Я проиграл, братец!

Мистер Грегори Лестрейд неловко переминался с ноги на ногу, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимый вид. Его предупреждали, что предприятие может оказаться совершенно безнадёжным, но тогда он просто отмахнулся от такой вероятности. Как один из лучших инспекторов Скотланд-Ярда он редко ведал сомнения и всегда встречал трудности с прямой спиной. — Повторяю вам, сэр, вас ввели в заблуждение, никакого мистера Холмса здесь нет. Высоченный тощий швейцар, похожий на корабельную крысу в отставке, смотрел на него с хорошо сыгранной смесью сожаления, недоумения и жалости. Вот это последнее бесило Лестрейда больше всего. В конце концов — какого черта? Ведь он руководствуется благородными намерениями! — Дело идёт о безопасности Англии, болван! Мистер Холмс не похвалит тебя, если узнает, что ты проявил несвоевременное упрямство! — Но здесь нет никакого мистера Холмса! Это частное владение!.. Нет… Нет, сэр! Вам туда никак нельзя. Внезапно из-за двери, в которую Лестрейд попробовал было прорваться силой, оттолкнув тощего швейцара, появились две тусклых, но несомненно опасных личности, и Лестрейд счёл нужным отступить. Он — представитель закона, и ему не пристало вступать в вульгарную драку с дуболомами-охранниками. Бормоча про себя невнятные угрозы, он двинулся прочь. И чем дальше он отдалялся от места своего позора, тем больше глубоких мыслей возникало в его голове. Идеи росли и множились. Версии, одна лучше одной, перебивая друг друга, толкались в его голове, умоляя выбрать самую… невероятную. То есть самую вероятную. Как там говорил мистер Холмс? Отбросить всё невероятное и получить истину! К сожалению, применить к порученному ему делу этот постулат не представлялось возможным. Ни одну из версий нельзя было назвать сколько-нибудь правдоподобной. Погруженный в размышления, Лестрейд не сразу понял, что кто-то настойчиво дергает его за рукав. Оказалось, что это был мальчишка посыльный. Сунув записку в руку инспектора, он развернулся и моментально исчез за углом. Лестрейд развернул записку. «М-р Лестрейд, произошло недоразумение. Если Ваше намерение ещё в силе, возвращайтесь в клуб, вас пропустят беспрепятственно. М.Х.» Лестрейд знал, что у Шерлока Холмса есть старший брат, но никогда не видел его раньше. И теперь, едва увидев его, он подумал, что его разыграли. У тощего Холмса с Бейкер-стрит просто не могло быть такого толстого родственника. Старший Холмс был не просто тучным человеком. Он вообще не был похож на человека. Он походил на огромное яйцо, по недоразумению снабженное лицом и руками. Ноги мистера Холмса были прикрыты пледом, что усиливало нездоровые фантазии Лестрейда. Майкрофт Холмс восседал на кресле, как на троне, окруженный чайными столиками, на которых высились пирамиды кексов, рулетов и пирожных. Заманчивый ванильно-коричний дух витал в воздухе, заставляя наполняться рот слюной. Всё потому, что Лестрейд не завтракал, а на ланч у него была чашка кофе с черствой булочкой, и до обеда было ещё очень далеко. Стараясь сосредоточиться на деле, приведшем его в «Диоген», Лестрейд пожал отвратительную жирную руку и сел в предложенное кресло напротив Холмса. — Я ищу вашего брата, — не отвлекаясь на детали, сразу приступил он к делу. — Уже неделю его нет на Бейкер-стрит, и его квартирная хозяйка не знает, где он. И она тоже беспокоится. — Мой брат и раньше часто исчезал, — слегка улыбнувшись (отчего его выпуклые светлые глаза превратились в маленькие щёлочки, скрытые в складках жира) произнёс Холмс. — Я обходил курильни Лаймхауса все последние три дня. Описания неопознанных трупов мне доставляют регулярно. Больницы, бордели и тюрьмы я тоже проверял. — Бордели? — как будто бы удивился Холмс. — Я не имел в виду ничего дурного, мистер Холмс, — неожиданно для себя покраснел Лестрейд. — Ваш брат скорее монах, чем… — …блудник, вы хотели сказать? — Нет. То есть да… Так говорит его квартирная хозяйка. Лестрейд, запутавшись, вздохнул: — Так вы не знаете, где он? — К сожалению, он не считает нужным отчитываться мне о своём местопребывании, — обиженно надув нижнюю губу, выдал старший Холмс. — Так вы считаете, что он — жив? — К сожалению, я не обладаю достаточными фактами, чтобы делать какие-то выводы. — Думаете, он умер? — не сдавался Лестрейд. — Пока нет никаких оснований так считать. — Вам всё равно, что ли? — неожиданно взорвался Лестрейд. Жирная туша Холмса раздражала Лестрейда. Тучные люди — бездеятельные, сосредоточенные на удовлетворении своих низменных потребностей, легко уязвимые в силу своей малосодержательной жизни — были ему омерзительны. И вот отвращение вылилось в неуместную и резкую фразу. — Ваше неравнодушие не может не радовать. — Глаза Холмса ехидно блеснули из жировых складок. — Что вы имеете в виду? — побагровел Лестрейд. — Мне ваш брат нужен исключительно по делу. — По какому? — Это тайна следствия. — Помилуйте, какая же это тайна? Четыре члена одной семьи найдены зарезанными в своих постелях. При этом, вероятно, пропали драгоценности и деньги. Однако пропажу материальных ценностей некому подтвердить, так как в доме, кроме четверых членов семьи, проживала лишь одна старая глухонемая кухарка, разговор с которой ничего не дал.При осмотре выяснилось, что двери оказались заперты на засовы и замки изнутри, и ни одно из окон не было разбито. Любопытно… — Да, семья, по отзывам, была достаточно состоятельной, но жили они уединённо, ни с кем не общались. Если это ограбление, то зачем убивать всех? Все убитые были найдены в своих постелях, смерть, вероятно, настигла их во сне. Из этого я сделал вывод, что грабителю ничто не угрожало: он мог забрать деньги и драгоценности и спокойно покинуть дом. — Глухонемая служанка должна навести вас на след. — Но она молчит! — Хотите чаю, мистер Лестрейд? Лестрейд хотел было отказаться, но урчание в его животе должно быть прозвучало слишком очевидно, чтобы сделать вид, что совершенно не голоден. Чай и новые кексы появились почти мгновенно. — Мой брат любит такие дела, а это чрезвычайно пикантно. — Извините, в чем же пикантность? — изумился инспектор. — Семья несчастных, зарезанных, как кролики. — Нортон! — у Холмса оказался зычный голос. — Да, мистер Холмс! — дворецкий будто подслушивал под дверью. — Добудьте мне один билет на сегодняшнее представление в цирк Молинари. — Слушаюсь, сэр. — Хотите развлечься? — Лестрейд намеревался произнести это учтиво, пытаясь разузнать детали по причине врождённого любопытства, но получилось почти глумливо. — Нет, билет для вас. — Для меня? — изумился инспектор. — Думаю, в цирке Молинари вы найдёте убийцу. Ищите среди новых работников, поступивших на днях. — Но почему? — Расскажите мне о жертвах. — Ну, это три поколения одной семьи: бабушка и дедушка, совсем дряхлые, надо сказать. Их дочь – вдова. И её дочь – девица тридцати шести лет от роду. — Вы видели весь дом? Не попадались ли вам чердаки, заваленные хламом, или кладовки, от которых потеряны ключи? — медовым тоном осведомился Холмс. Лестрейд отдернул руку от пирожного, которое собирался взять. — Я тщательно осмотрел все комнаты, имеющие окна, через которые злоумышленники могли проникнуть в дом. — Что-нибудь бросилось вам в глаза? — Ничего такого, скучнейший дом. Обстановка не менялась там лет сто. Кроме… — Что, кроме…? — Да, ничего особенного… Это к делу отношения не имеет. — Лестрейд сделал глоток чая. — Ну, всё-таки… Мне любопытно. — Ну, это пустяки, мистер Холмс… Холмс склонил голову, словно задумавшаяся сорока или скорее утка. Определённо, утка подходила больше. — Моя дочь просит на рождество кукольный дом. Я как-то приценивался к таким вещицам, они довольно занятные, но жалованье полицейского слишком мало, чтобы позволить такой дорогой подарок. Э-э… Так вот, в доме убитых я увидел целую кукольную комнату: крошечная кроватка, игрушечные комоды, трюмо, козетка. Такая мебель должна стоить целое состояние. — Кроватка была не слишком крошечной? Лестрейд на секунду задумался: — Нет. Кроватка для достаточно большой куклы. Инспектор счёл нужным встать и продемонстрировать примерные размеры куклы: — Примерно такая, — он приложил ладонь на середину бедра. Взгляд мистера Холмса скользнул по фигуре инспектора и застыл на уровне ладони инспектора. Тот спохватился и снова сел на стул. Холмс облизнул губы, испачканные кремом. — А саму куклу вы не видели? — Нет, не видел. Хотя это странно. Может, она разбилась? — Или сбежала… — Как? Но… — Неизлечимая болезнь. Карликовость. Даже кухарка с умыслом была взята глухонемая и безграмотная, не способная рассказать никому о тайне семьи. Младшую дочь холили и лелеяли, исполняли любой каприз, но никогда не выпускали за пределы её комнаты, скрывали от всех, как семейный позор. Такая участь её не устраивала. Ей должно быть лет двадцать — поздний ребёнок. Она не желала превратиться в старую деву, как её унылая старшая сестра. Увидев однажды в газете огромную рекламу цирка сеньора Молинари, который тоже, кстати, является карликом, она тайком отправила директору цирка письмо с просьбой принять её в труппу. Наверняка у неё имелся какой-нибудь талант. — Боже, мистер Холмс! Какая блестящая идея! — Это не идея… — Я бегу в цирк! — Постойте, сейчас принесут билет. Но инспектор уже ничего не слышал. Бросив недопитый чай, он подхватил свою шляпу и бросился прочь. *** «Уважаемый мистер Холмс! Прошу простить мне моё внезапное бегство. Ваша блестящая догадка вдохновила меня. И вы оказались абсолютно правы. Вы бы видели этого ангела. Я говорю вам об Адель Гилкрист, карлице. Зарезав мать, сестру и бабушку с дедушкой, она выбралась из окна ванной комнаты, которое, ввиду его малых размеров, я не взял в расчёт. Никто бы не поверил, что она хладнокровно лишила жизни четверых членов своей семьи, если бы у молодого карлика Молинари не нашли пачку писем любовного содержания. Там было много её автопортретов. Она, кстати, превосходная рисовальщица, даже в этом Вы были правы, Мистер Холмс! Итак, они переписывались около трёх лет, пока Адель не решилась на убийство и побег. В письмах есть все доказательства злонамеренных планов. Должно быть, Молинари сохранил эти письма, чтобы в дальнейшем обезопасить себя, если Адель вздумает своевольничать. А она капризна и умеет настоять на своём, надо сказать. Уважаемый мистер Холмс, Вы оказали неоценимую услугу следствию и лично мне. Теперь я ваш вечный должник. P.S. есть ли какие вести о мистере Шерлоке Холмсе? С Вечной Признательностью, Грегори Лестрейд». К письму прилагался небольшой акварельный портрет, на котором была изображена миловидная девушка с огромными голубыми глазами и капризно изогнутым ртом. Майкрофт Холмс повертел в руках письмо полицейского и вздохнул. Тучность не позволяла ему управляться с письменными принадлежностями самостоятельно. Все депеши и прочие секретные документы приходилось диктовать секретарю. Вздохнув, мистер Холмс решил, что сумеет накарябать несколько строк инспектору сам. «Не стоит благодарности. Был рад Вам помочь. Ваш случай развлек меня. От Шерлока вестей нет. Но до меня дошли слухи, что он отправился в Тибет». Лестрейд неверяще скользил взглядом по прыгающей строчке: «Был рад Вам помочь». Сам ответ Холмса произвёл на инспектора неизгладимое впечатление. А уж эта фраза… Определённо, в слоноподобной туше живёт вполне симпатичная личность. Сам не понимая, зачем он это делает, Лестрейд потянул из стопки чистый лист и обмакнул перо в чернила. «Если развлечения подобного рода вас прельщают, то не позволите ли мне иногда доставлять вам удовольствие?» Лестрейд перечитал и задумался. Фраза выглядела несколько фривольно, поэтому он дописал: «Это пошло бы на пользу Англии, Королеве и правопорядку. С Уважением и Почтением, Ваш Грегори Лестрейд». Лестрейд хотел выкинуть письмо, потому что «Ваш» не уместно в деловом письме. Но помахав бумагой в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли, решил, что заморачивается зря. Ответ пришёл в тот же вечер: «Несомненно. М.Х.» Следующий повод обратиться к мистеру Холмсу за помощью возник три месяца спустя после истории с карлицей-убийцей. Собственно, никаких затруднений с раскрытием дела у Лестрейда не возникло. Самого дела, как такового, не было. Старой леди, обратившейся в Скотланд-Ярд за помощью, было отказано в расследовании. У полиции и так хватало забот, чтобы расследовать ещё и самоубийства. Но пожилая леди своими слезами тронула сердце инспектора, и он пообещал помощь. — Добрый день… Мистер Холмс. Грегори Лестрейд запнулся посреди отрепетированной фразы и чуть не уронил на пол сверток с конфетами, которые принёс Холмсу в подарок. Тело мистера Холмса утратило свою яйцевидную форму: на положенных местах обнаружились плечи и шея. Он по-прежнему был возмутительно толст, но теперь это был всё-таки человек, а не бесформенная гора плоти. — Прекрасно выглядите, мистер Холмс, — не удержался он от комплимента. — Идти вниз намного проще, чем вверх, — обронил загадочно Холмс. — Простите, не понял… — сдвинул брови Лестрейд. — Чтобы набрать вес в обществе — нужны годы усилий. Чтобы утратить его — один опрометчивый поступок. Так что там за новая загадка? — Это не совсем преступление. Просто странное совпадение, наверное. Представьте себе немолодую леди. С небольшим доходом. Одинокую. — Самый лакомый кусок для мошенников, надо полагать. — Не настолько богатая. — Я имел в виду не богатство, а одиночество. — Она не была одинока. У неё была компаньонка, кухарка, с функциями служанки, и кучер, который исполнял также обязанности садовника. И вот вдруг, ни с того ни с сего, покончила с собой компаньонка — повесилась. Потом, через неделю то же самое случилось с кухаркой. А спустя ещё две недели покончил с собой кучер. Я было подумал, что среди слуг и компаньонки возник любовный треугольник, но все они давно перешагнули порог юности. — Любовь свойственна не только юности. Люди, перешагнувшие свой рассвет, тоже способны на чувства. — Не сомневаюсь, сэр. — Лестрейд улыбнулся замечанию Майкрофта Холмса. — Но здесь, очевидно, дело в другом. И я не могу понять, в чём. Пожилая дама, удручённая смертями людей, с которыми она прожила не один десяток лет, твердит мне, что это были убийства. — Что же она приводит как довод? — Смешные вещи, право. Компаньонка заказала несколько книг, любовных романов, я полагаю, и с таким нетерпением ожидала их доставки, что невозможно было представить, что она покончит с собой, не прочитав прежде этой любовной чепухи. — Тем не менее, она не покончила с собой. Её убили. — С чего вы это решили? — Дамы чувствительные, пылкие, на закате лет всё ещё поддающиеся мечтательности, часто имеют в своём арсенале целую гамму успокаивающих средств. Среди таких средств многие отличаются небезопасными компонентами. Наперстянка, например. Разве не проще ли покончить с собой посредством этих средств, а не с помощью веревки? — Обычно женщины так и поступают. Ну, в смысле, глотают всякую дрянь. Мужчины предпочитают металл. — Да, я бы тоже предпочёл металл. Внутривенно. Впрочем, неважно. Вам придётся побегать, чтобы найти убийцу.