***
Найти и вернуться (те шаги, что он считал безразмерно невозможными и, в принципе, нереальными) оказались самыми простыми и понятными. Собственно, не то, чтобы от него скрывались. Скорее, даже не особо удивились, когда он материализовался перед носом Мин Юнги. Да и не то, чтобы перед носом... Просто Хосок курит на скамейке перед работой старшего, а старший выходит оттуда, сжимая в пальцах трудовую книжку. И, наверное, здесь должны были быть фанфары, фейерверки, взрывы, спецэффекты из дешевого фильма про апокалипсис. Но вместо этого Юнги молча разглядывает сигарету в его пальцах и безразлично пожимает плечами. Даже вернуться оказалось несложно. Выжить после всего этого - квест, к которому Хосок нихрена не был готов.***
Про Чонгука они не разговаривают. Обходят эту тему такими окольными путями - никакой горный козел не повторил бы. Серпантин собственных мыслей осыпается горной крошкой. Хосок в какой-то степени ему даже благодарен за это. Неловких разговоров у них не случается. И ему это привычно, насколько это привычно Юнги - непонятно. Старший смотрит его сквозь тонкие пальцы и выкрашенную челку. И что у него на уме - одному дьяволу известно. Не сказать, чтобы совершенно новые обстоятельства жизни Хосока. Сложнее с полным и тупым взаимным непониманием. Хосок прикусывает язык процентах в восьмидесяти случаев, когда ему хочется послать Юнги далеко и надолго (от привычек дохрена как тяжко избавляться). В двадцати все-таки не сдерживается. А потом жалеет об этом. Учиться жить в новых реалиях, где его ждать не будут - откровенно тянет под ребрами мерзким ощущением собственных комплексов, растущих, как на дрожжах, от одного взгляда Юнги.***
Дисциплина самого себя вознаграждается. Хосок даже удивляется, когда считает на пальцах, сколько времени они проводят вместе. Получается (смех смехом) суммарно больше, чем весь тот год, что они точили друг о друга зубы. Туда же, наверное, что жить в одной на двоих съемной квартире - снимает огромное количество тех проблем, от которых Хосок готов был выстрелить себе в голову дробовиком, чтобы ошметки мозгов и собственных несбывшихся надежд по белоснежной стенке спальни. Спать спиной к спине лучше, чем спать порознь. И в какие-то вселенские разы лучше, чем спать одному, выгрызая у самого себя дыру под ребрами диаметром с хороший метеоритный кратер. Хосок медленно залипает в утренний кофе, топит себя в молочно-коричневом напитке, слабо соображая и щелкая зажигалкой, пытаясь вспомнить, что такое - существовать и думать, прежде чем выйти из своего домика и нырнуть в постылый окружающий мир. Юнги смотрит на него с отвратительной бодрой улыбочкой, что первым желанием выскакивает - вылить ему кофе на голову, чтобы не маячил перед глазами. Хосок не отказывает себе в блядском удовольствии показать старшему средний палец. Тот изучает предъявленное с искренним любопытством и чуть вскидывает бровь, переводя взгляд на зажигалку на столе. - Бросай уже, заебал. - Да ладно, не ты ли мне доказывал, что я имею полное право травить свой организм всем, чем вздумается? Юнги думает секунд десять, даже рот открывает, чтобы ляпнуть что-то в ответ. Но, походу, тоже сдерживается и прикусывает язык. Хосок облизывает губы (почти нервно, даже истерически) и ждет. Юнги ждет тоже. - Дрянь ты. - Ага, а еще сволочь, скотина, мразь и сука, - Хосок расплывается в совершенно идиотской улыбке, потому что на последнем слове Юнги хорошо так потряхивает, даже заметно с расстояния меньше полуметра. - Сука, да. Настоящая сука, - старший упирается ладонью в спинку стула, нависая над ним и изучая его реакцию с естествоиспытательским интересом, - красивая.***
Отправной точкой его падения стало осознание того, что без Юнги без-ва-ри-а-тив-но хреново. Хосок смотрит на полупустую пачку сигарет в сумке, вспоминая, дома ли старший (и взял ли он сам ключи). И выбрасывает ее в урну.