Могу я присоединиться к тебе? (с)
6 января 2016 г. в 16:58
— А тебе идет, Ковбой! — дурным пьяным голосом говорит Илья. Он перебрал с водкой, жар от алкоголя разлился по его могучему телу, заставив щеки покраснеть, а ноги — подкоситься. Он хватается за плечо Соло, на голову которого секунду назад нахлобучил свою трактористскую кепку, и еле стоит прямо, шатаясь, как маяк в море. Соло, будучи саркастичным к пьяному русскому, не смог бы сдержать усмешки в любой другой ситуации, в этой — он закатывает глаза и прикладывает ладонь ко лбу. Илья пьяно икает и хихикает, криво поправляя кепку на голове напарника. Соло тяжело вздыхает.
— Проспись, Большевик. Твоим патриотизмом воняет на весь номер, — он изгибает бровь и, скаля желчную ухмылочку, берет с дивана приготовленное заранее полотенце — пора принимать душ. Илья разочарованно выдыхает, как маленький ребенок: скрестив на груди руки и надув щеки. Соло нервно цепляет махровую ткань и сердито смотрит на русского — тот неуверенно хмурит брови, а затем громко икает, окончательно убивая в себе всю серьезность. Соло хочет сейчас плакать от смеха, но плачет от раздражения.
— Ты не проводишь меня до кровати? — себе под нос бубнит Илья, шатаясь и перебирая руками воздух. Соло закатывает глаза и, на ходу расстегивая пряжку ремня, толкает Илью на диван:
— Илья, ты ушлепок! — вздыхает он, отступая на шаг назад. В глазах Ильи сквозит разочарование, он незаметно смотрит на ремень напарника и легкомысленно вздыхает. Соло поправляет себя. — Выражаясь твоим же языком.
В номере прохладно, потому что Илья открыл окно по своему возвращению. Везде валяются раскиданные им же вещи, он никогда так не напивался. Соло смотрит на красные щеки напарника и мысленно ругает себя, будто пытается соблазнить ребенка: Соло, очнись, ты имеешь дело с русским! А они по определению — гомофобы! ..
Соло разворачивается и гордым шагом уходит в ванную. Он громко хлопает дверью, словно пытаясь оповестить Илью - все, не ходи за мной, я занят.
Наполеон не может понять хода мыслей в голове Ильи — там темный, гремучий, непроходимый лес. Илья — терминатор, а он, Соло — всегда играл соло.
Мужчина вздыхает, вставая под напор воды: холод брызжет на его напряженное тело, струи омывают уставший дух, Соло не в силах больше выносить тупости Ильи — каждый божий день он намекает ему, как только может, на свою симпатию, а русский, — твердолобый баран, — не желает понять, в чем же суть излишних колкостей и насмешек. Как его вообще взяли в КГБ? Соло глупо и безрадостно улыбается — ни ума, ни желания поумнеть.
Ладно, думает мужчина, запуская руки в волосы и намыливая их шампунем, пусть все останется так, как есть; не хочу ничего портить.
Соло троекратно жалеет каждый день, что согласился работать с Курякиным — нужно быть конченным идиотом, чтобы подписать этот чертов контракт с Дьяволом.
Он вздыхает, тяжело и с чувством, в душной ванной комнате ему нет покоя от собственных разлагающих мыслей под уничижающий шум воды. Соло выгибается и припадает грудью к ледяному кафелю — импульсы, вспышки холодного шока прокатываются по его плечам и отдаются где-то в спинном мозге. Соло выжат. Последняя неделя не дала никаких плодов, кроме постоянного пьянства Ильи — он пировал каждый день, как мог и желал, при том не называя ясной причины своего мокрого запоя.
Впрочем, причина Наполеону была примерно известна: женщина — из-за чего же еще мог так убиваться Курякин? ..
Соло смывает пену, вымывает ее из волос, невзначай нежно касаясь самого себя, выключает воду и подходит к двери с зажатым в руке полотенцем.
— Терять нечего, — безразлично вздыхает он и, решив, что Илье будет все равно, голышом выходит из ванной.
Немая пауза сбивает с толку обоих. Соло уже не уверен, что щеки русского красны только из-за алкоголя: к ним подключились и уши; Илья закостенел с вытянутой рукой в сторону двери, рот его был открыт, в голове копошился рой мыслей. Он шумно сглотнул. Наполеон грустно усмехнулся, заметив его серьезный, — абсолютно трезвый, — изучающий взгляд на своем нагом теле.
— Тебя смущает мой обнаженный вид? — устало спрашивает он, пытаясь привычно усмехнуться.
— Ты всегда принимаешь душ вечером? — вопросом на вопрос отвечает Илья, и щеки его пылают. Он не чувствует алкоголя в крови, словно тот полностью выветрился из его тела. Курякин пристально всматривается в глаза Соло.
Такие холодные, думает он, отвлекшись в ожидании ответа. Соло приподнимает брови и, наконец, заматывается в полотенце. Илья облегченно выдыхает — отпустило: сердце больше не бьется, пульс не скачет, в висках не стучит. Соло замечает это, долька надежды проскакивает в его каверзном двусмысленном взгляде:
— Кхм! .. Да, я принимаю душ и утром… — он сглатывает. — И вечером. — ставит точку. Но она превращается в запятую. — Если тебе это ТАК интересно…
— А я могу к тебе присоединиться? — Курякин непробиваем. Курякин — машина. И Наполеон не может разобрать интонации ни в его голосе, ни в глазах. Илья даже не улыбается, и Соло точно уверен, что в нем говорит не алкоголь. Он качает головой, легко посмеиваясь, надеясь на то, что Илья передумает. Потому, что если нет — это зеленый свет…
— Нет, Илья. Ты не можешь ко мне присоединиться, — без тени улыбки заявляет Соло после минутного неловкого молчания. Пусть будет уверен в своих словах, думает он, а там поглядим; не хочу получить в челюсть за извращение, по факту которое будет совершено не мной. У Ильи темнеет в глазах, руки сокращаются, но он быстро успокаивается и плюхается обратно на диван. Соло неуверенно садится рядом и кладет руку на его плечо: — Большевик, тебе в КГБ разве не говорили, что это проявление… — он жует губами, подбирая нужное выражение. — Дурных манер? ..
— Нет. — честно и бескорыстно сознается Илья, повернувшись к лицу Соло. Они коротко смотрят друг на друга: Соло непринужденно и расслабленно, Курякин — жалобно, просяще, по-щенячьи. — Не говорили. — он впервые пытается удержать в груди вздох. Молча встает и уходит в другую комнату, оставив Наполеона в недоумении и легком замешательстве.
— Спокойной ночи, Ковбой! — слышит он, закрывая глаза. Улыбка искажает нить губ, голубые глаза тухнут под веками, Соло засыпает и хочет верить, что ему не послышалось.