносить эту фразу, он промолчит и обнимет разбитого Тэхена, пока тот будет колотить беспомощно кулаками по плечам. А в лучшем случае, – Чимин попытается предотвратить разрыв мягкой плоти внутри реберной клетки. Тэхен-а, одумайся. Я же не хочу тебе зла, почему ты ненавидишь меня? Сочащееся надеждой и бессилием сообщение. Чимин не обижается, он понимает – Тэхен слишком чувствителен, он не всерьез. Почему ты не можешь поверить в него? В то, что в глубине души он хороший! Я знаю, что в школе – это все просто маска. Обида. Обида беспомощного, шмыгающего носом, влюбленного подростка, чувства которого не принимают близкие ему люди. Почему они не видят того, что видит он? Почему в состоянии извлекать только минусы, напрочь забыв о плюсах. Тэхен уверен, что у Хосока есть свое оправдание так вести себя в школе; у каждого всегда есть свое оправдание. Маска маской, а я за твою задницу беспокоюсь, между прочим, Ким, мать твою, Тэхен! Проходит довольно долгое время, прежде чем новое оповещение булькает овалом тэхенова сообщения; все это время Чимин не может отвести взгляд от экрана, нервно мажа пальцем каждый раз, когда он начинает потухать. Я все равно пойду. Не ненавижу тебя, можешь ненавидеть меня за это, но я все равно пойду. Палец соскальзывает на кнопку блокировки. - Блять. Печатать ответ он не будет. Сил хватает только на то, чтобы упасть на груду учебников, разрушив аккуратную пирамидку из решебников по алгебре и физике, и больно удариться подбородком об особо острый край справочника по высшей математике. Очки впиваются в переносицу, оставляя красный вдавленный след от дужки. Безысходность. Тэхен уже давно разболтал Чимину о времени и месте их с Хосоком встречи и, что было бы прекрасно, если бы во время накалывания татуировки, Хосок бы невзначай коснулся руки или плеча Тэхена, чтобы тот чувствовал себя спокойнее и забыл про царапающую боль, потому что татуировки на костях – одни из самых болезненных. А еще, о господи, он сможет увидеть Хосока без рубашки, ведь раньше он довольствовался только верхними небрежно расстегнутыми пуговицами и видом издалека в раздевалке перед уроком спорта. А теперь… Хосок будет так близко, его выступающие ребра, подтянутое тело, разукрашенная черными узорами, переходящая в изящную картину дракона, смуглая гладкая кожа. Но в этот раз по его телу расползутся красно-рыжие завитушки, воспламеняющие все внутри Тэхена, сжигающие дотла внутренности и обугливающие сердце. А потом, Хосок, вероятно, посмотрит Тэхену в глаза, долго и надежно, облизнется в своей ленивой манере и скажет, что ему очень идет нежная сакура, овитая колючей проволокой, распускающаяся шипами на плечах и шее… Чимин не выдержал где-то на этом моменте. Прокусил губу, отбросил телефон, просто не выдержал. Влюбленные друзья – это, наверное, самое страшное оружие, которое можно придумать, – взрывает все в округе сильнее ядерной бомбы, превращая в руины здравый смысл. И только боль из сочащейся кровью губы может вернуть в реальность, где не все розовое и воздушное, где, черт побери, высшая математика и примитивная психология главного задиры класса. А еще на носу четверг и первая встреча с Чонгуком в спокойной обстановке наедине. Что Чимин должен ему объяснить? Интегралы, функции или, может, английский язык? Какой предмет мелкому дается хуже, какие темы представляют собой черную дыру – откуда Чимин все это должен знать? Спросить и обсудить звучит неплохо, но Чонгука не хочется лишний раз дергать, чтобы вновь узнать о заканчивающихся сигаретах или нехватке кофеина в крови. Проще уж взять все, променяв сон на целую ночь подготовки материала по всем возможным предметам, с которыми у Чонгука могут возникнуть проблемы, а потом просто дать выбрать. Снова уйти от проблем во вред себе. Примерно по такому принципу Чимин и живет, зато не отсвечивает. Он медленно поднимается из-за стола, складывает учебники на завтрашний день в рюкзак, чуть подумав, кидает сверху пластмассовую баночку витаминов и обезболивающее. Долго смотрит на пачку снотворного, засунутого между страниц какой-то книги, но в последний момент откидывает ее подальше. Стресс. Он преследует Чимина повсюду, в таблетках, рассованных по тесной комнате, дополнительных учебных материалах, стопкой покоящихся в углу на полу, превышающих лимит нормы сообщениях от Тэхена, мыслях, крутящихся вокруг нового странного одноклассника, наставником которого он по случайности стал. Только завтра не будет лучше. Утро не будет мудренее вечера, лишь тяжелее станет беспокойство за Тэхена, у которого после уроков назначена встреча с человеком, возможно, погубящим его жизнь, даже не заметив. - Несправедливо! – ударив по невиновной стене стопой до искр из глаз. В ответ в соседней квартире раздаются раздраженные сплющенные удары, будто бьют ладонью по старым отслаивающимся обоям. - Заткнись, паршивец! – хрипит противный сосед, кашляющий ночами как туберкулезник. Чимин прячет лицо в ладонях, ощущая, как рассыпается его маленькая реальность.

* * *

Было около семи вечера, когда Хосок позвонил Чонгуку, чтобы обсудить завтрашний поход в татуировочный салон с Тэхеном. Не то чтобы он беспокоился по поводу задуманного, просто хотелось еще раз проговорить план, чтобы не оставалось никаких изъянов. Чонгук как раз валялся на широкой двуспальной кровати, не моргая, смотрел в потолок, об уроках он и думать забыл; тяжелый тюль, шелестящий по ворсяному ковру, создавал мягкий полумрак, погружая сознание в туманную полудрему. Тогда и раздался звонок. Встрепенувшись, Чонгук стал шарить руками по кровати в поисках раздражителя покоя. Ему редко звонили на мобильный, разве что помощник отца сообщить, что Чон старший хочет его видеть, или кто-нибудь по поводу новых услуг оператора телефонной связи, а однажды он слушал задорный голос девушки, рекламирующей витамины на протяжении всего завтрака. Разноцветные кукурузные кругляшки хорошо гармонировали с ее оживленной поставленной речью. Чонгук не привык болтать со сверстниками на отвлеченные темы, да и с ним как-то не очень хотелось заводить пустые разговоры о том, что съел на обед и какая же у миссис Ким отвратительная юбка. - Да, - слегка отстраненно начинает он, садясь на кровати и внимательно вслушиваясь в посторонние звуки на другом конце линии. - Чонгук, привет, это Хосок! Чем занят? Я не отвлекаю? – задорный голос одноклассника приводит в чувство, прогоняя наплывшую мутным облаком сонливость. А он шустрый, проскальзывает в голове у Чонгука, прежде чем ответить. - Отвлекаешь от лицезрения бежевой до тошноты ровной поверхности потолка. Слишком идеально, - наигранно выдыхая. В трубке слышится веселый смех явно оценившего шутку Хосока, значит, пока что Чонгук делает все правильно. Примерно так нужно разговаривать с друзьями по телефону? – Ты что-то хотел? - А, да нет, просто поболтать думал, - спохватывается Хосок, вспоминая зачем, собственно, побеспокоил драгоценный покой одноклассника. Поболтать, кривится Чонгук. – Ну… еще хотел спросить по поводу завтрашней операции с Тэхеном. Операции, Чонгук закатывает глаза, хотя уже интереснее. - Мне нужен твой совет, ну или помощь – расценивай, как хочешь, - голос становится чуть надтреснутым – Хосок волнуется, и Чонгук пока не понимает, почему. Он молчит, позволяя продолжить. – В общем, я тут подумал, может, лучше не выставлять никуда видео, которое заснимем? Оставим до более подходящего момента, зато после можно шантажировать, - Хосок в предвкушении хихикает. – А пока Тэхен ничего такого не сделал, чтобы выставлять на всеобщее обозрение его пидорские вкусы. Что скажешь? Чонгук молчит какое-то время, обдумывая сказанное. Хосок испугался? Замучила совесть? Стало жаль влюбленного в себя любимого парнишку? В любом случае, он оказался не таким мудаком, каким пытается показать себя в школе. Чонгук протирает указательным пальцем глаз, оттягивая веко. Неужели Хосок не хочет зрелища? - Значит, хочешь провернуть все без свидетелей? Или, возможно, сам что-то чувствуешь к Тэхену и решил не подставлять самого себя? - Э… что, в смысле, ты хочешь сказать, что… - паника. Явный признак чонгуковой правоты. Рот искривляется в циничной усмешке: шутка. - Я всего лишь пошутил, хен, смешно получилось, да? Поначалу нервный неуверенный смех перерастает в обычный, возвращая к Хосоку ускользнувшее на пару секунд самообладание. - Негодник, я уж было поверил, что ты и правда стал подозревать меня, чтоб тебя, - беспорядочное фырчанье и затесавшиеся между слов смешки. – Но, в общем, да, я правда хотел бы сделать все без свидетелей. Исключая тебя и Намджуна, конечно. - Скучно, - лениво тянет Чонгук, неторопливо заворачивая край штанины на джинсах. – Может, используем хотя бы его друга? Ну, того зубрилу – Чимина. - Что ты хочешь этим сказать? – не понимает Хосок. - Мм, он в любом случае попрется завтра за Тэхеном. Незаметно. Чтобы проследить, что с его драгоценным другом все хорошо, так пусть понаблюдает за зрелищем тоже, повеселится. Забавно, не правда ли: будет пытаться предотвратить неотвратимое, а в итоге все повернется в глазах Тэхена так, что Чимин будет выглядеть соучастником. - Это… можно устроить, - Чонгук слышит, как Хосок колеблется, и его это бесит. В последнее время все выводит из себя, а в особенности – окружающие люди. Играйте по моим правилам, черт возьми! – Но ты уверен, что он пойдет за нами? - Разумеется. Ошибки быть не может, Пак Чимин слишком печется о других людях, даже о тех, кто не достоин и взгляда в свою сторону. Не беспокойся, я возьму его на себя, он даже не пикнет, пока будет наблюдать за вами с Тэхеном, ты уж поиграй с ним на славу. Недобрая ухмылка окрашивает лицо Чонгука, он со звоном смыкает зубы на серебряном лабрете, окольцовывающем губу. - Чонгук, пора ужинать, - дверь в комнату внезапно приоткрывается, и внутрь заглядывает пожилая женщина в фартуке, она переминается с ноги на ногу, неловко чувствуя себя рядом с младшим господином. - Передайте, что я скоро спущусь, - небрежный взмах рукой и хмурый взгляд, – почему нельзя стучаться перед тем, как войти? - Чонгук… - женщина не уходит, все также маяча в дверном проеме. - Да, что, - он снова отрывается от телефона, прикладывая руку к микрофону. - Снимите… - она неопределенно показывает то ли на кончик носа, то ли на ноздри, подразумевая чонгуков септум в виде черепа, который глава семьи не признает ни в какой форме, хотя с проколом в губе и небольшими тоннелями смирился. Не такие вызывающие. - Я и сам знаю, - выплевывает он, возвращаясь обратно к оставленному висеть на линии в неведении Хосоку, краем уха слыша, как хлопает дверь. – Я тут, прости. - Кто это был? - Служанка. Приходится встать и пройти на другой конец комнаты к письменному столу, чтобы добраться до настольного зеркала и коробочки с различными сережками. Чонгук аккуратно вынимает череп и укладывает его на специально выделенное место, оставляя в носу незаметный серебряный полукруг. На столе у него идеальный порядок – у всего есть свое место, вещи не разрешается сдвигать ни на миллиметр без личного разрешения хозяина. Поэтому в комнате Чонгука не убираются, он зарекся делать уборку сам, все равно слишком много свободного пространства – пыли негде скапливаться, образуя воздушные клоки где-то между ненужным, но уютным, возможно, кем-то подаренным, барахлом. У Чонгука же в комнате можно пересчитать мебель: неприлично огромная двуспальная кровать для одного, прикроватная тумбочка с ночником, письменный стол, заставленный необходимыми вещами, - и тот выглядит голым, одинокое кожаное кресло и ноутбук, спрятанный под кроватью. Шкаф заменяют две створчатые двери в стене напротив – внутри собственная гардеробная и ванная комната. До ужаса пусто. Настолько, что по углам пылью оседают деревянные изделия мебели и чужие измученные выдохи. - У вас дома есть служанка? – Хосок неподдельно удивляется, кажется, даже сдвигается с места и прижимает телефон ближе к уху. - Ну да, что в этом такого. Мой отец директор компании, может себе позволить, - Чонгуку не особо нравится рассказывать о своей семье, но скрывать он тоже не собирается. Пусть знают, вероятно, завидуют, хотя чему тут завидовать, он не понимает, – огромной комнате с собственной гардеробной и ванной комнатой, но при этом такой холодной и чужой, не хранящей ни капли уюта? Больно надо. - Вау. Так ты из богатеньких, Кукки, - приторно сладко тянет Хосок только что придуманное прозвище и, видимо, очень гордясь данным фактом. - Типа того. Теперь любишь меня еще больше? – очередная шутка, в которой половина – реальность. Хосок долго не отвечает, а потом смеется. - Конечно, солнышко. Завтра после уроков, – реализуем твой план. Спокойной ночи! 16 минут и 32 секунды – длительность их с Хосоком сегодняшнего разговора. Телефон уже успел нагреться и вспотеть от чрезмерной близости с чонгуковым ухом. Отвратительно. Он в очередной раз убеждается, что пустые разговоры – не для него. Внизу за ужином его встречает классическая картина семейной трапезы в подобных чонгуковой семьях: прагматичный отец уже давно педантично набивает себе желудок, не дожидаясь прихода сына, а мать, чопорно сложив руки на коленях и поджав губы, смотрит в тарелку, размышляя, вероятно, о калорийности говядины. Служанки стоят неподалеку, незамедлительно кланяясь и здороваясь с Чонгуком, только ему все равно – хочется как можно быстрее покончить с этим и скрыться обратно в комнате. Напускная атмосфера правильности угнетает. - Приятного аппетита, - он слегка склоняет голову, усевшись на свое привычное место. Только после произнесенных слов мать начинает есть, отец же вовсе не реагирует, лишь осуждающе буркает что-то себе под нос. Стандартные правила приличия насквозь прогнили в этой семье. Сын еще с первого прокола считается отбросом общества и позором семьи, с ним только здороваются. Разве что служанки относятся по-теплому, жалея бедного мальчика, оставшегося без родительского внимания и заботы, у которого с периодичностью в месяц на лице появляется синяк цветом с серые облака во время заката. Они сиренево-розоватые. Однако, несмотря на доброжелательное отношение, служанки побаиваются Чонгука. Да что уж там, он сам себя боится периодически. Его самый страшный монстр, прячущийся под кроватью в темноте – он сам. Потому что Чонгук давно забыл, кто он есть на самом деле.