Можжевельник

Комната исчезла. Снежно-белый вихрь окружил его, жадно втянул в себя, сдавил со всех сторон. Ноги потеряли опору, в животе стало пусто: он падал в беззвучном водовороте света… Ступни так резко ударились о землю, что Том не удержался и рухнул на четвереньки, больно отбив колени и ладони. Он привычно быстро заморгал, отгоняя слёзы, и крепко сжал губы, гася непрошеный стон. Том поднял голову и огляделся. Септим единственный, кто устоял. Линт валялся на боку, беспомощно перебирая копытами в воздухе. Вихрь перенёс их в комнату очень похожую на ту, где они только что были. Том сперва решил, что ничего не вышло, но вскоре заметил на стенах поблёкшие рисунки. Выцветшие золотые ручейки разбегались от потолка к полу в причудливом танце смешиваясь друг с другом. Он услышал короткий смешок и резко повернулся на звук. В дверях стоял человек, если его, конечно, так можно было назвать: кожа его была как кора старого дерева — блёклая и высохшая. Волосы, обрамлявшие лицо, свисали пожухлыми осенними листьями. Длинные кривые трещины рассекали скулы, на месте одного глаза торчал сучок, вместо рта — неровный прорез. — Надо было привести двух, — проскрипел он, как плохо смазанная дверь. — Мне не тебе отчитываться, — грубо отозвался Септим. Линт встал и мягко толкнул лбом Тома, дескать, поднимайся. Тот с трудом отвёл взгляд в сторону и послушно вскочил на ноги. — Придумай что-нибудь, — не унимался незнакомец. От звука его голоса у Тома бежали мурашки по спине. Убежать бы, да некуда. — Я не ты. Врать не научен, — отчеканил Септим. Тому было что сказать на этот счёт, но, к счастью, приют отучил от необдуманных слов. — Веди мальчишку в тронный зал, — велел незнакомец, а затем сурово добавил: — С конём я разберусь. — С конём? — переспросил Септим. — Что не так с конём? — Головой думать ты тоже видать не научен, — насмешливо протянул незнакомец. — Глупая скотинка обвела тебя вокруг пальца. — Линт… — застонал Септим. Он вложил в имя столько тоски, что Том оцепенел; от страшного предчувствия отнялся язык. — Смотрите-ка, как ты к нему привязался… Или вы с ним заодно? — Думай, что говоришь! — рявкнул на него в ответ Септим, схватил Тома за руку и потащил прочь. — Иди-иди, — прокричал вслед незнакомец. — Да поторопись! Цепляясь ногами за ступеньки, Том оглядывался через плечо. Он ничего не увидел: вход в комнату скрылся за первым же поворотом винтовой лестницы. Пару раз он споткнулся, но не упал: Септим крепко держал его за предплечье. Так крепко, что рука отнялась. — Что с ним будет?! — не выдержал Том. Ощущение непоправимого затопило изнутри, выжгло всё разумное, что его сдерживало, все верные мысли испарились, как и не было их. Он затормозил ногами об пол. — Отвечай! Но Септим молчал. Том вырывался. Том бушевал. Наконец, он просто упал, отказываясь идти. Септим протащил его шагов пять по полу, а затем закинул на плечо. — Трус! — завыл Том, кусая его спину и молотя кулаками. — Как ты мог! Ты предал его! Он единственный, кто был добр ко мне! — Добр?! — рявкнул Септим, резко останавливаясь. — Добр?! Он сорвал мальчика с себя и швырнул на пол. От удара весь воздух вмиг вылетел из лёгких. В глазах потемнело. Больно схватив за плечо, Септим рывком перевернул его на спину. — Доброта его и погубила. Доброта, дурость и ты, — взяв его за грудки, прошипел он сквозь зубы. От ярости лицо его побелело, по скулам забегали желваки, на шее вздулись вены. Но, странно, Тому не было страшно. Наоборот, он даже успокоился. Не так, как бывало, когда он словно отгораживался от беснующейся миссис Коул, мысленно выстраивая непроницаемую стеклянную стену. Её он как раз побаивался — она не скупилась на розги. Гнев Септима усмирил его собственную злость. Так волны во время шторма гасят друг друга, если ветер внезапно меняет направление. Сердце билось медленно и сильно. Не проронив ни слова, Том отрешённо наблюдал за Септимом. Глубокие морщины рассекли лоб, левое веко подёргивалось, зрачки сжались до булавочной головки. Пальцы судорожно смяли кафтан на груди. Дыхание замерло. Что-то дрогнуло в глубине светло-голубых глаз. Долю секунды он колебался, не зная, как вести себя дальше. Потом решился, но эту долю секунды Том засёк. И с холодеющим сердцем понял — он ведёт. — Всё было в порядке, пока ты не появился, — выплюнул Септим горько, но уже без злости, а затем с отвращением разжал пальцы, выпрямился и брезгливо вытер ладони о бёдра. Как во сне, Том поднялся, отряхнулся, поправил одежду. Иногда волны гасят друг друга, иногда усиливают. Как ветер повернёт. Он ветер. — Ничего хорошего с ним не будет, — внезапно проговорил Септим. — Аластор не знает ни жалости, ни пощады. Идём, нас и так заждались. Том послушно потрусил следом. Мрачные безликие коридоры не оставляли надежду на то, чтобы запомнить дорогу. От стен тянуло душным жаром. У Тома взмокла спина, он распахнул кафтан, расстегнул камзол, развязал завязки у горла нательной рубашки, но легче не стало. По пути им никто не встретился. Как ни прислушивался Том, ничего кроме гулкого звука шагов — своих и Септима — не услышал. Подозрительно. Но не спрашивать же, почему так, а не иначе. Чем дальше они шли, тем жарче становилось. Спёртый пыльный воздух давил на грудь, лоб покрылся испариной. Тому стало дурно, он скинул с плеч кафтан, перебросил через руку. Внезапно стены расступились, и они вышли в огромный, залитый солнцем зал. Свет клубился на отполированном полу. Цветное стекло в стрельчатых окнах будто плавилось и пылало. Распахнув крылья, в невообразимой вышине летел белый каменный дракон, и Том, запрокинув голову, вдруг удивился тому, какая выразительная у того морда. Словно он был живой и лишь на мгновение застыл во времени. На постаменте в глубине зала возвышался трон, к нему вели каменные ступени. Он пустовал, но рядом вполоборота стоял высокий худой человек с волнистыми рыже-каштановыми волосами и бородой — очень длинными, до пояса. На нём была лёгкая белая туника, доходившая до пят, и светло-коричневые сандалии. Он медленно повернулся, когда они подошли к трону. Септим упал на одно колено и склонил голову в приветствии. Том остался стоять. У него не было сомнений, кто перед ним. Король Сол внимательно его осмотрел. Том в долгу не остался, хотя его и бросило в дрожь от вида мутных белесых глаз. Король не был стар, но жизнь словно покинула его, он больше был похож на мумию, чем на живого человека. — Обещанный принц, — наконец, молвил он. — Я долго тебя ждал. Боялся, что и не дождусь. У Тома накопилось много вопросов, но он заставил себя молчать. Недавняя вспышка ярости оказалась как нельзя кстати. Она здорово прочистила ему разум. — Оставь нас, Септим, — велел король. — Отдохни, твой путь не был лёгок. — Да, ваше величество, — покорно ответил Септим, затем встал с колен и скрылся в неприметной двери за троном. Том тоскливо проводил взглядом худую жёсткую спину. — Жаль, конечно, что ты пришёл один, без брата, — Сол сел на трон и пальцем поманил к себе. — Он мне не брат, — машинально отозвался Том и послушно поднялся по ступенькам к трону. — Не брат? — не поверил король. — Не может быть. Он брат тебе, так или иначе. — Мы прежде не виделись. Впервые встретились в лесу. — Скорее всего, твой отец не был честен с твоей матерью. Или мать не была верна твоему отцу. Мальчик пожал плечами. — Я сирота, да и Гарри тоже. — Гарри… — проговорил король медленно, словно пробуя имя на вкус. — А как тебя зовут? — Том, — ответил он нехотя. — Том и Гарри. Гарри и Том. Какие простецкие имена… Вы оба сироты. Скорее всего, ваши родители погибли, и вас разлучили в младенчестве, вот вы и не помните друг друга. Том не стал упоминать ни свою мать, умершую во время родов, ни тётку Гарри. Считает их братьями — пусть так и будет. — Расскажи мне, Том, что вы делали, когда попали в лес во владениях Кэр-Аррианрод? — Вышли из леса к озеру. Нашли замок. Зашли в замок. — Проливал ли кто-либо из вас кровь в лесу? — с обманчивой мягкостью поинтересовался король, заглядывая ему в глаза. — Может, Гарри поранился? Воспоминание вспыхнуло — удивительно яркое и чёткое: окровавленный Гарри на заснеженном тёмно-зелёном кусте, алые пятна на белом снегу, игрушечные ножницы в тонкой ладони. — Нет, — не моргнув глазом солгал Том. — Ты уверен? — переспросил король, рассматривая его, соединив кончики пальцев. — Да, — решительно подтвердил мальчик. — Гарри не пролил ни капли крови в можжевеловом лесу при Кэр-Аррианрод? — Нет, не пролил, — повторил Том без запинки. Сол тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Мой браслет на тебя не действует, — произнёс он тихо. — Аластор был прав. Как обычно. — Прав насчёт чего? — с трудом шевеля помертвевшими губами, спросил Том. — Нельзя было позволять Септиму брать с собой Линта. Проведав о двух принцах, конь подал весть повстанцам. Ты — лучшее тому подтверждение. Кто-то разбил чары на браслете, а сам ты этого сделать не мог, — Сол вздохнул ещё тяжелее. — Видишь ли, в чём дело, обычные кони не такие быстрые и рассудительные, как те, что несут в себе магию. А таких мало. Линт — один из последних. Септим ему доверял, как оказалось — зря, — Сол замолчал. — Конечно, это я не досмотрел. Мне стоило быть осторожнее. Но я вызвал одного, а пришли двое. — Вы меня вызвали? — прервал его Том. — Да, — легко ответил король. — Я искал того, кто мог стать королём Лета, но не стал, потому что не существовало равного ему короля Зимы. Но вместе с тобой пришёл и твой брат, которого не должно было быть. Ты мне солгал, я знаю, что он поделился кровью с можжевеловым лесом, и Север принял его. — Зачем? — спросил Том, чувствуя оцепенение и холод, по взмокшей от пота спине побежали мурашки. — Зачем вы меня искали? — Я понял, как обойти закон о двух королях, и для этого мне нужен ты. — Значит… что это значит? — спросил он скорее для того, чтобы потянуть время. Он уже знал ответ на свой вопрос. Стало трудно дышать. — Для тебя это значит смерть, юный принц, — ответил король сухо. Том закрыл глаза. — А я не поверил Селене… — проговорил он тусклым голосом. Сол поморщился, словно под крючковатый нос ему подсунули конский навоз. — Конечно, не поверил. Ты принц лета. Принц жизни. Жизнь не верит мёртвым ведьмам, — он внезапно поднялся. — Но хватит болтовни.