Найти Дом

Утро было невероятно теплым, снег уже почти стаял под весенним солнцем, и кое-где, среди прошлогодней, пожухлой травы виднелась новая, зеленая свежая травка. Они остановились на глухой лесной поляне, недалеко от речки, тихой и забытой даже обитателями этих мест. До Ланки оставалось полтора дня пути, и завтра вечером они будут там, остановятся в хорошей гостинице, помоются в теплой воде и решат, куда же им ехать дальше. С такими приятными мыслями Иррейн встречал рассвет нового дня. Он уже проснулся, но не спешил вставать, наслаждаясь ясным утром и солнцем, Киано же спал, укрывшись своим плащом, перетянув на себя иррейново и общее одеяло. Он прижался к Иррейну, стараясь не потерять ни крохи тепла, уткнувшись лицом в грудь, и эльфу достался волшебный запах волос, полынный и едва пряный; если прикоснуться губами, незаметно – можно ощутить их мягкость. Грудь ловит чужое легкое дыхание, и если чуть-чуть наклонить голову, можно увидеть лицо Киа, расслабленное и спокойное, чуть разомкнутые губы. Иррейн вспомнил: когда Киано только-только привезли в Аркенар, после плена он спал не так. Даже во сне он был напряжен и готов к броску, как змея. Сон его был беспокоен, тревожен, и не раз те, кто сторожил государя в покоях, вздрагивали от стона или сдавленного крика. Сейчас же все не так: мягкое, умилительное во сне лицо молодого эльфа. Интересно: наверно, там, у Нарайны, он спал так же. Может быть, лучше для путника – теплая и чистая постель, женщина, вкусный завтрак. Киано нужно тепло, нужен дом, нужна семья и уют. А он противоречит сам себе. Что из этого может дать ему Иррейн? Дом у него был - роскошное поместье на краю эльфийских земель, выделенное отцом непочтительному сыну. Слишком далекое от столицы и неухоженное, чтобы жить там семьей, но угрюмому Иррейну оно было в самый раз. Беломраморный небольшой дворец, в котором жили несколько слуг; конюшня, небольшая рощица и озеро неподалеку. Он жил там один, наслаждаясь покоем и одиночеством, проживая свою бессмертную, как ему казалось, жизнь. Отданный отцом меч Запада спокойно лежал себе в оружейной. Покой был нарушен принцем Киано, разбившим своей улыбкой всю его жизнь. После этой встречи было не мило все: дом, казавшийся ему раньше самым уютным на свете; поля, которые он любил объезжать в одиночестве... Он не решился идти к принцу с признанием, слишком это было смешно и неловко. Иррейн думал, что наваждение спадет, если он уедет. Он нанялся на один из торговых кораблей, пересек моря и попал в человеческие земли. Разнообразие людской жизни в портовом городе потрясло его – чего тут только не было: наемники, торговцы, те, кто продавал собственное тело, мастера, солдаты и прочее. Он остался в этом городе, стремясь познать все, чем жили люди, и забыть свою жизнь в эльфьих землях, но это не помогло. Он начал скитаться – от города к городу, где-то селясь надолго, заводя легкие романы, а где-то оставаясь на одну ночь. Но внук князя Имлара стал его проклятьем – невозможно было сомкнуть глаз, чтобы не увидеть тонкий профиль и изумрудные глаза. В людских землях ловить было больше нечего, и он решил вернуться, может, годы изменят принца? Дома его ожидали вести: из просто внука Имлара Кианоайре превратился в наследника трона, над которым боялись дышать, и стал еще прекраснее. Иррейн едва навестил дом и рванул в столицу – нельзя было больше терпеть. Будь что будет – он скажет принцу все, что думает! Киано даже не отверг его, он испугался. Вот почему больше всего недоумевал Иррейн: чем его признание так оттолкнуло принца? Он не слышал о том, чтобы мужчины докучали светлому Кианойаре, только о девах. Что принц мог об этом знать? Ничего. Дальнейшее Иррейн помнил, как в тумане – отказ его даже не ошеломил, убил. Дальше было жить незачем – сколько еще мучиться? Или бегать за принцем, как докучливая собачонка? Он поехал на первую же границу. Итак, все-таки он думал о доме и, как всегда, увлекся. Он столько раз представлял себе, как пригласит Киано в поместье – в свой собственный дом, который он будет счастлив разделить с любимым. Но так и не довелось – ни ему самому побывать там после возвращения, ни привезти туда Киа. Киано недовольно и сонно заворчал - видимо, настеленное в темноте ложе из сосновых веток кололо нежную кожу. Он придвинулся поближе к Иррейну, даже и не думая просыпаться; Иррейн перехватил его поудобнее рукой. Восхитительно. Ему нечего жаловаться на судьбу. Подаренная вторая жизнь, и разве он мог надеяться раньше, что Киано будет спать вот так – с ним, под одним одеялом, касаясь носом груди в полурасстегнутой рубахе эльфа? Они вдвоем в этом лесу, слышно только фырканье Сердца Ветра и шум деревьев. Жаль только, что спать приходится в одежде – еще прохладно. А как было бы хорошо прижаться друг к другу, касаясь обнаженных плеч и рук… Стоп. О чем он думает? Только от мысли о раздетом Киано у Иррейна мучительно заныло внизу живота. Да что же это? Эльф дернулся, инстинктивно отодвигаясь, и стараясь совладать с собой и своим желанием. Никогда. Никогда этого не будет, забудь, Ирне. Но нытье внутри не прекращалось и лежать рядом с доверчиво прильнувшим к нему Киа было невыносимо. Слишком близко желанное, и трудно сдержаться. Иррейн встал, молясь, чтобы Киа не проснулся, накрыл его получше и, скинув рубаху, почти побежал к воде. Плевать, что она ледяная – это то, что ему сейчас нужно. Иррейн разделся на ходу и нырнул, почти потеряв сознание от холода. Бр… Но возбуждение эта вода снимала замечательно. Раньше такой реакции не было. Принцем Киано вызывал благоговение и можно было только мечтать о том, чтобы прикоснуться к нему, поймать ветер от его плаща. Израненный же Киа был беззащитен, и надо было заботиться о нем, сохранить жизнь в покалеченном теле. Иррейн боялся возвращаться на стоянку. А что, если Киано узнал о причине его внезапного бегства? Как смотреть ему в глаза - он не Нерги: нельзя принуждать того, кто не хочет. Киано проснулся от тянущего холода с одного бока - как раз с того, где, по его мнению, должен был спать Иррейн. На него была навалена гора тряпок, но от холода утра это не спасало. Пришлось вставать, интересно, куда подевался эльф? Костер не разведен, котелок не мыт, застыли остатки вчерашней каши с мясом. Может, умываться пошел? Делать нечего, решил Киано, умыться тоже бы надо, и, какая бы ни была холодная вода, ополоснуться бы тоже не мешало, но завтра в городе он закажет бадью самой горячей воды с травами и пеной, а еще горячего вина и жареного мяса. От мысли о еде у него явственно заурчало в желудке, и Киано, прихватив с собой грязный котелок и, на всякий случай, закинув слабенькое заклинание на стоянку, пошел к речке. Иррейн сидел на земле, голый, и смотрел на воду, ветер холодил мокрые волосы, прилипшие к спине. - Ты чего на земле расселся? – Киано подошел неслышно, - решил себе отморозить, что ли, все? Это ты зря, еще пригодится! Одежду раскидал. Вода холодная? Иррейн вздрогнул. - А? Да, холодная, только осторожно, долго не стой! Давай, я пока котелок помою! Только бы Киано не заметил. Иррейну казалось, что его лицо пылает. Хорошо еще, что холодная вода надолго пригасила желание. Он отвернулся и нарвал травы, чтобы потереть котелок изнутри. - Ай! – Плеск воды, недовольный вскрик. - Ирне! Она не холодная, она ледяная! Киано быстро окунул лицо, плеснул на тело и вылетел на берег, подбирая одежду и быстро натягивая ее. - Ирне, пусть от меня будет вонять, но до Ланки я туда не полезу! Да оденься ты, на тебя смотреть холодно. Киано сам развел костер, быстро повесил котелок с водой и полез в запасы. После такого купания хорошо бы горячей похлебки. О, ветчина! - Ты хочешь супа? – спросил он. - Да мне все равно, что сделаешь, то и буду, – улыбнулся Ирне, но Киано насторожился. - Ирне, с тобой все в порядке? Ты какой-то не такой с утра? Я что-то не так сказал? Киа, сердце мое, ты тут ни при чем. Я сам не могу справиться с собой! Но зачем тебе об этом говорить? Правда, о следующей ночи и думать страшно. - Нет, Киа, не тревожься, со мной все в порядке, просто вода холодная. Дай сюда луковицу, я почищу! Киано налил Иррейну похлебки и себе, поднес миску к носу, держа в обеих ладонях, и вдохнул аромат. Запахи – как они приятны для волчьего носа! Эх, обратиться бы сейчас да порыскать по лесу в поисках зайчатины, насладиться весенним гоном, спеть песню с младшими братьями… - Смотри, до Ланки мы сейчас поедем по солнцу, потом, после полудня, по закату будет деревня, просто водички там попьем и поедем дальше. Заночуем около большого тракта и завтра будем в Ланке, – Иррейн ткнул пальцем в карту, - как тебе? - Я согласен. Давай завтра лучший номер в гостинице возьмем? Водички горячей, вина? - Согласен. Киа, а у нас денег хватит? У меня около двадцати монет золотом. - У меня осталось тринадцать золотом, ну еще побрякушки всякие на крайний случай. Ирне, нам на границе будут платить жалованье, нам придется забыть о том, что мы аристократы. Да и этого золота нам хватит. Ирне! Я забыл! Тебе нужна лошадь! Точно, лошадь нужна, - сколько можно мучить Сердце Ветра? К тому же вдвоем на одном седле тесновато. - Киа, я сам забыл… если я помню людские цены, то она обойдется примерно в тридцать монет. Это если хорошая. Тогда у нас едва хватает. - Плохая нам не нужна. Тогда продадим безделушки, делов-то. Собирайся, ехать пора. День разгорался - один из тех самых сладких весенних деньков, когда листва начинает только-только появляться и природа манит обещанием лета. Ровно год назад государь Кианоайре повел свое войско против государя темных эльфов Инъямина. Они не стали спешиваться на обед, но и ехали неспешно, наслаждаясь спокойным ясным днем. Они тихо разговаривали, о разном: Киано рассказывал всякие истории волчьего клана, а Иррейн наконец-то поведал историю появления Меча Запада у его рода. - Я не знаю, сколько он у нас, отец отдал его мне, потому что я особо никуда не высовывался, жил тихо. Откуда кому-то знать, что у меня есть такая вещь. Имлара и его род мы не очень любим, прости - это не тебя касается. Там старые дрязги, еще, кажется, с благословенных земель. Но мы получили меч уже тут, на этих землях; его чуть ли не случайно нашли, в драке какой-то. - Ирне, ведь это просто меч. Мне кажется, гномские, из небесного металла, получше будут. - Киа, радость моя, вся ценность этого меча заключается в том, что скован он там, в тех землях, и не нашими руками, а богами. Этот подарили одному из наших владык, а остальные три разошлись, и, насколько мне известно, силу они имеют только тогда, когда собраны вместе. Где остальные три – неясно. Я не знал, что он принесет тебе столько горя, прости меня за это. Я просто хотел отдать его тебе – ты другая кровь, твой род по отцу достоин такого. - Значит, Инъямину и его хозяину не хватало еще трех клинков? Ирне, а что, если они начнут войну из-за остальных трех, хоть четвертый и у меня? Ты знаешь, что будет? - Вряд ли, Киа, им просто стало известно, что у тебя есть Меч Запада, вы же вытащили его на коронацию, и они точно знают, у кого этот клинок, а где остальные три – неизвестно, как я уже сказал. - Они и за один едва не удавились. Но западу угрожает опасность, они могут думать, что меч там! Ирне! - Ему всегда угрожает опасность, особенно от темных, уже не знаю, сколько тысяч лет. Меч неразрывно связан с тобой, без тебя и твоей крови, крови Хранителя, это - железка! Они могли бы убить тебя и завладеть клинком, но если бы не получили твоей крови, то ничего не вышло бы, а пока они не соберут остальные три и кровь хранителей, могут даже не стараться. Киано замолчал. Занятно, почему он раньше не знал об этом? Никто не знал, а Иррейну некогда было пояснять, когда он дарил свой подарок. Уже скоро должна быть деревня, и Киано хотел пересмотреть свои планы на то, чтобы просто попить там водички. Ужасно хотелось жареной курицы и молока - просто до боли в гортани. «Мы напоим Сердце Ветра, попьем сами, купим молока и курицу и заночуем в лесу», - так он решил про себя. Деревня была оживленной, Киано и Иррейн проехали по центральной улице к колодцу, провожаемые изумленными взглядами селян, спешились. Киано опустил ведро в колодец, поднял воды и налил в поилку для лошади, легким заклинанием сделав водицу не ледяной, не дай боги, конь простудится. Хотел уже опустить бадью во второй раз, вытряхнув последние капли, и замер, не обращая ни на кого внимания. Иррейн дотронулся до Киано, не решаясь спросить, что случилось, а волк раздраженно отдернул руку и побежал прочь, куда-то в конец улицы. Плач, жуткий плач, вой щенка и детский смех. Щенячий плач не стихал, разрывая душу волка напополам, что там случилось? У суки умирает дитя? Группка детей, подростков, окружившая что-то, в середину толпы летят мелкие камешки, плач доносится оттуда. Киано распорол толпу телом, отбрасывая мешавших. Плевать, кто там упал - все равно. Щенок - волчонок, совсем крохотный, с толстыми лапами, окровавленный - неподвижно лежал на пыльной земле, глаза зверька уже закатывались, а из-за спины Киано еще летели последние камушки, но уже никто не смеялся. - Ублюдки, - выдохнул он, удерживая себя, чтобы не выхватить меча, – ненавижу. Дети шарахнулись, а Киано слепо ударил, не видя ничего от ярости. Женский крик, но он был слеп, ничего не было, кроме окровавленного волчонка. Киано подхватил его на руки, молясь успеть. - Эй, эльф! Ты ранил моего сына! – чей-то крик, - стой, нелюдь! За ним! Да что же это такое, люди добрые! Он выбил из рук Иррейна бадью и вскочил на коня, не выпуская зверька из рук. - Ирне, живо! Ударил в галоп. Они остановились далеко в лесу, у крестьян даже не было шансов их догнать. Куда крестьянским лошадям против лучшего жеребца из княжеских конюшен Запада. Киано дышал так, словно бежал из деревни на своих ногах, а не летел на коне. Иррейн подхватил его. - Киа, что случилось, что у тебя там? Киа наконец расцепил руки, опустился на землю, держа щенка. Облегченно выдохнул, зверь был жив, хоть и изранен. Как он попал к людям? Киано позвал волчонка, но тот молчал, слишком слаб. - Ирне, принеси воды, пожалуйста. Иррейн принес – рядом оказался родник. - Маленький, потерпи, сейчас, младший брат. Я помогу тебе и найду родичей. Они не выходят тебя, потерпи. – Киано уговаривал волчонка, словно разговаривал с ребенком. Иррейн никогда не слышал у Киано такого тона, а теперь он воркует со зверем, как с младшим братом. - Киа, тебе помочь? И может, ты скажешь, что произошло? - Не надо! Ирне – ты не видишь? Эти выродки били его камнями! Ему едва три месяца есть - зимний щенок, - как он попал к ним? А теперь нам нужно найти родичей и отдать им. Но сначала надо вылечить, придется снова магией. Ты погреешь меня ночью? Я опять замерзну, как тогда. Да уж, попили молочка... Не разводи костра - младшие родичи этого не любят, потом. Щенок лежал на расстеленном плаще, тихо вздрагивая и поскуливая, и Иррейну казалось, этому плачу вторят дальние голоса. Ему было жутко. Вдвоем в лесу, с раненым хищником и его родичами, без костра… Киано же ворковал над зверьком, перемежая ласковые слова самыми изощренными северными ругательствами в адрес деревенских, и Иррейну только оставалось дивиться тем способам, какими смертные, по словам Киано, зачинали детей. - Сейчас, родич, я приготовлюсь, и мы пойдем. Позовем твою маму и отца. Только я эту дрянь сниму, хорошо? Ирне, пожалуйста, посиди тут и привяжи коня, ничего не делай, резких движений тоже. Я позову стаю. Не бойся, они тебе не причинят зла, но лишних движений не надо. Они злы. Я буду тут, в двадцати шагах, просто смотри, и все. Если к тебе кто-то подойдет, не кричи и не зови меня - он просто понюхает и уйдет. И ничему не удивляйся. Киано погладил щенка, и тот шевельнул хвостом, отвечая на ласку. Потом волк встал и начал снимать с себя одежду, складывая ее аккуратной горкой. Киа снял все, даже набедренную повязку, и расплел косы – на нем не осталось ничего, сделанного руками, ничего, кроме Иррейнова кольца на безымянном пальце. Потом оборотень стал на колени, коснулся ладонями и головой земли, молча. Встал, выпрямился и подхватил щенка на руки. Киано звал – весенняя песнь может быть не только любовной, но и боевой, горестной. От этого жуткого воя у Иррейна похолодела кожа. Куда делся нежный эльфий голосок? Теперь это был голос самца, вожака стаи. Страхи Иррейна на этом не кончились, из-за деревьев показались парные огоньки волчьих глаз, их были сотни – не одна стая собралась на этот зов. Киано отходил все дальше от стоянки, щенок на его руках дрожал, но не от страха, а поддаваясь зову. Стая обступала поляну. Истошно заржал Сердце Ветра и тут же замолчал, повинуясь безмолвному приказу хозяина. Киано остановился, встал на колени. Иррейну было видно его спину и ягодицы. Поляну в несколько рядов окружили волки, и только слабая луна была единственным светом в этом лесу. Из стаи выступили двое – волчица, поджарая и пожилая, с серебристой шерстью и вожак, мощный самец. Они подошли вплотную к оборотню, касаясь носами его и щенка. - Доброй тебе ночи, старший родич! – вожак поздоровался первым, вытягиваясь перед Киано. - И тебе хорошей охоты, младший брат, и тебе, младшая мать, – Киано безмолвно разговаривал с волками. - Я нашел вашего родича в людской деревне, ему плохо пришлось. Я возвращаю его вам, берегите его. - Ты нашел моего сына, старший родич, сама Луна привела тебя к нам. Будь ты благословенен. Айри убежал, потерялся на опушке, мы отчаялись его найти. - Не подходите к проклятой деревне, а лучше - уходите подальше. Грядет облава, я ранил одного из людей. На вас и меня пойдет охота. - Сейчас бескормица, старший брат, нам некуда деваться. Но подальше мы отойдем, и горе тому, кто появится в этих лесах со стрелой на нас. - Любое убийство ведет к убийству. - Возможно, но мы слабее смертных и вас. Вот тот, беловолосый, он не смертный, но он боится нас. И он боится за тебя. За тебя больше, чем за себя. - Он знает, кто я, просто он не видел стаи. - Можно вопрос тебе, если он не оскорбит тебя, старший брат? - Можно. - Почему ты не в облике? Ты разделся, чтобы не оскорбить нас чужими запахами, а истинного облика не принял. - Прости меня, родич, твой вопрос ранит меня. Но я не могу принимать такого облика, я потерял этот дар по собственной глупости. - О, да. Я вижу на тебе следы зла и одно проклятие. Оно тебя мучает? - Не сильно, но раздражает. Я давно не охотился в лесу с братьями и тоскую по тому времени. - Я понимаю тебя: ты вынужден скитаться по людским землям, чтобы не болеть от чужого счастья? - Можно сказать и так, родич. - Хватит терзать тебя разговорами. Ты разделишь ночь с нашей стаей? - Прости меня, младший, меня ждет друг, и я был счастлив поговорить с вами. Может, когда-нибудь я вернусь сюда на четырех лапах, и мы славно поохотимся. - Все может быть, великодушный брат. Благослови тебя Луна. Лес опустел, волки ушли, забрав с собой Айри и оставив легкий запах опасности. Киано так и стоял на коленях, дрожа всем телом, от слабости и потери сил. Нелегко сразу звать всех и чувствовать каждого родича в своей душе, тяжелый был зов. Он был не в силах даже встать, приподнялся и снова рухнул, бессильно прижимаясь к холодной, теперь уже пустой земле. Иррейн очнулся от оцепенения. Какая жуть. Он видел волков в Логове, но такой стаи – никогда. Киа! Что с ним? Ему плохо? Иррейн подхватил плащ с засохшей на нем кровью волчонка и метнулся к Киано, поднял дрожащее тело с земли, опустился на колени сам и укутал оборотня плащом, крепко прижимая к себе, стараясь согреть. Киано дрожал все сильнее, стараясь избавиться от тоски, сжимавшей грудь. Его искалечили, лишили истинной сути. Для него навсегда оборвалась весна – заковав в это тело, принесшее столько горя. Будь оно проклято! Иррейн обнимал Киа, содрогающегося от холода и бессилия, что-то горячее и мокрое ожгло грудь. Слезы - Киа плачет? Снова… - Киа, успокойся, я тут, с тобой, пошли, я уложу тебя, а потом сварю чего-нибудь, или спи. Давай, я помогу, пойдем? Киано поднял лицо, мокрое, и Иррейн поразился, только утром оно было другим, а сейчас словно то, что было после плена – измученное и запавшее. Он освободил руку и, едва касаясь пальцами, вытер с щек Киа влагу. - Хватит плакать. Все пройдет. И вдруг он ощутил мягкие губы на своих ладонях, опустил взгляд. Киано, закрыв глаза, целовал ласковую чужую ладонь, стиравшую его слезы. Едва касался губами, но Иррейн замер, потом опустил лицо, поймав своим ртом уста Киа, и нежно-нежно, стараясь не вспугнуть чуда, поцеловал любимого. Киано ответил на поцелуй, не открывая глаз. Они так и уснули на поляне – беловолосый эльф, обнимающий обнаженного оборотня, укутанного в грязный плащ. А где-то за деревьями, вдалеке, старый волк пел весеннюю любовную песню.