Больно - это когда..

Жаркий, плавящий воздух полдень остался снаружи, пыльные песчаные дорожки, летний звон.. В гараже темно и затхло, пахнет резиной и чем-то еще, чем может пахнуть только старый гараж, полный невообразимого хлама. Отец, разморенный послеобеденным зноем, дремлет на диванчике, коим служат сиденья разобранного Жигуленка. Они с дядей Колей еще затемно ушли на рыбалку, и почему-то мальчишкам приспичило бежать на речку их искать. А сейчас дядя Коля перебирает что-то на дальней полке, и слегка заплетающимся от второй подряд бутылки портвейна языком комментирует свои действия, Вадим увлеченно откручивает переднюю панель от древнего радиоприемника, а маленький Глеб… грохот прокатился по гаражу, сложенные в несколько рядов пустые бутылки зазвенели осколками об бетонный пол, а в руках у ребенка осталась лишь яркая ленточка, бывшая когда-то хвостом воздушного змея. - Я только хотел.. Отец на звук лишь заворчал на диване, зато дядя Коля мгновенно подлетел к пацаненку, замахиваясь для подзатыльника. - Ах ты, заморыш, ты что творишь! Рука уже висела в воздухе, когда между разъяренным хозяином гаража и испуганным мальчишкой внезапно возникла преграда. - Не трогайте его, он же не нарочно! - А ты что рот открываешь, щенок?! Удар пришелся Вадиму по скуле, в голове что-то щелкнуло, но руки, вместо того, чтоб прикрыть лицо, удерживают за спиной младшего брата и подталкивают его ближе к ржавым воротам. - Он же маленький еще, не смейте его бить! – в темных глазах подростка не читается страха, только возмущение и решимость. - Да что ты себе позволяешь, меня учить вздумал?! Вадик еще успевает сдернуть с шеи ключ от дома, и, спрятав руки за спиной, незаметно вложить его в кулачок младшему, тихим шепотом приказывая: - Беги давай, домой, быстро.. Новый удар оказывается сильнее, старший теряет равновесие и падает на четвереньки, в глазах плывет, но это же не важно, главное, чтоб мелкий успел убежать, и он, тряхнув черными кудрями, отталкивается ладонями от осколков на полу, и поднимается, цепляясь взглядом за налитую кровью физиономию папиного приятеля. - Он не виноват. Глеб еще не понимает до конца, но чувствует, что лучше послушаться брата. Полоска света снаружи прорезает полумрак гаража, белокурый ребенок протискивается навстречу солнцу, и со всех ног несется к дому. Вадим слышит топот его ног, и с новым ударом падает на бетонный пол, не замечая стекла, впивающегося в руки и колени.. Уже сидя дома, поджав ноги на своей кровати, маленький мальчик не может думать ни о чем, кроме того, что случилось в гараже. Где брат, и что ему самому теперь делать? Сидеть и ждать маму? Жара начинает спадать, и в форточку уже врывается легкий вечерний ветерок, когда он слышит шорох у двери. Кто-то дергает за ручку, уверенный, что ему откроют, и малыш стремглав бросается в коридор. Брат входит, грязный и пыльный, держась за стену, стаскивает сандалии и молча исчезает в ванной. Глеб возвращается к себе, садится на кровать, прижимая к себе книжку с чудесными сказками, и тихо ждет. Старший просачивается в комнату, по-прежнему держась за стены, он уже почти чистый, на руках - зеленка, на лице – замазанные зубной пастой синяки. Он опускается на свою кровать и замирает, тихо прикрыв глаза. А в глазах мерцают цветные вспышки, и голова гудит, как весь этот летний день, и руки щиплет нещадно, и говорить трудно, потому что скула опухла и болит.. Глеб осторожно присаживается рядом, ласково берет брата за руку и спрашивает, с трудом подбирая слова: - Вадь, Вадь, ты, как ты? Тебе больно? - А? Да не, оно, ну, пройдет..