Зеленый Свет

«Действуй сам. Илья думает, что не стоит портить тебя еще больше!» — вспоминает слова Мальбока Соло, закрывая за собой дверь в номер. После разговора с Лэйди у дверей кабинета его отца Наполеона не покидает смутное чувство незавершенности, он скребет ногтями ткань жилета и медленно расстегивает пуговицы. В номере почти пусто: Илья сидит в гостинной, Габи сказала, что пробежится по магазинам. Наверное, этому Наполеон впервые искренне рад — он хочет, он желает остаться с напарником наедине, безо всяких выскочек со второго плана, чтобы прояснить кое-какие мелочи и детали. Мужчине даже немного забавно от своих скверных мыслишек, все же, его учили быть вежливым и не посылать дам при первом же удобном случае шляться по авто-салонам. Но сейчас был такой случай, когда это было необходимо. И Соло сделал это без зазрений совести. Соло с тяжелым вздохом снимает с широких плеч жилет и вальяжной конформистской походочкой идет к Курякину. Илья сидит на диване в углу, жует пресловутый, но весьма аппетитный на взгляд гамбургер и отрешенно таранит выпученными глазами стену. Соло проходит мимо с мыслью «В бой» и швыряет жилет прямо на голову напарника, словно он там вообще не сидит. Курякин давится едой и кашляет, стуча себя в грудь кулаком: — Ковбой, ты совсем оборзел?! — он быстро дожевывает гамбургер и методично швыряет одежду назад в Соло. Тот подхватывает жилет и цыкает языком. — Большевик, ты… — мысли застопориваются в голове и не идут дальше мозга, Наполеон совершенно растерян и не знает, как подкатить к Илье. Курякин фыркает и отряхивает водолазку от крошек еды, потом облизывает губы и делает вид, что Соло ему неинтересен. Наполеон обходит диван и становится за спиной напарника, тянет пуговицы на рубашке и не спеша ее стягивает. — Жарко здесь, не находишь? — словно невзначай щебечет он, на что получает суровое и прямолинейное курякинское «Не замечаю». Соло растерян, снова не находит слов, но рубаха уже снята, а подсознание говорит, что лучше бы с честью довести дело, — тело, — до конца. Соло садится на спинку дивана в пол оборота к Илье и замирает в нерешительности продолжить. Курякин смотрит на него, как на совершенного идиота, и искренне не понимает, что Наполеон успел задумать. — Ковбой, ты хочешь, чтобы я тебя придушил? — предлагает Курякин, совершенно не церемонясь и переходя сразу к грубости. Соло сглатывает и кивает: — Хочу, — сипло шепчет он, наклоняясь к Илье. Тот отодвигается и слышит низкий томный голос: — Очень хочу… Илья розовеет, потому что единственное, что ему остается — признать стояк в штанах. Соло пока не видит, потому что не опускает глаза, но ему уже душно и жарко от своих действий, тело бьет мелкая дрожь. Он проводит языком по губам, считая, что это и есть какой-то особенный гейский намек на секс, но в глазах Курякина видит только честное «Какого huya?» В неловкой паузе они пересекаются телами, случайно задев друг друга, и отскакивают в стороны, как от взрыва. Илья пучит глаза от неожиданности и быстро закидывает ногу на ногу, чтобы не выдать своего постыдства. Соло понимает, что диалог явно окончен, а шанс явно упущен. Но… — Ковбой, я… — делает робкий шаг в гомосексуальные дебри Курякин. — Да-да, — с восторгом дышит Наполеон, снова придвигаясь ближе. - Ты? .. — Я хочу… — тянет Илья, как двоечник, не уверенный в правильности своего ответа. — Хочу… — И я хочу, — сглатывает Соло, не в силах терпеть этого мучения. Он напряжен и полностью готов к последствиям своих слов, а вот Курякин явно выдавливает из себя эмоцию за эмоцией. Он смотрит на напарника устрашающе, но на самом деле боится сам. Соло на свой страх и риск склоняется к Илье и замирает, не дыша. Илья дергается вперед, подавая тот самый «зеленый свет», и ждет, когда Соло продолжит. И он продолжает: кладет руки на плечи напарника и в одно движение оказывается на его коленях. Им неловко, страшно и смешно. Наполеон снова быстро облизывает сухие губы и расстегивает ремень подтяжек на спине напарника, снимает с него ремешок и стягивает черную теплую водолазку. Курякина бьет озноб, он теряется от наплыва ледяного, как ему кажется, воздуха в номере и чувствует, как твердеют соски. Соло не торопит, дает привыкнуть к экзотическим ощущениям, пока сам немного унимает сердцебиение во вздымающейся груди. Курякин судорожно выдыхает: — Душить буду я… Наполеон и не против: в конце концов, интересный опыт, без прикрас видное доминирование и превосходство собственной задницы дают ему право на кивок головой. Илья чувствует стояк и закрывает глаза, позволяя, доверяясь Соло. Тот не хочет целовать шею или грудь напарника, ведь это будет словно опущением его мужского достоинства. Соло пальцами зажимает соски Курякина и оттягивает их до собственного выдоха. Теперь ему жмут брюки, и Соло усмехается нелепости ситуации. Он не мальчик, да и Илья, похоже, тоже нет, но почему они мнутся и не переходят к действию, понять просто так нельзя. Наполеон выворачивается, прогибается в спине и, отпуская Илью, тянется к ремню на его штанах. Курякин даже не собирается помогать, потому как сделай он хоть что-то еще, точно бы сгорел от стыда. Соло замечает стояк напарника и уже готов рассмеяться, но Илья накрывает его рот своей широкой ладонью и валит на спину. Сердце стучит, как тысячи колоколов в церкви, и Курякина бы сейчас осудить и остановить, но Наполеон приятно удивлен и ложится удобнее, закидывая ноги на сильные плечи Ильи. — Что дальше? — вполне серьезно спрашивает Курякин. Соло усмехается, как кот, его волосы, прическа — все испорчено резкими движениями и грубой тканью подушки, на которую упала голова, но мужчина особо и не против, он берет руки Ильи в свои и кладет на бедра, кивая вперед: — Давай, Большевик, смелее… Курякин сжимает его бедра так, что в последствии там останутся синяки, но обоим сейчас не до этого: скромная русская булочка уложил на лопатки развязный американский пирог и собирается стать на шаг ближе к вопросу «Тварь я дрожащая или право имею?». Илья тянет левую руку вперед, к ремню на штанах Соло, и медленно вытягивает его из петель. Наполеон с проигрышем хмыкает и смотрит, как Курякин неловко и неаккуратно расправляется с его ширинкой. Покончив со штанами, Илья глупо смотрит на Соло, как детсадовский ребенок смотрит на карандаш и листок: как с этим обращаться? — Что… Дальше? — с запинкой говорит Курякин, и Соло невольно умиляется этой неотесанной тупости. — Большевик, у тебя еще есть время переду… — он не успевает договорить, Илья рывком сдирает с него трусы. Да, так тоже можно, про себя усмехается Наполеон и смотрит, как напарник смущается при виде его члена. Илья неуверенно, без отвращения, но со страхом касается розоватой головки пальцем, и на его глазах происходит становление Эвереста. Соло закатывает глаза, хватается руками за подлокотник и выпячивает бедра вперед, Курякин немного теряется. В его глазах снова булькается этот вопрос: «Что. Дальше?» Наполеон со вздохом и ладонью Ильи обхватывает свой член и ведет руку вниз, к основанию ствола. Курякин упирается свободной рукой в диван, чтобы не упасть, и после нескольких движений Соло втягивается сам. Он чертовски смущен, но дело хочет довести до конца, поэтому, когда у Наполеона трясутся ноги, и он утыкается лицом в диван с гортанным рычанием, Илья решает использовать его сперму вместо смазки. — Оу, не нравится, Ковбой? — кокетливым едва заботливым голосом спрашивает мужчина, когда Соло вскрикивает от хлесткого удара по бедру. — Перевернись. Не став перечить лишний раз, Наполеон поворачивается на живот и подкладывает под него подушку, его зад оттопырен и полностью предоставлен Илье. Тот медлит, опять не знает, к чему подступиться и как все сделать правильно, если руки дрожат от страха. — Большевик, специально для таких, как ты, изобрели камасутру. Полистай на досуге как-нибудь… — с разочарованным выдохом говорит Наполеон. Курякин, будучи натурой мягкосердечной и мстительной, снова отвешивает напарнику звонкий и больной шлепок. Шипя, он раздвигает упругие и округлые ягодицы Соло и застывает, как громом пораженный. — С такой скоростью тебе надо работать искусственным спутником земли, Большевик, — Соло нащупывает его руку и прикладывает к своей заднице. — Входи, — нежно и мягко говорит он, на что Илья может только поплеваться и пофукать. Но, пересилив себя, Курякин все же касается пальцем чужого сфинктера, массирует кольцо мышц и видит, как напрягается спина Соло, как на ней проступают все мышцы. Илья усмехается, так, чтобы не заметил напарник, и с легким сарказмом вталкивает внутрь один палец. Наполеон прогибается дугой, его живота касается собственный член, и он уже не знает, правильно ли поступает. Кусая губы, Соло дожидается, когда привыкнут мышцы, и двигает бедрами навстречу. Его собственная сперма в его же заднице заставляет палец Курякина скользить вдоль горячих стенок. — Ну, ни пуха, ни пера, Ковбой, — слышит он над ухом и чувствует, как палец исчезает, а вместо него появляется головка члена. Наполеон не успевает сказать и слова против, в него резко и бесцеремонно входят. Искры сыплются из глаз, Соло задыхается от жары, подкатившей к горлу, и непроизвольно сжимается всем телом, отчего сносит крышу Курякину. Он не может вытерпеть такого узкого Соло и начинает двигать бедрами. Его брюки скользят шершавой тканью по коже Соло, и оба думают, какого хрена они делают. Но останавливаться уже поздно, и Илья вдалбливается в зад напарника грубыми настойчивыми движениями, не давая привыкнуть к себе. Соло мужик, но сейчас хочет плакать, как девчонка. Он загибается и закрывает рот ладонями. Курякин, видя это, хватает его за руки и не дает скрывать болезненных стонов. Он отрывисто трахает Наполеона до тех пор, пока не задевает простату. Соло готов кончить, но Илье, похоже, этого мало: он не останавливается, в каком-то хаотичном темпе движется, стараясь то убить, то ублажить напарника. Чавкающие влажные звуки раздаются в полной кромешной тишине, и лишь изредка постанывает Наполеон, не находя в себе сил повернуться и посмотреть на Илью. Курякин неумолим, вдавливает Наполеона в диван и не отпускает рук, двигается и запрокидывает голову. — Агх, Большевик… Нежнее, твою мать!!! — не выдерживает Соло и финиширует первым. Чувствуя слабость во всем теле, он все еще слышит и ощущает, как Илья движется. Курякин будто робот, и непонятно, приятно ему или нет, он даже не постанывает с закрытыми глазами, он просто чувствует нарастающее удовольствие от оргазма. Соло отрывисто стонет, пытаясь вогнать Илью в краску. Расслабившись, Соло позволяет ему спустить на свою спину, а потом оба тяжело дышат, сознавая тщетность бытия. Курякин неимоверно устал, он почти на пределе своих сил: голова немного кружится, руки мелко трясутся. Илья сглатывает и отвешивает напарнику еще один смачный шлепок, словно выказывая свое негодование. — Вау, — выдыхает Соло, когда на его бедра падают брюки. Илья опрометью кидается прочь, оставляя после себя только холодный поток воздуха. Наполеон утыкается лицом в твердый шершавый диван и вздыхает, машинально натягивает на себя брюки и садится, чувствуя, как по спине стекают белые прозрачные капли. Соло ухмыляется, решает принять ванну: его ожидания оправдались — Илья не женщина, и он не станет целовать ни после секса, ни во время него. Поэтому все прекрасно, все лучше некуда — стоит подкатить к нему и поговорить. Иначе в тугодумной русской голове не останется ни единой адекватной мысли, и он просто убьет себя самоистязаниями. Соло вздрагивает, когда остывшая сперма затекает за кромку штанов, и резко вскакивает, идет к ванной. Остановившись у двери, он стучит и ждет, пока откликнется Курякин. — Большевик, ты там? — тактично спрашивает мужчина. — А шум воды тебе ни о чем не говорит, Ковбой? — слышится из-за двери. Открывается замок под усмешку Наполеона, он входит внутрь и наблюдает за тем, как Курякин стоит перед зеркалом и чистит зубы. — Что ты делаешь? — удивляется Наполеон, и Илья вздыхает, будто это самое глупое и очевидное, что у него могли спросить. — Чищу зубы. Ковбой, тебе говорили, что у тебя плохое зрение? Я бы рекомендовал тебе обратиться к врачу, — внятно, хоть и с забитым пеной ртом, бурчит Илья. Он смотрит на свое отражение, замечает в нем изучающий взгляд напарника и трет зубы щеткой быстрее, усиленнее. — Большевик, я поражаюсь твоей наблюдательности, — выдыхает Соло и двигается с места. Курякин застывает в нерешительности и косится на Соло, поворачивая голову. — Я хотел узнать, почему… — Наполеон не успевает договорить: Илья хватает его за шею, роняет щетку на пол и, впечатав Соло в стену, быстро целует, переливая часть пены к нему в рот. Соло кашляет и отплевывается, вытирает белый рот рукой и даже не думает смеяться, пока Курякин полощет рот. Он вытирается полотенцем и прочищает горло грубым кашлем, Соло тяжело дышит, ментол забирается в его легкие колючими цепями. — Получил, чего хотел? — шипит со злостью Курякин. Соло вздыхает, ему ничего не остается, кроме как кивнуть. Илья уходит, оставляя мужчину в гордом одиночестве. Соло встает под душ, раздевается и включает воду: сейчас ему просто катастрофически нужно смыть с себя пережитки прошлых минут. Он намыливает тело и шоркает свою спину, тяжело дыша. Соло не ожидал, что все случится так быстро и искрометно — ноют мышцы задницы, гудит голова и, чтоб его, бьется сердце. Наполеону понравилось, он был бы совершенно не против повторения, но неоднозначная реакция Курякина вгоняет его в сомнения. Соло смывает с себя лишнюю пену и, обернувшись полотенцем, идет на кухню, где находит Илью: он в фартуке на голый торс, брюки чересчур сильно обтягивают задницу, на запястье сверкают отцовские часы. Курякин готовит омлет и не подает признаков жизни, по крайней мере лицо его белее простыней. Соло садится за стол и подпирает подбородок кулаком: — Добрый день, Большевик, — с иронией говорит он, и Илья хмурится от боли, когда капля скворчащего масла попадает на его руку. Курякин немного раздражен, но блаженный блеск в глазах его выдает. — Добрый, Ковбой, — откликается он, раскладывая омлет по тарелкам. Они едят в мертвой тишине, звеня вилками. Соло с интересом разглядывает Илью, а тот думает, что омлет вышел ужасным. — Большевик, сколько живу, а ни разу не видел таких людей… — не выдерживает и честно выдыхает Соло. Курякин ломает бровь и с подковыркой смотрит на него: — А уж я-то сколько таких, как ты, повидал… — И все позволяли тебе себя душить? — усмехается Наполеон. Илья теряется: — Нет… Только ты. — гундосит он, относя тарелку в мойку. - И, пожалуйста, давай это останется между нами! .. — Да, я так и думал. — Наполеон быстро уматывает с кухни, полностью уверенный в том, что через минуту или две придет Курякин, говоря, что он «не то имел в виду». Соло веселит ситуация, потому что если Илья заберет свои слова назад, это будет значить… Курякин хочет подавить в себе приступ гнева, который обвил веревкой его напряженную шею. Мужчина упирается руками в стол и тяжело дышит: если он пойдет за Соло, он признается — Илья это понимает, понимает и не хочет этого признавать. В первую встречу они чуть не убили друг друга, а сейчас дело дошло до постели и, похоже, может забежать еще дальше. Илья не хочет проверять, ему хорошо здесь и сейчас, безо всяких набегов на будущее. Курякин вздыхает и бежит за Наполеоном: — Ковбой, стой, я не то имел в виду!!! Наполеон улыбается в тени, а потом поворачивается к напарнику и смеется: все у них впереди, будет еще, над чем посмеяться, а над чем порыдать. Илья чувствует его облегченный выдох и кивает в сторону кухни: — У меня есть неоткрытая бутылка вина. Хочешь, Ковбой? Они сидят у открытого окна и смотрят на животрепещущий пейзаж: яркие иномарки проносятся под высокими окнами многоэтажки по серой полосе дороге, уносясь навстречу яркому ослепительному диску солнца на горизонте. Это Америка, и каждая девушка считает своим долгом нарядиться ярче, чем может. На столе стоит открытая бутылка вина — белое, сухое. По бокалам разлито немного, Соло смотрит вдаль с сожалением, вспоминая первую миссию в Риме: было неплохо, ну, а сейчас стало в разы лучше. Илья держит свой бокал у губ и под каждый порыв ветерка поправляет белесые волосы. На кухню входит Габи, под руку ее держит Уэверли: — Уже отдыхаете? — риторически и в шутливой форме спрашивает он. Соло и Курякин невольно вздрагивают и вздергиваются. Габи устало вздыхает. Уэверли обводит всех троих взглядом: — У вас новое задание, «А.Н.К.Л.», — говорит он, стоя в дверях. Наполеон закатывает глаза, Илья чувствует дежавю, как в первый раз, а Габи учащенно дышит, сжимая в руках пакеты с автозапчастями. Уэверли уходит: — Обезвредьте австралийских наркодилеров, поставляющих свой товар в Ирак. Время пошло! И повисает уже, наверное, привычная неловкая пауза. Новое задание. Их ждет работа. Илья опустошает свой бокал залпом и смотрит в сторону, Наполеон крутит вино в стекле и глядит в окно: ветер колышет его чуть отросшие волосы, он горько, не без иронии усмехается…