Война - работа спецназа
5 января 2016 г. в 00:04
…когда перед глазами проносится сорванная чудовищным взрывом башня от танка-тральщика, ты наконец пугаешься, но… как-то не так. Будто понарошку. Не за себя. За то, что можешь что-то сделать не так. Поэтому ищешь взглядом лейтенанта-сопровождающего, «держишь» его боковым зрением, копируешь действия еще полчаса назад немного презираемой тобой пехоты — с брони, оружие к бою, залечь, подавить огнем. Оглушенный, растерянный, палишь в белый свет как в копеечку, даже толком не зная, где враг. Совсем не так, как на тренировочном полигоне, где гордился собственной меткостью…
…Черт разрешает подойти и посмотреть только после окончания операции. Ребята уже вытащили из бандитского схрона найденное оружие и БК, разложили на плащ-палатках, тела боевиков свалили поодаль. Глядишь на них, впервые видя мертвецов настолько близко. Нет, похороны соседки бабы Вали в сопливом детстве не в счет. Там пахло ладаном, был обитый дешевым черным бархатом гроб, белая подушка и иконка на груди. Сейчас противно - запах. Ты ведь мог бы лежать так же, грязный, сине-багровый, вывернув на землю собственные потроха. Мысль эта, чужая, заимствованная у капитана, лейтехи-взводного и старших сослуживцев зудит на заднем плане, но еще не становится непреложной истиной. Ведь с кем угодно, но не с тобой…
…лезете в горы. Первый поиск. Совсем не страшно и чертовски интересно. По-настоящему, как мечтал когда-то. Ощущаешь себя героем крутого боевика. Даже не тяжело поначалу. С затаенным волнением ждешь первого настоящего боя. Так, чтоб лицом к лицу, чтобы доказать и себе и другим, что не зря называешься разведчиком. Что сможешь. Знаешь, что глупо и старшие ребята по шее дадут за такие мечтания, поэтому молчишь.
Обратно группа буквально приползает, облазив на пузе весь район и не сделав ни одного выстрела, но на разочарование сил нет — ты едва дожидаешься окончания доклада, чтобы доковылять до палатки и наконец отоспаться. Засыпаешь, прокручивая в голове воспоминание, как Гришка поймал тебя за шкирку в каких-то сантиметрах от зеленоватой матовой лески…
…в бой ввязываетесь с ходу, отвлекая на себя огонь от зажатой на узких улочках пехоты. Пули стригут опаленные ветки над головой и ты успеваешь нырнуть за саманную стенку почти полностью разрушенного строения. Судя по сохранившемуся, примешивающемуся к запаху гари душку навоза, когда-то оно было хлевом. Впереди — без малого тридцать метров открытого, простреливаемого пространства. Кирька валится рядом, сжавшись в комок у твоих ног и подвывая на одной ноте: мама-мама-мама-мама… Грохот. Закладывает уши, совсем рядом кто-то невидимый выгрызает кусок мгновение назад казавшейся надежной стены, сверху сыплется саманная труха. Кирька уже молчит, смотрит вдаль остановившимися глазами.
В памяти, помимо накатывающего, догоняющего сознание ужаса — твоя задача. Пока еще, по инерции, цепляешься за прежнее неверие. Кто угодно, но не ты. У тебя мама дома, тебя девчонка ждет, тебе девятнадцать и тебе безумно, до воя хочется жить.
Кирька был старше всего на десять дней…
Волной накрывает — ты никто, ты мясо, ты расходный материал. Как сотни, тысячи других. Швырнут что останется в цинковый ящик, чтоб не воняло, землицы для веса накидают, погрузят в «тюльпан» и забудут. И не будет тебя. Совсем. Нигде. Никогда. Как Кирьки.
В гарнитуре надрывается капитан, стараясь убить разом двух зайцев: вытащить угодившую в засаду пехоту и не подставить своих парней.
И ты выкатываешься из-за укрытия, вскакиваешь, бежишь, чудом не попадая под свинцовые плети, падаешь, кричишь и понимаешь, что только что орал благим матом, только когда сорванные связки схватывает болезненным спазмом. Кидаешься прочь от жуткой, уродливой реальности, оставляя ее трястись от постыдного страха за собственную шкуру под изрешеченной стенкой рядом с телом друга, туда, вперед, к маячащим впереди домам и тусклым дульным вспышкам.
Чья-то косматая голова высовывается из-за оконного сруба и тут же разлетается серо-алым месивом. Автомат в руках «танцует», поэтому не выходит короткой профессиональной очереди. Но этого духа уже тоже не будет, как Кирьки. Совсем. Нигде. Никогда.
…зажимаешь ладонью ваххабиту рот, невольно обжигаясь о его тлеющую сигарету, ножом коротко, как учили, по горлу. Мельком успеваешь заметить лицо — почти ровесник. Тело аккуратно, у забора, на землю. Жека перебегает на крыльцо, чуть приоткрывает дверь и вкатывает по полу «эфку». Ребята с флангов работают по окнам — веерная очередь по стеклам и следом ВОГи из подствольников.
Не обращая внимания на легкий звон в ушах, с автоматом наперевес влетаешь в дом, оскальзываешься в коридоре на чем-то невидимом в полумраке и поднятой взрывами пыли, душно пахнущем требухой. Вперед-вперед-вперед! Шевеление впереди — здесь своих нет — короткая очередь в три патрона, дальше, фиксируешь взглядом возможные сюрпризы, чувствуешь рядом плечо прикрывающего. В углу хрипит, пуская кровавые пузыри, один из бандитов. Не жилец. Женек походя бьет носком в висок, обрывая мучения раненого… Вперед-вперед-вперед! ..
…в палатке тепло и тихо. Только слышится где-то в отдалении ворчание артиллерии, да гитарные переборы от костра, тихий гул голосов. Оружие вычищено, смазано, перебрано любовно. БК укомплектован — хоть сейчас в поиск. Берцы потихоньку сохнут у тлеющей буржуйки. Хочется спать. Теперь почти всегда, перманентно, хочется спать и есть. Если Черт никаких сюрпризов из станицы не привезет, можно заточить чего-нибудь и на боковую. Вертишь в пальцах старенький, совсем не модный телефон и откровенно трусишь. До мандража и спазма в горле трусишь набрать наизусть знакомый номер и услышать: "Ну как ты, сынок?"…