Найти Дом

Киано ненавидел каждый шестой день седмицы. День общей помывки, когда открывалась большая парная, и каждые две десятки должны были идти в свой черед, предварительно заготовив себе воды. Десятка Нэша и десятка Камаля обычно ходили в баню в паре. Вторыми после начальства, которое мылось отдельно. Почему-то в камалеву десятку попал на этот раз и лекарь Геран. Киано раздражался каждый раз, как видел чужие взгляды на своих шрамах и татуировке. Чего разглядывать, своих, что ли, мало? Да и знак Нерги многие видели на знаменах. Убрать проклятый рисунок было никак нельзя, при малейшем воздействии на него рука немела, и Киано едва не выл от боли. Избавиться от нее можно было только одним способом - отрезать все, по плечо. Но хуже рассматривания чужих ран были взгляды, которое он ловил, брошенные украдкой на Иррейна. Шрамов и ран там не было – абсолютно гладкая и чистая белоснежная кожа, и только Киано знал, как она нежна и шелковиста на ощупь. А другим незачем это знать и не нужно об этом даже мечтать. Но взгляды недвусмысленны, и только сам виновник не догадывался об этом - то ли с высоты роста не замечал, то ли просто потому, что не думал о таких вещах. Конечно же, беловолосый эльф заслуживал любования, да и посмотреть было на что: кубики пресса на твердом животе, стройное тело, бледно-золотые волосы. Однако Киано понял бы восхищение женщин, но не наемников, среди которых мужеложство было непрощаемым пороком. И так наступил очередной банный день, отвертеться от помывки не было никакой возможности, да и после утренней тренировки следовало не только смыть пот, но и помыть волосы. Наемники, пересмеиваясь и отпуская сальные шуточки, раздевались в предбаннике. Сразу запахло недельной свежести портянками, потными рубахами; все это складывалось в мешки и отправлялось в деревню прачкам, и только эльфы стирали за собой сами. Киано никому не хотел доверять рубах с вышивками, сделанными Арриерой и Илисиэль, особенно он берег изумрудную льняную рубашку, расшитую узором в виде волчьих следов. Она была уже в латках, но расстаться с этой вещью он был не в силах. Иррейн тоже не любил чужих рук на своих вещах, а Энверу было все равно, но разве трудно присоединиться к родичам? Киано переступал босыми ногами - пол был уже горячим, его щедро полили водой еще Орнар с комендантом. Он ругался на неудачный мыльный корень – мало пены, а тереться почти голой лыковой мочалкой не хотелось. Сразу вспоминались роскошные купальни Логова: бассейн из черного мрамора с подогреваемой водой, отведенные для домашнего водопада трубы, лохани из пахучего дерева. Киано любил набросать в почти кипящую воду трав, настоев и погрузиться в мокрое подобие луга. В такой бочке можно было мокнуть часами, нежа кожу и волосы. Пятки и локти становились мягкими, а волосы пахли полынью и хвоей. Потом можно было поплавать в бассейне, посидеть на бортике, попивая легкое вино, завернуться в мохнатое теплое покрывало. Обычно на такую помывку у Киано уходила половина утра, но и торопиться было особо некуда. Тут же все тоже особенно не спешили, но разница была несравнима? Киано тщательно проверил шайку на предмет чистоты – наемники особенно себя не утруждали промыванием посуды после другого отряда. Он уже почти закончил мытье и оставался последний шаг: окатить себя из бадейки и выжать волосы. Но его окликнули: - Эй, дивнюк, а что это у тебя на плече? Геран. С ним Киано старался не сталкиваться. Полукровка, по его мнению, крепко не дружил с собственной головой – более озлобленного на весь мир существа ему видеть не приходилось. А ведь по рассказам солдат ничего особенного, кроме смешанной крови, с ним-то и не случилось. - Еще раз, для тех, кто ни разу не слышал, – металлическим голосом произнес волк, - это знак Нерги Темного, который был мне нанесен в плену. Все слышали? Еще один вопрос по этому поводу, и я не буду отвечать вежливо. - Да неужели в плену? А я еще слышал, что такой он своим наложникам в гареме ставит. Наемники заржали - на страшненького эльфа Киарта и баба-то не всякая польстится, а не то, что другой эльф, да еще мужик. Да и пристрастия Нерги были известны по всем землям: он любил красоту. - У тебя больная фантазия, коновал. Давно не было женщины? Сходи к своей кобыле! – процедил Киарт, борясь с искушением прямо сейчас заехать лекарю в морду. Наемники с интересом наблюдали за ссорой – за свои слова Геран вполне мог схлопотать нож в живот, неужто эльф стерпит? Хотя огрызнулся он ловко, ишь, знахаришку перекосило. - Что, эльф, вспоминать неприятно? А хотя есть еще один вариант – ты мог быть воином Нерги, а что? История твоя темная, не каждый такой байке поверит. - Тебе не кажется, живодер, что я не собираюсь оправдываться перед тобой? Или тебе жить надоело? - И что ты сделаешь, эльф? Тебя так задело за живое? На воре и шапка горит? И без того маленькое терпение Киано лопнуло, и раньше, чем кто-то из наемников успел сообразить, он бросился на Герана, извернувшись так, что лекарь получил пяткой по лицу, охнул и сел, а Киано очутился сверху. Противники покатились по полу, и только тогда воины опомнились. Иррейн моментально скрутил Киано и прижал к себе, не давая вырваться. Единый, сколько силы в этом хрупком теле, трудно удержать! - Тихо, прекрати! - рявкнул он прямо в ухо Киано. - Отставить половую близость! – скомандовал Нэш, ругавший себя, что не вмешался раньше. – Устроили тут! Замечательно, голые и в бане подрались! Устав помните? По десятке ударов каждому! Киарт, зайди потом! Киано исхитрился за секунды драки свернуть Герану нос, поставить синяков и сломать запястье, сам же получил только царапину на спине, которую тут же брезгливо смыл водой. Он был зол сам на себя – попался как ребенок, его же спровоцировали. Хотя что оставалось - слушать поносные речи? На стороне Герана не было никого. Видимо, лекарь долго нарывался и наконец получил по заслугам. Устав есть устав, за драку полагались плети, за нанесение увечий – плата. Но Камаль и Нэш пришли к выводу, что платить тут явно не стоит и вообще, пусть травник спасибо скажет, что жив остался, а вот плетей придется всыпать обоим. Если спустить драку сейчас, то к чему это приведет? - Ну? Я тебя внимательно слушаю! – Нэш был в ярости. - Какого … ты устроил драку? То, что Геран дурак, это ясно, но от тебя я такого не ждал. - Я должен был стоять и слушать, господин десятник? – холодно спросил эльф. - Да … знает, что ты должен! Драки запрещены уставом! Ты его читал? Читал! – взорвался Нэш. - Я тут задницу рву, чтобы его на десятника поставить, а он мне тут морды бьет! - Чего? – опешил Киано. - На какого десятника? - На такого, чтобы туда тебя, дружка твоего и Энвера спихнуть. Вторая сотня бы началась. Тебе мало? - Мне? Мне вообще не надо, мне и в простых хорошо! – Киано чуть не прибавил: «хватит, уже покомандовал!» - Вот же вы, эльфы, народ несносный, с вами разговаривать невозможно. Я так понял, десятником быть не хочешь? Почему? - Я не умею командовать, я привык биться сам за себя, мне и тут-то за Ирне следить надо, а ты мне еще девять суешь, и даже не все среди них эльфы. - Хватит врать, эльф, меня это утомляет, от тебя за версту сотником несет. Я видел тебя в бою. Ты же следишь за всеми. - Я сюда нанимался не сотником, не десятником и не князем. Я нарушил устав и готов принять наказание. - Да куда ты денешься! Хотя не по совести это. Я на этого травника управу найду. А ты следующий раз поправдивей историю придумай. - Лучше тебе слышать такую, чем рассказ о том, как погибла моя сотня. Решение коменданта было объявлено вечером, при полном десятке. Киано и Геран вышли перед строем, и Орнар прочел решение: следующим полднем нанести наемнику эльфу Киано десять ударов за драку, травнику Герану за поносные речи - пятнадцать и убытков не возмещать. Киано пожал плечами и вернулся в строй, стараясь не смотреть на Иррейна. Вот уж перед кем было стыдно. Тот разговор, что случился между ними сразу после драки, он до сих пор вспоминал, краснея. Он вернулся от Нэша в пустую казарму, пытаясь не заорать от ярости. Не надо ему никакой десятки, ну почему нельзя просто спрятаться в свою скорлупу и тихо жить? Он изменил облик, покинул дом, стараясь затеряться во множестве обитателей континента и все равно. Он никогда больше не возьмет ответственности за чужие жизни. Никогда. Почему они думают, что это честь и к этому надо стремиться? Глупые смертные. - Киа, нам надо поговорить! А чем недоволен Ирне? Еще только этого не хватало. - О чем, Ирне? Все просто, меня раздразнили, я ударил. Я нарушил устав. О чем говорить? – уронил Киано. Пусть все от него отвяжутся, он получит свои десять ударов и забудет об этом. - Нет, Киа, ты мог ему ответить так, чтобы он засунул язык в задницу, а мне показалось, что ты специально это сделал. Тебе так хочется получить плетей? Я не хочу, чтобы тебя били, это больно и унизительно. - Ирне, больно и унизительно будет мне. Я не понимаю, чего ты так разоряешься? - Прости, но я не понимаю твоего поступка. Это было отвратительно, Киа. Горько смотреть. - Ну так не смотри! Вы все беленькие, чистенькие, а может, мне тоже можно отмыть свое имя от грязи? Или сойдет и так? Ирне, мне не нравятся такие речи, и у меня под рукой просто не было ножа. И мне плевать на устав, в следующий раз я его просто убью. Иррейн сжал руками плечи Киано, пытаясь его успокоить. Все равно никто не войдет. - Не кричи так. Может, я и не прав, но я не хочу, чтобы тебя били, неважно за что. Я люблю тебя. - Я знаю, - вздохнул Киа. - Ирне, это всего лишь наказание по уставу. Я провинился, и я его заслужил. Отнесись к этому спокойно. Жаль, что тебя заставят смотреть. И все. Бесполезно. Он не слышит. Князь Тэрран был прав, и его слова сбывались горьким пророчеством. Иррейн вертелся на жесткой лежанке, не в силах заснуть, и вспоминал тот разговор, что был с Тэрраном в последний вечер перед отъездом. Князь вызвал его ночью, когда весь замок или спал, или был на охоте. Князь начал без предисловий: - Ты отправляешься с моим сыном. Ты вообще знаешь, что тебя ждет? - Нет, но у меня нет выхода. Зачем мне быть без Киано? - Это неважно, но я тебе сочувствую, эльф. Мой сын безумен, к сожалению. Хочется верить, что это пройдет. Он будет совершать такие поступки, что будут вне твоего понимания, они вообще вне разума, и ты будешь его беречь, чтобы не случилось беды. Это не приказ, это утверждение. Тебе не нужно моих приказов и слов. Но позволь дать совет – что бы ни случилось, не кричи на него, не повышай голос вообще. Он не услышит тебя, а если услышит, то по-своему, и тебе не избежать обиды. Да и пощади его, ему и так досталось. Если тебе надо удержать его от безумия – просто постарайся втолковать это, считай, что ты разговариваешь с неразумным ребенком. А вообще, мне тебя жалко, Грани просто посмеялись над тобой. Разговор был коротким, но Иррейн тогда понял многое. Сегодня было трудно сдержаться, чтобы не закричать: «Что же ты делаешь, Киа?». Нельзя. Зато теперь Иррейн отлично понимал, почему Киано всегда все прощали: идиотскую выходку с ловчей ямой, безумные речи на последнем Совете, многое другое. Его невозможно не любить, а если ты любишь, приготовься заранее все прощать. - А не пойду я на это смотреть! - наемник-северянин бросил рубаху на лежанку. - Да пошли они все. Неправое это дело, Нэш! Травнику верно влетело, а я бы еще добавил. Ты Орнару чего сказал? - Я не обязан перед тобой отчитываться, - вскинулся десятник, - правое, не правое - была драка. В уставе написано все. Эльф его читал. - Мы все читали, кто умеет. Мне тоже это все не нравится, но подчиниться обязаны все. А травнику еще припомнится. - И то верно. Было не больно. Разве кто-то может сравниться в искусстве с палачами Инъямина? Киано даже не вздрогнул и не без основания полагал, что без наставлений Нэша палач не обошелся. Геран же орал как свинья на скотобойне, и все симпатии снова пришлись на долю мрачного эльфа. После этого случая травнику Герану житья не стало совсем. Большинство наемников умели врачевать легкие раны сами, а с тяжелыми, так уж и быть, попадали в лекарскую избушку, но изводили травника нытьем и придирками. Лекарем, к слову, он и до этого был неважным, а уж после и вовсе стал относиться к своим обязанностям спустя рукава. Нэш с Орнаром и Камалем составили кляузу, и к осени на крохотную заставу прибыл новый целитель, совсем молоденький парнишка. Прошло два года. За это время Киано и Иррейн уже привыкли к заставе настолько, что не понимали, почему они раньше не попали в этот маленький уютный мирок. Они обросли друзьями и приятелями, как упавший на морское дно камень обрастает водорослями. Эльфов на заставе тоже любили – они держались не высокомерно, выполняли ту же работу и не отказывались от общего веселья. Киано и Иррейн чаще остальных ездили в дозор – нелюбимое многими наемниками дело, и эльфы почти всегда соглашались подменить. Нэш не препятствовал, будучи уверенным, что эльфы - они и есть эльфы, которые любят леса и холмы и хотят быть подальше от смертных. Эльфы и не спешили его разочаровывать в этом убеждении. Иногда они брали с собой и Энвера, и десятники были твердо уверены, что такой отряд уж точно не пропустит врага. И действительно, чаще всего эльфы возвращались ни с чем, кратко докладывая, что все спокойно, но иногда врывались запыленные, на взмыленных конях и ставили всю заставу на уши. Пару раз Киарт привозил и пленников – смуглых раскосых человечков, которые что-то бормотали о волках и испуганно смотрели на эльфа, недоуменно пожимающего плечами. В первый же год жалованье всем трем эльфам и остальной десятке Нэша, которая стала первой в сотне, было повышено до четырех монет, и теперь у Киано с Иррейном скопилась кучка золота, которое они не знали, куда потратить. В вольные дни они уезжали в деревню, жили у Энвера и Нарани, возились с их очаровательной дочкой, в которой все больше и больше проявлялись эльфийские черты и, в особенности, отцовское упрямство. Вести же домой, в Логово, Киано отправлял через волков и был уверен, что князь Тэрран спокоен. - Он вернется, Тэнне, рано или поздно, – князь Тэрран стряхнул с себя невидимые шерстинки, - вести хорошие, и я рад, что все наладилось. Но долго он там не проживет. Хотя я неправильно сказал – они вернутся. Оба. - С чего ты взял, думаешь, он последует примеру Борга? - Естественно, любой волк рано или поздно возвращается в Логово. Даже если его пленил эльф. - Ты был против их связи? - Тиннэх так и не мог привыкнуть к тому, что его брат живет с мужчиной. - Сначала - да, но помнишь, я давно предсказывал, что Киа если кого и полюбит, то не женщину. Их не было в его жизни. А этот эльф - я рад за него, думал, что ничего не выйдет. Однако ему это удалось. Закончим этот разговор, это не наше дело. Пусть живет с кем хочет, лишь бы был счастлив. Эта осень была не похожа на все остальные, что он прожил тут, на заставе. Мало того, что степняки не давали покоя, потому что год выдался урожайный, так еще и заставу мучили постоянными проверками. Ходили слухи, что Орнара могут перевести в гарнизон, а взамен прислать новую метлу, которая наверняка выметет старых десятников и воткнет новых. К слову сказать, Киано ровно четыре раза предлагали возглавить десятку, и все четыре раза он твердо отказывался. Никаких уверений и пожеланий он не хотел даже слушать, и вскоре от него отстали – мол, эльфы все с придурью, а этот особенно. Они выехали с Иррейном рано утром, загадочно улыбаясь друг другу и уже предвкушая сладкую бессонную ночь. Однако днем следовало осмотреть окрестности. Киано обернулся, накинул сеть – узнавая окрестности. Чужаков он не чуял. Он бежал рядом с конем Иррейна, вынюхивая, кроме человеческих запахов, звериные. Волчий желудок требовал немедленной еды, свежего мяса, а самыми близкими, судя по запаху, были суслики. Ближе к полудню он поймал зайца и сожрал его целиком, торопливо отплевываясь от шерсти, под насмешливым взглядом Иррейна. «Чего смотришь, завидно? Ешь свой хлеб!» «Мне завидно? Мне смешно – ты чего так давишься? Невкусно?» «Хочешь попробовать? Раньше надо было говорить, я уже все сьел, пища богов, Ирне, вот бы еще этой проклятой шерсти не было! Что же за скотина была такая мохнатая!» Они кружили по окрестностям до вечера - чисто. То ли степняки успокоились, то ли запах просто недоступен, да еще и ветер дул в другую сторону. Они остановились, отпустили коней и развели костер, за которым, впрочем, никто не следил. Руки Киано проскользнули под рубаху Иррейна, жадно гладили шелковистую кожу, он прижался крепче, словно стараясь врасти в беловолосого эльфа. - Киа, сердце мое, – шептал Иррейн, задыхаясь от счастья, от нахлынувшей нежности. Его счастье, его чудо сейчас в руках, как же они соскучились по друг другу, как давно не оставались вдвоем. И сейчас эта ночь, на излете лета, была особенно прекрасна. На эту ночь он вернется в свой облик, только для Иррейна – почему-то ему впервые за всю жизнь нравилось чужое восхищение его телом. Он лежал, вытянувшись на плаще, спокойно отдавшись во власть сильных рук, изучающих и ласкающих его. Великолепная драгоценная красота, сейчас так доверчиво открытая – можно пробежать подушечкой пальцев по губам, обвести линию безупречных скул, едва дотронуться до пушистых ресниц и спуститься ниже, к ключицам, продолжив захватывающее путешествие. Такая нежная кожа на сгибе локотка – почти прозрачная, золотистая, если ее поцеловать, то можно услышать легкий стон удовольствия. Волосы – блестящая черная река, они снова отросли, чуть ниже пояса, можно зарыться рукой к затылку, погреть пальцы в вороной густоте, чуть массируя кожу головы. Киано так любит эту ласку. Они были безмятежны в своей прелюдии; где-то, чуть вдалеке, всхрапывали кони, потрескивал костер. - Ирнемеаре, – Киано был уже не в силах ждать, - побыстрей, не тяни. Или тебе нравится, когда я умоляю? Ирне лишь сжал плечи любовника посильнее, крепко целуя: - Сейчас, сердце мое, сейчас. Нетерпеливые колени обхватили его талию, прижимая и заставляя действовать. Но Иррейн вздрогнул и не отпуская Киано от себя, затих. «Киа, слышишь?» Киа не услышал, почуял. Он моментально метнулся, хватая меч и забывая про штаны, выругался на Иррейна, который первым делом схватил одежду: - На погребальном костре оденут! Быстрее! Это был небольшой отряд степняков, шестеро низкорослых воинов на мохноногих лошадках, таких же невысоких, как и всадники. Отряд налетел внезапно, но эльфы были уже готовы, Киано сжимал клинок и на всякий случай открывал магию, мало ли что. Они стояли локоть к локтю, эльф же был с луком. Увидев столь странную пару – полуголого эльфа и другого, совсем неодетого, но с дорогим клинком в руках, кочевники не стали даже стрелять, как это делали обычно. Они поспрыгивали со своих лошадок и ринулись вперед, на столь забавную добычу. Иррейн выстрелил первым, и первая же стрела нашла свою жертву. Теперь пятеро. Но больше на столь близком расстоянии не имело смысла стрелять, он вытащил меч, ножны с которым все-таки успел прицепить на пояс, и вступил в битву, так же, как Киано. Кочевники с кривыми длинными ножами были слабыми противниками вооруженным прямыми клинками эльфам. Особенно против Иррейна с его полуторником, поэтому счет с Киано они разделили напополам. Киано деловито обшарил убитых, выгребая немного золота, денег, браслетов и стянул серебряную гривну с одного кочевника, сгреб все в дорожный мешок, велел Иррейну стреножить чужих лошадей. Они вернутся со знатной добычей, впрочем, гривну он оставит себе для подарка Энверу. «Я иду по его пути, и мало того, драться голым уже в привычку входит!» - подумалось Киа при воспоминании о родиче. Он брезгливо отпихнул ногой труп, перетащил плащ и вещи подальше и подождал, пока Иррейн закончит с лошадьми. - Ирне, - окликнул он, - ты там скоро? - Я уже иду. - Ну, на чем мы там остановились, ты помнишь? – Киано слегка прикусил кожу на белоснежной груди эльфа. - А то, я помню, что кто-то просил поторопиться, но нас так внезапно прервали, - мурлыкнул эльф на ухо оборотню, - надо, пожалуй, восполнить упущенное. Они даже не стали накрываться, ночь была теплой, а ночной воздух - лучшим покрывалом для этих двоих.