Найти Дом

Они ехали уже вторые сутки, покинув волчью территорию, и Иррейн не уставал удивляться перемене, произошедшей с Киано. Какой же все-таки изменчивый характер. Еще вчера утром они распрощались с кланом, получив кучу наставлений и мелких странных подарков, назначения которых Ирне не совсем понимал. Колдовские штучки. Киано был мрачен и гнал коня так, словно земля горела под ним. А когда они остановились на отдых, эльф заметил улыбку на узких капризных губах – довольную, как будто волк исполнял свою давнюю мечту. И эта улыбка так и сияла на лице любимого, словно он получил долгожданную волю. Он вырвался, понял эльф: теперь он свободен и не связан словом ни перед кем. Но их двое, и то, что Киано взял его с собой, вселяло надежду. Они переночевали прямо в поле, поужинали изловленным зайцем – Киано даже не требовалось обращаться в волка, чтобы поймать добычу, и если бы Иррейн не прожил все это время в волчьем клане, то ни разу бы не поверил своим глазам. Киано спешился, велел устраивать лагерь, небрежно бросил на талую землю сумку с вещами и отпустил Сердце Ветра пастись, точнее, выковыривать старую траву из-под смеси воды и снега. Иррейн стал собирать ветки. А волк вышел в поле, зачем-то присел на корточки, вынув нож, и эльф увидел, как около Киа стоит серый комочек, прядая ушами; услышал какие-то напевные слова на наречии, которого не знал, а через минуту Киа уже возвращался с тушкой, оставляя за собой кровь по капельке. - Что ты с ним сделал? Нормальный охотник за добычей гоняется, а она сама идет к тебе? – изумился Иррейн, снимая шкурку с брошенного ему зайца. - Разве ты не знал? Или вы утратили это искусство? Я просто попросил его жизнь. - Как это попросил? – переспросил Иррейн, пропустив вопрос об искусстве. - Словами. Я извинился перед ним, и он знает, что я убил его не напрасно. Ты же видел, мы никогда не берем лишнего. Это смертные готовы ради одних бычьих языков вырезать все стадо. А серый знал, что нам нечего есть, потому что некий остроухий забыл сумку с едой. Вот вино ты, кстати, не забыл. Это было чистейшей правдой. Иррейн вздохнул, вспомнив о сумке, чего там только не было - вяленое мясо, свежайший хлеб, мед, яблоки, крупа. И все это он второпях оставил на кухне. - Ну так вот, я попросил его жизнь, обещая легкую смерть. Ему было, в общем-то, все равно – здесь полно лисиц и серых братьев. Так что постарайся - там были пряности - чтобы мы еще не раз поблагодарили его жертву. Киано без зазрения совести свалил на Иррейна все хозяйство их нехитрой стоянки – костер, ночлег, посуду, занимаясь лишь охотой. Он уселся прямо на талую землю, не жалея новых кожаных штанов, достал из кармана карту, развернул. Если удача не изменит им, через четыре дня они будут в Ланке, небольшом торговом городишке – там можно будет узнать любые вести: о том, что творится на Западе и Границах, куда можно податься двум новоиспеченным наемникам. Заяц действительно удался на славу - Иррейн, как и положено любому эльфу мужского пола с древних времен, отлично умел готовить. Руки мастера и дорогие восточные приправы сделали весеннюю зайчатину блюдом, которым не побрезговал бы и эльфийский владыка. Впрочем, бывший эльфийский владыка как раз и догрызал косточку от этого самого зайца, не забывая прикладываться к меху с вином, и был вполне доволен жизнью. Ночь, дорога – что может быть лучше сейчас для него? Новый мир… может, он позволит похоронить или присыпать пеплом ту горечь, что жила в его сердце? Он все равно вернется и в Аркенар, и в Логово. Его ждут везде, и будут ждать, но где все-таки его собственный дом, суждено ли его построить? Такие вопросы тревожили Киано, приправляя тяжелые думы сладостью вина. Но неумолимо клонило в сон, и тело требовало уже привычного чужого тепла. Если не хочешь сопротивляться – не проще ли поддаться? К вечеру второго дня Киа подал знак, и Иррейн поравнялся с ним: - Сейчас чуть прибавим, я хочу до того леска доехать, - Киано махнул рукой куда-то в темноту, - так что последний рывок. Давай, кто последний – тот и моет посуду! Иррейн пожал плечами, все равно посуду мыть ему, да и вряд ли Метелица угонится за бешеным Сердцем Ветра, но деваться некуда, если это доставит радость Киа, то почему нет? И он чуть тронул поводья. Он летел, почти равняясь с ветром, и растрепавшиеся волосы летели в лицо, Киано был где-то впереди, лишь виднелся белый мех его плаща. Метелица же выбивалась из сил. Ничего, девочка, ночью отдохнешь, поговоришь с сердечным вороным другом. Он не понял, что произошло, ударившись о землю и услышав жалобный вскрик Метелицы. Дикая боль пронзила колено, он скорчился на земле, судорожно ловя воздух, а где-то рядом в темноте билась и плакала кобыла. Киано услышал лишь ржание лошади, он забыл обо всем – наслаждаясь ночью, скачкой. Сердце Ветра почти не чувствовал своей ноши и летел в ночь, такую же черную, как его бархатная шкура. Но шум за спиной заставил гордого коня остановиться – Метелица плачет. Киано слетел с коня, пытаясь понять, кому первому нужна его помощь? - … …! я, … …, в … … ...! - все, что он мог сказать, и в этот момент эти слова были самой легкой оценкой его умственных способностей. Метелица сломала обе передние ноги, и помочь ей было уже нельзя. Киано бегло осмотрел лошадь, чувствуя спиной ярость Сердца Ветра. А Ирне? Что с ним? - Эльфы что, не умеют падать с лошади? – спросил он, так и есть, открытый перелом, почти выбито колено, он нащупал рану сквозь штаны Иррейна. Ой, как плохо. Его сил не хватит на двоих: или Метелица, или Иррейн. Может, Вестник Ветра его простит? Метелица смотрела на него горестно, а из карих глаз лошади катились слезы. - Мне нет прощения, сестра, я знаю, – нож скользнул по горлу кобылы, прерывая муку. Ирне, что же делать? Киано наклонился, эльф был в сознании, ушибся и сломал ногу, свернувшись от боли на льду. Он сможет оказать первую помощь, но нужен костер и вода, горячая вода, и свежая кровь. Кровь была, Киано моментально раскрыл один мех с вином, вылил его на землю. - Ирне? - тихо позвал он. Иррейн пошевелился. - Я, кажется, ногу сломал, – отозвался эльф. - Я вижу, не слепой. Ты встать сможешь? Нам надо дотащиться до этого леса, здесь я не разведу костра. Обопрись на меня. Ирне, я потом буду извиняться, но сейчас нам нужен огонь. Киано быстро переложил кладь на Сердце Ветра, стараясь не обращать внимания на недовольство коня. Иррейн же ощупывал свою ногу. - Да не трогай ты ее! - взмолился Киано, протянул руку. – Вставай, давай! Ирне! Иррейн уцепился за руку, как утопающий за ветку, тяжело поднялся, охнув от боли и стараясь не опираться на правую ногу. Киано перехватил его за талию, заставляя повиснуть на себе и чувствуя тяжесть чужого тела. Было жутко неудобно – мешала разница в весе и росте, но деваться было некуда. Под ногами было скользко и мокро, а дороги почти не видно. Киано шел медленно, совершенно некстати заныл собственный перелом, и он молился всем волчьим богам, чтобы дотянуть до леса. Наконец они дошли; Киа остановился на самой опушке – все равно, лишь бы было из чего развести костер. Он стянул с себя плащ, не давая упасть Иррейну, усадил на него эльфа и стал собирать валежник, стремясь выжать из мокрых веток хотя бы маленький огонек. Еще надо было наломать еловых лап – не укладывать же ему Иррейна прямо на мокрый снег. Наконец он соорудил что-то вроде подстилки, вынул из подсумка одеяло, расстелил его и помог Иррейну перебраться на ложе. Костер разгорелся на славу, приправленный слабеньким заклинанием. И, наконец, можно было заняться лечением. Целитель из Киано был так себе; он иногда, особенно в плену, жалел о том, что в юности погубил свои способности, выбрав путь оружия и отказавшись от обучения у Мейлина. А ведь судьба могла сложиться по иному. Но уже поздно жалеть – из тех невыученных уроков у него остались только жалкие остатки знаний. «Ирне, потом ругать меня будешь, хорошо? Сейчас потерпи, будет больно», – попросил он мысленно. «Хорошо, сердце мое». От этого «моего сердца» Киа еще больше досадовал, но гнев плохой помощник в исцелении, и он заставил себя успокоиться. Впервые он лечил кого-то, и этот кто-то однажды спас ему жизнь. Лишь бы хватило сил. Перелом действительно оказался плохим, колено было почти раздроблено, и требовалось много сил, чтобы хоть как-то попытаться срастить кости и стянуть их лубками. Он собрался с мыслями, отхлебнул крови из меха и принялся за работу. Иррейн же едва сдерживался, чтобы не закричать, и старался не смотреть туда, где Киано склонился над раной – страшно видеть собственные сухожилия и кости и жутко слышать, как они срастаются. - Я их пока стянул, сейчас просто больше ничего не смогу, – виновато сказал Киано, - а завтра надо будет искать жилье. Тут деревня недалеко, будем просить приюта. Тебе пару седмиц надо будет просидеть в доме. Иначе у нас будет два хромых, а я думаю, что меня хватит. Он зарастет, я собрал все правильно, просто нужен покой. - Спасибо, - все, что мог сказать Иррейн, - Киа, тут никто не виноват, не ты, не Метелица. Не надо – это просто случайность. Скользко. - Случайностей не бывает, Ирне, я на своей шкуре усвоил это! Никто не заставлял меня гнать коня, а про дорогу я забыл. Это моя вина. - Киа, забудь. Давай потом будем разбираться, а сейчас поставь, пожалуйста, котелок на огонь. Киано все-таки в темноте отловил тощего весеннего тетерева и сварил его – и ему, и Иррейну не помешает питательный суп. Они не торопясь пили горячий бульон, приправленный перцем, согреваясь в промозглой ночи, и молчали. Киано - от чувства вины, а Иррейн от боли и оттого, что Киа винит себя. Почему от него столько беспокойства, теперь он только задерживает Киа в его пути, ведь его сердце так рвался из Логова? А теперь Киа возится с ним, на него и смотреть-то страшно: лицо горестное, усталое, косы растрепаны. Наконец с хлопотами было закончено, Киано вытащил из сумок все теплое, что у них было. Его знобило от холода и потери силы и сейчас хотелось провалиться в спасительный сон. Он набросил на Иррейна плащ, седельное покрывало и лег рядом, стараясь не задеть Иррейна – не хватало еще во сне потревожить рану, он и так уже натворил по самое некуда. Но Иррейн, уже сонный, сам притянул его к себе, обняв за талию, и крепко прижал к груди, согревая. «Ты замерз совсем, так чего же?» «Ирне, я и так понаделал дел! Да и исправил плохо». «Ты лучший целитель, совершенство. Спи». Утро было отвратительным – мокрая изморось и хлюпающая грязь под ногами. Киано выбрался из теплого вороха и развел костер, поеживаясь от холода. Хорошо, что они оставили вчера часть птицы – сейчас совсем ничего не поймаешь, разве только в волчьем облике. Надо было думать, что делать дальше – с таким переломом нужно лежать в теплой постели и есть ведрами творог с сахаром. Даже у эльфа уйдет не менее двух недель, чтобы встать на ноги. Все эти сказки смертных о невероятной регенерации ран бессмертных - правда лишь частично. Можно срастить кости и за час, магией, но проку от такого лечения ненадолго. Значит надо искать жилье, их должны пустить на постой – хотя с людей станется и выгнать остроухих сволочей. И вообще, чем дальше – тем им будет трудней: оборотней тоже не любят в смертном мире. Но они сами выбрали такую судьбу, хотя Иррейн всего лишь покорился ей. Они добрались до деревни только к полудню – постоянно останавливаясь и отдыхая. Киано так и не восстановился после вчерашней потери сил, а Иррейн едва мог идти. Деревенька даже с виду была нищей – покосившиеся низкие избенки, кривые поленницы, и редко где был сарай для скота. Они выбрали самую крайнюю избу – почти черную от ветхости мазанку, около которой не было даже забора, Киано усадил Иррейна на трухлявую скамейку и постучался в избенку. Низкий дымок из трубы говорил о том, что дома все-таки кто-то есть. Ответа пришлось ждать довольно долго, но шаркающие звуки и копошение за дверью все-таки давали надежду. Наконец им открыли - такой же ветхий, как и его дом, дед. Киано поклонился: - Мир тебе, старший человек. - И тебе мир, волк, – прошамкал дед, - чего надобно? - Мы ищем помощи, мой друг ранен, а на улице ненастье. Нельзя ли у тебя остановиться? Мы заплатим за кров. - На коего орка вас в такую погоду понесло? Сидели бы себе в тепле, на кой мне ваша плата? Заходите, только сразу говорю – жрать нечего, да и не хоромы у меня. Не Светлый Запад. - Спасибо тебе, нам сейчас Запад и не нужен. А со столом мы разберемся. Киано помог подняться Иррейну в дом. Тому изрядно пришлось нагнуться, чтобы не задеть низкого косяка. В избе было темно и холодно, хозяин явно экономил на дровах, но это хотя бы была крыша над головой, а не ледяная морось. Волк снял с коня вещи, завел жеребца в покосившееся стойло, с тоской подумав о том, что оскорбляет благородного скакуна таким жилищем. - Скажи, старейший, где тут можно добыть дров и еды? Воды я натаскаю – если можно воспользоваться твоей баней. - Да пользуйтесь чем хотите - мне уже ничего не надо, отжил я свое. Баня не топлена, а топор едва поднимаю, хорошо если внук с соседней деревни забежит, а так - хоть стропилами топи. Да и бросьте свои эльфийские штучки – меня Камис зовут. Меня тут каждый знает, я раньше знатным охотником был, а теперь… эх. Киано проверил лубки на ноге Иррейна: все пока было в порядке, но на всякий случай наложил еще одно заклинание, чтобы не болело. Надо растопить избу – как можно жить в таком холоде? - Дрова там, во дворе – наколоть только надо; топор есть, только рассохся он. Везде нелады, - пожаловался Камис. - Невелика беда, - пожал плечами Киано. - Насажу и поколю. - Киа, - подал голос Иррейн, – ты хоть раз дрова-то колол? - Не поверишь, колол, даже дом сам строил. Короче, нам нужно дерево, еда и вода. Я сделаю все сам. У ваших молодух пирогов-то купить можно? Камис усмехнулся: - Тебе так принесут, тут эльфы с волками редкие гости – наши девки еще передерутся. А что с товарищем-то твоим? Да и звать-то вас как? - Меня зовут Иррейн, я тут неподалеку с лошади свернулся, темнотища, вот и получилось так. Заживет. - Тебе бы в посольстве у Фиорина работать, - заметил Киа. - Меня зовут Киарт, я из Волчьего клана. - Да уж с тобой все ясно, Киарт, только лицо у тебя эльфье, помесь что ли? - Помесь, – Киано предпочел не углубляться в тему. - Ну ладно, хозяйничайте. Уложив Иррейна на широкую скамью, Киано принялся хозяйничать. Вода оказалась недалеко, и уже через несколько часов баня была растоплена, дрова наколоты и сложены аккуратной поленницей. В бане у Камиса оказалась огромная бадья, на двух человек, которая грелась от камней и даже была не рассохшейся – Киано наполнил ее почти до краю, предвкушая купание. Одно было бы еще хорошо – неплохо бы после баньки и поесть, а есть было нечего ни у них, ни у Камиса. Но хозяин подсказал богатую избу, где можно было купить снеди, и Киано уже стучался в богато украшенные ворота. Их отворила дородная женщина, обомлев оттого, что перед ней стоял волк, а Киано улыбнулся: - Доброго вечера, хозяюшка, мне посоветовали у тебя снеди купить, говорят, слаще никто пирогов не печет! - Да что ж ты стоишь под дождем, господин! – ахнула женщина, – проходи-ка в дом! Она проводила его в горницу, отличавшуюся от убогой хижины Камиса, как дворец Имлара от северной землянки, Киано окинул взглядом комнату. Одни женщины, большака не видно, и мальчишка лет двенадцати. Девушки бросили вышивание, увидев гостя, и моментально покраснели. Впрочем, к такой реакции селянок Киано привык и в своих деревнях, поэтому не обратил особого внимания. Сейчас его интересовала только еда. - Присаживайся, господин! Эй, Ларка, согрей малинового настою! Ты приехал к кому или так, проездом? Киано решил не разочаровывать хозяйку - зачем? Им еще жить тут. - Да нет, несчастье с нами стряслось, друг мой ногу тут переломал, вот мы на краю остановились, теперь вот тут, пока он не поправится, поживем. - А друг-то твой тоже волчьего роду? - Эльф он. Так скажи, хозяюшка, не зря мне тебя советовали? - Вы не у Камиса ли стоите? Да что вам в той вони делать? Сюда перебирайтесь – я уж обихожу, довольными останетесь! У меня двор богатый, горниц много, девки мои расторопные. Киано отхлебнул настоя. Действительно – душистые листья малины и смородины, настоянные в кипятке, грели нутро. - Не серчай, хозяюшка, мы уж там устроились, зачем старика обижать. Но вот снеди бы твоей попробовали. Платой не обидим. - Да зачем мне плата ваша? Вы бы новостей рассказали! Кстати, знахарка-то твоему товарищу нужна, моя бабка хорошо кости лечит! - Да мы сами уже срастили, отлежаться бы. Каких бы тебе новостей, красавица? Женщина улыбнулась, нехитрая лесть подействовала. - Да любых: знать бы, чего на белом свете-то творится, а то сидим тут, как сычи, никто и не остановится. Говорят, эльфский король от трона отрекся? Правда ли, что ль? Киано дернулся. - Правда… Не справился вроде, ушел он куда-то, никто и не знает, но скандал знатный был, говорят. Остроухие едва за корону не передрались, а досталась самому мудрому. Вроде как дела хорошо у них. - Да молодой совсем ведь был, жалко его, жену с детишками потерял, да сам настрадался. - Да, я думаю – не пропадет он, мир-то большой. - И то верно, - согласилась женщина, - так ты выбирай, чего тебе из еды-то? У меня пироги есть, окорока, курочки вон, варева ягодного полно да солений, супу могу вам горячего сварить да мясных ушек со сметанкой! Хотите? Еще и овса для лошадей будет! У меня мужик бойкий, щас, правда, на месяц провалился к родичам. - Мы всему будем рады, а ушкам особо! – улыбнулся Киано, - ни от чего не откажусь, так что буду ходить все время, пока мы тут! Разве мимо такой стряпни пройдешь? - Ой, ловок ты баять, да вас, нелюдей, и послушать приятно. Остался бы ты на ночку? - Извини, раненый меня ждет, а так завтра зайду, как все съедим! Похвалю и еще возьму, а пока вот, - Киано выложил на стол три золотых монеты с собственным профилем, правда, сделанных в благополучные времена. - Ой, да зачем ты, хотя благодарствуем, жизнь крестьянская такая, сегодня есть, а завтра нет, ты сам-то не трудись, вон, хромаешь ведь! Работник все донесет! Действительно, через пару часов здоровенный детина принес несколько горшков, хлеб в чистом полотне, пирогов, еще горячих, и кувшин яблочного вина. Затем принес корма для Сердца Ветра. - Вставай, хватит лежать, - обратился Киа к Иррейну, - давай, я тут баню истопил, потом жрать будем! - Жрать - это хорошо, - согласился Иррейн, - а как я мыться буду? - Из шайки, с мочалкой. Бадью тебе пока рано. Или ты не помнишь, как по мне веником ходил? Теперь я поиграюсь! Вставай, давай, хватит спать! Баня была отлично протоплена, вода согрелась, и давно не используемые деревянные шайки снова пахли деревом, было даже свежее мочало. Они отлично помылись, согрелись, истратив почти всю воду, но все-таки оставив часть Камису, переоделись в свежие рубахи и штаны, а старые, свою и Иррейнову, Киано застирал и развесил сушиться на досках, и Ирне осталось только наблюдать за этим. Дожил: Киано ему портки стирает! Словно над ним смеются, хотя Иррейн против заботы не возражал, но не в стирке же! - Ты на все руки мастер, Киа, где ты стирать-то научился? Высший перворожденный ведь, сын и внук князя. - Ирне, лучше тебе этого не знать, вот честно, – оглянулся Киано, - впрочем, я как-нибудь проболтаюсь, но это тебе точно не понравится. - Ты заинтриговал меня, сердце мое. Впрочем, я уважаю твои тайны. - Да что ты творишь! – вдруг всплеснул руками Киано, - куда ты сам-то лезешь, дай, я помогу! Нам еще второго хромого не хватало! Иррейн решил сам надеть штаны, но перелом и ушибы сильно затрудняли дело. - Вот, все, пошли, кстати, надо у этих баб вторые штаны тебе заказать. Те, что я разрезал, можно выкинуть. Киано сам накрыл стол, но нож и хлеб передал Камису, как хозяину и старшему в доме. - Да, гости, принесли вы радости, хоть попирую на старости, благодарствую за это! – Едва не поклонился Камис. - Брось, надоедим еще, – усмехнулся Киано, разливая вино по кружкам. - Ох, скромничайте вы… Кабы я молодым был, разве ж позволил бы в таком сарае жить? Не те годы уже, вы-то бессмертные, а тут час я свой уже вижу, хоть и не завидую вам. - Это мудро, - произнес Киано, - тут завидовать совершенно нечему. За спиной столько могил, что среди них уже поневоле начинаешь искать свою. - Ох, что-то мы дурную тему завели, давайте лучше за ваш приезд выпьем. Киано почти засыпал, разморенный теплом и обильной едой, они улеглись на скамье – единственном спальном месте, кроме печи. Но что-то мешало заснуть, рядом ворочался Иррейн, стараясь, устроиться поудобнее, и мысли лезли в голову, словно заполночь мыши в кладовку. «Знаешь, я как-то тоже эту ногу ломал. По глупости. Как сейчас помню, Орин меня на пару недель в покое запер, наверно, чтобы подумал хорошенько». «Что же за глупость такая была? Ты с кем-то поспорил?» «Ага, сам с собой. Смогу я забыть, или нет? Не смог. Я, короче, только с первого похода вернулся, радостный, в Аркенар. Думаю, сейчас отдохну, Хагни потискаю, илисиэлевской стряпни поем. Куда там. Мы еще на подходе заметили стяги Имлара, а это точно значит - не жди хорошего. Распахиваю двери, а там – весь двор. Еду точно, значит, сожрали, а всех же развлечь надо, рассказать, что да как. Хорошо, дед все-таки отдохнуть дал. А там случилась такая вещь, что для моего оруженосца Ильме комнаты не нашлось, все дамы с господами заняли, дружине ночевать негде. Вот зачем я это рассказываю?» «Ну, значит, ты хочешь это рассказать. Но если ты передумал, то давай спать». «Ну, надо же тебе что-то рассказать, чтобы ты не думал, что я холеный балованный принц. А то я вижу, как ты на меня с этими дровами смотрел. Ну вот, картина дальше. Я Ильме и велел остаться. Кровати для него не поставили, а моя широченная, хоть на ней со всеми восточными шлюхами кувыркайся, и еще места хватит. Ну, мы там разместились. Утром просыпаюсь от ора, вижу, родич мой светлый с перекошенным лицом стоит и смотрит. А такой момент – отец Ильме меня сильно недолюбливал, да и сейчас не в восторге, ну, и наговорил про меня. Хотел Ильме вернуть да в монастырь послать. А Имлар, видимо, всерьез все и воспринял - позабыл, видать. А тут мы с Ильме на этом ложе. И ничего, что между нами расстояния два хвата. Для Имлара и этого хватило. Я взъярился и сиганул в окно. Я тогда переживал все это, сейчас-то уже все равно. Зима стояла, а я неодетый в поле ринулся. Обернуться даже не могу – злость мешает. А какой-то козел там яму ловчую вырыл, да так и не засыпал. Ну, я туда и свернулся – сижу, весь злой, в кровище, нога в кости раздроблена - и думаю: «Топчись оно все вороным конем! И домой не вернусь, и тут делать нечего, видать судьба такая!». Уснул, хорошо так стало, даже волчий дух меня навестил, ну, и предок промыл мне мысли. Проснулся опять от ругани – Фиорин с Боргом меня нашли, вытащили. Не знали, кому ввалить: то ли мне за глупость, то ли Имлару, а то и Ильменасу. Ну, потом все утряслось, Имлар каяться приходил, Адолантэ смылся куда-то в поместье, Ильме при мне остался, а я сидел две седмицы в одной комнате. С тех пор научился под ноги смотреть и идиотов не слушать. Такова мораль сей басни, как говорят в книгах. Хотя тебе она не подходит. Не надо было мне коня гнать». «Оставь, мы уже говорили об этом. Ничьей вины тут нет. Если так надо – поживем здесь. Знаешь, Киа, ничего так просто не делается, абсолютно, это я успел понять. Не мы ведем свою судьбу, а она нас. Может, тебе просто хотели дать урок? Например, о том, что не надо слушать лжецов? » «Возможно, но он мне не понравился, можно было и попроще рассказать. Сейчас вспоминаю – смеюсь, а тогда все всерьез принимал. Ладно, хватит воспоминаний. Спокойной ночи». Киано заснул почти сразу, а Иррейну не спалось - слишком взволновал рассказ. Подумать на Киано такое? И что же за тайну он хранит – разрезая ее на кусочки и доставая из своей души по капле? Но, может, он все-таки оттает? Иррейн с нежностью посмотрел на спящего, прислушиваясь к легкому дыханию. Его радость спит, почти свернувшись в клубок под колючим одеялом; можно едва-едва, кончиком пальцев, дотронуться до черных кос, но не стоит. Он словно обманывает Киа. Зачем прикасаться без разрешения? Так очевидно, что Киа это не нравится: он вздрагивает под чужими руками, хотя и позволял за собой ухаживать во время болезни. Или это след плена – ведь он помнит, что вытворял с ним этот рыжий ублюдок, и теперь ему неприятны любые прикосновения. А то, что они вместе спят – Иррейн даже не обольщался. Киано нужно тепло, он ищет тепла, его не спасают одежды и огонь – его спасет живой жар. И неважно, кто его греет – деревенская ли девка или приморский эльф, лишь бы было тепло и живое дыхание. Или он ошибается?