Пламенное небо

Гомон вопящих глоток позади нарастал — как и приближалось мое время для решения. Скулящая псина позади мне напомнила о том, что пора действовать. Мое решение было незамысловатым — аномалия, как и почти все в этом заброшенным мире, реагировало на любого, кто подавал признаки жизни. Или на что-нибудь металлическое, а на мне, впопыхах бросившему рюкзак, не было ни единого грамма метала, исключая только КПК, две пломбы в верхнем ряду зубов и нож. Ни с первым, ни со вторым, и уж тем более с третьим я расставаться не собирался, и потому, когда в десятке метров от меня в агонии выгнулся пес с пробитой насквозь головой — мой взгляд остановился на нем. Всего несколько секунд. Для кого-то много, для кого-то — целая жизнь пролетит. На самом деле, обычно всегда хватает всегда одной секунды…На самом же деле — мне нужно было всего несколько секунд, желанных, драгоценных секунд — для спасения того, что я называю собственной шкурой. А единственная секунда, неповторимая и потому особо ценная, была потрачена на самое важное — на принятие решения. Как будто тень переместилась по широкому аномальному плато — то был я, скользящий и старающийся не выдать себя лишним криком или даже вздохом посреди светопредставления. Аномалии кипели, огрызаясь на каждый неверно выставленный шаг, свора только и желала, чтобы в этом лабиринте я нашел выход и попал прямо к ним. Было жарко, зябко, тоскливо и одновременно упоительно. Попав в экстремальную ситуацию, я не запаниковал, и то был уже был повод гордиться, я не дал древнему инстинкту самосохранения впасть в ступор при виде отвратительного ужаса. Весь мой повод для гордости обломал сочащийся сукровицей обожженный глаз с правой щекой. И, пока я топал до еще не сдохнувшей псевдособаки, едва ли не на ощупь определяя смертоносные границы дозволенного — в голове крутился вопрос. Почему мне не больно? Почему мне не страшно? Почему я продолжаю идти, в то время как мои руки ослабли, ноги — истоптаны, а сам я похож на побитое пугало из сюрреалистичного кошмара? Ответ был ясен. Просто я знаю, что делать. Я взял ее за холку и потащил. На зеленой траве оставалась красная кровь. Все больше и больше крови выливалось из еще живого, но беспомощного отродья, оставаясь в траве навсегда, чтобы затем впитаться в землю вместе с проливным дождем. Я бы пожалел эту псевдособаку, которую вел на убой, и в какой-то момент во мне возникло подобное чувство, но надломленный клык, вонзенный в предплечье, красноречиво дал мне понять, что сейчас — не время для жалости и сантиментов. Время жить. Крепко стиснув зубы, я словно на автомате бросил дрожащее, мокрое тело в сгусток синего пламени. Сфера из синевы благодарно приняла жертву, словно давая мне понять, что такова жизнь — таковы законы природы, и я ни в чем не виновен. Но я-то знал, что мог потратить последний патрон на то, чтобы облегчить страдания собаки и дать ей, как и подобает благородному противнику — отправиться в спокойное место. И все же я этого не сделал. Сфера сжималась, секунды еще не прошло, а в моих глазах уже мелькали ее отплески цвета чистого неба. Этот патрон мне еще нужен, я знаю это. Я знаю. «Электра» взорвалась. Каплевидные нити протянулись вверх, вниз, влево и вправо, вонзаясь в землю, проявляясь на небесах, застывая в глазах моих. Я просил всего несколько секунд. Я, как и всегда — попросил слишком многого. Мне хватит только одной. Прыжок, и…Древние говорили, что пройдя сквозь огонь — очистишься. Знали ли они, что есть огонь не оранжевый, но синий, и есть не жар, но есть разряд? В любом случае, мой поступок, как я думаю, им бы понравился — я летел сквозь разряженную аномалию, уповая только на собственную отвагу и дерзость, оставляя позади себя громады изжаренных и пораженных током тел. В момент кульминации прыжка я почувствовал на себе взгляд — самый умный из стаи, самый дальновидный и самый грозный — посмотрел прямо на меня с того холма, где я оставил рюкзак. Думал, я вернусь за рюкзаком, думал, что я не выживу без него, без элементарной фляги воды и теплой одежды…Может, он был и прав. Только сейчас я торжествовал, ибо я был на высоте. И там, на высоте, меня и застиг его взгляд, взгляд уважающего тебя противника и взгляд благодарности за оживленный бой. Вокруг собирались всполохи из электрического огня — аномалия с каждым мгновением в отпущенной ею секунде начинала набирать вновь свою первозданную мощь. Успею ли я? Пожалуй, на сегодня я уже устал умирать — и собственная смерть меня мало заботила. Я был под завязку накачан адреналином, о чем надсадно твердила отдающая болью в бок печень, и потому, приняв удар холодной земли — я даже не попытался подняться, оставив монструозному сгустку энергии позади себя рвать и метать всех тех, кто осмелился повторить то, что дано лишь человеку. Все те, что прыгали позади на беснующуюся «Электру» — желали моей смерти. Я же, когда прыгал, желал только одного — не упустить свою возможность продолжить видеть это небо, чувствовать на заросшей щетине ветер, идти и все же прийти. Я желал жить. И честное слово. Было ради чего. Я поднялся. На лице сияла улыбка. В стволе был заряжен единственный, но как я предчувствовал — нужный позже патрон, пахло грозовой свежестью, и я крепко стоял на ногах. Дрожь утихала, позволяя всему телу сбросить излишек напряжения и боли. Впереди расстилалась дорога, которая выведет меня к безлюдному поселению, где я передохну, и затем продолжу свой путь. Я чувствовал кровь на разбитых губах. Я чувствовал то, как колыхаются потревоженные травинки в поле. Я чувствовал, как за облаками сияет пламенное солнце. Я чувствовал, что живу.