Личное море для белой акулы

       У Эрика была сероватая, светлая кожа. Она была жесткой и состояла словно из маленьких обрывков наждачной бумаги. У Эрика были умные, темные глаза, заостренные зубы в несколько рядов, и просто невероятной красоты хвост. Эрик был акулой, сколько себя помнил. Он любил воду, любил волны, любил охотиться. Возможно, тогда он не мог осознавать, что любит это, но ему это действительно нравилось. Так много всего изменилось сейчас… Нет, у Эрика, конечно, все еще серая, жесткая кожа, замечательные зубы, умные глаза и красивый хвост. Он все еще любит море, волны и мясо. Но теперь у него есть нелепое человеческое лицо, ладони, совсем как у людей, и тело, несомненно, куда более неудобное, чем раньше. Эрик был акулой сколько себя помнил, был хищником. Помнил… Раньше. Теперь же он помнил горькую, несоленую воду растворов, он помнил приборы, что втыкали ему под кожу, помнил, как его резали, облучали, изменяли. Эрик был акулой сколько себя помнил, но, очнувшись таким, какой он теперь, он понимает, что он уже не вернется к привычной жизни. И что он может испытывать совершенно странные для акул эмоции.        — Он просто напуган! Не нужно! .. Боже, да не стреляйте же вы! — кричит человек в белом халате, подняв ладони, встав между ним и толпой людей, от которых импульсами исходит страх и что-то темное, что-то опасное. В Эрика уже попали чем-то колким и маленьким, оно попало прямо в предплечье, и он даже ужаснуться не успевает — у него руки, не плавники, — его сознание медленно ускользает.        Теперь у Эрика есть воспоминание, где он не акула. Это очень странно, это совершенно неестественно, и Эрик чувствует это. Он помнит, как скалится, как бьет хвостом о край модуля, полного морской воды, помнит страх и желание выстрелить у этих испуганных людей, а еще помнит восхищение и другой страх, страх за него, и они исходят от того, кто, в общем, и виноват, что Эрик сейчас не в море.        Он знакомится со своим новым миром постепенно. Его мир — вольер с титановой сеткой, наполненный морской водой, и палящее солнце, и редкие дожди, и почти постоянный штиль. Его мир — загонщики, две совсем молодые человеческие особи, Хэнк и Скотт. Они раз в несколько дней загоняют его в капсулу маленького лифта, в которую он почти научился залезать сам, используя эти кошмарные человеческие руки. Его мир — постоянные уколы, у него «берут анализы и проводят опыты», так кажется, выразился Хэнк. Его загонщики совсем молоды, они относятся к Эрику, как к пустому месту, они даже не подозревают, что он все понимает. Впрочем, Эрик и сам не сразу осознает, что начинает понимать человеческую речь, что начинает понимать происходящее. Его мир — море, охоту, отсутствие осознания — у него отобрали. Теперь то, что именно будет его миром, зависит от главы Исследовательского Центра, в который он попал, и сейчас его миром являются глаза этого самого главы, Чарльза Ксавьера. Глаза, светлые, как небо, светлые, как море у рифов, мимо которых он когда-то плавал. Глаза, глядящие на него по ту сторону стекла модуля, в котором он сейчас находился.        Эрик осознает, что этот человек отнял у него все, но в то же время Эрик понимает, что все, что у него теперь есть, дал ему Чарльз Ксавьер. Защиту. Воду. Даже имя. Он осознает это, и в почти-человеческом сердце все зреет ненависть, чистая и яркая, как свет, как… Как глаза Чарльза.        — Знаешь, мне не нравится, что они называют тебя Первым. Это звучит глупо и немного не честно, не находишь? — спрашивает он как-то раз, дожидаясь, пока сканер, зависший над Эриком, закончит свою работу. — Могу я называть тебя Эриком, друг мой? Мне всегда нравилось это имя.        Чарльз, пожалуй, единственный, кто не считает его безвольным растением. Это не может не подкупать, но Эрик все так же суров — он безмолвствует, смотрит полным ненависти взглядом и надеется, что выглядит величественно. Он ненавидит его новый мир всем сердцем, но постепенно начинает к нему привыкать и разбираться в нем.        У Чарльза за спиной сложное детство с пьющей матерью, подонком-отчимом и сводным братом, отличная учеба, одержимость ихтиологией, становление самым юным профессором генетики в его институте, три могилы — отца, сестры и матери, встреча с Себастьяном Шоу и приезд в эту лабораторию. Чарльз часто гуляет по сложной системе стальных троп, проходящих над водой загонов, и часто разговаривает с Эриком. Ну, как, разговаривает… Эрик не отвечает, но слушает его и каждый раз плавает поблизости. Чарльз очень болтлив, даже для человеческой особи, но не сказать, что Эрик этому не рад. Через Чарльза он познает мир, и это не может не радовать. К тому же, через Чарльза… он узнает, что он не один.        Когда загонщики назвали его Первым, он мог бы, наверное, догадаться, что есть и другие, но когда Чарльз рассказывает ему о Втором и Третьей, он шокирован.        — Их поймали всего несколько недель назад, и Себастьян почти закончил работать с ними, — улыбается Чарльз, но улыбка эта слабая, словно он старается верить в то, что это хорошо, но получается слабо. — Я назвал их Логан и Рэйвен. Это… В честь одного моего хорошего знакомого и в честь моей сестры. Я рассказывал тебе про нее. Рэйвен и Логан — замечательные экземпляры, Себастьян говорит, что, возможно, с ними у нас что-то да получится…        Эрик уже знает, что местный сумасшедший спонсор — Себастьян Шоу — пытается сделать из акулы идеального человека. Человека, не способного заболеть раком, другими болезнями вроде Альцгеймера, Пика и тому подобными. Себастьяна Шоу Эрик видел лишь раз и до сих пор не забыл. Эта человеческая особь источала опасность в чистом виде. Это был темный и неприятный человек, и напоминанием о встречи с ним Эрику до сих пор служил шрам в лобной части головы — ему попытались ее вскрыть, и вскрыли бы, не приди тогда в лабораторию Чарльз.        — Нельзя просто взять и высосать часть его мозгового вещества! Он может погибнуть, если вы ошибетесь даже на пару миллиметров, вскрывая ему череп! Прошу вас, давайте действовать более гуманно, — шипит Ксавьер, недовольно хлопая Эрика по щекам, оттеснив Шоу от модуля.        Он помнит, что ассистенты Шоу, Азазель и Эмма, выбрасывают его обратно в загон, и при это от них разит таким ярким разочарованием, такой злобой, что Эрик невольно проникается к светлому и мягкому Чарльзу симпатией. Впрочем, это не отменяет то, что он тут их всех ненавидит.        Впрочем, на следующий день ему некогда обдумывать сложившуюся ситуацию — к нему в загон подселяют Рэйвен и Логана, и последний настойчиво пытается его убить. Человеческий язык знает только Рэйвен, но объясняется еще немного ломано и сложно, и не понимает некоторых слов, но Эрику все же удается убедить ее, что либо они с Логаном свернут друг другу шеи, либо она оттащит этого психопата. Рэйвен была тигровой акулой. Она особь женского пола, и волосы ее яркие, почти как спасательные жилеты людей, а еще у нее желтые глаза и очень красивый, изящный хвост, куда красивее, чем у белой-акулы-Эрика. У нее темно-серая кожа, жесткая, как у них всех, острые зубки и красивая улыбка, гибкое тело и аккуратная грудь. Рэйвен похожа на человеческую особь женского пола, Мойру, она работает здесь диспетчером, и Эрик ее недолюбливает, но Рэйвен все равно не такая, она кажется ловкой и подвижной, как водоросль. А еще она очень любит Чарльза, ведь он чудом смог добиться у Шоу неприкосновенности для нее в части опытов с использованием электричества, и еще она умеет успокаивать Логана, и это Эрик считает ее главным умением.        Логан, как и Эрик, был белой акулой. У него более массивный хвост, и на нем много жутких шрамов, а вот тело у Логана светлое, оно чем-то похоже на тело Эрика. У него мрачное лицо, которое, кажется, знает лишь две эмоции — равнодушие и оскал, и странные волосы, жесткие, как морской еж, о чем, в общем-то, Эрик ему сообщает на третью минуту знакомства, перечисляя все недостатки. На одной из жабр у него рыболовный крюк, но он не позволяет его снять, клацнув зубами в миллиметре от руки Эрика, и с того момента Эрик и понимает — они не поладят. Логан резкий, злой. Казалось, он должен был стать более человечным после этих опытов, но нет, он все еще хищник, и это чувствуется в каждом движении. Пожалуй, это единственное, что Эрику нравится в Логане.        План побега из этого дерьма они начинают планировать через пять дней знакомства. Логан хочет крови, Рэйвен жаждет свободы, а Эрик хочет сначала одного, а потом другого.       К Чарльзу он больше не всплывает, когда тот гуляет по мостикам, и иногда чувствует его разочарование — ему действительно нравилось наблюдать за Эриком и рассказывать ему о чем-то. Эрик был акулой сколько себя помнил, однако сейчас он уже не акула, но еще и не человек, и почти все его воспоминания связаны с главой Исследовательского Центра Чарльзом Ксавьером. Он считает это катастрофически неправильным и план не выходит у него из головы ни на секунду. Они затопят эту чертову лабораторию, убьют весь персонал и прорвут стальную сетку. Титан не поддается, но стальная рабица… Нужно лишь утопить станцию, тогда она окажется на уровне досягаемости. Тогда они смогут выйти в открытое море. Тогда… тогда они будут свободны.        Один изъян в этом плане — смерть всего персонала подразумевает и смерть Чарльза… Но такова цена свободы. Жизнь одной человеческой особи, по вине которой они тут, явно не стоит жизни в море. Пусть даже и крайне доброй человеческой особи. Единственной доброй к ним человеческой особи в этом Исследовательском Центре.        Эрик помнит об этом каждый раз, когда просыпается и смотрит на блики солнца сквозь толщу воды. Время до дня Икс течет неумолимо быстро.