Пройдя через кривое зеркало смерти

— Согласись, многих из нас так или иначе раздражают и нервируют пауки. Мелкие, многолапые, противные… У некоторых эти чувства достигают апогея и выливаются в арахнофобию. Ну, ты знаешь, такое состояние, когда наступает неконтролируемая паника, тело немеет… ну и прочие не-приятности. Одна из одноклассниц моего брата действительно сильно страдала от этой фобии. Папайрус рассказывал, что у неё был пунктик на чистоте в доме, только бы там не появилось пауков. В остальном же Маффет была приятной девочкой. Её ум можно было назвать предприимчивым, что никак не мешало доброму сердцу. О своих друзьях она сильно заботилась и беспокоилась. Хоть у неё и было всего два друга, ей было достаточно. Порой… я жалею, что не знал её лично. Сужу о ней лишь со слов Папайруса. Он часто рассказывал, как она подкармливала его и Альфис — третью их подругу — домашней выпечкой, пончиками там или рогаликами. Да, эта девочка очень любила печь… Наверное, она бы стала прекрасной хозяйкой, раз в столь раннем возрасте — ей было всего 13 лет, когда она ушла из жизни — была такой деловитой и вместе с тем великодушной. Санс замолчал. Он тщательно обдумывал, что бы ему следовало сказать сейчас… слов было не так много, но хотелось подать их максимально понятно, максимально честно. — Это случилось летом, годка так четыре назад, а может, уже и пять… Папайрус уже почти за год проинформировал меня о том, что они с классом едут на экскурсию в Сидней. По-моему, это где-то в Австралии… не запоминал, если честно, а вот город в память врезался. Думаю, не так интересно то, как мы копили на эту поездку… тоже тогда тринадцатилетний, мой брат был действительно взбудоражен этой возможностью, мы просто не могли ему отказать. Мы — это я и родители, конечно, — тут же добавил Санс, не желая лишних вопросов. — А вот что стоит упомянуть, так это то, что там водится один из самых опасных пауков мира. Ей-богу, название не вспомню… да и важно ли это… Главное — его яд смертельно опасен, при этом встреча с ним вполне реальна. Мы… я… не знал об этом. После я винил в случившемся именно себя… хотя… какая сейчас разница. *** Летняя духота проникала во все щели, заполняя, казалось, весь мир, не давая даже вспомнить о том, что когда-то здесь было свежо и даже холодно. Разморённые, расслабленные, люди практически не ходили, сидя или лёжа на работе, в университете, в школе… Беловолосый парень лет 15-ти тоже не мог не позволить себе небольшой перерыв. Он находился на подработке, но клиентов не было — да и кто бы удивился. Потому он достал припрятанную баночку с холодным — сам утром клал побольше льда! — соком и начал с наслаждением потягивать, пытаясь растянуть удовольствие. Казалось, в такой прекрасный денёчек ничто не могло волновать… Идиллию нарушил настойчивый телефонный звонок, который сотряс вибрацией небольшой мобильник, спрятанный в кармане брюк парня. Недопитый сок пришлось пока прибрать, а после взять трубку, ибо на том конце, кажется, вовсе не собирались сдаваться и отключаться. — Да? — спросил парень, поднося аппарат к уху. Ответом ему стал звонкий тревожный голос: — Санс! У нас тут… ох… Ну ты просто не поверишь! Такое произошло-о! Интуиция зазвонила в первый тревожный колокольчик. — Правда? И что же у вас произошло? На том конце довольно сильно дышали в трубку. Насколько Санс знал своего брата — он так делал лишь когда сильно боялся или волновался. — Ну… это… начнём с того, что я еду домой, — промямлили в трубке. Весь настрой Папаруса, казалось, куда-то улетучился. Похоже, сказать то, что он был должен, было не так легко, как казалось. — Правда? Разве вы не должны были там быть ещё почти неделю? — светлые брови выделялись на смугловатой коже, но в приподнятом состоянии почти сливались с кудрявой белой чёлкой. Интуиция звонила уже в два тревожных колокольчика, потихоньку убеждаясь в том, что хорошего ничего случиться не могло. — Д… да-а… — совсем тихо промямлили на том конце. – Но, это, понимаешь… в общем… — Папайрус набрал воздуха и резко произнёс: — Маффет укусил паук. В-в этой м-местности… зд-десь… они см-мертельно ядовитые, и… и… Трубка едва не выпала из мигом ослабевших пальцев. Было дело, Санс читал про ядовитых пауков. Память тут же подбросила информацию про тот самый вид пауков, что водится только в Сиднее… третий из самых опасных в мире. «Почему я не вспомнил этого раньше?!» — эта мысль просто заполнила сознание. Срывающийся голос Папайруса уже не достигал мозга Санса, теряясь где-то по дороге. Он ведь знал о таких пауках. Знал о подруге своего брата. Знал о её арахнофобии. Почему он этого не смог предотвратить?! — Б-брат? Ты слышишь меня? Ало? — наконец, всё-таки услышал Санс сквозь пелену настигающего отчаяния. — Да… да, братец, я тебя понял. Мафф госпитализирована? — Ага… Но её хотят скоро отправить домой. Почему-то врачи говорят, что ничего страшного не будет, что она, скорее всего, будет жить, только вряд ли придёт в школу… — даже по голосу Санс слышал, что его брат растерянно пожимает плечами. «Правильно… кто ж тебе, такому маленькому, правду скажет. Будут напитывать тебя сказками о то, что все живы-здоровы…» — с непонятной злостью вкупе с пониманием подумал беловолосый. Но только горько усмехнулся в ответ на эти слова и собственные мысли. Ведь он тоже никогда, никогда не сможет рассказать своему маленькому брату подобное… он слишком юн, мил и наивен. Такую душу, как у него, необходимо беречь. Кто, если не Санс? .. — Хорошо, Папай. Звякнешь потом, где тебя встречать. Надеюсь, Мафф и впрямь будет в порядке, хех… До связи. — До связи, Санс! — в голосе младшего из братьев слышалось некоторое облегчение. Ему совсем не понравилось быть вестником плохих вестей… *** Слова разбивались о холодные стены. Сухие, почти безжизненные. Пропитанные молчаливой, невысказанной болью до предела. Был ли Гастер хорошим слушателем, говорил ли Санс и впрямь лишь для того, чтобы увидеться с братом, или же ему и впрямь хотелось выложить всё, что наболело — кто знает. Никого это, по большей части и не волнует — ведь оба получили то, что хотели. По крайней мере, на это надеялся мальчик, закончивший рассказ и теперь вцепившийся взглядом в фигуру мужчины рядом. Тот же продолжал улыбаться своей странной, страшной улыбкой… словно и не замечая ничего вокруг. Резкий «шлёп». Санс спрыгнул со стола и неспешно направился к выходу. Гастер не пытался его остановить, поглощённый размышлениями о только что услышанном. Похоже, у этого учёного уже было что-то на уме… что-то недоброе. Мальчик не хотел об этом думать. Быстро выбравшись из ненавистной уже лаборатории, Санс поспешил к жилой её части. Он точно знал, кто там есть, кто туда в скором времени придёт. Сердце, несуществующее, но болезненно-различимое, словно забилось быстрее от предвкушения встречи. Может, конечно, что-то вроде сердца и было…, но оно уж точно не могло биться в клетке из рёбер, но без органов. — Дитя моё, что-то случилось? — раздался мелодичный голос за спиной мальчика. Он повернулся и склонил голову, приветствуя королеву. Иногда Сансу казалось, что даже если бы Ториэль не была никак связана с троном, она бы всё равно была очень похожа на монаршую особу. Ведь в ней восхищала и внешность, и поступки. Всё было просто пропитано добротой и пониманием. И мальчик тоже не мог этим не восхищаться… …когда случайно забывал на пару минут, что она так причастна к его смерти. — Ничего, мэм, — проговорил он, отводя взгляд. — Мне сказали, что я могу увидеться с братом. Я очень сильно хочу этого, — Сансу всё-таки пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на возвышающуюся перед ним женщину. Ведь он знал, что лишь она сможет организовать ту встречу, в которой он нуждался. Ториэль улыбнулась. Не могла не улыбнуться, глядя на сдвинутые брови, не слишком ровно горящие огоньки в глазницах. «Этот ребёнок… он действительно знает, чего хочет. Не удивительно, что у Гастера всё получилось именно с ним…» — подумала она и тихо засмеялась. — Конечно, малыш, я приведу твоего брата сюда. Ты ведь понимаешь, что тебе нельзя покидать лабораторию? — короткий кивок. Понимал, ещё как. Принимать, правда, не хотел… Королева тоже кивнула и удалилась. Санс же присел прямо на пол. Несмотря на то, что он почти ничего не делал, он чувствовал себя ужасно усталым. Наверное, этот плен всё-таки плохо на него влиял… да и на кого бы мог повлиять хорошо? Быть запертым, отрезанным от всех, кто может тебя знать, сидеть в лаборатории, наблюдая за странными, а иногда и бесчеловечными экспериментами… Мальчик прерывисто выдохнул. Он не хотел этого. Но его, как всегда, позабыли спросить. — Братик! — раздался звонкий, чистый голосок, и на Санса прыгнул ещё меньший скелетик с восторженно сияющими глазёнками. — Братик, ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Ньех, у меня столько всего, столько новостей, я так хочу тебе их рассказать! Папайрус крепко-крепко обнял брата, словно бы стараясь запихать его в своё большое и доброе сердце. Санс тоже его обнял, стараясь удержаться от непрошенной влаги на краях глазниц. — Ну валяй, мелкий, — с широкой улыбкой произнёс старший скелет и сел на полу поудобнее, приготовившись слушать. Папайрус же напротив, вскочил и начал расхаживать перед братом, рассказывая обо всём, что увидел, что запомнил, что ему понравилось… Пока его не выпускали за пределы Хотленда, чтобы случайно не потерялся, но он и в этом месте нашел кучу интересного. Санс слушал жадно, впитывая информацию о малоизвестном мире, который был снаружи. Он надеялся, что когда-нибудь увидит это всё и сам, надеялся, что не будет заперт в этой лаборатории навечно. Хотя… кто знает, какие у Гастера планы. Мальчик одновременно боялся, но одновременно и становился всё более уверенным, что когда-нибудь просто сбежит отсюда, несмотря ни на что. Быть с братом, гулять по неизведанным землям, узнавать новое об этом новом мире… Как бы это было прекрасно. — Ты знаешь, — внезапно Папайрус остановился и подсел к Сансу, приваливаясь спиной к его боку. — Я бы очень хотел чаще с тобой встречаться. Каждый день, представляешь! Вауви-и, как бы это было здорово! Глядя на восторженную улыбку брата, Санс не смог не улыбнуться в ответ. — Знаешь, Папай, я сделаю всё, что от меня зависит. Ведь я тоже очень, очень сильно этого хочу. Счастливый маленький скелет пискнул и поудобнее устроился рядом с братом. А тот лишь шире улыбнулся, наполняясь уверенностью в том, что всё будет хорошо.