Я, арранкар

Буря мглою небо кроет, а бураны сквозь глаза выедают сердца. Два упрямца пытаются добраться до цели, выстоять в противостоянии с природой, и кажется, что в них, внутри, до сих пор пульсирует то живое, не дающее ни сна, ни покоя, то рьяное, бесстрашное и преисполненное надежд. А может, потому мы и идем вперед, что сердца больше нет? — Проклятый ветер! — Гриммджоу жует крупинки на зубах, а лбом бодает песчаную стену. Упорства ему хватит раздать, как денег нищим — королю. — А мы почти пришли… — Я сожалею, прикрываюсь крылом-щитом от мелких лезвий поднятого до небес покрова Уэко Мундо и измеряю тысячами секунды. Стихия здесь — еще одно сито популяции. Кого-то ураганом уносит на задворки мира, кого-то смешивает с прахом уже перемолотых слабаков, кого-то загоняет обратно — в Лес Меносов, и участь вернувшегося становится не лучше, чем муравья раздавленного сапогом. Песчаную бурю, прореживающую пустыню с завидной регулярностью, готовы вынести лишь немногие. Гриммджоу утратил им счет. Моих подобных «битв» в сравнении с ним можно смело делить на десять. Он не сдается и этим приковывает к себе, если не взгляд, то мысли. Доподлинно сам не знает, какой отрезок жизни здесь провел, но по-прежнему несломленная воля поражает. Я беру пример — стискиваю зубы и преодолеваю очередной миллиметр. Впереди — сотни таких и бездна секунд в буране, но нам всё равно нет спасения. Да и не остановить уже. В мозгу тем временем судорожно мелькают кадры из какого-то мультфильма; я снова ярко вижу тот дворец, что впереди, затем — иной, где голубое небо, а не вечнополярная ночь над головой. Затем я вижу в небосводе фальшь — огромную дыру, еще одну, их много, а под ними — приют чудовищных существ, кто и не зверь, но и недочеловек. Песок хрустит сильнее на зубах, и хочется избавиться от наваждения: вокруг — не рисованные фантазии, а реальная жесть. Где руки отрывает с кровью, где долго холодеет побежденный, где белый снег Уэко ослепляет, а угроза смерти закаляет. Ни первое, ни второе не имеют ни начала, ни конца. Континуум — от смерти, после смерти, взращенный смертью на смертях, и сквозь повторы смерти, а мы, глупцы, идем по лезвию ножа и думаем, что впереди нас ожидает не она, а наконец-то жизнь… Я спрашивала Гриммджоу лишь раз, зачем ему хочется достигнуть пика пищевой цепочки? Он буркнул резонно: «Чтобы перестать жрать без контроля». Голод — как катализатор. Мною же к человеческой форме движет желание вернуться на землю, увидеть тех, чей образ безвылазно засел под коркой. Рыжая парочка. Лучник, в меня стрелявший. Арисава Тацуки на портрете. Я не знаю себя, зато запомнила всех их, и это единственное, что кажется правильным в моем нынешнем существовании. Мой ускоритель — это память. Поэтому мы двигаемся вопреки тремору вперед. Полушаг за полушагом, стирая когти под ноль, изрезывая лапы в кровь. Рвемся прямо в пасть бури, которая напирает, накрывает, нас съедает, а мы идем, словно перед нами — рай, и это единственный шанс обрести там приют для наших продырявленных душ. Гриммджоу шипит, клацает клыками, рвет ветер в клочья, а я в который раз сношу безмолвно изношенность двух крыл. Чем дальше вперед, тем больше становятся тоньше, они кровоточат, они неимоверно жгут и побуждают заглушить диким воплем весь этот жестокий мир, но у меня есть пример не сдаваться. Я двигаюсь за королем, как его хвост. — Когда же эта дрянь утихнет?! — Еще… с час по меньшей мере! Разговоры сразу разбивает пыль. Стена песка не слабнет, а мы как сумоисты пытаемся ее пройти и вытолкнуть за круг — на это не жаль потратить даже день. Тут дело принципа, хоть мы рассчитывали дойти быстрее. Что ожидало там, в обители Короля? Еще одна битва со стихией, или она сама расчистила нам трон? Последние минуты бури потянулись медленно, как густеющая лава, а сил вынести второе испытание на восхождении к престолу катастрофически мчались вниз, как та же лава, но из жерла вулкана. Я падаю навзничь, лишившись враз противодействия — ветер здесь падает финальным занавесом, так же резко, как взрывается ядерным взрывом на полмира. Не шевелюсь и думаю, что мы переоценили собственную мощь. В глазах печет, песок забит под дых, на регенерацию истерзанных конечностей уйдет несметное количество минут. Гриммджоу оказывается в паре метров. Занесенный сугробом бури, лежа на боку, он видится мне мертвым и неестественным. Чтоб сдаться королю какому-то бурану?.. Вопрос риторический. И я выдыхаю легче, когда пантера дергает ушами и прядет ими вокруг. Он осторожно поворачивается, под ним — успевшая окрасить в бурый лужа крови. Гриммджоу фыркает, зализывает раны, смотрит на меня, не сводя глаз, а затем ползет ничком. Не отрываясь от земли, с передышкой, всё так же люто сверля взглядом, как будто я — причина случившейся напасти. Гриммджоу по жизни ищет виноватых, чтобы с чистой совестью их стереть с лица земли. И я сцепляю кулаки покрепче, вернее — то, что от них осталось. Лететь я не смогу, придется отбиваться… — Цела? — вдруг буркает он и по-звериному обнюхивает жертву. Я тут же чую прикосновения шершавого языка к щеке и дергаюсь назад. Он ловит, наступая лапой на крыло: — Расслабься. От этого ты не застрянешь на этапе. Вот если откусить хотя бы… — Гриммджоу! — Я мигом прикрываю ухо, на которое он жадно смотрит, и пытаюсь вытянуть крыло из-под него. Выходит трудно — в адьюкасе, навскидку, около пятьсот кило. Его реяцу давит неимоверно. — Пусссти! Он, играя, приподымает лапу и хмыкает смешком: — Да шучу я. Больная, что ли? Какой резон мне убивать тебя сейчас? — Его язык опять проходится по ранам, облизывает перепонки крыльев, огромный порез на моем плече… Я останавливаю. — Слюна некоторых пустых излечивает, не знала? Мотаю головой: — Впервые слышу. Отчего же у меня такого дара нет? — Не королева, — ерничает он. — Ну, или просто не тот вид, пробыла здесь мало или еще какая-нибудь хрень, я ж тебе — не справочник? Слюна пантеры щиплет, но, похоже, вправду лечит — порезанные, потрепанные, порванные участки моей кожи и брони зарастают постепенно, подобно магии. Перед глазами — книги. Он говорил о справочниках. Это что-то про науку. О магии — собрание детских сказок, взрослых фентези, чудаковатых манг. Возможно, в прошлой жизни я была библиотекарем, ученым? Или эти воспоминания достались мне от Тацуки? Заглядываю в себя в который раз, но вновь не нахожу ее средь тысяч других поглощенных существ. — Ты помнишь, кем был до этого всего? Гриммджоу смотрит на меня как на дуру: — Нашла время. — Цокает. — Пора идти. Я киваю, хотя ноги еще слушаются мало. — Возможно, дрался. — Осаживает он меня и недовольно вздыхает. Промедление не на руку никому, но какие-то минуты не докинут нам лишних корон в придачу. — Иногда, я вижу в моей голове что-то, когда сплю, но я не знаю, мои ли это мысли или кого другого. — Ты о снах? — Пантера, не понимая, смотрит. — Ну, когда человек засыпает, ему приходят в этот момент видения. Некоторые говорят о прошлом. Некоторые передают эмоции, что он пережил. А некоторые даже способны предсказать события в будущем… Он фыркает: мол, что за дичь? Да и мы не люди. Он устремляет взор туда, где наше будущее уже лишилось всякого тумана от песочного бурана. Он прав. Пора идти и творить судьбу не на словах. Мы двигаемся с места. Пустыню преодолеваем мелкими перебежками — гребень удачно нанесенного бархана перед владениями Короля скрывает нас порядком, вот только мы видимся как на ладони, если станем его преодолевать и спускаться вниз. — Придется пользоваться сонидо, — решает Гриммджоу и свысока смотрит на меня: — Как хочешь пробуй, но чтоб ни хлопка от этих твоих штук! Иначе засыпимся еще на перевале. Закутываюсь в крылья, чтобы не было соблазна, и точно летучая мышь преодолеваю путь со сверхзвуком. Точечно. Понемногу. Мое сонидо по-прежнему уступает Гриммджоу, да и окраска не позволяет слиться с белым фоном, зато у меня есть поводырь, вернее его следы. То тут, то там, кошачьи лапы, вдавленные в песок, — словно четверка погребальных цветов, брошенных на могилу. То дальше тут, то дальше там — мы будто прокладываем на кладбище дорогу. И это явь, а не кошмарный сон. Я нахожу Гриммджоу за крайней опрокинутой балкой — беспорядок из обломков, остатков и просто обветшалых вещей мне тоже не приснились. Гриммджоу затаенно смотрит из укрытия. Меж груды мусора и валявшихся повсюду костяных масок тоже с интересом нахожу подобие мраморного пола. Колонны растыканы по нему, точно вылезшие произвольно сорняки. С колонн свисают цепи, паутина, полусгоревшие от ветра тряпки, и это — самое «милое» из королевского «дворца». На возвышении, на престоле, восседает нечто. Смерть во плоти, точнее — плоти нет, лишь мешок костей, который двигается, говорит, смеется, угрожает и носит поверх черепа корону. Скелет с кем-то пререкается — перед его глаза явились нынче трое в одинаковых черных одеждах. — Ха! Ублюдские синигами собираются нас обскакать! Мне едва удается удержать своего яростного союзника от роковой ошибки. — Не смей! — Запихиваю его обратно за балку и твердо говорю: — Не высовывайся и не вздумай никогда встречаться с тем человеком посредине! Тем более — смотреть на его меч. Никогда, ты слышишь?! Гриммджоу моргает пару раз, затем обнажает острые зубы, но я не отпускаю — сил надавить мне хватит, даже без мощной реяцу. — Откуда знаешь? — фыркает он недовольно. — Что за самкины страхи? — Не знаю, — отвечаю правду. Детали ворвались инсайтом, как только увидела синигами в очках и в окружении иных — слепого и вечно скалящегося. Они опасны тоже, но тот, что их ведет… — Просто поверь мне. Уйдем. Мы не сможем забрать власть у того, другого. — Чего-о?! — Гриммджоу порывается выглянуть на творившееся вокруг обещанного трона, но я снова возвращаю его назад, укрывая для верности крылом. Сама не смотрю. Жмурюсь что есть мочи — вижу за закрытыми глазами словно в кино, как одним росчерком меча в Уэко Мундо сегодня рождается новый властелин. Мы опоздали. Увы. А может, даже к счастью. Свобода лучше рабства, даже если за него платят не золотом, а заветными мечтами. — Уйдем, Гриммджоу! Прошу. Пока не поздно? — Уж лучше еще с сотню лет блуждать и есть подножный корм, чем жить без воли. — Поверь, ты не сможешь ему служить, я точно знаю. Пантера злится, вырывается из хватки, крутится, пытается не то лягнуть, не то куснуть, но любой ценой опрокинуть меня и броситься в бой за свое, даже если бой — последний, однако я держу из последних сил его и прошу только об одном — поверить мне: — Мы вернемся позже, обещаю. Но не сейчас, Гриммджоу. — Тьфу ты! Заладила одно и то же. Хрен с тобой! Пошли! Мы отползаем тихо-тихо, задним ходом, но на хорошей скорости, как вдруг… врезаюсь хвостом в чьи-то ноги. — Привееетик, — машет на вскинутый взгляд растопыренной ладонью человек с лисьей мордой. — А мы как раз ищем таких как вы. Как вы удачно забежали к нам на огонек! Гриммджоу мигом бросается на другого синигами, пересекшему ему дорогу, я — на Лиса, навострив когти и распахивая пасть. Хлоп! Мы глазом не успеваем моргнуть, как оказываемся в каких-то странных светящихся клетках. Их не разбить, не разгрызть, не разорвать и даже не сжечь серо — я живо выбилась из сил, всё проверяя в считанные секунды. Гриммджоу же норовил достать своего охотника лапой и материл того, захлебываясь злостью. — Какие бойкие, юху! — присвистывает Лис, присев передо мной на корточки, и усмехается зловеще: — Айзен-сама будет рад провести над вами один маааленький эксперимент… И нас захлопывает как в капкане. Обезглавленная новым владыкой мечта стать человеком, уносится вслед за ветром еще до встречи.