Найти Дом

Эта зима ему определенно не нравилась. Отвратительный колючий воздух был неприятен волчьему носу, а мокрый снег только оседал рваными белыми клочьями на шубе. Да и в эльфьем облике было не лучше – сколько не кутайся в плащ и овчинную безрукавку, все равно холодно и болят шрамы, ноет переломанная нога. Предыдущие зимы были лучше, а теперь в объездах они занимались с Ирне только тем, что ночью согревали друг друга – Киано в волчьем облике сворачивался в теплый пушистый ком около груди и живота эльфа и мечтал о Логове, камине в своих покоях, вине с пряностями. Эльф же, если не спал, то в задумчивости теребил пальцами волчьи уши и перебирал всю свою жизнь наново. И как он ни крутил воспоминания, как ни анализировал настоящее, а выходило так, что скоро надо ждать перемен. В начале зимы Киано ранили, несильно, отлеживался он около трех дней. Стрела прилетела в ту же самую многострадальную ногу, и хромота усилилась, как он надеялся, просто на время заживления. В общем, это и другие события заставляли его не ждать от зимы ничего хорошего. Он сидел в казарме, греясь у огня под ворохом одеял. За время службы Киано накопил аж четыре шерстяных покрывала, под которыми спал зимой, у наемников это вызывало смех, хотя они уже давно привыкли к странностям эльфа. Он зарывался в одеяла, вытягивал больную ногу и дремал. После выездов не хотелось ничего, даже разговаривать, и он лежал, лениво прислушиваясь к разговорам, и изредка отвечал Ирне. Потянуло холодом, и наемники волей-неволей повернули головы к дверям. - Значит так, живо! Полтора десятка, всех эльфов по коням! – Орнар торопился, - Камаль, Нэш! К западу горит деревня, разведчики сказали, там большой отряд. Приказ был ясен. В переводе на обычный язык это означало то, что к востоку от заставы большой отряд кочевников сжег деревню, и задача наемников состояла в том, чтобы отбить рабов у отряда и перебить врагов. Киано приторачивал колчан с сулицами к седлу Сердца Ветра и думал о том, какое все-таки отличное оружие – сулица. Легкое, острое, можно метнуть с коня, а можно и так достать врага, можно поразить зверя. А против кочевников – самое то. Отряд летел в сумерках, не обращая внимания на метель и ветер, сейчас главное - догнать врагов. Разведчики указывали дорогу, изредка оборачиваясь назад. Деревня была недалеко, едва успела встать тусклая луна, как отряд наехал на пожарище. Деревня была сожжена дотла. Соломенные крыши легко вспыхивали, а старые домики сгорали быстро. Пахло паленым мясом и горелой шерстью. И даже при въезде было ясно, что разграблена она дочиста. Чернели открытыми воротами хлевы, валялись выбитые двери изб. Брошенные вещи, те, что были негодны даже кочевникам, тряпками были раскиданы по дороге – старушечьи юбки, рваная обувь. И никого живого. Мужчины были зарублены, старики тоже, а молодых забрали в плен. Значит, догнать отряд будет легче легкого. Наверняка кочевники не предполагали, что на заставе так быстро узнают об их набеге. Метель усиливалась, ветер бил в лицо, и всадники кутались в плащи, стараясь оставить лишь глаза, чтобы видеть дорогу. А следовало торопиться, от каждой секунды промедления зависела чья-то жизнь. Кочевники и вправду не ждали нападения, и отряд видел далекие костры стоянки – далеко в такую метель с пленниками не уйдешь, и вряд ли они бросят женщин, слишком дорогой товар. Наемники решили не высылать вперед никого, а просто напасть врасплох. Как стоят враги, было ясно – пленников сгрудили в одном месте, под охраной, а остальные сидят у двух-трех костров. Нэш подал знак, и отряд перестроился, разбиваясь на три группы, Киано и Иррейн оказались разделены, и волк постоянно старался не выпустить из поля зрения светлую гриву эльфа. Они налетели внезапно, разбивая покой лагеря, и ночь сразу же огласилась воем, визгом и гортанными криками. Врагов оказалось больше, чем предполагали разведчики, навскидку Киано показалось, что их около полусотни - невысоких узкоглазых человечков, и он врезался в самую середину, забыв про Иррейна. Кривые мечи пытались его зацепить, задень ноги коня, но Сердце Ветра был умен и охранял своего хозяина, вовремя вставая на дыбы и ярясь. Поэтому всадник и конь были неуязвимы. Киано выполнял приказ Нэша, прорываясь к пленникам, именно там было больше всего кочевников, охранявших украденных. Киано оглянулся, моментально выхватывая из сечи светловолосую голову, успокоился, правда, едва не пропустив удар, и оказался рядом с Эвинваре, попав в окружение. Их кони хрипели рядом, и оба они отбивались от наскакивающих людей, отрезанные от отряда. Киано перехватил сулицу, молниеносно вытащив ее из мертвого тела кочевника, метнул в пожилого мужика в шапке с хвостами, попав ему в сердце. Осталось шестеро, лишь бы не подоспели остальные. Он скатился с коня, не позволяя попасть копьем в себя, и Сердце Ветра проложил себе дорогу на волю – не каждый осмеливался схватиться с мощным жеребцом. Эвинваре сделал так же, и Киано даже не успел остановить его осанве - было поздно. Проклятая чужая сулица попала прямо в сердце эльфа, и Киа остался один. Он едва понял, что рядом нет соратника. Все завертелось перед глазами, метель стала кровавой, будто воины красили своей кровью снег не на земле, а на небесах, и он потерял понятие о том, где находится. Он видел только лишь свой меч, весь взгляд сосредоточился на лезвии Меча Запада, и все его существо стало клинком и яростью. Он превратился в смертоносную сталь, от которой нет спасения. Нет ничего, кроме этого клинка и тех, кто напоит его своей кровью. Схватка закончилась, и только в одном месте звенели мечи, и никто не мог оборвать битву. Все замерли, заворожено смотря на эльфа с безумным перекошенным лицом, со струей крови, стекающей из прикушенных зубами губ, который не дрался, а убивал – не осознавая, куда бьет. Поединок превратился в бойню, не было уже тех шестерых, что окружали его поначалу, а последний противник уже понял, что попал в смертный ужас живьем. Наконец все кончилось, для клинка не осталось пищи, и оборотень осел на землю, залитую кровью, выпустив меч из руки. Широко раскрытыми глазами он смотрел в никуда. Северяне сообразили первыми: они подхватили эльфа, вынимая клинок из стиснутых пальцев, кто-то догадался набросить плащ и крепко укутать Киа, передавая его Иррейну. - Чего вылупились, – рявкнул вдруг Нэш, - про баб с дитями забыли? Ждете, пока померзнут? - Это северное безумие, ты им болеешь? – спросил десятник у очнувшегося эльфа. Как и все, кто страдал приступами, тот был слаб, словно растратил всю силу на ту битву. Ничего, силы скоро вернутся. - Давно не было, - ответил Киа, прихлебывая горячий отвар, - где тело моего родича? Он помнил все, и ту сулицу, попавшую в сына Имлара, и свою ярость. Теперь нужно достойно похоронить, думать они будут потом. За десятника ответил Иррейн. - Тут, в ледник положили. Я уже собрал костер. Там, - он неопределенно махнул рукой на Запад, - ему хватит. Будет достойно. Как бы то не было, а Эвинваре следовало похоронить согласно его крови, крови князей Серебряной Нити. В его вещах Киано нашел новую рубаху, явно привезенную с Запада, пояс с серебром, украшения. Все это уйдет с покойным. Он обмыл тело, расчесал волосы, сбившиеся в кровавый ком, заплел их в косы, надел на безвольные руки браслеты, на шею гривны, все оружие покойного было при нем. Они погрузили тело на коня и отправились в степь вчетвером: Киа, Иррейн, десятники Камаль и Нэш. Несмотря на характер, Энвера на заставе любили, как старожила и умелого воина, стойкого собутыльника и просто балагура. Костер Иррейн сотворил на славу: несколько рядов бревен были сложены в поленницу в человеческий рост, и гореть он должен был долго, как и полагается погребальному костру князя. Киано расстелил наверху поленницы парадный плащ Эвинваре, уложил тело, вложил в мертвые руки оружие, рядом положил три камня – любых, так полагалось по обычаю, заимствованному от смертных. Ему нечего было подарить мертвому, как того требовала традиция, и не оставалось ничего, что бы напомнило о том, что умер лорд из Серебряных нитей, поэтому Киано отстегнул второй меч, вместе с ножнами и положил его в ногах мертвеца. Низко поклонился и, прочитав неслышно заклинание, запалил костер. Пламя взметнулось в вечернее небо, крася небеса в багровый цвет. Они развернулись и уехали. Молча, каждый думал о своем. Эвинваре. Его странный родич, бывший таким чужим и ставший близким на чужой земле. Не случись войны, они наверняка стали бы соперниками, бастард и наследный принц. В юности Киано слышал много рассказов про братьев матери, а про Эвинваре особенно. Непонятно, что заставило наследного принца - амбициозного, любимца женщин и баловня судьбы - так изменить свой мир. Плен? То же самое, что произошло с Киано? Тогда следует признать, что Эвинваре оказался сильнее него. Он смог выжить, сам. И лишь счастливая случайность свела его с Иррейном и князем Тэрраном, но и без них он бы жил. Как он пережил предательство отца и смерть брата? Киано ужаснуло то, что Имлар объявил своих сыновей мертвыми, зная, что они живы, чтобы не признать позор поражения. Если бы не было роковой цепи случайностей – рождения Киано, смерти сестры, плена, то и история была бы другой, и правил бы насмешливый Эвинваре своим эльфийским народом, водя войска в славные походы. Каждый должен быть на своем месте, и лишь капризная судьба путает фигурки на доске жизни. - Жалко парня, дочка совсем маленькая, - не обращаясь ни к кому, вслух сожалел Камаль. - Он не ждал другой смерти, мой родич был рожден воином и умер им. У нас никому не грозит помереть от старости, – не удержался Киано, – рано или поздно, не нам это решать, а о семье я позабочусь. - Вам хорошо рассуждать, - выдохнул Нэш, - вот ты, Киарт, ты же моего прадеда пережил и моих правнуков похоронишь. А если и погибнешь, то только в битве. - Нам просто замечательно, особенно, когда мы хороним родичей. Ты будешь оплакивать своего брата двадцать лет, а я сотни. Тебе завидно? И кто сказал, что мы умираем лишь от ран? Глупости, никогда не слушай менестрелей. Мы все смертны, сколько бы не прожили. Вопрос только в том, как ты умрешь – убьют ли тебя, или ты уйдешь сам. У вас тот же выбор. Болезни? Мы тоже болеем – мы можем умереть от тоски или проклятия. Только мучаемся дольше. Если бы мы не умирали, не было бы вас, места просто бы не осталось. - Так уж и никакой разницы? Тогда почему боги нас разделили? - внес свой вопрос и Камаль. - Спроси это у богов. – Киано пришпорил коня. – Ты меня в бане видел? Никакой разницы, кроме ушей. И только беловолосый эльф молчал, хотя больше всех мог поведать про смерть. Но зачем смертным знать то, что происходит ТАМ? Он расскажет только своему сердечку, Киа, но ведь он не спросит, правда? Он милосерден. Киано не стал возвращаться на заставу, отпросившись у Нэша на ночь. Он распрощался с остальными, мысленно поцеловал Иррейна и развернул коня. Киано молился всю ночь, стоя в сугробе на коленях, не замечая ничего. Он не умел произносить красивые молитвы и громкие речи, звать богов. Просто рассказывал невидимым предкам про свою жизнь, моля быть снисходительным к нему, к тем, кто ему дорог и благодаря за жизнь, за подаренное счастье. Он плакал, рассказывая про плен и первую ночь с Иррейном, ярился, вспоминая про Нерги, тихо шептал, прося покровительства для Ирне, царапал кожу на запястьях, стараясь не завыть от горя, от потери сыновей. Может быть, предки услышат своего непутевого потомка? «Ирне, сколько раз я говорил, что люблю тебя?» - разбудил он Иррейна осанве, перед самым рассветом. «Четыре раза, я помню все. Что случилось?» «Запомни, это пятый, и буду делать это чаще, если успею. Прости, я люблю тебя!» «Киа!!!» Но оборотень уже крепко спал. В вольные дни они с Ирне собрали все имущество Эвинваре, которое по закону полагалось его жене, и отправились в деревню. Как сказать Нарани и крохотной сестрице (а дочка Энвера приходилась Киано кузиной), что ее мужа и отца больше нет? Киано самому не раз приходилось выслушивать черные вести, но приносить их он не умел и был в растерянности. С его мужской точки зрения, Эвинваре умер как полагается, с мечом в руке и в битве, смерть была быстрой и достойной. Но женщину вряд ли это утешит. Иррейн тоже ничего не мог посоветовать, кроме того, как - рассказать правду сразу. Обоих занимал вопрос – как жить Нарани дальше? Растить внучку Имлара в этой же затерянной деревеньке и потом выдать ее за такого же наемника, каким был ее отец? Но не каждой попадется такой муж, как Эвинваре. Или поискать счастья в другой стороне? Впрочем, для себя Киано уже решил. - Я первый, все-таки родич, - вздохнул Киано, весть о смерти Эвинваре придется нести ему. Интересно, знает ли Нарани правду о муже? Он толкнул дверь, снимая тюк с вещами с плеч, было раннее утро, и, наверняка, хозяйка еще спала. - Киа! – радостный детский вопль был оглушительным. Киано поймал девочку на руки, поцеловал, прижимая к себе. - Здравствуй, принцесса, а где мама? - Здравствуй, мама корову доит, а где папа? Почему вы вдвоем? Здравствуй, Ирне! Киано сглотнул, нет, ребенку он этого не скажет. Не сможет. Еще миг передышки, и будут слезы и горе. Утешать женщин же он не умел никогда. Да и чем тут утешишь? Он оставил Мильву на Ирне, и девочка была довольна. Иррейна дети вообще любили, он не сопротивлялся их шалостям, и его всегда можно было дернуть за бледно-золотые косы, залезть на руки. А деревянные игрушки, которые он резал для дочки Энвера, вызывали удивление даже у взрослых. Нарани Киано нашел в сарае, она заканчивала доить корову, и эльф залюбовался женщиной, пока не окликая ее, войдя неслышно. Какая же все-таки красавица досталась Эвинваре. Ее не портило ни рождение ребенка, ни тяжелая работа, а благодаря жалованью наемника-мужа одета Нарани всегда была нарядно. Красивая пара. Была. - О! Что это вы так рано? – удивилась женщина, оглянувшись и заметив чужое присутствие, - Энве где? Его не отпустили? Что с тобой? На заставе бывало и такое, если набеги кочевников продолжались часто, то десятки месяцами не ходили в увольнение. Киано стоял, прислонившись к косяку двери, не в силах выговорить ни слова, сощурив глаза от душевного напряжения. - Сядь, - попросил он тихо, и Нарани присела обратно на скамеечку, - просто сядь. Он подошел ближе, опускаясь на корточки. Замер, набираясь решимости. - Тут такое дело, - мертвым голосом произнес он, - Эвинваре убили. Недавно ездили на кочевников, он от копья не уберегся. Твой муж ушел достойно, женщина. Ты… - Нарани смотрела на него широко открытыми карими глазами, - ты… Она покачнулась, и жалобно звякнуло ведро с молоком, опрокидываясь, Киано едва успел поймать падающую женщину. - Ирне! – крикнул он, растерявшись, - Ирне! Вдвоем они едва привели Нарани в чувство, рядом ревела, почуявши неладное, Мильва, и Киано было самому плохо от этого плача. Но сейчас он обязан быть сильным. Наконец Нарани осознала, что произошло, и зарыдала, кинувшись на грудь Ирне. Эльф прижал женщину к себе, поглаживая по голове. Пусть выплачется. Киано сидел за столом, положив на сложенные руки голову. Он сказал, как мог. Почем-то перед глазами стояла сцена, когда Борг и Фиорин принесли ему весть о том, что корабль разбился. Ну что же, теперь он в шкуре своих наставников. Нарани наконец прекратила рыдать, и Киано подал ей воды, усадив рядом с собой. - Мы похоронили его по обычаям. По нашим и вашим. Не сердись на меня, тебе лучше запомнить его живым, а мертвых оставь нам. Просто не забывай об Энве. - Ты так легко об этом говоришь? – Нарани уже могла говорить. - Я похоронил слишком многих - свою семью, друзей, родичей, я устал от этого и не ожидал такого от Эвинваре. Мой родич был сильным, он хотел жить, у него было ради чего жить - ради тебя, Мильвы, но мы не владельцы своей судьбы. Если тебя это хоть чуть-чуть утешит, то я отомстил за него. Они нескоро сюда сунутся. - Какая мне теперь разница? - Большая. Тебе надо уехать отсюда. Впрочем, я не советчик. Но тут опасно, а у тебя теперь нет мужчины. Если ты позволишь, мы с Ирне будем приезжать к тебе, но мужа мы тебе не заменим, и Энве никто не заменит, как это не печально. Несмотря на свое горе, Нарани была крестьянкой, а значит, вопрос о выживании стоял на первом месте, да и вдовой она осталась не впервые. Вкрадчивые же речи родича ее мужа потихоньку сдвигали потерю, потом, она будет плакать потом, когда они уедут. Но лишь бы они остались! - Что ты хочешь сказать? Я всегда вам буду рада, и Мильва вас любит. Как я могу уехать? - Мы тут тоже не навечно. Сами не знаем, может, мы успеем посмотреть, как моя сестрица найдет себе жениха, а может, исчезнем весной. Никто не знает своих путей, Нарани. - Вы, эльфы, говорите загадками, Энве такой же был. Плел незнай чего, а правды не доищешься. - Значит, он тебе не сказал? – Киано только что понял, что говорит это вслух. – Энве был довольно знатного рода, но поссорился с ним. Там, на Западе, у него много родичей, но я не советую тебе туда ехать. – Он покопался в кармане, выудил сложенную бумажку и кожаный мешочек. - Но ты жена одного из высших перворожденных. Его род был княжеским. Вот смотри, я написал письмо, в любой эльфийской общине, в Ланке, или еще где, да хоть во дворце государя Фиорина, будут рады и окажут любую помощь тебе и принцессе. Хотя и враги будут, как же без них? Тут деньги, тебе хватит на несколько лет точно. Ты можешь, например, купить трактир и вести дела, наш народ тебе поможет. В общем, мы тебя не оставим. Но оставаться тут не стоит. Энвер все равно увез бы вас отсюда, это гиблое место. Темные через несколько лет займут его полностью. Киано замолчал. Письмо он сочинял всю ночь, пытаясь донести до родичей то, что жена и дочь принца Эвинваре Серебряной Нити - не та, кого можно обидеть, а защита княжича Кианоайре Тэрраниона, лорда Серебряной Нити - не то, чем можно пренебречь. В мешочке же было их с Ирне жалованье за два года и монеты, причитавшиеся Эвинваре. Зачем им с Ирне деньги? Они практически не тратили жалованья, на то, чтобы погулять в деревенском трактире, хватало трех серебряных монет, а других соблазнов на Границе не водилось. Мильва тоже успокоилась, Нарани пока не знала, что сказать дочке, потерявшей отца, и просто шепнула, что папа пока не может приехать. Девочка успокоилась. Но рано или поздно сказать придется. Киано и Иррейн остались на два дня, помогая Нарани по хозяйству. Но спать в доме они категорически отказались, предпочитая сеновал; они спали там и раньше, чтобы не мешать хозяину и хозяйке, так редко видевшимся. Теперь же Нарани хотела побыть одна. Они уехали, пообещав вернуться через седмицу. Иррейн и Киано уже приближались к заставе, как оборотень резко осадил и развернул коня, приказывая эльфу следовать за ним, в лес. У него едва хватило терпения доехать до опушки, прикрытой снежным одеялом. «К демонам все! Иди сюда!» - Киано в каком-то остервенении стаскивал с себя одежду, кидая плащ в снег, туда же полетела и шапка с курткой, верхняя рубаха, Иррейн ошалело следил за ним. «Ну, чего ты стоишь?» - Киано начинал уже сердиться. «Прямо тут, на снегу?» «А ты хочешь на королевской перине? Извини, нету. Постелить забыли!» Ему было это необходимо. Наплевать где, лишь бы слиться с любимым, забыть обо всем, о смерти, еще раз напомнить себе, как хочется жить. Утвердить это желание в объятьях, похожих на борьбу, в жадности обладания чужим телом, живым, теплым, солнечным светом волос, гладкостью кожи. Жить хотелось нестерпимо, так, что жгло сердце. «Что это было?» - Иррейн тяжело дышал, набирая морозный воздух в легкие. «Да ничего, так. Я умру, если потеряю тебя». «Не бойся, я с тобой. Нам не дано быть друг без друга». Дни потекли своим чередом, но Киано тосковал без Энвера, да и не он один. Отсутствие остроязыкого эльфа чувствовали все, словно из общего дома вынесли очаг, сколько же однако уюта дарил Эвинваре – своими шуточками, байками, мастерством рассказчика. На его место взяли новичка – мрачного южанина, носившего следы кандалов, и Киано горько усмехнулся. В казарме было тихо, все спали, кое-где слышался храп, а кое-где и сдавленные стоны: во сне наемников настигали старые грехи и битвы. Киано ворочался - вроде бы и предутренний сон, когда спится особенно сладко, но чего-то ничего не получалось. Вставать же было еще рано, и лень вылезать из теплой постели. Он повернулся направо, стал разглядывать Иррейна, любуясь избранником. Киано много раз говорили, что он прекрасен, столько восхищались его красотой, но на взгляд самого оборотня Иррейн был гораздо красивее. Мужчина должен быть высоким и сильным, а не собранным из костей и кожи, да и бледно-золотые волосы гораздо красивее черных. Глядя на спящего эльфа снова захотелось спать, и Киано покрепче завернулся в одеяла и уже сомкнул глаза, как в голове что-то дернулось. Такое знакомое, дальний зов, зов с Граней, который он уже успел позабыть. Зов был настойчивым, чересчур, и Киано распознал, что кличут его с Логова и что надо быть обязательно - случилось что-то страшное. Он моментально выпутался из-под одеял, растолкал Иррейна, морщась от боли в висках - кто-то бился настойчиво, требуя оборотня домой. «Что такое?» «Ирне! Меня зовут, в Логове что-то случилось, что-то серьезное! Мне надо быть там!» «А как же тут, ты надолго?» «Не знаю, прикрой меня, придумай что-ниудь, хорошо? Я умоляю тебя! Я вернусь, постараюсь быстрее!» «Хорошо, ты осторожней там!» «Обещаю». Киано исчез, оставив эльфу воздушный поцелуй и теплую постель.