- Я учил тебя этим фокусам, Габриэль. Ты не тот ученик, что превзойдет учителя! – шипел на младшего брата Люцифер, чувствуя мерзкое раздирающее ощущение на коже. Он привык, что его вессели, даже не самые родные – собрать бы этот двадцать первый век в пекло – молодые и сильные люди, но никак не прожженные алкоголики, задыхающиеся в рутине дней. Ник слаб, да и Сэм, чего таить, не самый сильный человек, что встречался Люциферу. Руки дрожали сейчас от боли в язвах, но продолжали удерживать клинок в иллюзии убийства. Представление на публику, где играют гениальнейшие актеры: Порок и Ложь.
- А теперь слушай меня внимательно и запоминай. Ты, очаровашка моя карамельная, перестаешь наедать себе жирок и валишь наводить порядок у язычников, для Винчестеров готовишь почву, что-нибудь в истинно своем стиле, но так, чтобы их упругие задницы задвигались в нужном направлении. Закончить мы должны как можно скорее, мне уже осточертело торчать в этом Апокалипсисе, как и Михаилу, и тебе. Дома не все так очаровательно уже, пернатые последние мозги растеряли, да и демоны им под стать – идиоты. Азазель и вовсе смутил воду в и без того гнилом болоте этим непонятным кормлением кровью невинных мальчиков. Отойдем от лирики, этим не нам рулить. Во внутреннем кармане у тебя адрес дома в Канаде. Приедешь туда спустя пару недель после того, как я совершу на «бис» рандат в клетку в тандеме с Мишелем. Все понял? Умничка, я знал, что на твою светлую голову можно положиться, - коротко поцеловав находящегося в прострации и шоке Габриэля, Люцифер с глухим шелестом крыльев исчез, уже не видя, как оседает на пол дрожащая фигура миниатюрного ангела – главного Вестника Небес. Габриэль не боялся, но слова брата… приводили в недоумение. Не убил, но для чего-то создал иллюзию. Не все так просто. Тем интереснее! Слишком уж азартен Вестник, слишком соскучился по своим шальным выходкам, слишком заманчивы были слова одумавшегося старшего брата, что невольно закрадывались мысли: а был ли он когда-либо неразумен? Или слеп был Габриэль?
Апокалипсис проходил во внештатном режиме, но у режиссера было слишком много дел, чтобы следить за исполнителями главных ролей. В отличии от вполне свободного в эти не самые теплые и радостные дни сценариста, давно написавшего собственное развитие событий, внеся коррективы по ходу действия и делая поправки на нелегкий характер пусть и не самых главных, но самых счастливых в этой прогнившей и истлевшей истории существ.
- Дядя… - голос молодого хирурга одной небольшой канадской больницы раздается за спиной сухопарого высокого мужчины, тяжело опирающегося на трость и постукивающего узловатыми тонкими пальцами по металлическому навершию. - Доброе утро.
- Доброе, Михаил. Пожалуй, одно из немногих, что действительно можно назвать счастливым. Тебе все лучше удается создавать иллюзию деятельности при фактическом ее отсутствии. Мой дорогой брат так и не спохватился, как и Ангелы, как и охотники… Твоя вертихвостка-супруг их гоняет без устали.
- Им полезно стрясти жирок, а тебе – почистить генофонд. Засорили, понимаешь ли, после инквизиции... - К плечу высокого брюнета-хирурга, чем-то неуловимо напоминающего Джона Винчестера в годы бурной молодости, разве что серьезнее, прижался высокий парень, быть может, он и был одного с ним возраста, но свободная одежда делала его чуть ли не подростком в глазах людей. - Сколько у нас осталось?
- Одна луна, - с плохо скрытой улыбкой Смерть смотрел на своих племянников, видя, как переплетаются яркие благодати, пуская корни. Ангелам ведь не нужно спать, не нужно питаться, чтобы выжить, и перемещение на сотни тысяч километров для них – пустой звук. Поэтому небольшой двухэтажный домик на границе города и леса уже был обжит, и в больнице все привыкли к не очень общительному, но ответственному молодому гению кардиохирургии и его немного эксцентричному, не в меру язвительному, но все же обаятельному мужу-британцу, и на американском поле «апокалипсиса» все было по псевдо-сценарию, напоказ, слишком ярко, вычурно. С эффектами и пафосными речами. Винчестеры верили, верили ангелы и демоны, кроме бесподобных Абаддон и Аластора, профессионально играющих свои мелодии на жилах хрупких людей.
- Тогда пойду очаровывать младшего Винчестера, он же меня в голове, вроде, победить должен? Мистическая сила джедая…
- Ферро, - предупреждающе прошипел на ухо младшему Михаил, на что тот только судорожно передернул плечами, - думаешь, мне приятно? Без тебя дом пустой совсем...
Смерть даже глаза отводить не стал, в отличие от тройки престарелых божиих одуванчиков-бабушек: переругивающиеся на бытовые темы, Архангелы такие домашние и спокойные вызывали разве что довольное удовлетворение, знакомое всем родителям. Дети счастливы, и родители тоже. И Смерть был счастлив, наблюдая за вечной картиной, не меняющейся, казалось, с самого начала времен. Насмешливо, на грани грубости Люцифер шипит на брата, но от чего-то уже машинально поправляет халат на груди, и Михаил кивает, соглашаясь со снисходительной, но все же немного грустной улыбкой.
Они слишком долго ждали своего времени, и сейчас, познав жизнь без потаенных встреч, украденных у своих ролей, им тяжело было расстаться на короткий промежуток, все сложнее было сказать друг другу «до встречи», особенно зная, что план может полететь под откос от одного неверного жеста, полувзгляда, от них не зависящего.
На все воля божия…
- До встречи. Не забудь покормить Габриэля и скорми пару мышей Азазелю…
Да, дом обживался в прямом смысле. До сумасшествия и мигрени активное тявкающее существо микро-масштаба, корги по имени Габриэль, и змея, по хитрости почти равная своему хозяину, по нелепому стечению обстоятельств названная Азазелем, разбавляли минимализм дома, потому как и кухня, и ванная, и спальни в нем были декоративными, только библиотека честно выполняла функции домашнего очага.
- Иди уже. Встретимся на кладбище…
Ни стыда, ни совести у этих молодоженов! Сколько же можно целоваться, стесняя персонал и пациентов?
Выходя из здания плечом к плечу и Дьявол, и Смерть, переглянувшись, медленно выдохнули прохладный северный воздух. Они не волновались… Для них все в штатном режиме. Никаких сбоев и выверенный беспристрастный сценарий выполняется реплика за репликой. Главное, чтобы другие не испортили торжество гения!
Весь мир – театр, и люди в нем актеры. А есть еще бездарный писатель, заигравшийся в собственную пьесу.
Жить в одной голове с младшим Винчестером оказалось презабавным опытом. Он вечно кричал, проклинал именем всего и всея, стонал от бессилия, от боли, от скуки, и уже на третий день захотелось повыть в ответ, выплеснуть на недоразвитую голову двухметрового детины и свои стенания. Змея не кормлена, дом не прибран, собаку выгуливать надо, отец – мудак вселенского масштаба, и фильм по книге не правильно снимают, без задора, без огонька, и муж в Канаде не трах… впрочем, это уже лирика.
«Сэм-Сэм-Сэм… Мне тебя иной раз так убить хочется, - сидя в просторном кресле в тишине особняка – полусгнившего строения века семнадцатого, в котором из живых был только мох по углам да ютившаяся в подвале стая бродячих псин – Люцифер рассматривал собственное отражение в зеркале, где непривычно отражался Винчестер с жестокими глазами, - вот ты сейчас ругаешься, царапаешься, а брат твой в панике заходится, потому что ты – слепой калека – для него самый важный во всей вселенной человек. Мне его даже жаль, но я тебя понимаю отчасти, ребенок»
***
Первая паническая мысль, набатом дробившая разум: убью. Разорву эту наивную, глупую благодать на мириады осколков, заставлю каждый сгореть в этом чертовом святом масле. Тварь, возлюбившая человека, да чтоб у Дина только на брата и вставало!
Люцифер был не зол, о нет, он был в ледяной ярости, топящей разум, подчиняя его одной единственной цели – причинить боль тому, кто обрек на страдание любимое существо.
Для Ангелов пол секунды – вечность, и Люцифер ей пользуется изощренно. Со стороны – лишь взрыв и кровавое месиво, украсившее бордовым импрессионизмом пожухлую бледную картину. На деле же… Сначала отделяется благодать. Не вся, не одновременно, а особо жестко, по слоям, по частицам, распыляется, корежа и плоть, причиняя самой сути невыносимую боль. Попробовал бы ты подержать в руках горящее масло, один за другим вынимая керамические осколки из спины любимого создания! Маленький и наивный братишка, иди ты к своему обожаемому отцу, поплачься старшим, когда тебя соберут по частям, а пока что не мешайся под ногами. Не дорос еще, на одной сцене с примами играть!
«Шекспир покоя не дает?» - тихий насмешливый голос доходит плохо, но он на грани сознания.
«Именно. Ты как?» - заботится о брате, при этом жестко избивая его вессель? Что может быть более странным? Разве что гневный и шокированный Сэм, кричащий очередную свою мантру к совести Дьявола, внезапно заткнулся.
«В норме буду. Надо будет немного задержаться в Клетке…»
«Задержимся, ничего. У Гейба запас на месяц, да и дядя позаботится, все хорошо»
«Вы… чего?» - у Сэма обиженный голос. Мальчик, не иначе, который верил в одно, а ему внезапно дали правду совершенно другую. И он не знал, что с этой правдой делать, потерянный, даже перестал биться в разум.
«Прыгай, Сэмми, наш сценарий окончен. Прыгай. У тебя нет выбора. У нас нет выбора, ни у кого из нас…»
Люцифер отпускает контроль, давая Сэму власть над телом. Дин смотрит в глаза, уверенно и жестко, но с немой надеждой, призрачной и эфемерной: а вдруг выживет и останется? И вечером сядет в машину? И снова забудет пирог в магазине, снова упрекнет в разбросанных вещах?
Не судьба, Дин, не сегодня, как хорошо Архистратиг тебя понимает, но не сегодня…
Перед глазами рушится земля, и два тела несутся в пропасть. Еще не достигнув дна, они выходят из весселей, расправляя крылья – яркие до невыносимой белизны и обугленные до черноты, сожженные в огне.
Люди…
Испуганные, изломанные души, жмущиеся друг к другу плечами, сейчас поразительно ясным становилось их родство и многие черты, доставшиеся им от общего отца. Они глядят на архангелов, не понимая ничего из происходящего: ни осторожных, невесомых поглаживаний обугленных перьев Архистратига Сатаной, ни спокойного, умиротворенного и полного нежности взгляда искалеченного архангела. Постепенно отчищались от копоти огромные перья, сухие жгуты переплетенной благодати – здесь, в Аду, смотреть на обнаженную силу, рассеивающуюся в безумной тьме, не причиняло боли. Перед людьми сидели почти их отражения: высокие почти-люди, с непривычной кожей и волосами, будто облитыми флуоресцентной светлой краской или нарисованными на компьютере и оживленными куклами современного кинематографа.
Жуткие и не похожие ни на мужчин, ни на женщин существа без пола, без лиц, и тем не менее до страха, до дрожи человечные, стремящиеся коснуться хотя бы кончиками пальцев друг друга, но одному это причиняло боль, а второй не смел эту боль нести.
Смерть появился спустя пару секунд или дней - не поймешь этого в Аду, без слов, без взглядов забрал Адама и тело Сэма, оставив душу метаться по клетке под звонкий смех Падшего.
- За тобой придут позже, Сэмми, я знаю. Не держи зла, договорились? Как-нибудь потом вспомнишь, что было на самом деле, но пока что продолжу свое амплуа садиста и сволочи, - Люцифер, рывком приблизившись к упрямо вздернувшему подбородок Сэму, провел призрачными пальцами по его виску, заставив затрястись от боли и паники, теряя контроль над своей душой. Что ж, о пытках, о злости и гневе архангелов теперь узнают все, и, зная Отца, он не поможет, оставив существ, коснувшихся этих воспоминаний, сходить с ума.
- И пусть они достанутся Кастиэлю, - зло выдохнул Люцифер, расправляя крылья и помогая приподняться все еще слабому брату, - ты покормил Азазеля?
Архистратиг рассмеялся и только лишь кивнул, чтобы через секунду в клетке воцарилась тьма, охватывая одинокую фигуру, ставшую разменной пешкой в счастье двух всесильных, но таких слабых существ.
***
Зима выдалась на удивление мягкая. Даже обычно не жаловавший этот сезон года Габриэль с веселым лаем носился по площадке перед домам, не столько помогая, сколько мешая Михаилу убирать огромные шапки снега, завалившие забор и лужайку, не говоря уже о разлапистой ели, с ветвей которой на замершего в шокированном состоянии Архистратига рухнуло не меньше пары десятков кило снега лишь от того, что неугомонный корги решил опробовать казавшуюся такой заманчивой высоту белой шапки на нижних ветвях и своей упитанной тушкой сотряс все дерево, обрушив все снежное богатство на старшего своего хозяина.
- Правильно, Габи, так и надо этому снобу-зазнайке, - тезка пса, с уютом развалившийся на скамье под навесом дома, насмешливо щурил медовые глаза, пряча улыбку от старшего брата в теплой кружке с глинтвейном.
- Ты у меня теперь настоящий снежный рождественский олень… – голос Люцифера от дверей был тих и привычно спокоен, будто не было за спиной архангелов тысячелетий без родной души рядом, без тепла и нежности. Его изменило это спокойствие, усмирило непокорную душу, давая вместо призрачных желаний сбывшуюся реальность.
- Иди сюда, mi amore, я с тобой поделюсь! – отправленный недрогнувшей рукой снежок живописным пятном украсил центр груди Дьявола в отставке.
Снежная баталия затянулась до самой ночи, и участия в ней не принял разве что Азазель, всем холодам предпочитавший тепло каминной полки.
