Я не перестану тебя искать

— Девушка, а как же Ваш платок? — кричал вслед убегающей Тане конферансье. — Отдайте его… другой девушке, с пальто, — севшим голосом крикнула через плечо Гроттер и окончательно покинула помещение. Весна ещё только пыталась растолкать зиму, которая, похоже, собралась крепко выспаться именно в этом городе, поэтому Таня сразу пожалела о своём решении. Ветер приветственно растрепал её волосы, но девушка даже не среагировала на него, разве что поёжившись от новой порции холода. А слёзы, словно издеваясь, никак не хотели покидать глаз хозяйки, мешая ей ясно представлять хотя бы тротуар под ногами. — Танька! — закричали ей вслед, заставляя только ускорить шаг. Гроттер даже не разобрала, кто это говорил, но была возможность, что за ней всё же последовали, а этого ей не хотелось. — Да подожди же ты! — её схватили за руку и силой развернули к себе. Да, не каждый день увидишь гордую, волевую и боевую Гроттер в слезах, поэтому несколько секунд прошли в напряжённой тишине, которую прерывали только редкие звуки с проезжей части дороги. — Гроттерша, что с тобой? — Гробыня пыталась растрясти подругу, что жутко напоминало то, как из копилки стараются вытрясти мелочь, не желая разбивать её. Девушка не отвечала, копилка треснула, и эмоции превратились в истерику. — Таня, успокойся! — рыжую хлопнули по щекам, чтобы злючка-истеричка вылетела из головы оной. — Аня? — начала приходить в себя девушка, когда монстр вывалился из головы. — Единственная и неповторимая, — хмуро ответили ей. — Что с тобой произошло такого, что я вынуждена морозить мои драгоценные ноги? — Жанна… Лена… Парень… Глеб… — Очень познавательный рассказ, садись, пять, — фыркнула Гробыня. — Потопали, под луной прогуляемся хоть, чего уж вечеру попадать, может разговоришься… А такой вечер действительно не хотелось упускать сквозь пальцы: казалось, небо над городом никогда не было таким чистым и одновременно заполненным. Звёзды перемигивались, словно гирлянда на ёлке под Новый Год, месяц же был особенно похож на головку сыра, при виде которой облизываешься и желаешь как можно скорее проглотить, а в воздухе витал особый аромат, сродный лесному, где цивилизация ещё не тронула природу. Дыша таким можно представить, будто все проблемы остались в прошлой жизни. Гроттер кивнула, и они пошли дальше по улице в молчании. Вскоре Аня заметила, что подруга вся дрожит и поделилась с ней своей курткой, обнимая за плечи. — Гробка, — тихо позвала Таня. — Мне плохо. — А я думала, ты это от радости, — хмыкнула Морозова, немного шокированная от заявления и лишь сильнее обнимая Гроттер. — Ты расскажешь мне, наконец, что произошло? В последние дня два ты не та Гроттерша. В это время тротуар завёл их в парк, и они присели на скамейку, которая находилась под дубом. Здесь аромат стал до головокружения сильным. И тут Таня не выдержала. Она сбивчиво, но более ясно рассказала Склеповой всё с самого начала. — Капец, — протянула Аня. — Да тебе в психологи надо, — усмехнулась Гроттер, заметно успокоившись. — Хоть не психом, на том спасибо, — ответила Гробка, что было встречено лёгкой улыбкой. — Стой, Склепова, у тебя же свидание! — вспомнила вдруг Таня. — Да ладно? Вот блин, я совсем забыла! — картинно вздохнула девушка и со звучным хлопком приземлила свои ладони на колени. Только тогда Гроттер обратила внимание на то, что одета подруга явно не для прогулки по городу. Хотя, Гроттер и не удивилась бы, заявись она в таком наряде на пары, ведь рядом с Гробкой редко можно что-то предугадать. — А где Глом? Или твоя сумочка настолько вместительна? — Если только по частям, — буркнула девушка. Таня выжидающе смотрела на неё, поэтому она продолжила чуть громче: — А я почём знаю? У ресторана, наверное. Хотя, ему же спешить надо было, он у нас человек занятой… — Ань, тебе каблуки не натёрли? Куда он от тебя? — Таня посмотрела на подругу, будто той действительно пора в психиатрическое отделение. Пациентом. — А вот, — развела Гробыня руками. — Но, зато благодаря нему, у нас есть маленький подарочек. — Нас? — подозрительно спросила девушка, заведомо отодвигаясь от подруги на безопасное расстояние, насколько это позволяла скамейка. — Ага, — улыбнулась Склепова, открывая свою сумку и доставая оттуда бутылочку коньяка, невесть как туда поместившегося. — Э не, Морозова, даже не мечтай. Я себя споить не дам. — А тебя и не спрашивают, — цыкнули на неё. — Я же не могу одна пьянствовать. — Тебе это когда-то мешало? — «поразилась» Таня. — Не пью я, особенно в малознакомом месте с пациентами психушки, пусть и будущими. — Надо же когда-то начинать, — Гробыня была сама невозмутимость. — Это всего лишь бутылочка коньяка. Она не кусается… — Я же ничего не обещаю. — Гроттер… — Морозова… — Таня, пожалуйста-а-а-а, — захныкала Анька меняя тактику. — Помоги бедной Гробынюшке опустошить столь малое количество алкоголя. — Ненавижу, — зло сказала Таня и принюхалась к открытой таре. — У-у-у, Гроттерша, — взвыла Гробка, лучше любого приведения. — Я скорее на каблуках лезгинку станцую, чем ты выпьешь! — Если душа просится в пляс — вперёд, я не против, — хихикнула девушка всё же вливая в себя алкоголь. Гроттер захотелось выплюнуть этот обжигающий горло напиток, но до неё вдруг дошло, что ей стало немного теплее, а крики разума о том, что не следовало бы напиваться чёрт знает где, как-то подозрительно стихли. На смену ему пришло лёгкое головокружение и лёгкое убеждение, что она не пьяна. Да, сказать, что Таня не умеет пить — значит ничего не сказать. К слову, это поняла и Склеппи. — Оу, Гроттерша, могла и предупредить, что крепче шампанского под бой курантов ты ничего не потребляла. — Не, Склепша, ты прямо-таки молоток — сначала спиваешь, а потом ещё что-то бухтишь. — О-о, а коньяк-то с характером. Неудивительно, что тебя понесло, — ответила Аня, отхлебнув щёдрый глоток коньяка. — Меня? Да я в здравом уме и трезвом теле, — отмахнулась Таня и шутливо толкнула подругу. Но знание что алкоголь достаточно крепкий не остановило Морозову и она сначала выпила сама, а потом заставила сделать два глотка Гроттер. После такой порции горячительного напитка у Тани появилась надобность в закуске и мыслить о плохом и случившемся не получалось. В голове стала твориться какая-то каша и девушка развернулась в противоположную от подруги сторону, дабы спокойно вздохнуть без маячившей бутылки перед глазами и без Гробки, явно ещё недовольной состоянием Тани. Парк был огромным домом для растений разных мастей: от тополя до шиповника и от кустарников до клумб с цветами. Широкий тротуар окружали кусты сирени, плотно прилегавшие друг к другу, а скамейки разделяло расстояние метра в два с обязательным мусорным баком между ними. И вот в этих самых кустах сирени, что были за соседней скамьёй, послышалось подозрительное шуршание и сдавленная ругань. Только Гроттер не обладала совершенным слухом и лишь заметила колебание в кустах, что не понравилось ей даже в пьяном состоянии. — Гробка, — напряжённым полушёпотом позвала Таня повернувшись при этом немного качнувшаяся, подбирая верные слова. Но на ум упорно ничего не приходило, кроме: — Дай свою туфлю.  — Гроттерша, а тебе больше ничего не дать? Я конечно понимаю, что такая драма, да ещё алкоголь поспособствовали-таки обретению вкуса, но это не повод раздев… — Морозова. Дай. Свою. Туфлю, — делая паузы и как можно чётче произнесла слова Таня всё тем же тоном и так посмотрев на собеседницу, что она, не отрывая глаз, медленно начала снимать свою обувь. — Так, Танька, а теперь объясни определённей насколько это может твой опьяненный мозг что, чёрт побери, происходит?! — чуть ли не завизжала Аня, но напряжённая челюсть подруги сжатые губи явно поговорили ей «Молчи, хуже будет». Кусты сирени начали шевелиться всё больше и больше, будто кто-то или что-то там возилось, что сопровождалось громким хрустом веток. И когда Таня уже была готова зарядить кому-то туфлёй в лоб, из них, шипя, выбежали две кошки. Гробыня прыснула и поаплодировала своей подруге. — Ой, не могу, Гроттерша, — закатывалась та. Потом вдруг стала серьёзной и сказала: — Думаешь, помогло бы? Против двух кошек одна туфля та? И вновь хохот. — Не свихнёшься тут, собственной тени бояться начнёшь… После этих слов Склепша без шуток напряглась и начала вглядываться в лицо своей, как бы они этого не отрицали, подруги. — Погоди. Ты хочешь сказать, что какая-то семейка Адамс смогла сломать тебя? Нет, конечно, до меня тебе, что во Вьетнам на утке, но всё же — фору квадратным бошкам с потока ты дашь. Маленькую, мизерную, ничтожную — но дашь. А что теперь? Где предмет моих издёвок? Над кем мне сейчас язвить прикажешь? Ты мне ценность составляешь, как способное что-то сказать в ответ, Гроттерша. А уничтожать как-то быстро надоедает. Пикировки мне надо, а с кем, как ни с тобой, а? Гроттер ушам своим поверить не могла. Аня только что сказала, что Танина тушка и разум в частности ей нужен. Своеобразно, конечно, как умеется. — Думаю, даже Глом такого огромного количества любви от тебя не слышал. Но девушка уже начала горячиться, да ещё упоминание горе-парня, а сверху зальём всё коньячком… — Два парня внимание обратили, сразу своих забыли! Как они не сбежали от тебя, нытика-то? Это же надо — изменить своему характеру, закалке и ради чего? Одного смазливого, да другого красивого? Али деньги привлекли? — Аня, за собой последи! Явилась, фиг знает, откуда, с бутылкой коньяка под боком, в такое время. Уж с Гломовым ли ты была? Или всё, наигралась? Последние слова были ударом под дых. Девушки смолкли, тяжело дыша, разгорячённые алкоголем и громкой беседой. Густую тишину заполняли лишь кузнечики в траве и уже проснувшиеся комары. Морозова выдохнула и посмотрела на звёздное небо. Казалось, будто это не кузнечики, а именно они, звёзды, общаются между собой таким способом. Аню с детства это успокаивало. Тогда ей чудилось, что никто другой, кроме неё не слышит их разговоров. Она даже надеялась, что из-за её «дара» придёт какой-нибудь дядя волшебник и заберёт в ученицы маленькую Склепшу. Но потом появилась школа, биология в частности, и после этого звёзды больше не разговаривали. — Дура ты, Танька, — грустно выдохнув, выплюнула Аня. — Я ж о тебе забочусь… — Кто бы просил ещё! — огрызнулась рыжая. — Да ты же никогда и не попросишь! Гордая больно. Всё сама, сама. С тем же парашютом — и то не принимаешь помощи! Да только где твоя гордость, когда ты в истерике на глазах у всех сбегаешь? Где та Татьяна Леопольдовна Гроттер, что имеет уважение к себе? И ведь странная гордость у тебя — помощи не просишь, зато другим поможешь. И ведь не просто поможешь — устроишь всё по высшему разряду. В огонь и воду за друзей своих. Но никогда ты самоуважения не теряла, ни-ког-да! А тут на тебе — двое молодцов, один на дорогу прыгает, другой котят отбирает, и всё — нет Тани, пропала на скамейке с бутылкой коньяка, никто больше Татьяну и не видел, а была лишь нюня!.. С катушек слетела, с этими парнями, а меня ещё с собой тащишь. А-а-а-а, чёртов Гломов, провались он! Морозова резко спрыгнула со скамейки, да так, что перед глазами потемнело, а ноги подкосились. Благо, успела Таня её поддержать. — Я ведь и правда, похоже, влюбилась. А он не ценит Гробыни, нервничать заставляет, наказывать… — Ну ты и стерва, Гломка, — захохотала Гроттер. — Упс… То есть, Гробка. Было несколько секунд тишины, а потом истеричный смех девушки. Рыжая вопросительно смотрела на всю эту картину, пока не стала заражаться от подруги. — Вот это я понимаю — оговорочка по Бейвалялкиной! Когда девушки успокоились, а зад Склеповой нашёл местечко на скамейке, Таня решилась ответить на тираду Ани: — Права ты. Хоть и дура — такого парня упускаешь. Сама призналась, что в душу он запал. А потом со свиданки под горло с коньячком убегаешь. Да-да, ты просто убежала от Гуньки! И придралась фиг знает к чему. Но правоты твоей это не убирает. Дура ты, дура я. Крепкая семья получается… — Э не, в ЗАГС я с тобой не туфлёй! — Да не перебивай ты. Нужна мне больно такая жена — то зелёная, то розовая, то голубая. Да ещё и пьяница. Не повезло Гломову в будущем. Тихо, без рук! А без каблуков уж точно. Я согласиться с тобой пытаюсь, а ты лягаешься тут. — Да не надо мне твоего согласия! — неожиданно бросила Аня. — Ты Гроттершу верни, а нюнь и так полно!!! Вернёшь?! Морозова так и встряхнула подругу, от чего та дурным голосом завопила: — Верну! — Вот, так бы сразу, а то тянешь что-то потихоньку из бутылочки, я-то вижу. Но-но, верни на место! Пьянка продолжается, ночь ещё долгая…

***

В открытое окно с улицы доносился топот прохожих и сигналы машин. Город проснулся уже как часа три. А солнце и того раньше. К счастью для теплолюбивых, светило оно ярко и нагревало асфальт исправно. Голуби ворковали под окнами, не задерживаясь на месте дольше минуты. Даже им было жарко. А в одной квартире просыпали этот день две не знающие меры девушки. Но спать им осталось не так и много, ведь солнце уже скоро пройдёт сквозь жалюзи и разбудит своими настырными лучами одну, менее пьяную девушку. Рыжая долго пыталась сопротивляться этому, казалось бы, особо яркому лучу, но в конце концов замычала и перевернулась на другой бок. Но теперь солнце грело её макушку. Это быстро надоело Гроттер, и она всё-таки приподнялась, что сразу же было сопровождено головной болью. Теперь она замычала ещё больше и попыталась нащупать неприкосновенный запас воды, что всегда стоял в её тумбочке. Но воды не было. Ладно воды, не было самой тумбочки. Пошарив ещё в воздухе рукой, Таня всё же открыла глаза. И тут же отпрянула назад. — Гробка… Гробка… Аня, блин! — Тебе коньяк что, храбрости лишней добавил или жизней?! Варежку закрой, пока подушкой не заколотила… — Я тебе сейчас голову убавлю. Где мы, плотник хренов?!