«Darling, so it goes Some things are meant to be… Take my hand, Take my whole life too, For I can’t falling in love with you»*
Таня мелкими шажками пересекла спальню и, покрепче обхватив руками толстый альбом, опустилась перед Энди, что сидел на ее постели, на колени. Парень заинтересованно вскинул брови, щекой опираясь о костяшки пальцев, и спокойно улыбнулся. Она ласково провегла ладонью по глянцевой обложке излюбленного альбома и вытащила из-под кровати несколько опрятных пачек карандашей, сложенных ровной прямоугольной стопкой. Аккуратно раскрыв одну из них, нежно-желтую с пейзажем озера на обложке, выудила оттуда сточенный до невозможности, мягкий черный карандаш. Мазнула грифелем по последней странице импровизированного холста и кивнула сама себе, удостоверившись в чем-то совершенно непонятном для музыканта, чье лицо излучало ничем не искаженную непосредственность. - Я рисовала с натуры только одного человека, - Таня открыла альбом где-то на средине, согнула напополам и устроила на обнаженных коленях, - и это была Аня, для которой побыть недвижимой хотя бы пять минут – подвиг. Но получилось неплохо. Даже очень. Я подарила завершенный портрет ей на день рождения, и ее мать долго меня хвалила. Энди беззвучно хохотнул. - Я говорю правду, не смейся! - девушка легко хлопнула его по голени, раскладывая перед собой еще несколько оптимальных для тона карандашей. - Я, конечно, не художник, но кое-какой опыт у меня уже есть, - немного приподнявшись, она поправила рукой волнистую прядь челки, что показалась лишней тенью на почти чистом от синяков и ссадин лице Энди. - Сможешь не менять положения около десяти минут, чтобы я сделала набросок? - Смогу, если нужно, - парень увлеченно согласился. - Я ведь имею право разговаривать при этом? - Да, - Таня кивнула, - но обязательно заткнешься тогда, когда я перейду непосредственно к губам. Думаю, такая участь тебя не утруднит. Ты ведь не хочешь испортить мне рисунок? - Звучит угрожающе, - Энди хмыкнул. - Я точно не пострадаю? - Я запрещу тебе говорить вообще, если будешь язвить, - девушка снова толкнула его в ногу, силясь присмирить глупый мальчишеский нрав. Приложив кончик карандаша к белому листу, она сделала несколько первых штрихов, провела одну ровную полосу, что сейчас служила ориентиром для симметрии портрета, а позже должна была бесследно закраситься; и принялась осторожно выстраивать «подножья» для определяющих черт лица. - Мы так спешили к тебе домой вчера, что я даже не успел спросить, понравился ли тебе фильм, - Энди сгорбился, опускаясь ближе к школьнице, и уперся локтями в бедра, сделав свою позу на ближайшие минут пятнадцать наиболее удобной для себя. - И все-таки он тебе понравился? - Не знаю, - девушка резко смущенно покраснела. - Большую часть фильма мы с тобой… не видели. Я запомнила всего лишь несколько напряженных моментов, когда главные герои дрались между собой, и ты непроизвольно отставал от меня. - По-моему, тебя это не сильно расстроило, - музыкант колко ухмыльнулся. - У меня не было выбора, - Таня почти правдиво возмутилась. - И наши с тобой друзья весь фильм, сидя впереди, о чем-то ссорились своим особым свистящим шепотом, что сбивало с толку. Потому я бы и без поцелуев ничего не разобрала. - Какая досада, - парень шутливо цокнул языком о зубы. - Значит, придется повторить поход в кино? На этот раз вдвоем и на последнем ряду. Чтобы никто не мешал смотреть, - он нарочно выделил последнее слово, снизив тон до едва ощутимой хрипотцы. - Шутишь? - школьница напряглась, придавая очертаниям нарисованного образа минимальной объемности. - Нет, не шучу, - голос Энди прозвучал поразительно твердо, и кисть Тани дрогнула. Комната погрузилась в непонятное молчание. Девушка продолжила писать, но отчего-то у нее получалось в разы хуже. Ладони стали предательски влажными. Она приподняла черный гриф и приложила его к нечетко прорисованной на рисунке брови солиста. Добавила ей цвета и нечаянно вышла за тонкую границу. Потянулась за ластиком, который почему-то оказался в руке у Энди. - Ты боишься? - они встретились взглядами, и музыкант не удержался от наводящегося вопроса вместе с тем, как Таня опустила глаза. - Я не знаю, готова ли, - честно ответила школьница, принимая понадобившуюся резинку и направляя ее к бумаге. - Я никогда… Ты должен был догадаться. - Я догадался, - Энди улыбнулся и, выпрямив затекшую ногу, поддел опущенный подбородок девчонки двумя пальцами, погладил по горячей щеке. - Когда ты нервничаешь, у тебя сбивается дыхание. Я почти слышу стук твоего сердца. - Энди, - она совсем смутилась, облизывая губы. - Все нормально, - солист пододвинулся к краю и, еще более снижая тембр, продолжил: - Я все понимаю. Ты мне веришь? - Я верю. Энди удовлетворенно выдохнул и поцеловал ее не так, как обычно. Он мягко нажал на приоткрытые губы своими губами, вместо торопливых, быстрых движений; бережно прихватил нижнюю, мерно втягивая, посасывая, но не заходил дальше. Поразительно медленно. В таких поцелуях теряешься, как в туманном лесу. Ото рта к шее, к ключицам, к точкам соприкосновения одежды с телом бегут непередаваемые импульсы, тепло. Оно сливается с неравномерным отстукиванием чувств в груди, и создается ощущение, будто голова вот-вот закружится. Будто все, что сейчас происходит – нечитаемые прикосновения к плечам и спине, подрагивающие ресницы, приливающая к низу живота кровь – всего лишь особенно приятный сон. Энди ускорился только через несколько тягучих минут, отстранившись всего на сантиметр, чтобы подхватить разомлевшую Таню под руки и довольно грубо потянуть на себя. В три счета она оказалась сверху, тесно прижимаясь и почти теряя сознание от накатившей волны чего-то неожиданного, нового. Крепко смяв ее бедра в ладонях, Энди ловко перекатился сначала на бок, а потом и вовсе подмял девушку под себя, удобно устраиваясь между чужих ног. Провел ладонью по животу, нырнул пальцами под резинку свободных шорт всего на сантиметр, раззадоривая. - Я хочу тебя, - прошептал зажмурившейся девушке в ухо, обнимая дыханием покрывшуюся мурашками шею. - Я так сильно хочу тебя. Ты думала об этом? О том, что мы с тобой можем?.. - Я думала, - Таня укусила себя за уголок припухших губ, мелко хлопая ресницами, жадно впиваясь ногтями в майку, натянувшуюся на его острых лопатках. - Я думала о многом, хоть мне и стыдно признаваться в этом. Но мы не можем сейчас, - она сглотнула, в который раз облизываясь. - Я сказала матери, что готовлюсь к соревнованиям по математике, да вот войти, услышав что-то неладное, она, как и отец, все равно может. Я пустила тебя, невероятно рискуя. - Черт, - Энди вдруг засмеялся, упираясь лбом в подушку. - Черт, я совсем забыл о твоих родителях. Они ведь внизу, - оттолкнувшись от матраса, глухо упал на свободную часть постели. - Прости. Получилось как-то глупо. Таня добро улыбнулась, взглянув на музыканта, и, недолго поразмышляв, пододвинулась впритык и положила голову ему на грудь. Принявшись выводить подушечками пальцев замысловатые орнаменты поверх линий его ребер, снова посмотрела вверх. - Я люблю тебя, - проговорила самими губами, нежничая, - и если не сейчас, то потом у нас обязательно все получится. Ты веришь мне? - Верю, - Энди вторит ее настрою. - Тогда поцелуй меня еще раз и продолжим рисовать, - Таня насмешливо скрутила губы трубочкой, и Бирсак охотно принял условия «сделки».***
Аня, растянувшись вдоль удобного дивана, отвлеченно перелистывала новый выпуск своего некогда любимого спортивного журнала (который Эшли, к слову, здорово раскритиковал, из-за чего она теперь относилась к брошюре предвзято), и на лице ее отпечаталось искреннее недоумение. Таня стояла справа от газовой плиты, где томилось мясо, и крошила листья салата в оранжевую миску. Рядом, заняв всю столешницу кухонной тумбы, ждали своей очереди вымытые до блеска, покрытые крошечными капельками воды помидоры, огурцы и капуста. Девушки не разговаривали около десяти минут, закончив прошлую беседу на бодрой дискуссии насчет несправедливого модельного телешоу. Вчера проект покинула их любимая героиня – высокая брюнетка с большими глазами, красивыми скулами и талантом к пению. По мнению Ани, на этом популярность «Стать моделью легко» упадет до нуля. По крайней мере, она больше его смотреть не будет. Точно и бесповоротно не будет. Правда, Таня прекрасно знала, что финал, припадающий на сегодняшний вечер, подруга ни в коем случае не пропустит. Аня перевернулась на спину, шумно ерзая и пыхтя себе под нос что-то нечленораздельное. Забросила ногу на ногу, покачивая ступней в такт слабой мелодии, что доносилась со стороны заднего двора через открытую нараспашку форточку. Наверное, сосед опять подстригал кустарники перед домом, включив свое переносное радио на всю громкость. Его рыхлое звучание, переливающееся всеми оттенками популярной в сети музыки, немного раздражало. Таня взялась за ароматные томаты, резче обычного перебирая руками. В голове крутились самые разнообразные мысли и зачатки серьезной речи, но она отчего-то никак не решалась подать голос первой, хоть и внутреннего беспокойства для этого, в принципе, вполне хватало. Всего навалившегося, в принципе, хватало, чтобы оставить в стороне бессмысленную болтовню о бессмысленных шоу, чем они отвлекались несколько мгновений назад. И школьница почти решилась начать, но Аня ее неожиданно опередила: - Над тобой воздух искрит. Что случилось? - Прямо искрит? - Таня на миг обернулась. - Я, конечно, преувеличила, - подруга, лениво усаживаясь в позу лотоса, без зазрений совести захлопнула пестрый журнал, - но ты где-то пять минут то открываешь, то закрываешь рот, и вывод напрашивается сам собой. Элементарно, Ватсон. - Дедукция, - Таня улыбнулась. - Да, она самая, - Аня повторила ее жест, позже придавая высокому голосу большей уклончивости. - И все же, что произошло? Я слушаю. Таня нахмурилась, откладывая нож в сторону, опираясь руками о края тумбы. - Мы с Энди вчера едва ли не… - Не трахнулись? - Аня похабно ухмыльнулась, за что тут же поймала на себе укоризненный взгляд. - Ты дала задних? Струсила? - Я не знаю. Вроде и да, а вроде и нет. Вообще, мне трудно говорить об этом с тобой. - Ты со мной о таком обычно и не говоришь, так что твое волнение – норма. Продолжай, не стоит отвлекаться. - Короче говоря, я действительно немного боюсь того, как разворачиваются события. - Ну, судя из того, что произошло совсем недавно (я намекаю на аварии и стычки), ваши чувства – цветочки, - лицо Ани исказилось ядовитой ухмылкой. - Считать это чем-то заоблачным, необычным и неожиданным – моветон. Все идет своим чередом. Стоит только принять действительное и наслаждаться моментом. - Тебе легко говорить! - Таня вернулась к салату. - Потому что здесь нет ничего сложного, - собеседница развела руками. - Ты не понимаешь, - девушка чуть не порезала указательный палец и еле слышно цыкнула. - Ты ничего не понимаешь. Это для меня более важно, чем просто секс. Я люблю его. - Я знаю, - Аня поднялась с места и подошла к Тане, - и я прекрасно понимаю, о чем ты сейчас говоришь, - она выхватила с миски ломтик помидора и отправила его в рот. - Когда придет время, ты не будешь бояться. Страх проходящий, поверь. Тем более, если ты действительно влюблена. Все сложится хорошо, я уверена. - Ты так «мудро» говоришь, будто уже потеряла свою девственность, - Таня фыркнула, переключившись на огурцы. - Ну, похоже, ты действительно недооцениваешь мою легкомысленность, хоть я ею и не горжусь, - подруга снова поднесла ладонь к миске, но ее попытка пресеклась звонким шлепком. - О’кей, больше брать не буду, не бейся. В общем, если хочешь, я поддам тебе уверенности. Модная интимная стрижка – и проблемы отходят на второй план! - Заткнись! - Таня засмеялась. - Везде находишь лазейку для своих пошлых шуточек. - Но ты хотя бы стала улыбаться. - Ладно, все. Помешай лучше мясо, а то подгорит, и брат меня убьет. - Сейчас, - Аня подняла крышку, что покрыла сковороду. - И все-таки не порть себе нервы даром. Повторю, все пройдет отлично, когда наступит подходящий момент. - Спасибо, - Таня улыбнулась, выискивая глазами соль. - Надеюсь, твои слова найдут подтверждение в реальной жизни. Ибо половина из них, наверняка, почерпнута из любовных романов определенной направленности. - Эй, ты меня раскусила! - Аня состроила небывалое удивление, и они в один голос расхохотались, непроизвольно перебивая заводные трели соседского радио, что как раз переключилось на что-то забытое из классического рока.***
Таня спешно забросила в портфель несколько нужных книжек и пару емких тетрадей. Аккуратно подогнула воротник белой блузки, убирая распущенные волосы назад, и еще раз взглянула на себя в зеркало, отмечая глупую официальность нового варианта школьной формы мимолетным смешком. Захлопнув дверцы шкафа на выходе, устроила нехитрую ношу в лице уже упомянутого портфеля на плечах и выбежала в темный коридор. Понеслась вниз по лестнице, звучно стуча по деревянным ступенькам ногами, обтянутыми синими капроновыми гольфами до колена. Не обратив внимания на брата, что, вольготно расположившись на краю дивана, попивал невозможно горячий чай из пузатой чашки и наблюдал за ней исподлобья, девушка обула упрощенные администрацией из-за невероятной жары туфли и, неловко хватаясь за ручку входной двери, выпорхнула на стремительно наливающуюся температурой улицу. Новый день не обещал ей ничего нового или необычного, но почему-то с самого пробуждения Таню не покидало хорошее настроение, и она широко улыбалась всему окружающему миру так искренне и светло, что милый братец, наверное, поперхнулся, стоило ей оказаться во дворе. Таня пересекла ворота, осмотрелась по сторонам, удивляясь спокойствию дороги, что обычно кишела активностью у кафе неподалеку, и направилась вдоль плавного спуска к светофору. Ровно вышагивая по прохладной кладке аллеи, школьница даже взялась напевать себе под нос что-то нечеткое, но очень знакомое. Она была уверена, что, скорее всего, невероятно фальшивит сейчас, но ничего поделать со своим чрезмерно довольным настроем не могла. Аня догнала ее через минут десять размеренного пути, на повороте, где они обычно пересекались, идя в школу. И Таня вовлекла ее в незатейливый разговор обо все том же модельном телешоу, что так волновало их последние несколько дней. И, как оказалось, Аня все-таки посмотрела финал вчера, несмотря на свои «каменные» обещания. Говорили девчонки громко и весело, мысленно дивясь такой эмоциональной разгрузке, ведь последняя неделя так вымотала, что сил на действительно расслабляющий смех не было. Все что-то тревожило, грызло под ложечкой. - Я уверена, никто из судей на самом деле не обращал внимания на их таланты, - уже подходя к школе, Аня задумчиво взмахнула ладонями. - Эти старые сволочи смотрели только на их женские прелести. - Точно мы не знаем, - Таня недолго помолчала, - но доля правды в твоих словах, конечно, есть. Девушки зашли в кишащий учениками школьный двор, взобрались на ступеньки. Таня повернулась к защищенному начищенным стеклом расписанию уроков, что с важным видом висело сбоку от главного входа, почти сливаясь со стеной. Издали оно вообще напоминало неуместную кляксу на чистейшем полотне. Прочертив взглядом невидимую линию от номера класса до сегодняшнего дня недели, девчонка пораженно охнула: - Она так и не занялась нашим расписанием! - Что? - поздоровавшись с кем-то из толпы, Аня быстро вернулась к подруге. - Аллен ничего не сделала, хоть и обещала. Мы терпели настолько несносное расписание целый учебный квартал до этого, и что теперь? - Таня озлобленно ткнула пальцем в стекло и беспомощно вздохнула. - Черт бы ее побрал! - возмутилась за ней Аня. - Надо будет опять идти жаловаться. И то, я считаю, ничего не изменится. Всего получим те же самые отговорки, что и в прошлый раз… - она приподнялась на носочки и, крутнувшись вокруг своей оси, оперлась о стенку; постояв так с минуту, вдруг широко распахнула глаза. - Таня? Таня! - Чего ты? - подруга тут же среагировала на взволнованный оклик. - Кажется, ты сегодня прогуливаешь уроки, - Аня растеклась в улыбке, многозначительно играя бровями. - В каком смысле? Я ведь пришла сюда, - Таня непонимающе отстала от расписания, - значит, я и учиться пришла. Ты перегрелась? - Глянь! - девушка шутливо закатила глаза и довольно резким указательным движением обратила ее внимание к располагающемуся спереди здания въезду. - Энди приехал за тобой. - Я не виделась с ним все выходные, готовилась к долбанным соревнованиям по математике, - Таня удивленно приоткрыла рот. - Но я не просила приезжать сегодня. - А ему пригласительные не нужны, - Аня осклабилась. - Можешь смело бежать навстречу, я прикрою. Скажу, что у тебя сегодня праздник. - Праздник? - Потеря девственности! - Еще громче крикни! - Таня крепко приложила собеседницу по плечу. - Пожалуйста, прикрой нормально. - Иди уже, я найду, что соврать. Таня осчастливлено улыбнулась Ане и, подмечая оживление на экране мобильника, что засветился входящим от Энди, принялась пробиваться сквозь кипу юношей и девушек к нему. Энди стоял, привалившись боком к окончательно отремонтированному мотоциклу, и хмуро вглядывался в телефон, отбивающий который гудок. В голове у парня творился полный бедлам и несуразица, отдали размышляющая над тем, не отругает ли его школьница за очередной незапланированный приход. Такой поворот событий вполне ожидаем, учитывая то, как им с Эшли влетело, когда компания собралась в кино. Потому парень не был до конца уверен в своей целостности и сохранности. Правда, в том, что Таня все равно поедет с ним, он ничуть не сомневался. Сбросив вызов, музыкант уже собрался вновь набирать заученный номер, как неожиданно чьи-то мягкие ладони закрыли ему глаза. - Джина? - с ухмылкой выговорил Энди, за что незамедлительно схлопотал подзатыльник. - Как остроумно, - недовольно проворчала Таня, отступая от него на шаг. - Привет, - вполне умиротворенно поздоровался наглый солист, взглядывая на возлюбленную сверху вниз. - Привет, - она повторила за ним, не силясь сдержать улыбки. - Ты уже завтракала? - Честно? О завтраке этим утром я успела только подумать. - Тогда я приглашаю тебя позавтракать со мной, - Энди снял мотоцикл с подножки. - Согласна? - Согласна, - Таня поправила лямки портфеля. - И где мы позавтракаем? - Я отвезу тебя в одно место, - пообещал парень, усаживаясь на сидение и щелкая ключом в зажигании, - на берегу океана. Это далеко, но стоит того. - Ты меня удивляешь, Энди Бирсак, - почти пропела школьница, придерживаясь за его спину, дабы легче взобраться на непредсказуемый транспорт. - Я действительно заинтригована твоими выдумками. - Значит, я добился своего, - Энди засмеялся, заводя неприхотливый двигатель. Оттолкнувшись ногами от мощенной аллеи, он рушил с места и развилисто вырулил из огражденного каменным забором двора, оставляя позади и школу Св. Георгия, и звонок на первый урок, что как раз заполнил дребезжащим жужжанием ее серые, консервативные коридоры.***
Энди провез Таню, распростершую руки в стороны и блаженно опустившую ресницы, по длинным витиеватым дорогам, что изредка перекликались с худощавыми грунтовыми тропинками, прячущимися в тени придорожных насаждений. Провез ее сквозь пелену жаркого запаха асфальта, высокой травы, что порой щекотала щиколотки на крутых поворотах; сквозь пыльный склон, сквозь призму совершенно незнакомых путей и окунул с головой прямиком в амбре апрельского океана. Оно пропитало каждый миллиметр укромного закоулка, где их совместное маленькое путешествие взяло финиш. Потому что смешно склонившие макушки пальмы не перебивали первозданный соленый привкус бытующего над бирюзовой водой воздуха. Хваленое место оказалось вполне обычным старым домиком, раскинувшимся совсем недалеко от зыбкого песчаного берега, об плавные изгибы которого раз по разу бились некрупные волны. Деревянные стены, покошенные белые ставни, облупившаяся краска на двустворчатых дверях – все это отчего-то не выглядело отталкивающим. Скорее, здешняя местность казалась уютной гаванью, обжитой с превеликой любовью и упорством, но в один миг оказавшейся снова одинокой, ничтожной перед лицом океана, что без усилий виднелся за ней. Таня даже немного расстроилась, вслушиваясь в печальный скрип половиц на обрамленном резными перилами крыльце. - Эшли забрел сюда первым, - сначала Энди закатил мотоцикл за угол дома, а позже оперативно взбежал на символические (из-за своей смехотворной высоты) ступеньки. - Однажды ему пришлось прятаться от жуткого вышибалы, которому мы задолжали приличную сумму, и в поисках отрешенного ночлега он просто побрел вдоль дикого пляжа, - парень мягко нажал на неровно поскрипывающую ручку двери. - Таких заброшенных «бунгало» в этой местности полным-полно. Их строили нелегально. Но однажды пляж самым наглейшим образом зачистили, и все постройки остались бесхозными. - Почему их не снесли? - Таня заинтересованно приникла к музыканту, постукивая подушечками пальцев по нагретой солнцем мужской спине. - Насколько я знаю, это давно зависло в планах властей, как и те стройки, что закрылись из-за подкосившего мировую экономику кризиса. На одной из таких строек, к речи, мы с тобой познакомились, - Энди улыбчиво шагнул внутрь, распахивая двери, и Таня, доселе посвящающая все свое внимание короткому рассказу парня, пораженно охнула. Внутри дом оказался просторным и вполне милым, не считая горбатого слоя песка на полу, что налетел через приоткрытые ветром или возрастом продолговатые шибки; желтых тканей, покрывающих незамысловатый набор мебели, и общей пожилой растрепанности. Ветхий комод, круглый стол под изящным подоконником, пара стульчиков. Небольшая кухня, лишенная излишеств в виде любой электрической техники, цветастое покрывало, расстеленное на кровати, укутанной в припорошенные пылью дешевые простыни. - Здесь очень… приятно, - Таня несмело прошлась вперед, осматриваясь. - О, особенно эти ленты-гирлянды под потолком. Поразительно!.. Но, прости, зачем они здесь? Сюда вряд ли доходят линии электропередач. - Правильно, - Энди пересек гостиную в четыре широких шага и залез в одну из поскрипывающих дверцами кухонных тумб, поддирая слежавшуюся «рабочую» ткань. - И выход из положения – банальный генератор. Чтобы ты знала, я заранее залил туда бензин, - он потянул за рычаг на массивном генераторе, что больше напоминал обнаженный двигатель грузовика, и заброшенную «усадьбу» в долю секунды заполнило вибрирующее шуршание железных шестеренок. - Как красиво, - гирлянда заиграла стандартным набором цветов, и Таня восторженно усмехнулась. - Просто невероятно красиво.***
После того, как они позавтракали купленными в придорожной забегаловке фруктами и распили бутылочку охлажденного яблочного сока, Энди взялся за починку отрытого на задворках дома кассетного магнитофона, запыленного и кое-где побитого жизнью. Таня же, усевшись на жутко неудобной твердой кровати, набрала номер мамы, лживо оповещая ту в том, что сегодня сначала задержится на дополнительных занятиях у миссис Аллен, а потом еще и зайдет к Ане домой на чай с плюшками, из-за чего ее раньше шести вечера можно не ждать. Мать, занятая неотложной работой и висящей на носу серьезной конференцией, ничего не возразила, так как ей, в принципе, в столь неподходящий момент не было времени думать над логичностью изъяснений дочери. Из-под полуопущенных ресниц наблюдая за корпящим над «злоебским магнитофоном» Энди, Таня между делом прояснила, что он, мысленно напрягаясь и копаясь в непонятно откуда взявшихся инструментах, выглядит вполне гармонично и как-то умиротворенно. Его руки будто и не знают жесткой отдачи мотоцикла при гонках, глаза, не обремененные жаждой победы, будто никогда не наливались кровью, а лицо не темнело от злости, словно небо в морозном октябре – Энди чист и непорочен, когда занимается чем-то слишком обыденным для своей взрывной натуры. И он чертовски сексуально выглядит, когда сосредоточен. Таня почти млеет, пристально следя за каждым его – мелким или размашистым, плавным или быстрым – движением. Проходит полчаса или даже целый час, прежде чем девушка собирается с шальными мыслями и, пытаясь отвлечься от щепетильных размышлений, внезапно увлеченно задумывается над тем, можно ли убрать этот дом настолько, чтобы он опять задышал жизнью. Не вынужденной уборкой, деланным уютом, а именно жизнью. Вскоре подобные идеи захватывают все ее естество непреодолимой искрой энтузиазма. - Энди, я хочу прибраться здесь, - Таня уверенно вскочила на ноги, обувая босые ступни в школьные туфли. - Прибраться здесь? - парень поднял на нее глаза. - Работы немало. Это может затянуться до самого вечера. - Я постараюсь быстро, - школьница по-кошачьи хитро подошла к нему и, опираясь о стол, улыбнулась. - Мне нужен минимум инвентаря – ведро. Я могу найти его здесь? - Раньше меня подобное не трогало, так что не знаю, посмотри в тумбах, - Энди махнул рукой за спину. - Честно говоря, я думаю, что тебе надоест через пятнадцать минут. - Я готова поспорить, не недооценивай меня, - Таня рассмеялась, следуя по указному пути. - Ладно, посмотрим, - он вернулся к магнитофону. - Вот и посмотрим. Будем считать, что поспорили… Ну, где ведро? Помоги!***
Уборка захудалого дома, включая продуктивную работу, мелкие ссоры и склоки, медленные трели таки восставшего из мертвых магнитофона и обед чипсами и колой, заняла несколько богатых на нервотрепку часов. Учитывая полную неприспособленность Энди к ведрам и тряпкам, Таня большую часть одомашненных дел взяла на себя, силясь не убить парня за нескончаемые колкие комментарии в сторону ее монотонных, осмысленных манипуляций нехитрыми подручными средствами. Ими, этими раздражающими высказываниями-язвами, он почти полностью компенсировал свое ленивое участие в затее девушки, что всего лишь хотела отвлечься и заодно облагородить чахлое жилище. Но Таня даже не обиделась на него, ведь итог всех выстраданных трудов ее вполне устроил. Солнце спряталось в другой половине нескончаемого неба, играя лучами меж зеленой листвы, отражаясь молочно-темной тенью на шершавом блюдце песка. А комната, погруженная в слабый полумрак благодаря лопоухим пальмам, примерила на себя свежесть и все цвета переливающихся под небом-потолком гирлянд. - Мне нравится, - огласил свой вердикт Энди, вглядываясь в спокойный силуэт возлюбленной неподалеку. - Я проспорил тебе. - И что же я выиграла? - Таня вытерла усталые руки об последний сухой клочок ткани, что до этого покрывала мебель, защищая от выгорания, и выбросила его в плетенное мусорное ведро, покоящееся под неработающей мойкой. - Что-то стоящее, надеюсь? Сразу говорю, что плату на словах сегодня не принимаю. Как говорит отец Ани, - девчонка лукаво обернулась к парню, - «спасибо» в карман не положишь. - Эй, ты знаешь, что я немногое могу тебе предложить, - музыкант запрятал руки в карманы синих джинсов, неровно выцветших на бедрах и голенях, и вполне непосредственно облизнулся. - Всего ничего – себя. - Вообще-то, ты можешь не идти на столь грубые жертвы. Пицца с ананасом и двойным сыром тоже подойдет, - Таня неловко прокашлялась, скашивая взгляд на прикрытое окно. - Я ничуть не против такой символической благодарности. - Это единственное, что ты у меня можешь попросить? - Энди зашагал к ней, и лживо-невинный настрой его ожидаемо переменился в совершенно противоположную сторону. - Вспомни, сейчас мы одни на чертовом краю света. Все рамки, границы и правила стираются, - он пошло поиграл бровями, обрамляя неприличный намек чересчур прямыми чертами. - Смекаешь, о чем я? На миг комнатушка, пропахшая свежестью, погрузилась в непонятное молчание, нарушаемое разве что напряженным дыханием двух людей, находящихся в ней. - Мы уже говорили об этом, - школьница неуверенно отшатнулась назад через секунду и уперлась в столешницу, - и я до сих пор не знаю, смогу ли сделать… шаг навстречу. Я равно и боюсь, и хочу дать тебе это. Хоть мы вместе совсем недолго, я безгранично доверяю тебе. Но мне трудно, Энди, - щеки Тани зарябили трогательными алыми пятнышками. - Я легко могу разочаровать тебя, испортить ту маленькую связь, что зародилась между нами, которую я так рьяно храню в себе, своей неопытностью, - она опустила глаза, с дрожью продолжая, пока парень приближался к ней, осторожничая, дабы не спугнуть мгновение столь цепляющего откровения. - У тебя были другие девушки до меня. Ты ведь такой… Энди, я не знаю, я не могу! Мне страшно. Мне так страшно, сил нет. - Наш первый раз будет самым лучшим, я обещаю, - музыкант остановился перед ней, несмелой и совсем смущенной, и ненастойчиво коснулся ладонью ее горящей шеи, черкая короткими ногтями прихотливый воротник блузки. - Никогда не смей сравнивать себя с кем-то другим, хорошо? Они, девушки, о которых ты заговорила, сейчас со мной? Никому из них от меня ничего большего, чем минутное развлечение, материальная поддержка или зародыш славы в определенных кругах, не было нужно. И я в свою очередь относился к ним в точности так же – безразлично, фальшиво, - Энди погладил Таню по волосам, непроизвольно заставляя опустить ресницы. - Ты – это другое. Я влюблен в тебя. Я хочу быть с тобой. Днем, ночью, на гонках или на концерте. Я хочу видеть тебя, слышать тебя, держаться за тебя, - он прошелся пальцами по загривку затихшей школьницы, обвел нечитаемой дугой девичье плечо и, едва прикасаясь к локтю, опустил руку вниз и крепко переплел их пальцы. - Я хочу тебя необъятно. Таня усмехнулась, чувствуя, как по спине пробежались чарующие мурашки, как глаза ее едва ли не заслезились, а губы, пересохшие и нежно приоткрытые, возжелали единственного – трепетного, как недвижимость морской глади посреди сильнейшего штиля, поцелуя. Она подалась вперед, вжимаясь в крепкий торс музыканта душой через ребра, и подняла опущенный подбородок, взглядывая на него снизу вверх туманно, робко. Преподнеся свободную ладонь к его уверенному лицу, девушка погладила большим пальцем сначала синюшную мужскую скулу, потом – острую полосу челюсти, подбородок и темную ямку под нижней губой, что пропадала, когда парень широко улыбался. Привстав на носочки, чмокнула его, умиротворенного, в прохладную щеку. Энди поймал ее губы своими, обнимая за талию. Скользнул прытким языком по верхней, проследил кромку зубов, мягко задел ребристое нёбо, отчего у девушек почти сразу начинает эфемерно кружиться голова. Осторожно и неторопливо, так обычно целуются, доказывая друг другу правдивость своих признаний без лишних слов. Так обычно целуются только влюбленные, не боясь, что все растает, как дым, зыбкими клубами валящий из черного от сажи дымаря в темно-фиолетовое небо, чей цвет подчеркивает глубокая осень, флегматично раскачивающая ветви нагих деревьев внизу. Так целуются в момент высшей нежности, в жаркий летний зной или морозный день зимнего солнцестояния. Так целуются, испытывая искренность в первозданном ее виде. Не испачканную учтивым враньем, коварными угрызениями совести или сомнениями, колючими и обжигающими, словно пески вдоль и поперек обжитых пляжей Калифорнии. Так целуются, ибо сомнений не осталось. Таня отстранилась от музыканта, пресекая немедленную попытку продолжить тягучий поцелуй, отрицательно качнув головой. Отпустив его руку, взялась расстегивать мелкие пуговицы на блузке. Энди сглотнул, согласно следя за плавными движениями ее кистей. Девушка поддела язычок змейки на юбке и потянула за него вниз. Спустя минуту вся верхняя одежда упала к ее подкашивающимся ногам, не считая лаконичного нижнего белья. Разувшись, наступая мыском то на одну пятку, то на другую, она завела ладони за спину и шумно выдохнула. Энди, довольно болезненно чувствуя, как стремительно натягивается непередаваемо грубая ткань его ширинки, стянул с себя свободную футболку. Казалось, что от кожи парня исходил жар, и он, этот невидимый огонь, свободно мог поджечь чертову спичку, если расположить оную сейчас между ними хотя бы на миг. Таня, приняв ответный жест возлюбленного за поощрение, без замедления расстегнула тугой бюстгальтер и тут же сняла его, отпуская на пол к другой одежде. И смущение, вдруг пропавшее без вести, вновь вернулось восвояси, залив ее лицо алой краской. Музыкант улыбнулся, уткнувшись носом ей в ложбинку между плечом и шеей. - Я не буду смотреть на тебя так откровенно, - пообещал, говоря вибрирующим низким голосом, едва растягивая слова, - если тебе от этого будет легче. Школьница ответила кивком и закрыла темнеющие глаза, обняв Энди за плечи. Допуская мысль о том, что это можно назвать самыми раскаленными объятиями в ее жизни, она неконтролируемо царапнула ногтями его лопатки. Парень, мужественно стерпев укол боли, ухватил носом ниточку кофейного запаха девичьих волос и, подхватив Таню под коленями, осторожно усадил ее на стол. Устроившись меж подрагивающих бедер, он смял обнаженную грудь возлюбленной, оставил над ключицей-чертой темно-красный след от губ. - Энди… ох, - девушка зажмурилась, безумно стесняясь внезапно вспыхнувшего внизу живота возбуждения. - Все в порядке, - прошептал музыкант, одной рукой все еще массируя рвано вздымающуюся грудь, а другой уже спустившись к резинке кружевных трусиков. Оттянув ее, парень внутренней стороной ладони скользнул по гладкому лобку Тани, мягко нажал фалангами пальцев на выступающую шапочку клитора. Возлюбленная не смогла сдержать короткий, приглушенный стон, импульсивно двинувшись навстречу бесстыдным касаниям. Энди довольно усмехнулся, покрывая расслабляющими поцелуями ее подбородок, сухие губы, щеки. Умело раззадоривая нежное естество, он от сдержанных поглаживаний медленно перешел к более развратным, размашистым движениям. Раздвинул трепетные малые половые губы, параллельно помогая тающей Тане удобно улечься на столешнице незанятой рукой. В замысловатом ритме постукивая указательным пальцем по влажной девственной дырочке, Энди обхватил губами поджавшийся сосок девушки, мокро вылизывая его, раз по разу слабо закусывая. Таня широко открыла рот в свистящих вдохах, в смущенных до невозможности стенаниях. Ладонями сжимая плечи любовника, она непроизвольно то бессильно опускала, то чувственно вскидывала ноги, пульсируя всем телом, до звездочек под ресницами жмурясь. Она ощущала себя так хорошо. Так невозможно хорошо, что все платоническое удовольствие, испытываемое когда-либо раньше, тускнело и рассыпалось перед тем обличием блаженства, что открылось ей сейчас благодаря искусным ласкам непредсказуемого даже в постели Энди. Она ожидала всего, что угодно; ожидала бурю, феерию, скорость, самую настоящую боль, но никак не это томное, тягучее, как топленый шоколад, возношение на седьмое, восьмое или тринадцатое по счету небо. Толкнувшись пальцем в бархатистую промежность возлюбленной, музыкант поцеловал ее в солнечное сплетение, опустился ниже, прочерчивая нечитаемую дорожку к ямке пупка кончиком носа. Выскользнув с девушки, пошло повышающей амплитуду стонов, спустя пару умопомрачительных минут, Энди убрал руки и, о чем Таня никак не подозревала, неожиданно вжался языком в узких вход, сокрытый за промокшей тканью трусиков. - О, я… пожалуйста, - школьница зарылась шальными пальцами ему во взъерошенные волосы, - пожалуйста… Бирсак провел языком выше, беззастенчиво оглаживая им ощутимо взбухший клитор. Таня отчаянно дернулась от столь новых тактильных ощущений, и парень, отодвинувшись, наконец, снял с нее давно мешающую последнюю часть нижнего белья. Мерно всасывая малые половые губы девчонки, он опять ввел в нее указательный палец, массажируя переднюю стенку влагалища. От входа к напряженному низу живота побежали тягучие волны чего-то непередаваемого, и Таня совсем потерялась, даже не заметив, что переходит все рамки дозволенного, в агонии нажимая ладонями на макушку любовника. Энди орудует пальцем активнее, имитируя раскачивающие поступательные движения, отчего ноги школьницы раздвинулись сильнее, а сознание окончательно помутилось. Вкус Тани становится насыщеннее. Стоны переходят в шипение. Она странно выгибает ступни и до хруста в шее запрокидывает голову. Внезапный, как цунами в Чикаго, оргазм почти убивает ее и тут же возрождает. Она пугается, она кричит. Парень двигался в медленно отходящем от восхитительных судорог женском ястве еще пару секунд, а после, ложась сверху, принялся целовать дрожащую грудь возлюбленной. Его член, возбужденный до каменного состояния, приносил немало неудобств, но Энди не спешил переходить к следующему этапу разразившегося действия, он был готов терпеть.***
Они переместились на расстеленную кровать через десять минут. Таня достаточно отдохнула от первого в своей жизни комбинированного оргазма, чтобы продолжить их маленький совместный марафон. Не разговаривая, всего лишь переглядываясь, Энди и Таня всесторонне осознали, что теперь точно не обойдутся друг без друга, ведь в этих их взглядах, что вспыхивали искрами, стоило соприкоснуться хотя бы мизинцами, скрывалось все самое грязное и чистое, что только видел мир. Сладкая агония и безграничное желание, страсть, порочность, полная отдача и девственная искренность друг перед другом. Опираясь на вытянутую руку, нависнув над уверенно раскрывшейся, разводя слабые ноги, Таней, музыкант обхватил ладонью тяжелый член и закусил нижнюю губу. Равномерно распределив по головке выступившую вязкую смазку большим пальцем, он наспех двинул кистью вверх-вниз, лаская красиво овитый взбухшими венами ствол, чтобы на секунду сбить невыносимое воздержание. Таня порывисто выдохнула горячий воздух ему в адамово яблоко. Пружины старого матраса неприятно впивались в спину, но она по понятным причинам совсем не акцентировала на этом внимания. Девичье сердце билось с небывалой силой, а все тело, натянутое, словно извлеченный из груди нерв, подрагивало в ожидании кульминации вечера. Энди нашел губами губы возлюбленной, даря ей несколько мелких поцелуев. Приставив головку к влажной промежности, парень подался немного вперед, входя в бархатистую дырочку всего на один-два сантиметра. Таня с непривычки дернулась назад, сильно сцепляя зубы от внезапного прострела боли внизу живота. После настолько пламенного наслаждения, испытанного ею совсем недавно, это стало для нее полнейшей неожиданностью и крахом всех надежд на абсолютно безболезненный первый раз. Энди уловил резкую перемену настроения Тани и, дабы поскорее успокоить возникшее между ними беспокойство, стал нежно комфортить ее напряженные бедра, голени, позже живот и руки. Он целовал ее в грудь, в шею, в мочки ушей, добившись легкого постанывания только спустя несколько минут. Стоило неприятным ощущениям, сильно мешающим сначала, отступить на второй план, Таня крепко обхватила пояс парня ногами, подначивая к продолжению, развязно облизываясь. Энди принял ее инициативу, разбуженную непрерывными нежностями с его стороны, на ура и охотно совершил первое поступательное движение, глубокое и полное. Таня вскрикнула, обнимая любовника со всей силы, и, не контролируя себя, закусила кожу на его плече, потому что на постели точно останется пятно ее крови. Энди сразу задал выдержанный и наиболее подходящий для любовницы ритм. Он входил и выходил плавно, не допуская ни единой хаотичной фрикции, что могла принести лишний дискомфорт. Честно говоря, в сексе с девственницами Энди был почти таким же девственником, как и медленно отходящая от острого жжения, сменяющегося пока еще нечитаемым чувством наполненности, Таня. Они в этот самый миг – миг, когда весь окружающий мир пропадал из виду, когда накатывающие ощущения выбрасывали любые мысли из головы, замещая их желанием большего – будто учились познавать друг друга по-новому, иначе. Не пошло, не грубо, не борясь с всплывающими на задворках опьяненного происходящим сознания предрассудками. Они в равной мере хотели доставить друг другу удовольствие, забывая о себе, ведь секс, соединяющий их сейчас даже на чертовом атомном уровне, не был просто сексом – это дань самой настоящей первой любви; это символическое отвержение всего, что тревожит, отвержение страха плоти перед новым этапом отношений. И нет, они не поспешили, ведь, несмотря на то, что Таня никогда не спрашивала об этом вслух, а Энди просто не говорил, у них не было много времени. Никто не знал, как развернется следующий день, ведь группе в любой момент могли назначить новый музыкальный тур, учитывая то, что парни уже подписали несколько контрактов, а школьницу могли просто-напросто застукать на очередном побеге или банальной лжи. Ее могли застукать или учителя, или сразу родители, что могло стать двойным ударом… Но сейчас, когда лоб музыканта покрылся испариной, и от получаемого наслаждения почти отключился мозг; когда Таня поразительно громко застонала, едва закатывая глаза – сейчас думать о таком просто не было смысла. - Энди, Энди, Энди, - словно в агонии, завелась повторять девушка, скомкивая в руках жесткое на ощупь покрывало, - быстрее, пожалуйста, пожалуйста… - Господи, я люблю тебя, - просипел в ответ Бирсак, во всю вскидывая таз, - черт возьми, я люблю тебя. Она извивается, сбивает рукой на пол телефон, покоящийся поодаль от них, прогибается до хруста в позвоночнике, широко раздвигая колени. Она исчезает, истлевает и возрождается в одно мгновение. Парит или падает во второй раз, не понять. Энди вторит ей, чувствуя, как оргазм стремительно набегает и на него. Он перехватывает ее под поясницей и вбивается в интенсивно сжимающуюся любовницу в последний, несколько болезненный, феерический и ненасытный раз. Таня не регулирует звук вместе с тем, как парень кончает на постель. И время замирает. Оно останавливается. Это можно назвать взрывом, фейерверком, бурей. Но ничего из всех указанных плоских слов не может описать настоящее удовольствие, которое приходит, когда целуешь именно того, кого любишь. Когда сливаешься с ним, становишься единым целым; разбиваешься и воскресаешь. Это – весенняя прохлада в зной. Это – цветы в волосах. Это – чистое небо и запах чая по утрам. Это – страх, доверие, эмоции, жизнь. Это – любовь. - Ты невероятен, - Таня, широко раскрыв глаза, подытожила, наслаждаясь послеоргазменным «ознобом». - Ты – самое прекрасное и страшное, что могло со мной случиться. Я поражена. Я убита. - Я… Я знаю, - Энди счастливо улыбнулся, устало устраиваясь на свободной части постели, и они вдруг засмеялись в один голос, звонко и чисто, подгружаясь во взаимную эйфорию. - Ох, я действительно люблю тебя. - Я тоже тебя люблю, - Таня, со смешком поцеловав его в уголок губы, готова была поклясться, что после всего того, что они творили, это выглядело до неприличия целомудренно, но Энди ничего такого не заметил, собственнически прижимая ее к себе. - Любишь? - насмешливо переспросил он. - Да, я люблю тебя. Очень сильно, - голос выдохшейся Тани сникал. - Так сильно, как… Как Аня любит начос и пиво. - Тогда я спокоен.