Я не перестану тебя искать

      — Нет, ты только послушай, он здесь жив… — начала иронизировать было Гробыня, но остановилась. До неё дошёл смысл слов Гломова. — В каком это месте ты здесь живёшь?       — Склепша, может, в каком смысле? — подсказала Таня.       — В нём смысла, как во мне скромности — искать с огнём, да с вилами!       Аня уставилась на Гроттер, ожидая от неё хоть какой-то реакции, по которой можно было понять — её свободный полёт мысли дошёл и усвоился.       — Хотя, какой усвоился — дошёл бы, и ладно, — пробормотав, вздохнула она.       — Зачем вилы? — не понял Егор. Он ещё зависал над прошлой репликой Гробыни.       — Да чтобы заколоть сразу, как преступника против личности, Гломов.       Девушка тряхнула своими синими волосами. Пора было приступать непосредственно к делу.       — Отвечай на первый вопрос, пока есть чем говорить, Глом.       В воздухе призывно щёлкнули ножницы, оповещая о полной готовности. Если не боевой, так карательной.       — Анька, убери ножницы, твой парень, всё-таки.       — Твой парень? — на губах Глома заиграла счастливая улыбка.       Таня ободряюще улыбнулась связанному Егору. О том, что он до сих пор сидит на стуле, замотанный в одеяло, все забыли. Кажется, даже сам Гломов.       Раньше Гробыня называла его всем, на что способна её фантазия, но никак не молодым человеком или парнем.       «Ну и пусть сказала не она. Таня бы просто так называть не стала» — радостно думал он.       — Вот кого ты слушаешь, а? Гроттершу? — скривилась Аня, закатывая глаза. — У неё сейчас две извилины, между которыми выбрать никак не может. То одна заиграет, то другая. А оставшиеся крупицы разума собрали монатки и выехали первым рейсом, от чёрта подальше. А то захлебнутся, в гормонах-то.       «А глазки-то как закатила, Гробка. Видно, хорошо зацепил Егор тебя. Ну-ну, защищайся, потом я на свадьбе язвить буду» — Таня хмыкнула.       — Уже и ответить нормально не может, мычит только, — нахмурилась Гробыня. То, что Гроттер не отвечала на её выпад, ей очень не понравилось. Она была просто уверена, что в рыжей голове есть мысли, но услышать их не суждено. — Бурёнка, щипай травку.       Гломов молча «присутствовал» при этом разговоре, вернее, его тело; разум же летал в облаках, окрылённый мечтами. Тут у телесной оболочки зачесался нос, полёт мыслей не смог больше удерживать Егора в своих объятиях. Он попытался поднять руку, но та была замотана в одеяле.       «Блин, я ж связанный» — грустно подумал Глом.       — Аньк, — осторожно протянул он. Видно, разговор уже перешёл на повышенные тона, пока Гуня «отсутствовал»: девушки прерывисто дышали, а на щёках появился румянец.       — Откуда писк раздавленного таракана?! — крикнула Гробыня, возмущённая тем, что её прервали.       — Я это. Вы меня когда развяжите? А то у меня нос чешется. Ну или сами почешите хоть, а то не могу!       Гломов напомнил Тане мальчика в песочнице: две девочки никак не могут поделить его лопатку, а он и забрать не может — девочки всё же!       От такой живой картины в своей голове Гроттер хохотнула.       — Всё, шизофрения приехала. Пакуйте, доктор, безнадёжна, — ворчала Аня, приближаясь к парню.       Она потянула за край одеяла со всей возможной силой. Егор поехал на стуле с вытаращенными глазами. Будь у стула глаза, он бы их тоже выпучил, но таких не имелось, поэтому стул просто жалобно пискнул, затрещал и с грохотом упал, утянув за собой и Гломова. Ещё неизвестно, кто из них получил бОльшую травму…       — Чеши свой шнобель, Глом, и не мешай взрослым девочкам выяснять, кто в чьи отношения ещё лезет…       Гробыня развернулась и хотела продолжить жаркий спор, как вдруг в коридоре раздалось клацанье ключей в замочной скважине.       — Гломов, если это любовница к тебе приехала… — зашептала Аня, гневно сверкая глазами.       — Ещё не семья, а уже интрижки, — с сарказмом прервала Таня.       —…То я умываю руки! На групповуху не подписывалась! — закончила Морозова.       С пола послышалось тихое посапывание.       — Он что, заснул? А с любовницей что делать? — оторопела Гробыня. Она переводила взгляд с горки из одеяла и тела под ним на Гроттер. Та в это время захохотала громче:       — Любить, кормить и уважать, Склепша.       Входная дверь открылась, по коридору застучали каблуки. Не спеша, в квартиру зашли, прикрыв за собой дверь. У вошедшего, похоже, были в руках пакеты, потому что послышалось шуршание. С грохотом их поставили на пол, и стали снимать куртку, расстёгивая молнию.       Девушки вновь были в утренней ситуации. Только сейчас они ничего не успели сделать — кто-то увидел мужские ботинки у входа и удивлённо спросил женским голосом:       — Медвежонок, ты дома?       Они переглянулись.       — Может, здесь ещё Миша живёт? — с надеждой тихо предположила Таня.       — Или это мы с тобой — медвежатники, — менее позитивно мыслила Гробыня.       Договорить они не успели — женщина, чей голос недавно звучал в квартире, открыла дверь в детскую.       — Ой, — ахнула пришедшая. Лицо у неё было весьма испуганное.– А вы кто? Я сейчас в милицию позвоню!       От страха она забыла, что сейчас полиция, а не милиция.       — Поверьте, мы знаем не больше вашего, — успокаивающим тоном начала Таня. Она выставила вперёд руки, будто желая сказать: «Всё хорошо, не бойтесь».       Женщина рыскала глазами по комнате. Она остановилась на горке, что лежала посреди комнаты — Егор под одеялом по-прежнему мирно сопел. От этого женщина переменилась — стала более суровой, сдвинула брови и поставила руки в боки.       — Что здесь происходит, я спрашиваю? — сердито закричала она.       «Ну, Гроттерша! Не умеешь успокаивать — не лезь!» — разозлилась про себя Гробыня.       — Дорогая Вы наша, — спокойно взяла инициативу в свои руки Морозова. — Мы же цивилизованные люди…       — Ты мне песок в глаза не сыпь, синевласка, — прервала женщина. — Почему я вижу утром в своей квартире каких-то двух… юных дам, да ещё в детской?!       — Я Вас попрошу…- Гробыня начала закипать. Она поняла, что хотели сказать вместо «дам».       Таня взволнованно вздохнула и переводила глаза с одной разгневанной женщины, на другую. Ещё немного, и придётся вызывать скорую, а не полицию.       Когда градус кипения почти до точки невозврата, с пола послышался смачный зевок. Горка зашевелилась, и Егор сел на пол. Потянувшись, он, наконец, открыл глаза:       — Мама?!       — Егор!       — Медвежонок?!       Все трое недоумённо переводили взгляд друг с друга.       — Картина Репина «Не ждали», — давилась от смеха Таня. — Вот и с родительницей познакомилась, Гроб… Анька.       Но им было не до смеха.       — Погоди-погоди, — оправившись от шока, причитала хозяйка квартиры. — В каком это смысле — с родительницей познакомилась?       — Мам, это моя… — Гломов запнулся, исподлобья поглядывая на Гробку.       — Девушка, — закончила за него Морозова. Егор вновь просиял и повторил, словно пробуя эти ощущения на вкус:       — Девушка-а…       — Как — девушка? — мама уже совсем ничего не понимала. — Но ты ведь ничего не говорил…       Женщине опёрлась о стену. У неё понемногу начала кружиться голова — слишком уж сильными были эмоциональные американские горки.       — Мам, с тобой всё хорошо? — Егор встрепенулся и выбрался из-под одеяла, подбегая к матери. — Водички? Ты таблетки пила?       — Да стой ты, со своими вопросами, — отмахнулась она, всё же принимая руку сына в виде опоры. — Нормально всё со мной…       Гробыня быстро подошла к ним:       — Так, предлагаю перенести знакомство на кухню. А там, под чаёк…       — Или что покрепче, — слабо усмехнулась женщина.       — Или что покрепче, — не стала противиться Аня, беря под руку новую знакомую. — Узнаем друг друга получше.       — Поверьте, она не такая уж и ужасная, как может показаться снаружи, — заверила Таня, быстренько скидывая постельное бельё на своё законное место.       — А у неё и шутки бывают получше, — ответила на реплику Гроттер Морозова.       Так они и покинули комнату — болтая ни о чём. Егор и Аня держали хозяйку дома под руки, а Таня шла за ними, попутно прибирая последствия этого утра.