Найти Дом

- И чтобы ты, никогда, слышишь, никогда не смей, – Тиннэх был в ярости, – называть его «эльфенком», если ты просто не понимаешь, что оскорбляешь его, то пойми то, что несмотря на возраст, между вами огромная разница. Он – сын князя, ты – внук князя, то есть мой сын, а я не князь. Запомни это. Но ты понимаешь, и зачем тогда делаешь это? Думаешь, - он не слышит и не знает, или я не знаю и не слышу? Знает и слышит; ты намеренно делаешь ему больно. Единственный тут, кто так поступает. Я воспитывал тебя воином, а не мучителем. Почему? - Ты возишься с ним, отец, как нянька с младенцем, глаз с него не спускаешь. Тренируешь его или ты, или Борг, вы везде ездите вместе. Ты из воина становишься женщиной, может, тебе лучше сидеть с детьми? – Маэон как всегда был упрям и дерзок, в ревнивом ослеплении он не замечал бешенства отца, - хотя нет, это, наверно, ему лучше сидеть с женщинами: он больше похож на девушку, чем на мужчину! Зачем вы даете ему в руки меч? Оденьте его в платье – никто не отличит от тощей смазливой девки-фейри. - Ты соображаешь, что говоришь сейчас? – бешенство сменилось холодным гневом. - Отлично соображаю. Не думаю, что у деда, зная его, была всего лишь твоя мать и эта эльфийка. Если мы сейчас начнем собирать всех бастардов по всему тварному миру – нам самим тут жить негде будет. Так нет же, привезли этого – он же безумен, отец, ты не видишь? Что вы в нем нашли? Да, он красив, ну так отдайте его эльфам, волкам это ни к чему. А больше в нем нет ничего – он холоден как лед. Вы говорите, переживает? Из-за чего? Из-за того, что с ним сделали смертные? Так больше он ни на что не годен, - слишком много переживаний из-за своей тощей задницы! Так весь замок словно околдован им – Киано то, Киано сё. Вы отдаете ему все знания клана, а он даже не инициирован! Обращаться он тоже не умеет, и сомневаюсь, что научится. Да и зачем ему волчий облик, он у нас и так хорош собой. И взгляд у него жуткий – словно сквозь тебя глядит, аж передергивает. Я не понимаю вас. - Ты все сказал? Ты хорошо подумал над тем, что сейчас говорил? Подумал, что несешь? То есть намеренно оскорблял не только Киа, но и меня, и князя клана? Ты действительно так о нас думаешь? Ну что же, не буду разубеждать тебя, ты волен относиться так к нам. Только не забудь об этом, когда за пределами тварного мира тебе понадобится наша помощь. Ты считаешь, что Тэрран не слышит то, что сейчас тут было? Он улавливает малейшие колебания воздуха, а сотрясено его было немало. Не забудь и об этом. Но если ты посмеешь причинить какой-то вред Киано, обидеть его или еще какую пакость сотворить - ты меня знаешь. У меня приказ охранять его и защищать, это обязательно для всех воинов клана. А ты хорошо знаешь, что бывает за нарушение приказов князя. Я все сказал. Тиннэх вышел. Дав выход бешенству, со всей силы ударил дверью. Хотелось побыть одному. Как мог он так упустить своего сына? Откуда такие мысли и такая ненависть? Да и подлость никогда не была их фамильной чертой. Было плохо от всего: от собственной ярости, незаслуженных оскорблений, той грязи, в которой его сын старался испачкать Киано. За что он так его ненавидит – как чужака, незваным гостем вторгшимся в их дом? Но неправильно это: Киано сын князя, он не только имеет право, но и должен жить в Волчьем замке. На эльфийскую кровь Тиннэху было наплевать. Они не должны уподобляться смертным. И что теперь делать? Так все оставить страшно – в любой момент Маэон может взорваться, да и жить в такой атмосфере тошно. Он попал между двух жерновов, между теми, кто дороги ему, между разъяренным сыном и почти безответным братом. Как ему успокоить Маэона и обезопасить от него Киа? Прошло уже больше полугода, как Киано жил в Волчьем замке. Его начали учить всему - фехтованию, искусству лучника, письму и языку, музыке, охоте клана. Юноша оказался отличным учеником: легко схватывал, быстро и крепко запоминал и был усерден. В фехтовании оказался просто талантлив – суровый Борг не мог нарадоваться на своего ученика. При всей своей видимой холодности Киано оказался быстр и ловок, использовал не силу, а природную гибкость, и достать его в учебном бою становилось трудно даже мастерам. Легко давались и точные науки: движение звезд и светил по небу, сложение чисел; он просто воспринимал историю. Единственно, тяжело было там, где надо было отвечать, облекать свои мысли словом – все равно трудно было говорить и подбирать слова, хотя дело явно шло лучше, чем раньше. Было и нечто странное в отношениях с Замком и кланом: Киано словно был и его частью, но и словно бы отдаленным ото всех. «Вещь в себе: пока сам не раскроется, никто не сможет, только сломают» - сказал про него мечник Борг. С обращением в волчью суть было совсем плохо, для обращения требовалось расслабить полностью свое сознание, отрешиться от всего и отпустить его на волю – Киано не мог - живущий в глубинах его души страх держал гирей. Не удавались даже легкие попытки. Тэрран видел, как сын переживает из-за этого, и ничем не мог тут помочь. Искали разные способы - ничего не помогало. Не у всех членов клана сразу выходило превращение, но рано или поздно получалось у всех, кроме Киано, что давало Маэону повод для шуток. - Его надо инициировать, – сказал Тэрран вечером, когда остался вдвоем с Тиннэхом. – Я вижу, что происходит, вижу, как бесится Майо, и мне не нравится всё это. Киа - не безродный щенок, подобранный из милости - пусть твой сын помнит об этом. Он мой сын. Но я не собираюсь это никому доказывать – мое слово здесь и так закон, пока я на этой стороне мира. Инициация нужна Киано, и она будет такая, как должно нашей крови, как члену клана и моему сыну: двойная. Он должен пережить это - обязан. Я отдам приказ целителям и посвященным. Через луну начнем. Подготовь Киано. Ты будешь до инициации его хранителем и мне наплевать на мнение Майо. Борг будет его охранять с другой стороны. Глаз не спускайте - пока он уязвим для всех. Можете хоть спать у него в покоях, но чтобы был присмотрен. Пока мы не ввели его за Грань, мало ли что эльфы придумать могут. Киано отнесся к этой вести точно так, как ожидал Тиннэх – выслушал и склонил голову в знак согласия. - Это очень будет больно, просто безумно, но надо вынести. В твое тело вольют силу клана – смесь стихий и трав. Эликсир обжигает и меняет тебя – в твою кровь входит наша сила. Сейчас, когда мы на Грани объявили всем – духам, фейри и остальным - о твоей инициации, они будут пытаться достать тебя. Мы с Боргом будем охранять, будем с тобой везде – даже во снах, чтобы они не увели твою душу. Есть много сил, враждебных нам, и они не хотят, чтобы на Грань миров вступил еще один волк. Мы будем ночевать в твоих покоях - так надо. Во время инициации никто, кроме князя и целителей не смеет коснуться тебя, ты будешь священен даже на Грани – дух Волка будет жить в тебе. Все время тебе придется быть обнаженным, чтобы ничто не мешало и не скрывало тебя от клана. Три дня все это продлится, потом окончится, и ты будешь признан на Грани и в тварном мире окончательно как сын князя Черных Волков. Киано теперь сопровождали всюду, не оставляя на минуту одного, почти заперев в покоях. Готовящемуся к инициации надо было поститься и работать над сознанием. Этим занимался Тиннэх – часами с братом они сидели, соприкасаясь осанве, и Тиннэх вел брата осторожно тропами сна; они ходили около Грани, узнавая границы миров. Это давалось Киано легче, чем попытки обращения – к самоуглублению он был всегда склонен, всегда погружен в себя. Борг сидел рядом, сторожа тех, кто раскрыл сознание. Так прошло две недели. Киано даже не замечал атак с Грани - Тиннэх их умело отбивал. На время поста целители давали юноше специальные отвары, укрепляющие дух и раздвигающие для него границы миров. Настал последний день поста. В последнее время ни Киано, ни Тиннэх почти не возращались в тварный мир и только Борг с Тэрраном могли уследить, куда оба ушли по сумрачным тропам. В последнюю ночь их вывели из этого состояния, напоили обоих крепким горячим вином, а в чашу Киано еще и подмешали снотворное – ему нужно было крепко спать, без сновидений в последнюю ночь. Утром его разбудили перед рассветом, ни Тиннэха, ни Борга в комнате уже не было: пришли целители клана и посвященные - те, кто проводил ритуалы. Суровые безмолвные мужчины поклонились, отвели Киано в незнакомую купальню, омыли его и одели в просторную черную шелковую рубаху затканную священным узором, вместо швов – шнуровка. Больше ничего. Потом повели в глубь Замка – туда, где Киано еще не бывал, понял, что спустились под землю. Киано, как обычно, казался отрешенным, но сердце так и прыгало в груди - от неизвестности и оттого, что никого знакомого не было рядом: ни отца, ни брата, ни наставника Борга. Ему казалось все нереальным, словно он был еще там, на Грани – рядом с Тиннэхом. Голова легко кружилась. Его ввели в огромную залу с необыкновенно высокими для подземного помещения стенами, черного мрамора с зелеными прожилками. Впереди алтарный прямоугольный камень, расстелен черный ковер перед ним, рядом два алтаря. Стоят все мужчины клана, парадно одетые, с оружием в ножнах, с торжественно-суровыми лицами. Стоит Маэон, высокий и прямой как сосна, Тиннэх – широкими плечами отгородил взгляд сына, Борг – мощь и спокойствие, смотрит прямо на своего ученика непроницаемым взглядом. И остальные: все взгляды на Киано и целителей. Абсолютная тишина. Черный ковер глушит шаги. Сначала Киано боялся, что будет дрожать – но нет, тело подчиняется безоговорочно. А вот разум словно спрятался. Киано подвели к камню, огромному плоскому монолитному куску гранита. У простых алтарей стояли два целителя клана и Тэрран. Князь сейчас уже не был похож ни на человека, ни на волка. Одетый в черное с серебром ниспадающее одеяние, с серебряным драгоценным венцом на голове и нереально яркими изумрудными глазами на невообразимо прекрасном лице, он был богом, пришедшим принимать посвященную ему жертву. На одном алтаре стояли две чаши: одна с жидкостью, похожей на расплавленное серебро, другая - словно жидкое золото. На другом алтаре два ножа – блестящие черно-металлические лезвия. Киано развернули лицом к воинам клана. Сердце его прекратило свою бешеную скачку, и он застыл, устремясь взглядом сквозь стены. Но дух его оставался тут. Тэрран выступил вперед. Встал почти рядом с сыном, чуть поодаль. Посвященные подошли к Киано, легко коснулись шнуровки рубахи. Невесомое одеяние легко скользнуло к ногам юноши, обнажив его тело. Подали руку, он переступил через ткань. И ни одного звука. - Я, Тэрран - Черный Волк, глава Клана Черных Волков, признанный во всех мирах, прошу Грани миров позволить провести нам ритуал инициации нашего родича – Киано. Я, как князь, признаю его на всех Гранях и мирах своим сыном по крови и духу. Зал склонил головы. Лишь Киано стоял прямо. Не дрогнул ни один мускул. Целители подвели его к прямоугольному алтарю, уложили на него лицом вниз, убрали длинные волосы. Киано почувствовал, как его руки и ноги словно притягиваются к камню, как металл к магниту. Грудью ощутил холод камня и замер - от жуткого ощущения лезвия, касающегося его спины. Мгновенно разрезали кожу вдоль позвоночника; побежали струйки крови – красные на черном мраморе. Потом было то, что Киано не смог бы никому рассказать: все его боли и горести оказались ничем по сравнению с расплавленным серебром, вливаемым в разрез. Но каким-то невероятным чувством он понял, что кричать нельзя - только тело выгнулось в жуткой судороге, но не в силах оторваться от алтаря. Эликсир проникал в каждую частичку его тела, казалось, впитывался даже кончиками ногтей, сжигая все; Киано чувствовал как серебро затапливает мозг, скручивает все в немыслимой муке, но безмолвно, без крика бился на алтаре. Потом оцепенел, все тело превратилось в нерв и уже без страха приняло второй разрез и вторую чашу. Потом он уже не помнил боли, и ему казалось, что он просто смотрит откуда-то сверху на свое тело, распластанное на камне, на кровь, впитывающуюся в ковер, на брата, сжавшего кулаки так, что ногти впиваются в кожу. Сознание его было абсолютно свободно от всего, от телесной оболочки и от эмоций. А самого его просто не было. Потом он увидел мир, другой, отличный от того, в котором жил, потом замелькали какие-то лица, он понял, что предки, - много лиц кружилось вокруг него, обступали все, кто жил на Гранях, но напасть боялись, даже - подойти. Другим чувством он видел все, что происходило в Волчьем замке. Вот его тело перестает биться на камне, обессиленно замирает. Потом целители стирают кровь с его спины, с величайшим почтением поднимают его с камня, ведут под руки к потайному источнику в глубинах замка. Сопровождает их Тэрран, который следует в отдалении. С тела смывают кровь, и Киано кажется, что тело его, но что-то другое сейчас живет в нем, - то, чего нельзя описать словами и то, перед чем бессильны даже государи всех рас и миров. На него накидывают легкую ткань, закрывая плечи, и ведут дальше. Огромная пиршественная зала, пустая. Незамкнутым квадратом Расставлены столы; около центральной стены, увешанной оружием, стоит трон из драгоценного дерева. Киано подводят к трону, усаживают на него, накрывают колени соболиным покрывалом, кланяются ему низко-низко и не глядят ему в глаза – глаза духа Волчьего клана, прародителя. Он видит всех с высоты своего трона; идет пир в честь него – воплощенного духа. Ему задают вопросы с почтением и покорно склоненной головой, он отвечает или царственно кивает. Какие вопросы и какие ответы – сознание Киано не помнит и не понимает. Сколько идет пир – он тоже не знает, не осознает реальности, видит только, как прародитель взирает на своих потомков. Потом темнота. - Не сметь тревожить его без моего дозволения, – голос князя Тэррана, – несколько дней. И Киано проваливается в бездну сна. - Такого я давно не видел, чтобы инициация прошла ТАК, никогда прародитель не был милостив к нам настолько. Это очень хороший знак. Невероятная удача нашему клану. И мальчик выдержал: ни одного вскрика, - я боялся за него, оказалось, зря. Редкое самообладание - не все такое выдерживают, да еще вдвое тяжелее, – говорил Тэрран сыну, когда жизнь в Замке пошла обычным ходом. Все еще помнили внимание к ним духа Волков, пришедшего в тело новообращенного из темной глубины веков. Лишь Киано спокойно спал, не зная, какое благо он принес в клан. - Ты прав, отец, хотя и произошло это очень рано для него, но он оказался достоин чести. Я думаю после этого, что для него тогда не страшно, что он не может перекидываться, значит, зачем-то это не нужно. Такова судьба, будем пытаться, но не давить на него. И все-таки он не будет бойцом клана – скорее целителем, по всему видно. Он словно притягивает к себе. Даже на Грани понятно, что фейри тяготеют к прекрасному, но стихии? Забавно там было, просто ходили, смотрели, а мелкие духи к нему так и льнут, как щенки к ребенку, – засмеялся Тиннэх. Киано очнулся через несколько дней. И опять, как в первый раз, у изголовья ложа сидел Тиннэх. Ждал. - Доброе утро – произнес Тиннэх. - Доброе, - Киано окончательно открыл глаза, просыпаясь, - мне сон такой странный снился, и долго. Даже не могу понять ничего. - Это не сон, но понимать ничего не надо, не обязательно. Вставай, сегодня пир в твою честь. - То есть? Как это? - Ты прошел инициацию, теперь ты член клана, даже - его душа. Предок был милостив к тебе. Ну, так ты встаешь? Киано встал и пошатнулся, схватился за руку брата. Мир вокруг него изменился или изменилось зрение? Все было по-другому: цвета, казалось бы, обычных вещей стали настолько глубже и ярче, что резали глаза, различались даже цвета воздуха, малейшие частицы пыли сверкали, словно капли росы. Киано еще раз сморгнул - ничего не изменилось. Он перевел растерянный взгляд на улыбающегося Тиннэха. Вместо воина перед ним стоял крупный волк с черным, переливающимся на свету мехом. Волк зевнул, почесал лапой ухо и уселся. От волка шел свет - неяркое зеленоватое сияние, тень другого мира. Киано снова зажмурился, мотнул головой, прогоняя наваждение, снова открыл глаза и увидел Тиннэха, уже смеющегося во весь голос; волк исчез, но сияние осталось. - Нравится? – отсмеялся брат - Что это? Все как-то светится… - растерялся Киано. - Все правильно, так и должно быть, это истинное зрение, ты видишь теперь все так, как это выглядит, с этим не сравнится ни эльфийское зрение, ни глаза смертных. Я когда в себя пришел после инициации, три дня головой просто по сторонам вертел - весь Замок заново увидел. И это еще не все, - сам потом все узнаешь и увидишь. Давай, одевайся, и я тебя жду. Киано действительно словно бы был собой и не собой одновременно. Почти исчезла мучившая его апатия – все вокруг переливалось красками, зовя к себе, вызывая интерес, желание прикоснуться и познать. Словно он очень долго спал и сейчас очнулся от многолетнего сна. Даже та стена страха перед миром как будто стала тоньше: не исчезла совсем, но уменьшилась. Явились слуги, стряхнули с него последние капли сонного наваждения, принесли праздничную одежду. Вымыли, высушили и расчесали волосы, надели на голову серебряный венец княжеского сына – две смыкающиеся на лбу волчьи лапы с когтями из изумрудов. Шелковая рубаха на тело, плащ из черно-бурых лисиц на плечи, сапоги из мягчайшей тисненой кожи – Киано глянул в зеркало и сам себя не узнал. Вместо эльфа с затравленным взглядом, устремленными сквозь пространство, был действительно княжеский сын: стройный юноша с гордой осанкой и яркими изумрудными глазами на прекрасном лице, заостренные кончики ушей едва виднелись среди тщательно расчесанных шелковых прядей волос. Уши! Киано вздрогнул и коснулся их руками – не поверив глазам даже с волчьим зрением. Те самые маленькие заостренные кончики, которых он лишился на той злосчастной поляне, были на месте - лишь прикосновение убедило его в этом. - Ты одеваешься так долго, как девица на выданье – раскрыл нетерпеливо дверь Тиннэх, но восхищенно запнулся. – Ох ты! Ради этого стоило и подождать,- ты прекраснее зари… теперь я понимаю, почему на Грани тебе не дают прохода фейри. Ладно, можешь дальше не прихорашиваться - дальше уже некуда… Пойдем! – Он привлек Киано к себе, порывисто обнял и отпустил. И замер – Киано улыбался. Впервые с тех пор, как его увидел Тиннэх – робкой легкой улыбкой, - и стал еще прекраснее, так что у оборотня защемило в груди. «Если Майо что-то вякнет сейчас, разорву», - мелькнуло у него, и они вышли. Их уже ждали в главном зале Замка – огромном, с высокими сводами помещении. Ждал весь клан от мала до велика; даже женщины, почти незаметные в Замке, были здесь – наряженные в самые лучшие платья, по сравнению с которыми одеяния смертных королев были жалкими обносками. При виде Киано все поднялись из-за столов и поклонились ему, даже Тэрран, только Маэон слегка нагнул голову. Киано низко поклонился в ответ. Его провели и усадили по левую руку от князя, по правую сел Тиннэх. Столы ломились от изысканных яств и простой запеченной дичины, самые прекрасные танцовщицы готовы были танцевать для воинов клана и самые искусные музыканты - услаждать их слух. Все говорили здравицы во славу Киано и его отца, пили, плясали, пир был открытым и веселым – всем там было легко и просто. Киано надарили кучу подарков – оружия, драгоценностей, мехов. В самый разгар пира Тэрран, который отвлекся на разговор с одним из своих советников, внезапно обернулся и увидел Киано, о чем-то беседовавшего с Тиннэхом. Киано смеялся – на его губах расцветали улыбки, глаза блестели зелеными искорками. Тэрран закрыл глаза от облегчения и радости, с его души словно свалился камень. «Раз он смеется, значит, начинает жить!» и не отказал себе в удовольствии понаблюдать за смехом сына. Пир закончился глубокой ночью; все были усталы и довольны. Клан с радостью принял нового родича.