Nuclear family

В замочной скважине громыхнул ключ. -А сейчас. Ты. Мне. В мельчайших подробностях. Расскажешь: какого бомбадила ты крушил муниципальную собственность, где ты взял столько нитроглицерина, куда делись все твои подельники. Ты не понимаешь, на что замахнулся, Моргот, в здоровую голову такого бы не взбрело. Извини, недооценивал тебя. А слева cногсшибало солнце. Именно сногсшибало: окна в классе обычной старшей школы были, собственно, как в классе обычной старшей школы - вдоль всей стены, от пола до потолка . После камеры в мандосе было настолько ярко, что невозможно разобрать ничего в удушливом мареве, кроме частиц пыли, оседающей в его слои, залегшие между вечным перевоспитанцем и его вечным перевоспитателем. Хоть бы раз за столько лет наорал, что ли, а то как неживой, как отец прямо, честное слово: "Мужчина не должен повышать голос, крик - признак бессилия..." Да он даже когда трахается, наверно, смотрит вот так, осуждающе, и молчит. Хотя... -Сядь, - Моргот кивнул на второй стул за последней партой, за которой он, собственно, и находился, - сядь, и я скажу всё, что ты хочешь узнать. Я очень долго был в темноте, - я глохну от этого света. Манвэ помялся на месте, но, в конце концов, всё же сделал, что просили. Всё как в детстве, только колени мальчиков упирались в столешницу. Да и за одной партой они в школе не сидели. Как только младший опустился рядом, старший спрятал глаза в его тени. - С кем ты был в момент ограбления? -Я в порядке. Насколько можно быть в порядке, проведя полгода в одиночке. Кости ноют, но не сломано ничего. Большой палец неправильно сросся - но это после допросов ещё, при задержании зуб справа выбили. После приговора меня не трогали. -Где. Ваш. Склад. -Я не торчу. И до того, как меня взяли, я не торчал, всё, что ты видел в личном деле - чистая правда. Шмаль была, никакой химии. Манвэ вздохнул. -Ты понимаешь, что никому из них сейчас и дела нет до тебя? -И да, я виню тебя. Какого хера ты давал характеристики? Из-за тебя всю хату обшмонали - ладно ещё Сау не дурак, - не подставился... -Это из-за меня ты сейчас на солнышко щуришься, а не познаёшь прелести общего режима, ты вообще не понимаешь, чего мне стоило... -Да всё я понимаю! Реабилитация, да ещё и в школе про судьбу свою горькую вещать - не метлой махать! Ты должен был быть на моей стороне, всегда, во всём - ты мне поклялся, ты не помнишь этого? Я всё помню!!! Помнит или не помнит... -Нам тогда по семь лет было. -И что?!! - Зашипел старший, - это ещё не значит, что сейчас ты умнее! Ты должен был вытащить меня на свободу - и срать мне на чистую совесть! Твоё счастье, что я тебя люблю, иначе бы вышел в это ёбаное окно, как только браслеты сняли!!! Приковать и не отпускать. Посадить этого неуравновешенного на привязь мягкую. Любит он, видите ли... Любишь - помолчи хоть полминуты. Будто уловив последнюю мысль светлого, Моргот сдвинул брови и молча уткнулся лбом в плечо брата. Тот не возражал: видимо, ответы всё-таки попали в цель. Братья молчали, глаза старшего, не тревожимые прямыми лучами, наслаждались открытым пространством. С детства вокруг них его было много - большой богатый пустой дом, где можно было затеряться даже несмотря на обилие братьев и сестёр, улица и крыши... Тогда Мелько казалось, что всё это место существует для того, чтобы он его заполнил, и даже представить было невозможно, что этого можно лишиться. -Зачем ты так с Майроном? Он же был лучший в школе, он мог всего добиться... -...и продолжать плакать и дрочить в подушку! Он был несчастлив. -А после того, как ты опозорил его на всю школу, он сразу прозрел? -Вот, ты же вроде неглупый человек, Сулимо - ты не помнишь, как на него все смотрели? -Да помню, отчего же, на него смотрели, как на парня, застуканного в душе под старшеклассником! -Все эти падлы ему завидовали! -...а ты себя ни с кем не путаешь? - Всерьёз обеспокоился младший. -Нет, не тому, что он был со мной - тому, что он решился сделать то, что он хотел, и жить не так, как от него требовали. -То есть банчить винт в вонючем подвале? Прелестная замена юношеской мастурбации... -Э, ты тут поаккуратнее с обвинениями, - никакой доказухи нет. Что ты вообще о нём знаешь - вы и в школе-то не общались! -У меня его номер в быстром наборе, лет пять уже. И в отличие от некоторых, я помню, когда у него день рождения. -Эх, ну ни хрена себе! И... и как он у тебя записан? Мужик брата? Или, стой, есть же все эти названия... деверевестка? Зало...верь? Нервы-нервы, ах вы мои нежелезные... Манвэ посмотрел недобро. Моргот расцвёл: -Вообще, вот интересно, как ты нас разложил - Сау мне муж или жена? Или вы НАСТОЛЬКО близки, что никаких секретов... -Моргот, прошу, избавь меня от подробностей. В темных глазах лихо просвистел эскадрон скабрезных шуток, - он никогда не мог держать их в узде, но сейчас он просто пристроил голову обратно, - возможно, впервые в жизни, плечо брата стало так важно - важнее возмущения на его лице. Манвэ уткнулся носом в темную макушку. И всё-таки помнит он или нет... -Покажи руку. Мелькор протянул - на, смотри. Манвэ занялся изучением большого пальца: -Здесь срослось неправильно? -Да. Манвэ заворожено совместил свою ладонь с ладонью брата - теперь они до крика разные... -А вон шрам от младшего. Манвэ посмотрел внимательнее. -Это когда Тулкас с Ауле... У тебя ещё на двери вмятина от табуретки осталась. -Нееет, когда с табуреткой - это я таракана на обед приволок. -И пытался его облизать! Большой такой, где только взял... -Ради тебя старался, между прочим - когда я младших выбешивал, ты смеялся. Они, кстати, живехоньки-здоровехоньки? -Да что с ними станется, они ж не ты. Ауле женился. -И на ком? -Джо... Джорджианна... Или Джоанна... Братья сидели, разморенные теплом, смотрели на свои ладони с переплетенными пальцами. -А, шрам-то, - вдруг вспомнил Моргот, - с Намо подрался. -Моргот, но он же младше... -Младше - не младше, а пепельницей припечатал, зараза. Он обещал отцу рассказать, что мы с тобой целовались. -Но ты и после этого не перестал... -А что переставать-то? Что здесь такого?!! -До сих пор не понимаешь? Я вот, спасибо тебе, до двенадцати лет думал, что действительно все тренируются целоваться со старшими братьями. А в 12 у соседа по парте спросил, хорошо ли его брат целуется, и по взгляду его ясно стало... -Ой да ладно, белоснежка, ничего не подозревал он! Мы же с другими братьями не целовались! Представляешь, сосаться с Ульмо... -То есть, ты осознаешь, что это не совсем... -Что не совсем? Ты хотел, я хотел, не совсем - это если бы кто-то от этого мог забеременеть! - Манвэ в такие моменты удивляло, как ему самому удалось не стать социопатом под влиянием такой вот железной логики. - Или постой, скажи, тебе не нравилось? Я тебя заставлял? Младший молчал. У Моргота с детства была отвратительная привычка - тянуть в рот всякую дрянь. Поэтому его поцелуи - со вкусом земли, неведомых химикатов, крови, когда Моргот облизывал нож, чтоб позлить младших, изредка - зубной пасты на твердых, нежных, вечно обветренных губах - Манвэ помнил отлично. Никто и никогда не целовал его лучше. -Или, - черти задрыгались в требовательных глазах старшего, - может, ты все-таки забеременел? Тогда я требую свою долю... доче...мянниц, и этих... племявей. -И как мы объясним всё моему заловерю? Братья рассмеялись. -Отдадим ему на воспитание. -Вот же ты паскуда! -Не матерись, - Моргот несильно стукнул подушечками пальцев свободной руки по губам брата. Тот, под влиянием детских воспоминаний, укусил старшего за палец. В детстве Манвэ тоже кусался. Он не сдавался без боя: перед тем, как получить доступ к желанным вдохам и выдохам, Морготу приходилось прилично потерпеть пихания и отбрыкивания, вечное "отвали, я занят", потом, когда светлый утомлялся - укусы и увертывания, и только потом, такие долгожданные... И все же всегда с руками, упирающимися в грудь Мелькора. С румяными щеками и полуопущенными ресницами. Манвэ все время норовил укусить за нижнюю губу. Моргот замучался придумывать байки про то, почему она вечно распухшая, но просить брата не кусаться не решался. А Манвэ, в свою очередь, кроме морально-этической стороны вопроса, категорически не нравилось, что в то время, как сам он чистил зубы после каждой еды, Мелькор никогда не заботил себя такими вещами. Это было, как будто его совратили, обольстили, использовали - так ещё и бычок об любимый фикус затушили. И каждый раз он всерьёз обещал себе, что этот раз - последний. Так продолжалось до 13 лет. К этому времени их поцелуи стали редкостью: Манвэ смотрел зверем после истории с соседом по парте. А Мелькора тянуло, как якорным тросом, и чем дальше, тем сильнее. В тот день была школа, потом - соревнования, потом - поиски неизвестно куда подевавшейся из шкафчика формы, потом, уже дома, разборки с младшими, которые вдруг решили, что он виноват во всех смертных грехах... В десять вечера разморенный Манвэ лежал под одеялом, после душа, чистый и в тепле, окруженный свежими простынями - в светлом коконе - и даже улыбался слегка, планируя, о чём будет мечтать перед сном. Светлый достал телефон и открыл страничку соцсети - там было сообщение от Мелькора, вложенная картинка с летящим драконом, на спине которого сидела баба, сверкая стрингами на немалых размерах заднице. Ну вот, и тут Мелько. "Твоя? )))" - поинтересовался Манвэ. "Дракошка мой. Бабища твоя, я вас в столовой всю неделю наблюдаю." "А что ж ты её на своём драконе катаешь? ))) Отбить хочешь? )))" "Да вот нет уж. Баба с возу - дракону легче. Я бы его лучше тебе отдал (" "Да? А взамен чего? )))" "Не взамен, просто так. Он и так твой." И тут Мелько, - можно сказать неожиданно, - обнаружился сбоку, скромно пристраивающим буйную голову к плечу брата. Чуть влажные волосы такие мягкие, пахнут чертополохом - младший даже решил не выгонять его сразу. Мелько сунул холодные лодыжки между стоп Сулимо, ежась, не наглея, и даже взгляд опустил. - Ты прямо как лютолайка. Помнишь, ты мне лет в шесть рассказывал? Про собаку размером с дом, которая осенью греется на теплотрассе, - ты ещё сам её типа гладил, - ехидно улыбнулся Манвэ. -Ну да, лютолайка, с наш дом, гладил, было дело. -Мелькор, ну нам же уже не по восемь. Ты до сих пор веришь, что гладил лютолайку? - А ты что, видел, что я её не гладил? - Как можно видеть, что кто-то что-то никогда не делал? -А что, нельзя? Ну и не спорь тогда, - Моргот потерся лбом о плечо брата, - ты вот в Африке был? -Неа, - Сулимо накручивал на указательный палец темную прядь, пребывая в далеких мыслях о неведанных континентах. -Ну, а откуда ты тогда знаешь, что она есть? -Кто, Африка? Жжошь. Это все знают, и многие там были. -Да ладно. Ты разве с кем-то про это говорил? А то, что в книжке написано - вообще не аргумент. Помнишь вот, по истории проходили Цезаря? -Ну помню. -Ну так он же жил две тысячи лет назад, и никто его не видел, но все верят, что он был. Так чем он лучше моей лютолайки? Почему ты учебнику веришь, а мне - нет? - В голосе Мелько звучала неподдельная досада. Теперь его очень хотелось обнять. Среди борзых младших, холодных и далеких старших родственников, равнодушной прислуги, завистливого враждебного окружения за стенами они всегда были единственными родными друг для друга - так было с детства, сколько себя помнили. Согреть брата было всё равно, что вернуться домой. Почему, ну почему Мелько не понимает никакой близости, кроме плотской! Темные волосы змеились меж пальцев Сулимо, - он украдкой невесомо ловил губами убегающие пряди. -Вот скажи, Сулимо, кто я? -Мой брат. -Ну хорошо. А если мы приедем в Африку, - допустим, что она есть, - где никто не знает нас, мы уже не будем кровными родственниками, - никто же не знает, - мы сможем просто... быть вместе, и всё. Мелько поднял глаза и посмотрел внимательно, - в этом взгляде Сулимо почудилась и любовь, и раскаяние, и в то же время прощение - всё, что хотел получить от него светлый. Ресницы Мелько дрогнули, он потерся носом о нос, свет ночника спокойно лился, обещая, что это мгновение не закончится никогда. Губы братьев пронзали тысячи нитей, и бес потянул за все одновременно, затаившись и ожидая, кто сдастся первым... Сулимо слегка укусил кончик носа старшего. -Сулимо, ты неправильно кусаешься, - авторитетно заявил Мелькор. -А ты, хочешь сказать, правильно кусаешься, - не уступал в серьёзности светлый. -Да. Я - правильно. Вот дай руку, - и чуть приподнялся на правом локте. Манвэ медленно протянул руку - зубы клацнули в безопасной близости. Младший ещё подразнил сосредоточенного темного, приближая и отдергивая пальцы от его зубов, безмятежно улыбаясь, и, в конце концов, все же дал себя поймать. Ожидал ощутить сомкнувшиеся на пальце резцы, а получил только захват губ и ласковый язык, тут же обнявший подушечку. Мелько закрыл глаза, казалось, он пытался утолить бесконечную жажду, перехватывая все пальцы по очереди, беспокоя ладонь влажным теплым дыханием. -Это ты называешь правильно кусаться? - выдохнул Сулимо. Мелько поднырнул под его руку, и, глядя в глаза, вывел языком на подушечках под пальцами "yes". Купол ладони переполнило жаром, он выплеснулся из горсти Сулимо и потёк по телу, сбегая к животу, где напряглись и пульсировали мышцы. Рука так потяжелела, что, упав на затылок Мелько, притянула его прямо к губам. Мелько положил указательный палец между их соединенных губ - Сулимо запутался в ощущениях и впустил палец брата, лаская у нёба, к первому быстро проскользнул ещё один. -Сулимо, - шептал темный, - как ты хочешь? Я всё сделаю, давай просто поиграем, я тебя чуть-чуть растяну - только пальцами, если не захочешь... Я умею, я знаю, как надо... Презервативы, смазку, салфетки - я всё взял... -Я хочу, - зло посмотрел на брата светлый, - чтобы ты перестал лазить ко мне в постель, - и немедленно закрыл глаза, проводя языкам между пальцев Мелькора, а когда снова сжал их во рту, зажмурился и простонал так, что тёмный уткнулся ему в плечо, чтобы хоть как-то заглушить свой всхлип. По плечам Сулимо побежали мурашки. -Сулимо... разведи... коленки... - едва слышно, но младший всё понял. Теперь Мелькор нависал, удерживаясь на локтях, прижавшись плотно и потираясь только в одной точке, напряжение в которой вот-вот готово было сдетонировать. Сулимо проклинал свою слабость, - то, что поверил, что не выгнал, главное - что первый полез целоваться и кусаться, и винить теперь некого, - и всё глубже пропускал пальцы брата вдоль своего языка. И стонал при каждом сжатии ненасытного рта, подставлялся под движения Мелько там, внизу, через два слоя одежды ощущая, как тот сжимается от каждого движения языка светлого. Всё это надо прекратить, немедленно, только позволить себе ещё... последний... раз... ещё... раз... -Сулимо, я... сейчас поцелую тебя... там... а потом ты меня... Тебе понравится... Тебе же нравится... Мелько приподнялся и медленно повёл ладонью - по боку, к животу, ниже от пупка - туда, где было уже невыносимо плотно. Рука легко надавила, пробираясь под край пижамы и только успела дотронуться до заветного места - Сулимо выгнуло, за лёгким выдохом последовал громкий долгий стон. Сулимо не был невинным незнайкой, - но, ни до, ни после с ним не происходило такого. Его как будто выбросило на некоторое время из собственного тела, и всё это время Мелькор пытался, то рукой, то губами - то ли сдержать, то ли впитать - абсолютно непотребный крик светлого. По телу бежал волнами озноб, выступили слёзы, только потом младший разобрал шепот "Тише, прошу, - мы всех разбудим"... Когда сознание начало возвращаться, Сулимо обнаружил брата, рычащего ему в изгиб шеи, по телу того шли те же судороги, что только что сотрясали его самого... а потом всё успокоилось. Ночник так никто и не выключал, он спокойно освещал темную макушку, пристроившуюся на груди, руки ночного гостя обнимали и приятно, как никогда прежде, трепали волосы на затылке. Они лежали, зарывшись в одеяло по самый нос Сулимо, хотелось обняться ещё крепче, уснуть сейчас и так проспать целую эпоху, чувствовать тяжесть другого тела на себе... И этому желанию было сопротивляться так сложно, что Мелькор был немедленно выдворен из комнаты взашей, а дверь заперта изнутри. Больше она не открывалась для темного.