Моя стихия

— Ну, добрый вечер, — я говорю немного ехидно, но вовсе не испытываю желания задеть его за больное. — Добрый, — от его оптимизма не остаётся и следа. — Мне пора, — схватив сумку и обувь в руки, он идёт прочь из моей комнаты, и, надеюсь, что из моей жизни. Даже спасибо не сказал — довольно грубый парень, — но что же мне будет с его «спасибо»? Его грубость передалась даже мне, и я со всей силы захлопываю входную дверь, а следом за хлопком слышу шум некого металлического предмета, похоже, упал мой ящик для писем. Стоит поднять его, а заодно и проверить на наличие новых писем и приглашений. Но, подняв свой ящик, я еще раз убедилась в своей ненужности: он был пуст, даже писем от директора с табелями оценок или обязательными приглашениями на праздники или отработку наказаний нет — мне же лучше. Я редко нуждаюсь в общении, особенно в таком. Вернувшись обратно в комнату, я начинаю проживать свой каждодневный вечер. Одиночество, депрессия, вода. Ничего необычного, никаких противоречий, все будто на своих полочках. Я удобно усаживаюсь на подоконник, прижимаю к себе кружку с водой, заполненную льдом на половину — все как надо, никаких противоречий. Погружаюсь в свои депрессивные мысли, никаких противоречий. За окном изредка появляются одна или две головы, что шатаются там, внизу, без каких-либо целей. Я же прикладываю свою ладонь к стеклу и наблюдаю за появлением инея, так красиво. Иней буквально повторяет контуры моей руки, но вот вместо отпечатков — небольшие холодные сады с «мертвыми». Они живы, просто хотят отдохнуть от всего мира, от сумасшествия, от несправедливости, от лживости, я бы тоже хотела от этого отдохнуть, тоже бы хотела полностью покрыться льдом, а не только заморозить свое сердце. К сожалению, я могу наслаждаться лишь этими цветами из инея, когда нахожусь дома, правда, если это место можно назвать домом. Мои окна выходят на запад, и каждый вечер я вижу закат солнца и центральный корпус нашей школы, а не северный сад с цветами и неким подобие жизни, наверно, именно поэтому мы занимаемся там искусством, жизнь успокаивает, особенно, когда внутри тебя все мертво и уже испепелено. Правда, говорят, что потом из пепла рождается новая жизнь. Целей, жизни, целей в жизни у меня нет, вот я и провожу свои вечера за глупым наблюдением за жизнями других людей. Так проходит минута за минутой, час за часом, день за днем, год за годом, так угасает жизнь за жизнью. Так пришло и завершение сегодняшнего дня. Когда я собралась лежать в кровати, иногда проваливаясь в галлюцинации с жутким смыслом и сюжетом, а в остальное время обдумывать свою никчемность и иногда выдавливать пару слезинок из себя, что сразу же превратятся в лед, то солнце уже зашло за горизонт. Я давно потеряла сон, и этот ритуал заменил мне настоящий отдых. Снимая свою одежду, я, как и всегда, складываю её очень аккуратно, в шкаф — это лишь малая часть действий, что нужно совершать если хочешь содержать свой дом в идеальном порядке. Иду своими босыми ногами по ламинату, ложусь на кровать, что прямо сейчас пахнет чем-то немного отличающимся от привычных запахов. Я принюхиваюсь — в моей комнате появился слегка уловимый аромат вишни, который мог появиться из открытого окна или это запах того парня, что провел сегодня немало времени в моей комнате и мог сломать не только привычный запах, но и привычный быт моего дня. Я надеюсь, что такое продлится не долго, и как можно скорее ложусь головой на подушку и закрываю глаза. Я не помню, сколько проспала, ну или сколько времени провела в кровати, но примерно в середине ночи в мою дверь кто-то постучался. Зная отношение школы ко мне, я могу сделать вывод, что пришли люди не с благими намерениями, поэтому я тихо сползаю с кровати, так же тихо и, главное, в кромешной тьме я на ощупь пробираюсь к раковине с водой и аккуратно, тоненькой струйкой включаю воду. И уже шумными и грузными шагами пробираюсь двери, я готова атаковать кого угодно, в такое время гости приходить не должны. Вот я кладу свою ладонь на ручку двери, а второй рукой пытаюсь с первого раза открыть заедающую защелку, и вот, моя первая победа за сегодня одержана — я смогла открыть защелку. Осталось нацепить на себя недовольный и очень сонный вид и открыть дверь. И каким бы простым не казалось последнее действие, я просто не могла, будто очень боялась того, кто находился за дверью. Но за одно мгновение откинув плохие мысли от себя, я распахиваю дверь и вижу именно того парня, что сначала дня преследовал и приносил сплошные неудобства — Леха, — сказал он мне очень громко. От такого заявления, которое, честно говоря, не несло для меня никакого смысла, спала даже моя маска усталости — Что Леха? — это единственный вопрос, который возник у человека в три часа ночи при появлении незваного гостя. — Мое имя — Леха, и, — его голос стал немного тише, — спасибо тебе. Сказать, что я была удивлена, значит, ничего не сказать, неужели я так громко думаю? — И зачем ты пришел? — я не отступаю и буквально пробиваю его защиту своей прямолинейностью. — Извиниться, — он стыдливо опускает голову и поднимает свою руку на уровень моих глаз, в его руке маленький прозрачный пакетик с чем-то прозрачным, но имеющим форму и размер таблетки. — А что это такое? — я с недоумением смотрю на него, я не похожа на химика или наркомана. — Это причина моего поведения, — он опускает руки и, не поднимая головы, задает мне еще один вопрос. — Можно войти? —  Я не хочу быть злой и отодвигаю свое тело от проема, будто приглашая его войти в моё убежище. И вот, он проходит в мою комнату, снимает обувь, как будто понял, что я не люблю бардак. Я закрываю за ним дверь, но не так громко, как в прошлый раз, просто чтобы не перебудить все женское общежитие. И вот вновь в моей комнате мрак, свет луны не попадает в комнату из-за плотно задернутых занавесок, а закрытая дверь не дает свету из школьного коридора проникнуть в мою комнату. Такой мрак может создать у человека панику, но кто сказал, что я нормальный человек? — Можно включить свет? — он немного робкий, задает такой глупый вопрос, это даже немного веселит меня. — Конечно же, нет, ты чего вообще говоришь? Включить свет в моей комнате? — на моем лице появляется довольно странная, немного хищная улыбка. — Понятно, прости, я не знал правил, — и в этот момент в комнате загорается свет, он удивленно смотрит на меня, а я делаю вид, будто ничего не произошло. — Ты уже извинился, зачем зашел в мою комнату? — теперь он может видеть все мои эмоции, а полагаться не только на тон голоса. — Я хотел поговорить, узнать тебя получше, ты очень скрытная и никого не впускаешь в свою голову и душу. — Ты что-то хочешь, а потом говоришь слова, которые самому тебе отвечают отрицательно — это очень забавно. Давай поговорим, я не против, — я делаю невозмутимое лицо. Какая ему разница до меня — моя жизнь, мои правила. — Только давай выключим свет, но откроем шторы, я думаю, так будет уютно и тебе, и мне, — он говорит мудрую вещь, может, это и цепляет чем-то к этому человеку? Я делаю, что он просит, мне уже нет разницы, наших задушевных разговоров уже не избежать. После манипуляций в комнате темно, но силуэты находящихся здесь людей можно различить. Я сажусь на кровать, а он присаживается на пол рядом с моими ногами — своеобразное проявление уважения или действие, не имеющие смысла? — Идем на пол. Я без лишних колебаний сажусь рядом с ним, правую ногу я выпрямляю, а левую сгибаю в колене, ладышка ложится на колено, и мои ноги образуют некое подобие цифры четыре. Он же просто сгибает ноги в коленях и немного подтягивает их к телу, но не касается их грудью, — похоже, это одна из его любимых поз, ведь даже в почти бессознательном состоянии он выполнил нечто похожее. — А где твой сосед? — он первым задает вопрос, лично я хотела спросить его возраст, на каком он факультете, что у него за стихия, но, чувствую, даже сегодня я этого не узнаю. — У меня нет соседа, — печальную правду скрывать сейчас бессмысленно. — И уже не будет. — Что именно произошло? — неужели ему и правда интересно? Я же думаю — это простое притворство. — Она подселилась ко мне в довольно сознательном возрасте, но лишь ненамного старше меня. Мне не была интересна её жизнь, и поэтому все наши разговоры сводились к коротким и несущим небольшой смысл вопросам: «будешь кофе?» или «у тебя сегодня есть пустой урок?». И вот, казалось бы, идиллия бессмысленного существования: смесь общения и одиночества, но все хорошее имеет и конец. Я часто присматривалась к ней, самым странным было то, что по ночам она укрывалась одеялом с головой и что-то читала. Я не интересовалась, даже не знаю, хорошо делала или плохо, быть может, я смогла бы помочь ей. В один из приходов уборщиков и досмотрщиков её не было дома, она ушла гулять в сад, а я осталась дома. И вот, в дверь настойчиво стучат, я без сомнений и колебаний открываю. Они заходят, ну, а я сразу открываю все свои ящики, шкаф с вещами и тумбочку с учебниками, мои вещи одобрили и поинтересовались, где моя соседка, я ответила, что она гуляет. По правилам нельзя досматривать вещи учеников во время их отсутствия. Меня попросили её привести, и я согласилась. Когда я нашла эту девушку, она была в саду и очень мило разговаривала с учителем музыки «Психологической» стихии. Схватив эту беднягу за руку, я помчалась в сторону нашей комнаты, — на секунду у меня встал ком в горле, я сглотнула и продолжила свой рассказ: — Когда мы прибыли на место, её часть комнаты была перевёрнута вверх дном, а в руках они держали некую книгу, она не напоминала мне ровным счетом ничего, но ей стало плохо, она резко дернулась и помчалась в их сторону с одной задачей — вырвать свои вещи. Но ей не дали, со стороны то, что творилась там, было похоже на травлю, мне стало плохо, но я осталась. Книгу сожгли прямо на её глазах, когда она пыталась достать книгу из огня, она жгла свои руки, а они смеялись, — я сделала еще одну паузу: столь живые воспоминания, все просто возникает перед глазами. — Это была Библия, она смогла спрятать её при поступлении, а иконы и прочие религиозные вещи они забрали. После этого она изменилась, а через несколько дней стала отреченной, — я опять задержала дыхание, как же тяжело рассказывать об этом. — Накинувшись на меня с ножом, она хотела убить меня, — опять молчание, складный разговор просто не клеится, — но что-то спасло меня: она чуть помедлила, и я вырвалась из её хватки рванув из комнаты, иногда оглядываясь назад. Она не бежала за мной, ей это было не интересно, она решила отомстить тем, кто забрал её Библию. Я не помню, куда я бежала, но оказалась я у большого дуба, я сидела там и боялась, а в то время она мучилась, она страдала, она мстила, — я всхлипываю, а Леха, что сидит рядом, пытается меня приобнять, но встречает сильный удар по рукам и возвращается в нормальное положение. — Её усыпили и выкинули на обрыв, а меня обвинили в её сумасшествии и сообщили, что я опасна для общества, даже хотели в карцер посадить, но кто-то вступился за меня, и сказали, что я просто должна жить одна и максимально избегать общения, — я заканчиваю свой рассказ, те события для меня самые ужасные, и вспоминать их мне даже тяжелее, чем детские, потому что они недавние, они еще живые. Было понятно, что он удивлен, хотя, будет точнее, если я скажу, что он просто в шоке. — Все нормально, я уже в порядке, — я пытаюсь успокоить своего нового знакомого. — А тебе оказали необходимую психологическую помощь? — он задает такой глупый вопрос. — Конечно, нет, но я уже сама привела себя в порядок, — и опять в моих словах присутствует грубость, так нелегко объяснять что-то человеку, который просто далек от тебя в психологическом плане. — Я ответила на твой вопрос, теперь твоя очередь. — Хорошо, что ты хочешь узнать обо мне? — он так сразу угадывает, что мой вопрос будет касаться его и его личной жизни. Уникальная интуиция. — Как ты попал в школу? — очень откровенный вопрос, на него сложно ответить — тот год, тот день всегда ознаменован жуткими событиями и слезами, расставаниями. — Я не помню, как я тут оказался, я даже не помню в каком возрасте стал учеником этого места, можно сказать, в глубоком детстве, и это будет намного честней, чем попытка назвать точную дату или год, — жутковато, таким детям бывает труднее всего, они были заперты тут даже до того, как успели вдохнуть запах свободы. — А ты? — он очень любопытен, он опять интересуется моей жизнью и судьбою, но я почему-то решаюсь рассказать ему правду. — Мне было десять лет. — Незначительный возраст для этой школы, многие попадают сюда примерно во столько же. — Я с родителями, друзьями и их родителями поехала купаться на речку, все дети, включая меня, сразу же рухнули в воду и начали купаться и плескаться, я тоже, и моя подруга со мной. — Опять очень тяжелые воспоминания. — Мы умели неплохо плавать и поплыли на глубину, мы веселились, и что-то случилось с ней, она резко начала тонуть, я пыталась её спасти, но было поздно. Она утонула, я просто не смогла, не успела. А потом приехали какие-то люди, достали её труп, который выглядел просто ужасно: она была белая, такой, какой обычно она просто не была. Я подбежала к ней, пыталась её растормошить, думала, она спит или шутит, но нет. Всем сказали, что у неё случилась судорога, что повлекла за собой такие последствия, ну, а мне и моим родителям сообщили, что это я её утопила, не смогла сдержать свою стихию, тогда мои родители были очень агрессивны и быстро согласились отправить меня сюда, а потом ты знаешь. Все знаешь… Еще одна не очень солнечная история из моей не очень солнечной жизни. Я взглянула на него, он был просто шокирован, быстро встал, и направился к двери — Ты куда? — это так нагло: человек раскрывает тебе душу, а ты уходишь. — Прости, мне пора. И я забыл сказать: мне восемнадцать лет, и я с факультета «Психологической» стихии. И ушел. Может быть, поэтому я не доверяю людям? Они кидают тебя, когда ты буквально вскрыл всего себя.