— Так вот, почему Стайлз спрашивал у меня про яд гривера… — устало шепчет МакКолл, так и не признавая собственных действий.
Парень не спал несколько суток, что непроизвольно складывается у того на лице, создавая эксцентричные круги под глазами, мгновенно внедряя в них усталость и, пожалуй, непонимание происходящего.
— Ты не виноват, — без тени улыбки, но более менее обнадеживающе говорит Эллисон, и никто не замечает, как она сжимает руку Айзека.
Оборотень даже не пытается сдерживать боль, только лишь потому, что ее не чувствует. Скорее всего, в оправдание к этому — та самая душераздирающая боль от потери друга. Но если Лейхи так страдает, то как чувствует себя, допустим, лучший друг, МакКолл, или же отец, шериф Стилински. Наверняка они чувствуют себя намного паршивее, чем сам Айзек, который, кстати, и сам видел смерть Стилински-младшего.
— Эллисон? — окликает охотницу Лидия Мартин с почти такими же красными глазами, что и у нее.
В голове Арджент медленно, но верно начали всплывать отрывки с камер, что с начала и до конца повествовали смерть ее друга.
— Ты даже не герой, - проносится в мыслях брюнетки и девушка зажимает лицо ладонями, делая несколько шагов назад, покидая обитель Айзека.
— Я видела его смерть, — надрывисто, чуть ли не крича, произносит девушка, а из ее глаз льются слезы.
Тяжелый эмоциональный ком застрял в, казалось бы, тонких горлах всех присутствующих и никто так и не обронил ни слова. Однако кто? Шериф, что мужественно сидел на кровати своего сына и все пытался найти пульс, что мог затеряться по пути к нашему миру? Или же МакКолл, все это время ходящий кругами вокруг кушетки друга, так и не найдя смелости остановиться.
Но все же, не теряя надежды, отец все сжимал и сжимал холодное, безжизненное запястье, оставляя на нем следы от подушечек пальцев.
Чертовка надежда — никогда не знаешь, что от нее ждать. Но она умирает последней, верно? Шериф усмехнулся. Его сын умер, но никак не та проклятая надежа. Самое паршивое, он не знал: хорошо это, или же плохо. Он все так же продолжал сжимать тонкое запястье парня в ожидании того самого скачка.
В голову МакКолла пришла же одна мысль, благодаря которой его все так же не покидала надежда. Но Скотт боялся об этом думать. Знаете, как бывает, даже, если мысль хорошая — жизнь обязательно повернется так, чтобы эта хорошая мысль окончательно покинула наш разум. Именно так сейчас и случилось. Скотт МакКолл настолько боялся этой мысли, что при страхе, сам того не осознавая, допустил ее восполнение в чертову реальность.
Секунда молчания, две, три, проходит минута, а присутствующие все так же молчали на фоне всхлипывающих девушек и шерифа, что все так же отчаянно сжимал запястье Стайлза. Внезапно воздух раздирает крик — крик банши. Однако крик Лидии рассекает не только воздух и уши стаи, но и ту самую надежду, которая так не желала покидать сердца близких умирающего парня.
— Нет, — шепчет шериф, сильнее сдавливая запястье Стилински младшего, пока Скотт не положил ладонь на плечо мужчины, мысленно принуждая того отпустить руку. — Этого не может быть…
Оборотни, что до сих пор старательно прислушивались к сердцу друга, склонили головы. Кто-то даже назвал время смерти.
***
Первое, что почувствовал Стайлз — холод.
Поежившись, парень с трудом, но все же открыл веки и его взору представилась темнота. Какая неожиданность. Проморгаясь, парень убедился, что еще не растерял способность видеть, заметив проблески света в этой самой тьме.
Поднявшись на ноги, Стайлз огляделся. Все, что окружало парня являлось лесом, а он находился в самой его, казалось бы, сердцевине.
Пройде несколько шагов, парень вышел на до боли знакомую поляну, на которой красовался все так же знакомый невероятно громадный пень.
— Дежавю, да, Стайлз? — раздается тот самый отвратительный голос и юноша даже не вздрагивает.
— Я ведь мертв, верно? — беспристрастно спрашивает шатен, даже на смотря на чудовище под боком.
— Верно, — соглашается Ногицунэ своим мерзким голосом. — Но ты можешь и не быть мертвым…
Стилински усмехнулся и взъерошил грязную, уже отросшую челку. Пройдя несколько шагов к Неметону, — отчего-то Стайлз знал его полное название, — юноша проскользил пальцами по срезанному дереву.
— Но этому есть определенная цена, — догадался он.
— А ты смышленый парень, — мерзко скрипит Ногицунэ, медленной походкой одолевая расстояние между собеседниками.
— Ближе к делу, — грубо прерывает того Стилински, уже полностью облокотившись на дерево, не смотря на духа.
— Ты впустишь меня…
— Не обсуждается, — с тем же тоном хмыкает юноша, возвращаясь к прежнему взгляду.
Брюнет все это время смотрел куда-то себе под ноги, разгребая невидимый для парня грунт подошвой старых кед. Взгляд Стайлза идет все ниже, попутно блуждая по зарослям, просочившиеся сквозь весь этот замерзший грунт и Стилински замечает, как в кустах что-то мелькнуло. Подняв голову, он осматривается и не замечает Ногицунэ, что так тщательно шел к мальчишке, но в результате исчез.
Поднявшись с Неметона, словно на ватных ногах, Стайлз следует за тем самым шорохом, что отвлек его от
осматривания кед важного разговора с духом.
Проходя сквозь небольшие кусты, Стайлз прислушивается.
— Неужели мы делаем это? — говорит один голос. Знакомый голос.
— Ты единственный, кто говорит, что в этом городе ничего не происходит, — говорит второй голос и у Стилински начинает кружится голова, потому что он точно узнает этот голос в себе.
— Я пытался выспаться перед завтрашней тренировкой… Стайлз! Стайлз, подожди!
Все происходило, словно в тумане. Юноша все шел и шел, а его голову окутывал диалог, точнее быть, его диалог с кем-то. И неважно, что парень сейчас молчал. Он просто слушал. Он шел и слушал и тогда, когда диалог прервался, а на смену ему из ниоткуда пришел лай собак, что несколько напугало Стилински.
— Этот маленький правонарушитель принадлежит мне, — говорит третий, уже более взрослый голос.
— Пап, что ты делаешь здесь?
— Я собираюсь отвезти тебя обратно до твоей машины… — гласит он и продолжает что-то говорить, но Стайлз уже не слышит, так как снова, не понятно каким образом, выходит на ту же самую поляну с Неметоном, на которой юношу уже ждет дух.
— Что это было? — срывается Стилински, давая волю чувствам. Образы в мыслях менялись одним за другим, на фоне которых раздавались разные диалоги. Голову резко пронзила боль, отчего Стайлз упал на колени, а из носа потекла кровь. — Что происходит?
— Разве ты не понимаешь, Стайлз? — Ногицунэ все чертил и чертил круги вокруг парня, так и не намериваясь подойти ближе. — Твой разум начинает вспоминать…
— Я не хочу жить с тобой в одной голове, — кричал Стилински не понимая происходящего. Боль в голове с каждой секундой становилась все сильнее. Стайлзу хотелось убежать от нее, хотелось вскрыть себе глотку, но хоть как-то убежать от этой адовой боли. — Я хочу умереть, — сквозь слезы лепечет он, все так же извиваясь на холодной земле.
— Но смерть не хочет тебя, Стайлз, — подходит к юноше Ногицунэ и берет того за волосы, отчаянно тащит к корням Неметона, попутно отправляя сознание Стилински куда-то, подальше от этого места.
***
Последнее, что помнит Стайлз — резню в Глэйде и самоубийство за счет яда гривера.
—
Но это ведь не все, верно, Стайлз? — отчетливо раздается в мыслях парня. —
Вспомни…
Нет, почему не получается вспоминать? — отчаянно думает Стилински, стараясь вспомнить хотя бы события прошлых дней. Но не получается. —
Что я делал вчера? Как мое имя?
Отчего-то уже виднеется какой-то просвет. Просвет в глубокой темной бездне, которую создал дух Ногицунэ из всей той тьмы, которую зародил в себе сам Стилински. Не очень обнадеживающе, верно? Казалось бы, парень, забывший все вокруг, забывший сам себя — не имеет и возможности на спасение, но…
— Мечислав!.. — раздается откуда-то из недр забытых уголков собственной темноты. Там очень пыльно, но так уютно. — Мечислав. — все говорит один и тот же голос. Отчего-то, парень его узнает и даже распознает.
Меня зовут Мечислав…
Знакомый голос все продолжает и продолжает звать. Точнее не звать, а окутывать собою разум парня, пытаясь возвратить того обратно в тело. Поток энергии так и впитывался в мысли Мечислава, нежными облаками девичьего голоса приподнимая сознание юноши на поверхность. Оказывается, все это время он находился на дне той самой, казалось бы, бездны собственных эмоций и ненависти.
Ненависти к самому себе.
— Мечислав… — уже тише и более отчаяннее звучит голос, упуская все возможности на оставшуюся надежду, ведь чертовка осталась только у одной
Нее.
— Я люблю тебя… — гласит напоследок она прежде, чем замолчать. Могло показаться, что последний поток действительно стал последним, и разум юноши в который раз возвращается обратно на дно ямы, заполненной эмоциями и прочей абстрактной ересью, но как бы не так.
Мечислав чувствует, как тяжесть покидает верхнюю часть грудной клетки, а позже и само тело.
Он всплыл на поверхность
Юноша открывает глаза и в зрачки тому бьет необыкновенно яркий свет, не давая возможности сфокусировать зрение.
— Мечислав? — уже более отчетливее слышит юноша, но все так же не видит.
— Лидия? — охрипшим голосом, еле слышно произносит Стайлз, приподнимаясь на локтях и чувствует неожиданную тяжесть. Но это была вовсе не та тяжесть, что окутывала парня некоторое мгновение назад. Это была
приятная тяжесть.
В этот раз он чувствовал далеко не приступы паники или же еще одну ярую смерть; не привкус горького кофе, не позволяющего долгое время заснуть и не крошки грязного хлеба под футболкой, потому что другого, чистого и не рыхлого — не было; не удары острых костяшек Галли по покрытой множеством родинок скуле и не яд гривера где-то в твоем костлявом теле.
Он чувствовал тепло Лидии Мартин, что означало — он жив.
Лидия Мартин спасла его от той самой безликой бездны опустошенных чувств и больновидных эмоций.
— Мечислав?.. — в который раз произносит она, дабы убедиться, что юноша более менее в себе.
— Нет, — немного холодно твердит он и опускает голову. Он ощущал, как напряжена каждая клеточка ее тела, и выводит на лице легкую, непринужденную улыбку. Поднимает голову и смотрит ей в глаза, налаживая зрительный контакт, снимая смущение с ее уст. Дожидается, пока ее зрачки расширились и продолжает:
— Меня зовут Стайлз.
