Антибиоз

Я нашел Сакуру вместе с Саске около подоконника в коридоре второго этажа. Саске приобнимал Сакуру за плечи, а та с жеманной и вычурно искусственной улыбкой положила ему голову на плечо, отвечая что-то на расспросы школьников, которые столпились вокруг них. Господи, дай мне сил, ибо меня, чувствую, сейчас стошнит. Когда Сакура вообще научилась этой манерности и неестественности в поведении? Это так чертовски бесит! Я, конечно, все понимаю, что игра в девушку Саске должна сопровождаться подобными жестами и эмоциями, но та Сакура, которая не так давно раскрылась лично мне, была намного лучше. Она была настоящей. Так, Сасори, спокойно! Сейчас тебе надо придумать, каким образом можно будет вытащить её из этой своры обезьян. С теоретической точки зрения сделать это незаметно и вовремя сбежать почти невозможно, но с практической... Мне вовремя попалась на глаза Тен-тен, которая, заметив меня, помахала мне рукой и начала приближаться. Отлично! То, что нужно! Вообще, она странно ведет себя в моем присутствии, хотя, в принципе, многие девушки ведут себя так со мной — Акацки ведь самые популярные ученики школы, нам это подобает, но Тен-тен... думаю, она в меня даже влюблена... Мое моральное разложение шепчет мне, что сейчас это только на руку, но да ладно, некогда мне думать о нравственности. Я тут же метнулся навстречу к девушке и, пока та не успела опомниться, схватил её за руку, приложил указательный палец к своим губам и подмигнул ей, махнув головой, чтобы тихо и незаметно двигалась за мной. Кажется, подоплеки Тен-тен не уловила, а только залилась краской и очень серьезно кивнула в ответ, будто мы сейчас собираемся идти под венец. Боже, девушки. Так мы с Тен-тен стали подбираться к Саске и Сакуре, чтобы нас не заметили остальные школьники. Хотя они были так увлечены тем, что втирает им Саске, что на нас внимания никто не обращал. Ох, как же я хотел бы сейчас отрезать со лба Саске его рог изобилия, который кормит всех этих жалких людишек якобы благородным вниманием со стороны их «идола», и оставить его комолым неудачником. Прямо руки чешутся. Не понимаю тех, которые возводят для себя других людей в лик святых. Особенно когда эти люди того не заслуживают — глупая потеря времени и сил, самообман и деградация. Продвигаться становилось все сложнее: эта толпа была словно припай огромной толщины вдоль берега моря — не пройти, не проплыть и не сдвинуть. Тен-тен нервно сжала мою руку, явно начав что-то подозревать (да неужели, блин), поэтому я ускорился. Совсем скоро мы были за спинами Саске и Сакуры, и я, отпустив Тен-тен, зажал Сакуре рот рукой, чтобы не кричала, освободил её из цепких лап Учихи и подтолкнул к нему обескураженную Тен-тен, чтобы заняла место Харуно. Далее я подхватил Сакуру на руки и со всей силой и скоростью драпанул прочь, расталкивая школьников и не оборачиваясь. Вслед мне раздавались возмущенные крики негодования, однако от Учихи я услышал лишь это: — Эй, Акасуна! Саске не стал за мной гнаться, а я, в свою очередь, не стал останавливаться: перенесем личные разборки на потом. Пока я несся с Сакурой на руках куда-нибудь в другую локацию школы, она вела себя крайне странно — молчала и не пыталась вырваться, хотя к такому повороту событий я был даже психически подготовлен. Что это с ней? Я остановился в самом пустынном месте на втором этаже школы и посмотрел ей в глаза. Они будто бы были подернуты настом: сначала долго оттаивали и теплели, а затем резко подмерзли, становясь хрупкими, но до одури ледяными. Кажется, я догадываюсь, в чем дело. Я и правда прошел эти этапы с Сакурой и был их прямым виновником: сначала Харуно была довольно жестока со мной и всячески отказывала, потом мы сблизились, она доверилась мне и, может быть, даже влюбилась в меня, но я все испортил, предложив обоим отдалиться и подумать. А теперь я снова предъявляю на неё свои права — и правда, что со мной не так? — Отпусти меня, Сасори. Прекрасно: словно кристальные лезвия по ушам полоснули. Ну хоть по имени назвала, и на том «спасибо». Я сильно её обидел, я понимаю. Я должен извиниться. Я аккуратно поставил Сакуру на ноги и хотел было уже начать свои лирические излияния, но она опередила меня совершенно не словами: со всей силы ударила меня ладонью по щеке. Я не шелохнулся и лишь выжидающе смотрел на неё. Пощечина здесь была явно к месту и даже больше. — Что же, это заслужено. Сакура кивнула: — Ещё как. Так что тебе нужно? А хотя погоди, мне все равно. Я не знаю, зачем ты меня сюда вытащил, но держись от меня подальше, ясно? Я теперь с Саске, и ты не можешь ничего с этим поделать. Сакура быстро обогнула меня и уже собиралась уходить, но мои слова задержали её: — И какого это: играть во весь этот спектакль? Сакура тихо сглотнула, но я сумел уловить этот нервный жест. Я не стал поворачиваться к ней, и получилось так, что мы стояли спинами друг к другу с расстоянием где-то в метра два-три. Не особо удобный способ коммуникации, но мы ведь оба такие чертовски гордые. На нас с подозрением оглядывались редкие школьники, которые проходили мимо. Впрочем, оглядываться было на что — думаю, мы и правда смотрелись крайне странно и пафосно. — О чем это ты? О чем это я? Харуно, о чем это ты! Жаль, план с подыгрыванием провалился — это было бы забавно. Теперь придется оповестить Сакуру, что я обо всем знаю. Но это нужно для общего дела Акацки. — Сакура, ты бы тогда, когда я предложил тебе, согласилась встречаться с глупым человеком? Вряд ли. Ты думаешь, я бы не догадался, не разглядел бы? Желая обмануть всю школу, вы с Саске не подумали о том, что есть люди, обладающие неплохой проницательностью. Сакура раздраженно и, похоже, невольно досадливо стукнула своим огромным каблуком. Ты ведь даже ходить на них не умеешь, Господи. Ты бы ни за что не надела на себя эту дрянь, которая могла бы посадить твой позвоночник. — Мы никого не обманываем. — Ах ну да, конечно. Именно поэтому ты только что от того, что тебя раскрыли, чуть не продробила своим огромным каблуком плитку пола. Сакура, что и кому ты пытаешься доказать? Зачем подбирать себе обувь, на которой даже не умеешь ходить? Стилисты Саске знают тебя куда хуже, чем я. Кажется, я попал прямо в цель, потому что Сакура наконец развернулась ко мне и, подойдя со спины, взяла за плечи и дернула на себя. Я немного прогнулся в спине и повернул к ней голову. Её лицо исказилось от злости и обиды. — Что тебе от меня вообще надо? Почему ты ведешь себя так? И что ты обо мне можешь знать? Ты, который даже себя толком понять не можешь, что ты можешь понять в другом человеке? Я мгновенно развернулся к ней и заключил в крепкие объятья, плотно прижав к себе. Делай что хочешь — не отпущу, пока не выслушаешь. Сакура вся сконфузилась и процедила, пытаясь отдалиться: — Отпусти, Акасуна. Даже не вслушиваясь в слова девушки, я начал чеканить твердо и с расстановкой: — Прости меня. Если можешь, прости и дай второй шанс. Пожалуйста. Я прошу не ради себя. Ради нас обоих. Сакура собрала всю свою волю и физическую силу в кулак и все же сумела оттолкнуть меня так, что я даже отшатнулся. Она по-дикому обнажила зубы и зарычала, словно львица, которая обнаружила охотника, прицелившего на неё ружье: — Я давала тебе шанс, давала, ясно? Я не та, которая может давать несколько шансов сряду. Ты... бесишь! Ты хуже девушки, знал, Акасуна? Сначала настаивал на том, чтобы начать встречаться, даже в квартиру мою полез, зачем-то устроил весь этот скандал с Ши... затем вытер об меня ноги, сказав, что мы поторопились и нам нужно время... потом, когда узнал, что я встречаюсь с Саске, вообще оскорбил, чуть ли не назвав шлюхой... и теперь снова извиняешься и просишь дать шанс! Да что не так с тобой? Сначала я не знал, что ответить, но потом слова сами по себе всплыли как бы по наитию: — Я просто влюбленный идиот. Говорят, что такие люди всегда ведут себя странно по отношению к предмету их любви. Сакура застыла мраморной статуей, но после разозлилась ещё больше. Однако я разглядел в её мимике растерянность, которую она тщетно старалась замаскировать, а значит один раунд в этой маленькой игре все же за мной. — Ты лжешь! — Хочешь верь, хочешь нет, но это так. Я, как сумасшедший с фантасмагорией, засевшей в голове, не ведал, что делаю с тобой и говорю тебе. Я словно сорвавшийся с цепи пес, который долгое время проповедовал абстиненцию, но не выдержал и поддался соблазну. Я будто преступник, застывший на коленях перед иконой святого, прошу у тебя прощения, Сакура. Сакура широко раскрыла глаза, но после резко сузила их и накренила голову немного вбок. — Меня не возьмешь красивыми словами. — Я и не пытаюсь. Это сущая правда. Сакура сокрушенно рассмеялась, а после огорченно вздохнула. В следующей её реплике сквозили обида и яд: — Это для твоего личного... профита... я не знаю какого, но чувствую это. Что тебе надо от меня, Акасуна? — Для начала твоего прощения. — Пока я не готова тебя простить. И, о нет, не надо мне твоего вездесущего понимания! Мне, кажется, набросили на глаза флер — потому что я не могла разглядеть в тебе твоей этой подлой стороны, которая сначала вбивает себе что-то там в голову, добивается этого, а затем бросает, понимая, что это и не нужно вовсе. Как ты ещё назовешь то, как поступил со мной? На этот раз я промолчал, и даже эфемерное вдохновение не помогло мне ответить. Сакура покачала головой, напоминая, насколько я безнадежен и снова собиралась было уходить, но я легонько, чтобы не разозлить ещё больше, дотронулся до её запястья. — Погоди. Я не знаю, как оправдать себя, и делать этого не собираюсь. Ты не обязана прощать меня. Мы можем обсудить все позже. Но сейчас мне и правда нужна твоя помощь. Сакура мгновенно отдернула свою руку и посмотрела на неё, поморщившись, словно на ней как минимум появилась экзема. Я понял, что собственноручно акриловыми красками написал для неё теперь уже надолго неизгладимое впечатление о себе. И оно было наверняка настолько отвратительным, что и представить сложно. А ещё я осознал, что о проблеме не стоило говорить так резко — Сакура разочарованно поджала губы и усмехнулась. — Браво, Акасуна, браво. Впрочем, неважно. Что там у тебя за проблема? Я помогу. Представления не имею, почему, но помогу. Но мы не помирились. Это просто формальность ради общего дела. Бартер. Возможно, ты пригодишься мне когда-нибудь. В конце концов, за все приходится платить рано или поздно — за любую помощь. Я запомню это. Я пригласил Сакуру на крышу, где Акацки, наверное, должны были все ещё меня ждать. Мы отправились туда молча и немного поодаль друг от друга, что, по сути, сильно меня опечалило. Однако, чтобы не поддаваться минорной ноте, от мыслей об отношениях с Сакурой и о том, что это ещё за корысть и кровожадность с её стороны, я старался абстрагироваться. И даже от того, что получалось у меня это из ряда вон плохо.