Wishing On A Star

Хелена Бертинелли привыкла получать желаемое. В первом классе это был очень дорогой рюкзак (Хелена всегда любила дороговизну), в старшей школе – сумочка от Dior, на совершеннолетие – путешествие по миру. Хелена, если честно, всегда обходилась слишком дорого своему отцу, но что не сделаешь ради любимой дочери (и за сумку заплатишь, и личным самолётом обзаведёшься, и от жениха-угрозы избавишься). На свой двадцать шестой день рождения Хелена мечтает о раздробленном черепе отца, и милый, сладко-правильный Томми может пригодиться ей только в качестве жертвы. Хелена ведёт (не)маленькую игру на выбывание, но мёртвым засчитывается лишь отец (который, просто недосягаем); Хелена не привыкла подсчитывать побочные расходы. Она думает, что он заслужил, и все «любимая дочь» этого не исправят. Хелене смешно до боли в рёбрах; «любимый» папочка явно не понимает, что опасность совсем рядом, что буквально дышит в спину каждый раз, когда он пересекает порог родного дома. Не понимает, как когда-то не понимала она. Маленькая смена ролей идёт ей (не) на пользу; теперь в дураках отец и все его пешки-ладьи, что отчаянно ищут виноватого между сборами новых трупов. Каждый раз, когда он гордо заявляет "моя красавица-дочь, вся в меня", Хелена думает, что он скромничает. Хелена вся в него, Хелена – хорошая копия, такая же лгунья и убийца, только сил хватает не окружать себя подпевалами-подчинёнными. Хелена усвоила все уроки, Хелена знает, куда и как давить. Оливер Куин делает огромную ошибку, когда рассказывает, кто он, и прижатый к столу сынок миллиардера Мерлина – закадычный друг сына миллиардера Куина – всего лишь подтверждение. У Хелены – тонкая талия и длинные тёмные волосы, Хелена – изысканная и ощутимо дорогая. Томми мог повестись бы на неё (не больше, чем на ночь, конечно), но у него запущенная программа по улучшению – прямиком от Лорел Лэнс. Томми – теперь хороший (не сказать, что он раньше был плохим), занимается благотворительностью и совсем-совсем не обзаводится короткими связями с преступно красивыми серийными убийцами. Томми ощутимо дрожит – боится, когда она прикладывает его левой стороной лица к столу, над головой какое-то оружие (Томми ни черта не успел понять и разглядеть), и она шипит на самое ухо, раздражая своими длинными прядями, скользящими по коже. Она безумно красивая в ярости, несказанно привлекательная в своём стремлении отобрать чужие жизни; у неё тогда огонь беснуется в чистой-чистой голубизне радужек и движения ловкие, отточенные. Хелена убивает красиво, одним выстрелом размазывая чужие мозги по бетону. Томми совсем не хочется умирать, тем более – из-за его общепринято правильного друга, что Томми в сороковой раз называет «убийцей». Томми совсем не виноват, и она рассказывает ему об этом шёпотом, просто Стрела слишком дорожит им, своим другом детства, презирающим его. Оружие дышит прямо над головой, и Хелена смеётся, безумная, словно дарить смерть – праздник, словно это нечто нужное этому миру. Хелена думает, что спасает одних людей, убивая других, но на каждого убитого хорошего, найдётся убитый плохой, и это неправильно, потому что система «хороший/плохой» не верна по своей сути. У Хелены на душе выжженные угли; желание отомстить убило её, уничтожило, превратило в кучку ненависти. В ней практически не осталось рассудка, лишь совсем немного, чтобы не попасться. Хелена совсем не контролирует себя, Хелена – целенаправленный ураган, она сносит всё вокруг, оправдываясь важностью своей цели. Томми – правильный, и он честно пытается остановить её, повторяя «зачем». Хелена растягивает бордовые губы в ухмылке и рассказывает с лёгкой иронией, издевается сама над собой (словно это ни черта не больно). «Видишь ли, мой отец нашёл одну вещичку у моего жениха, принадлежавшую мне, и завидев угрозу, решил проблему самым простым и по совместительству своим любимым способом – убийством, и я была немножко зла (честное слово, немножко), когда узнала, кто виноват в смерти Майкла, и решила поступить, как любимая дочь – пойти по примеру моего отца. Так что прости, Томми, но ты мне нужен с прижатой к столу головой и желательно несопротивляющийся. Ну, ты понимаешь, да?» – её речь кажется описанием какого-то дешёвенького детектива, но с нехилым сюжетом, хорошим поворотом, которого совсем не ждёшь. В ней столько горячей ярости, что Томми боится обжечься – чуть меньше, чем умереть. Томми честно пытается, Томми с недавних пор тот ещё моралист, только на Хелену его слова совсем не действует. Хелена хочет раздробленный череп отца и бонусом его разрезанное на филе кусочками тело (Хелена устала ждать и слушать «есть другой путь» от слишком морального для убийцы Оливера). Хелена хочет самолично поделить его на равные чести, смотря в голубые (точь-в-точь как у неё) глаза, позволяя ему полностью прочувствовать её предательство, позволить ему ощущать всё то, что чувствовала она. У Томми к ней – жалость, и лишь за то ей хочется распотрошить его; Томми – изначально слишком светлый, пусть и неидеальный, но добродушный и тёплый. У Хелены за грудиной пластом – лёд и полная уверенность в том, что ей ничего не поможет, кроме исполнившегося заветного желания. Хелена мечтает о мести, и Томми – всего лишь средство; Томми – светлый, притягивает к себе словно магнитом, и хочется (на сотую секунду) хоть немного соответствовать. У Хелены над рёбрами – лёд, а в душе – смертельное пламя; милый тёплый Томми мог быть чем-то большим, чем жалкой жертвой, зажатой между столом и пистолетом. Томми – тёплый-тёплый, и очень хочется согреться; Томми мог бы быть её якорем, человеком, способным сказать «стоп» и успокоить. К двадцати шести Хелена продолжает мечтать о стреле в теле её мёртвого и (желательно) измученного отца – правильный Томми верен не менее правильно Лорел до отданной во время землетрясения жизни. Лёд над рёбрами не тает, огонь в чистых голубых радужках глаз уничтожает; у Хелены – битое сердце и чёрными углями душа – Хелена не может не убивать.