Найти Дом

Киано очнулся через несколько дней, от своего глубокого безмятежного сна. С ним беспрестанно сидели целители Волчьего замка, Тиннэх, действительно не питавший неприязни к брату; они сменяли друг друга, ожидая пробуждения. Открыв глаза, он долго смотрел в потолок комнаты, прямым неотрывным взглядом, словно пытаясь осознать или припомнить, что происходит. Тиннэха, изумленно разглядывающего изумрудные отцовские глаза Киано, он не видел. Только потом, обводя взглядом комнату, наткнулся на оборотня и дрогнул лицом. - Не бойся, ты в Волчьем замке, меня зовут Тиннэх. Пока я побуду с тобой. - Откуда я тут? – хрипящий шепот того, кто долго не мог говорить. - Тебя привез князь Тэрран. Ты вернулся домой, к себе домой, – ответил на вопрос совершенно спокойно Тиннэх. Он решил пока не рассказывать брату ничего ни о Гранин, ни об исцелении, - «пусть придет в себя, освоится». Про то, кем он и князь приходятся Киано, было решено пока не говорить. - Сейчас принесут еду и питье,- тебе надо набираться сил. Ты хочешь встать, да? – догадался Тиннэх по движениям, - давай руку. Киано несмело протянул руку, и Тиннэх аккуратно, но крепко сжал пальцы юноши, почувствовав их напряжение. Он помог Киано встать, и легко придерживая за плечо, повел к окну. - Смотри, это двор нашего замка, а там, видишь? - лес, он окружает нас стеной. Простым смертным и даже эльфам нельзя входить в него беспрепятственно, и незамеченными они не войдут, а если войдут, то не минуют стражей. Этот лес не такой, как в смертных землях, - наш обладает чарами. Он может скрыть волчий Замок, может показать его простой лесной избушкой охотника, а может огромной Северной темной крепостью. Все в нашей воле, но никто чужой со злыми помыслами не проникнет сюда. - А он большой? – неожиданно спросил Киано, совершенно по-детски. - Кто? Лес? Конечно, иногда стая попадает в такие уголки, где и предки-то вряд ли были, или это лес играется с нами. А так - огромный, все как везде: дичь, птицы, растения и лесные ручьи. - Погоди, Киано, - ведь так твое имя? Хватит болтать, тебе надо умыться, поесть, переодеться. Тут сейчас такая жизнь пойдет - чихнуть будет некогда. Пошли, я провожу тебя, сейчас принесут одежду. Вход в купальню вел с тех же покоев, отделанная черно-белым мрамором ванна была роскошна, бассейн был наполнен теплой водой, нагреваемой котлами под полом. - Я подожду тебя тут, чтобы никто не потревожил, – Тиннэх расположился в дальнем углу комнаты, вынул из ножен кинжал, делая вид, что изучает рукоять, искоса наблюдал за братом, чтобы не смущать его прямым взглядом. Киано снял длинную нательную рубаху, в которой спал, и спустился в бассейн. Просто стоял, наслаждаясь теплой чистой водой, потом поплыл, легко, едва беспокоя гладь воды. «А он красив, тьфу ты… ну да, эльф же наполовину, слишком легкое и худое тело для оборотня – эльфье, а глаза отцовские, словно зеркало, только разрез другой, черты лица тоже наши, только легче. И мозги, наверно, эльфийские – слишком много думает и погружен в себя. Интересно, чья кровь в нем сильнее, наша или их? Красивее оборотня даже без магии, осанве, наверно, не владеет? Скорее нет. А волком он наверно будет небольшим, с переливающимся мехом – приметный. Отец говорил – он мечник неплохой. Пускай придет в себя, а там я его погоняю» . От размышлений Тиннэху пришлось оторваться. - Мать твою, ты что делаешь??? - сорвался он со своего места – ты кожу с себя содрать хочешь? Метнулся к бассейну, рванулся, выдернув Киано из воды за руку, вырывая у него из рук жесткую мочалку. - Это мочалка, а не наждачная бумага, не надо так ей делать. Ты разве кровь не видишь, не чувствуешь? – Тиннэх взглянул в глаза Киано, недоумевающе-испуганные. - Смывай кровь, одевайся. Прости, я не хотел тебя пугать, но так больше не делай, - почти просяще сказал Тиннэх, сам удивляясь своему тону. - Прости, - повторил Киано вслед за ним. - Ладно, оставлю тебя одного, поешь, осмотрись, вечером ты увидишь князя, – и Тиннэх оставил Киано. Киано остался один, надел приготовленную ему одежду – шелковые штаны, легкую тунику и эльфийские сапожки. Его не пугало то, что он оказался совершенно в незнакомых ему покоях, к этому он уже привык – мало обращать внимания на обстановку. Но тут не было Сигмара, Тьерви, Ирина, к которым он привык – а были чужие ему древние. Древние не внушали такого ужаса, как люди, от которых он вообще не ожидал ничего хорошего, - просто не привык. От древних исходила другая аура – спокойствия и силы. Киано очень рано научился чувствовать людей – их настроения, мысли. Но не умел себя защитить от них – хитростью или силой. Он всегда был зависим, боялся и стремился остаться один. Искал доверия людей – а они пользовались этим, всегда. От них ничего не могло быть, кроме издевательств и унижения. Почему–то у людей всегда при виде него что-то загоралось в глазах, они вымещали на нем свои недостатки, всегда старались причинить боль – и всегда, всегда смотрели ему в глаза – наслаждаясь страхом и болью, унижением бессмертного. Было так, пока не появился Сигмар – единственный из смертных, кому мог довериться безоглядно, отдать себя и свою душу не в долг благодарности, а искренне. Сигмар это знал, но не спешил пользоваться этим. Единственный из смертных, который мог быть просто с ним, не используя силу или рабский ошейник. Но потом? Почему сорвался Сигмар и кто был неправ в их ссоре? Сигмар хотел ему только добра – знал, что не всегда будет рядом, не всегда закроет от опасности, но почему он говорил с ним так? Попробовать одному выжить день? Киано попробовал, и Сигмар оказался прав. Сейчас Киано уже не мог понять, почему он поверил этим людям, что они помогут ему добраться до эльфийских земель. Больше податься ему было уже некуда. Как они его обманули? Но обманули жестоко. Киано выносил от смертных разное – но такого скотства не смог. Словно это были обезумевшие звери - стремившиеся растоптать и опоганить все, что не могло уместиться в их слишком тесные рамки. Он пытался отключиться от невероятной боли, приносимой их убогой фантазией и распаленными дерьмовым вином телами, но не мог – чувствовал все остро, и это убивало не только тело, но и душу. Она онемела, не ощущая там, в Гранин, уже ничего, кроме страха перед всеми и ненависти к себе. За то, что выжил и не умер там, за то, что предал Сигмара. За тот крик, который вырвался, когда к ранам на ушах прикоснулись каленым ножом. Ему хотели выколоть глаза, он уже видел нож, приближающийся к его зрачкам – но его палача отвлекли. Другие смертные потом его выхаживали, ему уже позже сказали, что насильников казнили. Они сидели с ним ночами. Но Киано уже не мог, не мог верить им так, как верил Сигмару, словно в его сознании поставили преграду из страха. Он пытался переломить свой ужас, видел, что Тьерви не нравится его поведение, и не мог. Не смог сломать стену. Он был по эту сторону стены, а Тьерви, Нарин и Ирин - по другую. Он стремился к ним, - и не мог. Иногда он чувствовал мысли Тьерви, легкое прикосновение осанве – в них была жалость, некоторая часть раздражения страхом, беспокойство - и желание. Как ни старался лекарь его скрыть, а оно было. Но лекарь был властен над его телом и жизнью и не позволил себе ничего, сверх должного занятию целителя. Потом приехал этот светлый эльф – Тиллаэль. Смертные думали, он поможет ему, но другой бессмертный обошелся с ним так же, как смертный подонок. Только издевался изощреннее. Это те, кто были в зале, думали, что Тиллаэль просто криком исходит от возмущения и злости. Неправда, это было напоказ для смертных, а для Киано был приготовлен отдельный подарок. Тиллаэль просто собрал свои чувства к нему в комок – ненависть, презрение, насмешку и желание смерти - и швырнул со всей силы своего осанве – как камень в висок. После Киано не помнил ничего, до сегодняшнего дня, иногда в почти погасшем сознании прорывался голос и тепло Сигмара, откуда-то он там был, потом стало хорошо, словно его, усталого и продрогшего, завернули в теплое меховое одеяло. А потом он проснулся, здесь, около парня, сидящего около изголовья его ложа. Парня-оборотня, как сразу подсказала ему память древнего. Этот парень, Тиннэх, - его не волновал страх Киано, он словно бы его не чувствовал, не видел. Просто вел себя естественно, как хотел, дружелюбно. Но Киано и не боялся его: с оборотнями он еще не сталкивался, а то, что сказал ему Тиллаэль в приступе гнева – не услышал, так велик был удар камнем ненависти. В купальне - Киано ненавидел свое тело: за предательство, за то, что оно не умерло там, на поляне; ненавидел кожу, за то, что к ней прикасались чужие злые руки… Хотелось смыть ее, содрать ту грязь, в которую она превратилась. Тиннэх не позволил – отобрал жесткую траву. И все равно ныли истерзанные мочалкой плечи под тонким полотном рубахи. Киано сжал голову руками, крепко вдавил пальцы в виски – рана начала болеть снова. Но покой здешнего места не давал пожару в груди снова разгореться. Уютной была комната, невероятно прекрасным был пейзаж за окном: небо и вершины сосен. Все словно успокаивало и говорило о том, что опасности здесь нет, что бояться нечего. И все равно Киано был настороже. Но теперь он ощущал себя снова целым, как было только с Сигмаром, -и душа и тело были снова вместе. И им предстояло научиться жить мирно, не причиняя взаимной боли. Тиннэх беседовал с отцом уже почти час. Рассказывал обо всем: снах Киано – куда удалось проникнуть оборотню, - об изумрудных глазах, о купальне. - Я не знаю, что происходит с ним, не чувствую его почти; сны – почти ничего не разглядел. Там словно преграда – страх на самом глубоком уровне, нам придется извлекать это очень осторожно, но все равно будет больно. Обращаться он не сможет пока даже после инициации, если перенесет ее. Он не сможет отпустить себя - на нем этот груз. Но он хочет избавиться от него. А то ведь с эльфами как: вцепится в свое горе и пьет его стаканами. А отнимаешь – тогда все, совсем плохо. Они же ничего не забывают, но переносят тяжелее. Я думаю, ему просто не надо давать оставаться одному: мало того, что можно не уследить, чтобы не сотворил что-нибудь с собой, так еще и замкнется окончательно. С ним говоришь – почти никакой реакции: то есть, он слышит, понимает, но ответа почти не дождешься. С виду - полное равнодушие. Его надо учить, просто заставлять думать о чем-то другом. Думаю, с утра тренировки, наставники всякие - он же даже писать не умеет, - языки тоже знать надо – хотя бы свой и пару эльфьих. То есть, конечно, все это с помощью магии быстрее делается – но ему пока об этом знать не надо. Пусть учится, как обычный. А уж все наши дела там – границы тварного мира и прочее - это уже потом, когда хотя бы в себя придет. Ну и, там, по мелочи – музыка, лесные выходы. С утра и до вечера. Книги пусть читает. Думаю, так. Больше работать – меньше думать. А то эти эльфийские привычки – сели, ручки сложили и давай размышлять. - В принципе, ты прав, вечером мы с ним поговорим, расскажем все. Но надо осторожнее. У тебя вспыльчивый нрав, ты при тренировке можешь накричать на него. А этого делать нельзя. Как бы он ни ошибался и ни вел себя. Иначе замкнется так, что уже никто не отомкнет замок. Научись себя сдерживать. Это не твой сын, а твой брат. - Хорошо, отец. Но как нам быть, если мы выведем его за границу тварного мира? Ведь надо же – все-таки младший сын, княжич. Как быть с эльфийскими князьями? Что-то не думаю, что они обрадуются, судя по тому, что говорил Мейлин. - Все просто: сначала будем охранять – магией и бойцами, - а потом сам научится защищаться и нападать – все-таки волк. Иди, приводи его вечером. И покажи замок, чтобы не был пленником у себя в покоях. Вечером в комнаты Киано принесли одежду, подобающую княжескому сыну, - в цветах Волчьего Дома – шелковую, черную, расшитую серебряными нитями. Простого кроя, но из наилучшей ткани. Явились рабы - расчесали волосы, уложили в ровную гладкую прическу, перевили серебряными шнурами, надели браслеты на руки, а на шею - цепь с символом дома – лапой волка. Все серебро, ни одного золотого звена. Киано дернулся испуганно, когда коснулись изуродованных ушей. Но ласковые руки странных существ искусно прикрыли их прядями вороных волос. Надели на него легкие, почти невесомые сапоги, затянули на тонкой талии кованый пояс из серебряных пластин с изумрудами. Вошел Тиннэх – и на миг восхищенно застыл. Дернул головой, словно прогоняя наваждение. Киано действительно был прекрасен, и княжеские одежды только подчеркивали это. Прекраснее чем эльфы и оборотни – смесь двух кровей. Тиннэху захотелось прикоснуться к брату – просто проверить, живое ли это создание или сотканное видение не из тварного мира. Но сдержал желание. «А был бы еще прекраснее, если бы не глаза - потерянные». - Отлично, ты чудесно смотришься. Ну чего, пойдем? Главное - не теряйся и не бойся. Ты дома. В зале уже собрались. Тэрран и сын Тиннэха, внук князя – Маэон, старше Киано на триста двадцать лет, уже взрослый умелый воин, но больше маг, в отличие от отца. Тиннэх ввел в зал Киано, осторожно ступающего за братом, подвел к Тэррану. Киано взглянул на князя, отступил на шаг, низко наклонил голову в знак почтения. Что сказать в приветствие, он не знал: нечасто доводилось говорить, и речь ему давалась нелегко. Просто иногда не знал, что сказать и как выговорить слова. Тэрран это понял: - Здравствуй, Киано, садись. – Князь попробовал войти в его сознание – глухая стена напряжения. Киано беспомощно заоглядывался, выручил снова Тиннэх, под локоть усадивший его. Искоса посмотрел Маэон. - Даже не знаю, с чего начать - разговор очень важный, и не годится откладывать его, хотя и надо бы подождать, пока ты придешь в себя. Расслабься, все тут спокойно. Итак, как тебе рассказал Тиннэх, ты находишься в Волчьем замке. Если тебе доводилось слышать об этом раньше, то хорошо. Если нет, тебе все расскажут про Замок позже. Ты тут не пленник и не гость. Это твой дом. Вот тут самое сложное тебе надо рассказать, чтобы потом недомолвок не было. Про свою кровь ты уже знаешь – волчья напополам с эльфийской. Такого сочетания никогда не было, никогда наши расы не смешивали так свою кровь. Иногда эльфы мешают ее со смертной, но это бывает крайне редко, с нами же никогда. Но это случилось. И это моя вина и вина твоей матери. Она умерла при твоем рождении. Наша же вина еще и том, что тебе пришлось вынести у смертных. Я не знал, точнее, не проверил то, что мне сказали эльфы о том, что и ты умер. Они отдали тебя смертным в их мир. Если ты когда-нибудь сможешь это простить, то прости. Но скорее они сами придут умолять тебя. Ты будешь в своем праве. Киано слушал, слегка наклонив голову, смотря не в глаза, но на лицо князя. Сам он казался отрешенным, но Тэрран знал, знал по осанве, что слушают его внимательно. Даже страх на время отступил. - Это твой дом, ты мой младший сын. Младший родич клана – княжич. Дети у нас рождаются редко, и в этом доме ты - самый младший. Значит, все, кто тут живет, будут охранять и беречь тебя. Я хочу и прошу тебя остаться здесь. Твоя кровь не даст тебе покоя, когда восстановили твое феа: она будет звать, и зову ее отвечать тебе лучше здесь. Мы научим тебя; тебя будут учить всему: знать, видеть, уметь. Ты знаешь об отношении эльфов к тебе – тут ты в безопасности. Я вижу твою боль, я знаю, что тебе пришлось перенести. С тобой будут работать наши целители, чтобы избавить тебя от этого кошмара. Пока хватит того, что я сказал, мы с тобой будем еще разговаривать, хорошо? Снова Киано не нашел слов, опустил голову, но Тэрран был все равно доволен, хотя состояние сына беспокоило его, оно должно было быть лучше. Словно ледяная безмолвная статуя, только глаза живые, говорят лучше слов. Тэрран смотрел, как меняется в них выражение: от холодного отрешенного взгляда до вспыхивающего огнем. Заметил, что сын часто прикрывает глаза ресницами и быстро жмурится. «А глаза красивые, ясные, все-таки Тиннэх прав: тебя надо занимать, не давать думать о своей боли, грузить знаниями и умениями. Завтра этим же и займемся. Много придется работать, но главное - не бояться». Утром Тиннэх поднял Киано очень рано. Оборотни почти не нуждались во сне, и ночь была для них самым деятельным временем суток. Сначала Тиннэх был удивлен, что Киано так много требуется времени для сна, ведь и эльфам-то сон не особенно важен, но потом понял: все связано с хоть и сплетенным заново, но все равно искалеченным феа, и только во сне Киано может полностью расслабиться и дать чарам исцелять его. Тэрран вообще сказал, чтобы без его ведома будить не смели, и велел давать больше времени для сна. Итак, Тиннэх вытащил Киа утром из замка на двор. - Сейчас мы до одного места с тобой проедемся, тебе понравится. Хочу показать тебе кое-что из наших окрестностей. Привели лошадей, мощного вороного жеребца Тиннэху и легконогого гнедого для Киано. Братья легко взлетели в седло и выехали за ворота крепости. Утро было совсем ранним, прохладным, в лесу стоял туман и было абсолютно тихо, даже птицы не пели. Густой лес, казалось расступался перед двумя всадниками, признавая их хозяевами, пропуская вглубь. Ехали они около часа, потом Тиннэх резко повернул своего коня влево и поехал в самую темную чащу. - Нам туда. Следуй за мной. Остановились около лесного небольшого озерца потрясающей красоты. Среди зеленого ковра и стен леса озеро казалось серебряным зеркалом. Над неподвижной гладью поднимался голубоватый пар. Братья спешились. Тиннэх сбросил плащ на траву, уселся на него, не обращая внимания на росу. Киано подошел к озеру, наклонился над водой, потрогал воду кончиками пальцев. - Теплая, – тихо произнес он. - Да… Это мое любимое место в лесу, сюда почти никто, кроме меня, не ездит, только дозоры наши пробегают иногда. Вода всегда теплая, это озеро не замерзает даже зимой. Здесь хорошо просто быть. Я хотел показать это место тебе. - Спасибо, - Киано взглянул ему в глаза, сел на свой плащ, рядом, положил голову на колени. Тиннэх не знал, что можно сказать, просто ему захотелось показать «свое» озеро брату, младшему. Киано сразу вызвал у него симпатию, а теперь Тиннэх чувствовал, что привязывается к нему, он сразу принял его как родича. Его собственный сын почти вырос и более не нуждался в отцовском плече, но своих детей заводить пока и не думал. Тиннэху не очень нравилось, как его Маэон относится к новоявленному родичу. Знал, что сын за глаза называет Киано «полуэльфом» и «эльфенком», при встрече старательно прячет высокомерие. Видел, что Киано это замечает, но виду не показывает, хотя его это и ранит. А как объяснить сыну, – не знал - надо, чтобы Маэон это сам понял. Но понял раньше, чем причинит зло Киано. А вообще дела потихоньку шли на лад, - очень медленно, но шли. Остальные обитатели крепости относились ко второму княжескому сыну доброжелательно и соответственно его положению, старались окутать заботой. Киано уже научился не теряться при встрече и отвечать на приветствие не только глазами и кивком головы, но и словом, научился не стесняться княжеских одежд, не напрягаться до побелевших скул при встрече с отцом. Тэрран же старался видеться с сыном почаще, хоть и многочисленные дела князя требовали много времени и внимания. Они просто сидели на берегу озера и молчали. Утро уже успело разгореться, по воде засверкали солнечные блики, и исчезающая роса на траве светилась драгоценными камнями. Сейчас по осанве Тиннэх чувствовал, что брат расслаблен и спокоен, огонь, сжигавший его изнутри, поутих, и был рад, что не ошибся, привезя его сюда. Встал, стряхнув с плаща остатки росы. Киано тоже встрепенулся. - Ну чего? Поехали, а то ждут нас там уже. - Спасибо, – еще раз тихо проговорил Киано, запнулся, - а можно, я буду приезжать сюда… иногда? - Конечно, для этого я и показал тебе озеро. – Тиннэх положил руку на плечо брату, - поехали.