***
Утро выдалось жарким, уже в восемь утра температура держалась на отметке в семьдесят градусов*, а к двенадцати сильно перевалила за девяносто*. Дома было нестерпимо душно, Френсис так и не починил кондиционер, приказавший долго жить на прошлой неделе, и Аделаида решила, что единственное их спасение это шопинг. В новом торговом центре, гордо поблескивающим стеклом и сталью недалеко от рынка, несомненно, система кондиционирования в полном порядке, да и приятный бонус в виде спокойной прогулки по бутикам весьма кстати — её любимому мужу давно пора посмотреть новые летние шорты, а сама Аделаида уже месяц думала о прекрасной широкополой шляпе из Florange, которая так хорошо бы пошла к её недавно пошитому льняному платью. Мысли о мировом экономическом кризисе еще не могли туманить мысли этой женщины, а у её мужа — Френсиса, дела на работе обстояли более чем хорошо. Именно поэтому идея прогуляться по прохладным светлым помещениям торгового комплекса и потратить пару сотен баксов, показалась ей просто грандиозной. Лицо её посвежело, Аделаида отложила в сторону каталог и начала было звать мужа, возившегося в соседней комнате с документами (ну как можно думать о работе в такой невообразимо жаркий день?) , как вдруг откинулась назад в мягкое кожаное кресло. Дети. Как она могла забыть. Эти бесенята на пару вполне могут устроить настоящий кавардак в доме за несколько часов отсутствия родителей, и их сил вполне хватит на маленький десерт после обеда. Оставлять близнецов одних не вариант, а брать их с собой и того хуже — старший начнет носиться по проходам, задевать вешалки, может даже уронит что, а младшая скорее всего будет цепляться за юбку и канючить купить «воооон ту красивую штучку». Между бровей Аделаиды залегла морщинка, оба варианта ей не нравились, а оставаться в духоте гостиной она больше не могла. Глаза женщины бегали по комнате. Позвонить шестнадцатилетней дочке соседки, которая обычно сидела с близнецами, когда они с Френсисом были заняты, она не могла — девчонка укатила в штаты со своей балетной студией и вернется только в августе. Мать Аделаиды — Жаклин, с начала недели жаловалась на боль в коленных суставах и просить её, в таком состоянии, приглядеть за детьми было просто кощунственно. А сестре её мужа она даже и не подумает звонить, эту гадину она к своим чадам точно не подпустит. Женщина почти отчаялась и смирилась с перспективой просидеть весь день дома, когда в её глазах загорелся огонек озарения. Парк. Конечно, и как она сразу не подумала. В чудесном парке недалеко от их дома, есть не менее чудесная детская площадка, там всегда много детей и родителей, и конечно совсем недалеко стоит патрульный полицейский, следящий за порядком в сквере. Женщина улыбнулась — это был идеальный вариант, обеспечивающий им с мужем пару часов свободы. Встав, наконец, с кресла и поправив укладку, Аделаида крикнула в сторону гостиной, где работал телевизор: — Натаниэль! Амбэр! Переодевайтесь, мы идем в парк!***
Солнце нещадно палило, а на небе, как назло, не было ни единого облачка, чтобы хоть ненадолго прикрыть раскаленный шар. Спасение можно было найти в тени деревьев, но там было совершенно нечего делать — домик на дереве они с ребятами построили еще в начале лета, множество раз его модернизировали, приколачивая все новые и новые деревяшки и таща из дома что ни попадя, что бы их тайное место было особенным. Но сейчас там было пусто, друзья Натаниэля, скорее всего, сидели сейчас по домам и, обмахиваясь комиксами, ели мороженное. Они однозначно ели дурацкое мороженное. Мальчик с обидой пнул столбик качели, он бы сейчас с удовольствием купил стаканчик пломбира, а может быть даже и сестре бы что-нибудь взял, благо в карманах валялось несколько центов. Но родители, ушедшие за час до этого, строго-настрого запретили им даже на пару шагов отходить от площадки. И зная, как легко его отец может выйти из себя, мальчик решил не рисковать. Он еще раз пнул столбик качели и, подняв голову, оглядел площадку перед собой в надежде углядеть знакомых ребят. Но кроме Амбэр, самозабвенно копавшейся в песочнице, он увидел только несколько мальчишек на год или два старше его. Не то что бы Натаниэль стеснялся, но подходить знакомиться первым он точно не собирался. Страдальчески поковыряв носком сандалии землю перед собой, мальчик решил, что понадоедать сестре не такая уж и плохая идея — можно например песком покидаться или растоптать её куличики, она, конечно, начнет ныть, но потом обязательно ответит ему чем-нибудь в этом же духе. — Эй, козявка-Амбэр! — крикнул он, сложив рупором перепачканные землей руки. Девочка тут же вскинула голову, два тоненьких, не очень умело заплетенных, колоска смешно дернулись, и она, недолго думая, высунула язык. Брат, отзеркалив её движение, рассмеялся: — Раз, два, три, четыре — нет никого жирнее Амбэр в целом мире! Солнце слепило его, и он почти не видел сестру, однако, сощурив глаза, Натаниэль понял, что та показывает ему кукиш, а это, как ни крути, уже было похоже на вызов. Все так же щурясь, мальчик зашагал вперед, предвкушая, как сейчас дернет сестру за косички, но когда до песочницы оставалась пара метров, резко остановился и удивленно выдохнул. Он даже сначала не поверил своим глазам, ведь такого просто не могло быть. Он её точно выбросил — кинул в мусорный бак соседей напротив, а сегодня утром из окна с удовольствием наблюдал, как большая блестящая машина увезла куда-то далеко-далеко черный пакет из этого бака. И Амбэр никак не могла успеть достать её оттуда, хотя бы потому что, в тот момент, когда мусорщики объезжали их район, она мирно спала в своей комнате, а ночью эта трусишка даже до туалета дойти одна не могла. Сердце забилось как бешеное, по спине побежали липкие мурашки, Натаниэль знал, нужно отвернуться или хотя бы прикрыть глаза, но отвести взгляд от куклы, лежащей рядом с его сестрой, казалось невозможным. Куклы, от которой он собственноручно избавился прошлым вечером. Куклы, которую подарил Амбэр отец, после очередной командировки в другой город. Куклы, смотрящей пустыми безжизненными глазами и улыбающейся до ушей своими, искусно накрашенными розовым блеском, губами. Девочка, до этого делавшая вид, что не замечает идущего к ней брата, скосила на него глаза и про себя подумала, что он совсем дурак, раз пытается напугать её, изображая статую. И еще раз показала язык. Но даже если Натаниэль и заметил это, то просто не смог ответить ей тем же — он даже не мог моргнуть, хотя глаза уже пощипывало от недостатка влаги. В его голову закралась шальная мысль — это другая кукла, конечно, он же не видел все её игрушки, так что это наверняка просто другая, очень похожая на ту. «Слишком похожая…» — шепнул голосок в голове. Мальчик тряхнул головой, снимая наваждение, он знал, есть только один способ проверить это. Закрыв глаза и сделав пару глубоких вдохов, он вновь посмотрел перед собой, но уже немного по-другому, пытаясь уловить малейшие изменения пространства вокруг его сестры. Сначала ничего не изменилось, и мальчик почувствовал, как начинает отпускать скрутивший желудок — просто похожая кукла ничего больше. Но тут в воздухе что-то сбликовало, и в следующее мгновение он увидел её. Конечно старуха была здесь. Натаниэль почти злился на себя, на что он, в конце концов, рассчитывал, невозможно глупо было думать, что от чего-то подобного можно избавиться так просто — закинув причину подальше в мусор и постаравшись забыть. Желудок снова свело и нестерпимо сильно захотелось, чтобы мама сейчас оказалась рядом, обняла его, и цветочный запах её духов выбил из головы все дурные мысли. Амбэр, уже забывшая про замершего рядом брата, с восторгом достала из песка маленькую витую ракушечку и тут же водрузив её на башню песчаного замка, радостно хлопнула в ладоши. Она понятия не имела, что рядом с ней, чуть зависнув над землей, стоял самый настоящий монстр, пусть и не такой, каким их рисуют родители, пугающие своих детишек, но от этого не менее реальный. Аккуратно одетая, чистенькая пожилая женщина находилась практически вплотную к девочке. Лицо её, морщинистое, но отнюдь не уродливое, было чуть повернуто в сторону и выражало полное безразличие ко всему происходящему. Если бы кто-то кроме Натаниэля видел её, то наверняка бы решил, что это бабушка девочки, вышедшая на послеобеденную прогулку, а может просто играющая с внучкой в парке. Вот только взгляд у неё был не хороший, глаза, будто жившие своей жизнью, смотрели с неприкрытой ненавистью на подошедшего мальчика, а зрачки, неправильной формы, будто изорванные, почти полностью заполнили бледно-зеленую радужку и периодически вспыхивали желтым светом, как у какого-то животного. Она всегда смотрела на него. Даже тогда, когда кукла только появилась в их доме, когда старуха стояла в метрах пяти от его сестры, он чувствовал тяжелый взгляд светлых глаз. Примерно в тоже время в его душе впервые поселился страх — неоформленный, иррациональный, Натаниэль сам не понимал почему, но эта немощная, ничего не делающая сущность пугала его. Несколько дней спустя старуха начала медленно, практически незаметно, приближаться к Амбэр и у девочки неожиданно возобновились ночные кошмары, мучавшие её в раннем детстве. А прошлой ночью, когда Натаниэль возвращался из ванной комнаты, он увидел как женщина, почти сложившись пополам, наклонилась над кроватью его сестры. Руки её висели плетьми вдоль туловища, а нос, тонкий, с небольшой горбинкой на переносице, практически касался щеки спящей девочки. Глаза, бешено сверкавшие, почти вылезали из орбит и были так сильно скошены в сторону мальчика, что, казалось, вот-вот закатятся. Очнулся он уже на улице, прижимая к себе грязную крышку мусорного бака. Он не помнил, почему решил именно выкинуть куклу, но возвращаясь на цыпочках в свою комнату и принюхиваясь к испачканной пижамной кофте, вдруг понял, что опасность миновала, а с утра, прибежав будить сестру и увидев, что в комнате та совершенно одна, уверился в этом окончательно. Сейчас Натаниэль конечно понимал, насколько сильно ошибался. В солнечных лучах, пожилая женщина выглядела практически живой, даже её русые чуть припорошенные сединой волосы слегка шевелились от неожиданно поднявшегося ветерка, а на впалых морщинистых щеках, казалось, выступил румянец. Её рука, практически холеная, с аккуратно обрезанными ногтями, медленно поднялась, а затем так же неспешно опустилась на плечо девочки, и та, будто почувствовав, вскинула голову, непонимающе смотря на брата. Натаниэля будто током ударили. Волна отчаяния, накрывшая его, пропала — страх за сестру вытеснил все мысли. В следующую секунду он сорвался с места и, с разбегу прыгнув в песочницу, подхватил лежащую куклу. Злость, страх, непонимание смешались в причудливый комок в неокрепшем детском сознании, кровь оглушительно стучала в ушах и, где-то на периферии, он услышал, как плаксиво заныла Амбэр, требуя вернуть игрушку. Подняв голову, он встретился взглядом со старухой — она всё так же держалась за девочку, пальцы её сильно сжались, сминая хлопковое платьице, а лицо исказилось, будто изломанное. Её нижняя челюсть начала медленно отъезжать в сторону, раскрывая черноту рта и обнажая уродливые премоляры, глаза снова выкатились из орбит и рваные зрачки вышли за пределы радужки, окрашивая белок в кроваво-красный цвет. По щекам потекли густые бордовые ручейки, и капли, задерживаясь на щетине над верхней губой, срывались вниз, пачкая на груди скромную блузку в цветочек. Однако, при всем этом, женщина не издавала ни единого звука. Амбэр, уже вскочившая на ноги, протянула к брату руки, цепляясь за ворот футболки, и именно в этот момент, когда паника, казалось, накрыла его с головой, Натаниэль понял, что надо делать. Сильно, до боли, зажмурившись, он с громким криком рванул на себя светловолосую голову куклы, отрывая её от шарнира-шеи, в голове набатом билось — «УХОДИ! УХОДИ!». Послышался характерный чпокающий звук и его рука, сжимающая синтетическую шевелюру, мотнулась в сторону, описав полукруг. Тут же рядом раздался оглушительный рев, а в грудь мальчика забили маленькие кулачки: — Тыыыы! Тупой дурааак! Я тебя ненавижу! Боясь открыть глаза, мальчик попятился, но тут же споткнулся о край песочницы и, пытаясь сохранить равновесие, невольно распахнул веки. Зареванное красное лицо сестры оказалось прямо напротив его собственного, её подбородок сильно трясся, косички растрепались, а из носа начали течь сопли. Но за её спиной было совершено пусто! Неожиданно чмокнув колотившую его сестру в обгоревший нос, он оттолкнул её от себя, оттянул пальцем веко и показал язык, а затем со всей силы замахнувшись, метнул голову куклы в сторону кустов и, сунув оставшееся тело на миг затихшей Амбэр, припустил со всех ног к домику на дереве. Сзади вновь послышался душераздирающий рев, но Натаниэль лишь залился счастливым смехом — на сей раз он точно знал, что она к ним больше не вернется. Он не до конца понимал, что и как произошло, но в душе росла уверенность, что эта гадкая, мерзкая старуха больше не посмеет даже рядом показаться с его сестрой и от этого на его лице сияла широченная улыбка. Заняв стратегическую точку у единственного окна деревянного логова, он со спокойной душой наблюдал за полупустой площадкой, где не было ни одной жуткой старухи. Амбэр, все так же стоявшая в песочнице, ревела в полный голос еще минут пять, а затем, видимо решив сделать передышку, плюхнулась на песок и воткнула безголовую куклу перед собой. Вид испорченной любимицы вызвал у неё еще один приступ истерики, и на секунду Натаниэль почувствовал укол вины за содеянное. Но тут же успокоил себя — он поступил правильно, как самый настоящий супергерой и он обязательно все ей объяснит, просто чуть позже. И закинув в рот найденный на полу мятный леденец, отвернулся от окна.***
Когда, через полчаса, вернулись родители, Натаниэль и думать забыл о недавних событиях. Он носился между деревьев с одноклассником, почти на голову возвышавшимся над всеми в классе, но которого отчего-то все звали «Дерри-коротышка», и думал только о том, где бы сейчас раздобыть достаточно тонкую веревку для самодельного лука. Какого же было его удивление, когда, выбежав навстречу нагруженной бумажными пакетами маме, он увидел улыбающуюся сестру, которая что-то сбивчиво ей объясняла, дергая за длинную юбку, и активно жестикулировала сжатой в руке куклой. Синтетические светлые волосы выписывали в воздухе хаотичные зигзаги, и Натаниэль подумал, что его сейчас совершенно точно стошнит, потому что это было выше его сил. На негнущихся ногах он подошел к ним, стараясь не смотреть на Амбэр — он не хотел снова встретиться взглядом со старухой, пусть он сейчас её и не видел. Проглотив ком в горле, мальчик просипел каким-то каркающим, не своим голосом: — Как…как ты починила её? — Хах, это он её починил, дурак! — сказала Амбэр, победно вскинув голову и неопределенно махнув куклой на площадку. — Знаешь мамочка, он самый-самый классный! И сильный! И волосы такие красивые… — продолжила она, еще раз мечтательно дернув юбку. Натаниэль медленно повернулся, безразлично ведя взглядом по детскому городку — даже если он узнает, кто это сделал, им все равно уже ничто не поможет, почему-то он был уверен, что второй раз «сломать» чудовище у него не получится. В той стороне, куда указывала Амбэр, был только один человек — незнакомый черноволосый мальчик, качавшийся на качели, которую не так давно пинал сам Натаниэль. Его длинные черные волосы развевались в разные стороны, мешая разглядеть лицо, и Нат решил подойти поближе, чтобы хотя бы понять кто это. Но тут его ухо обожгло болью, а над головой раздался громоподобный рев отца: — Ах ты, маленький паршивец! Ты что себе позволяешь, разве так я тебя воспитывал?! За ухо сильно потянули, и мальчик был вынужден отвернуться и, неловко переставляя ноги, последовать за мужчиной. — Я тебе дома устрою! Я выращу из тебя настоящего мужика! Это все женское влияние — Аделаида слишком балует тебя, как тепличный цветок растит… Ну, я это исправлю, щенок, исправлю! — глухо просипел он. Амбэр радостно скакала рядом, поддакивая и периодически показывая язык, а Аделаида старательно отворачивалась, делая вид, что ничего не происходит. — Паааап, не надо, это все та старуха. Я говорил, ты же помнишь! Она хотела сделать Амбэр больно… - из глаз Натаниэля брызнули слезы обиды — он ведь хотел как лучше, хотел помочь, так почему же его сейчас ругают? В следующую секунду хватка на ухе исчезла, и мальчик повернул голову в сторону родителей, уверенный, что сейчас его похвалят, скажут, что просто не поняли и что мальчик самый настоящий герой, но вместо этого правую щеку обожгло хлестким ударом, а перед глазами оказалось покрытое красными пятнами ярости лицо отца. — Что бы никогда больше не слышал этой чуши, — яростно процедил мужчина, брызжа слюной сквозь сжатые зубы и, схватив сына за шиворот, потащил за собой. Амбэр пораженно затихла и прижала ладошку ко рту, в глазах блеснули слезы, она не хотела, что бы её папа бил брата. Прижавшись к остановившейся маме, она подняла голову пытаясь понять, что делать, но женщина все так же безразлично смотрела в сторону и только напрягшиеся желваки выдавали её. Натаниэль, совершенно потерянный, со звенящей от пощечины головой, обернулся через плечо, ища поддержки хоть у кого-то, блуждающий взгляд остановился на удаляющейся качели. Черноволосый мальчик уже не качался, внимательные серые глаза смотрели на него с пониманием и Натаниэль вдруг понял, что совсем не зол на него. Отец особенно сильно тряхнул Ната, и мальчик, споткнувшись, чуть не упал, а когда вновь выровнялся и повернул голову, оторопел — старуха стояла прямо за сероглазым мальчишкой. Обе её руки покоились на его плечах, глаза почти с любовью смотрели в район черноволосой макушки, а губы изогнулись в чуть заметной улыбке. Натаниэль закрыл глаза.***
*Популярный в то время французский регбист и регбийный тренер. Лучший скрам-хава в истории Франции. *По Фаренгейту, по Цельсию — двадцать один градус. *Около тридцати двух по Цельсию.