Бальзам для рогов

Утро в Скайхолде прозрачное, тихое – позвякивающие доспехи обходящих стены солдат только подчеркивают эту хрустальную тишину. В такое утро даже тренироваться не хочется, чтобы не нарушить тишину, хотя Крэма красота утра явно не волнует – ему больше хочется спать. Удар мечом, блок – лезвие съезжает по лезвию с отвратительно громким скрежещущим звуком. – Если бы я хотел, три раза успел бы тебя достать, – недовольно басит Бык. – Ну так и достал бы, хоть отосплюсь, – огрызается Крэм. Бык только фырчит раздраженно и поудобнее перехватывает огромный двуручный меч. – Не отвлекайся, лейтенант, много слов – мало дела. – И чего ты злой такой, а, шеф? – спрашивает Крэм, ловко уворачиваясь от удара. – С Инквизитором поругался или что? – Или что, – отвечает Бык и отступает на шаг, втыкает меч в землю и опирается на него – задумчиво, мрачно, совсем не по-быковски. – Вот ты знал, что у нее родители есть? – У всех есть родители, – ухмыляется Крэм. – Даже у тебя, шеф. – Живые, здоровые родители, которые пишут ей письма, – терпеливо, как дурачку, объясняет Бык. – Да все знают, – пожимает плечами Крэм. – Что здесь такого-то? – А ты знал, что они не просто вашоты? – спрашивает Железный Бык. – Знал, что ее мать – тамассран, а отец Бен-Хазрат? – Нет, – удивленно говорит Крэм. – Она же никогда об этом не говорила, вот никто и не знал. – А я должен был! – возмущается Бык. – Я же сам Бен-Хазрат! Впрочем, он и возмущается негромко – в такое утро повысь голос, и твои речи услышат в самом дальнем крыле Скайхолда. Зато на лице у него все написано – Крэм замечает и хмуро сведенные брови, и досаду вперемешку с раздражением в единственном глазу, и даже морщины у него словно стали глубже и резче. –Никакой ты не Бен-Хазрат, – грубовато отвечает он. – Ты больше не кунари, помнишь? –Да, – мрачно говорит Бык. – Спасибо, что напомнил. Какое-то время они молчат. Бык смотрит на просыпающийся замок: украдкой позевывая, на пробежку выходят солдаты, храмовники и маги – последние зевают более откровенно, недовольно кривят рты, еле переставляют ноги; из подземелий выходит стражник, дождавшийся смены, потягивается с удовольствием, улыбается сонно – не очень-то и весело сторожить узников. Сейчас он пойдет в сторону конюшен, а, значит, через несколько минут будет слышно тюканье топора Блэкволла. Крэм наблюдает за начальником и другом – неизвестно, кто для него Бык в первую очередь, – но зато совершенно точно известно, что мрачный Железный Бык – это не к добру. – Так в чем проблема, шеф? – осторожно спрашивает он. – Ну тамассран, ну Бен-Хазрат, они же теперь такие же, как ты. – Не знаю, – вздыхает Железный Бык и переводит тяжелый взгляд на парня. – То-то и оно, что такие же, как я. Он немного молчит и внезапно фыркает: – Надо же, а она ведь мне говорила, что я напоминаю ей отца. Я все никак понять не мог, с чего бы это, не по себе как-то было. – Почему? – Ну представь, – усмехается Бык, – шлепаю я ее по заднице, а она в это время думает, что я похож на ее отца. – У-у-у-у, ролевые игры? Злой папаша отшлепал непослушную дочку? Ехидный голос Сэры узнаешь где угодно – сама она сидит на козырьке крыши, беззастенчиво подслушивая. – И как задница? Хороша? – Хороша, – отвечает Бык. – Слушай, Сэра, дай поговорить, а? – Обсуждать сиськи и задницу Инквизитора я тоже могу! – возражает эльфийка. – И вообще, если она сказала, что ты, как ее папаша, может, это она на возраст намекала? Староват ты для нее, а? Пора мне за дело браться? – Я тебе возьмусь, – бурчит Бык и берется – за амулет из драконьего зуба, висящий на шее. Он любил рыжих, очень любил, – Адаар была беловолосой. Ему нравились смешливые простые девушки – примерно как вон та болтающая ногами разбойница, щурящая на него свои чудные эльфийские глаза. Адаар была серьезной, молчаливой, а к своим делам относилась с такой ответственностью, какую он видел только у кунари. Бык терпеть не мог Тень и демонов, недолюбливал магию – Адаар была виртуозным магом, и в Кун ей давно зашили бы рот и сковали руки. И он никому и ни за что ее не отдаст. Драконий зуб приятно покалывает пальцы, и он не может не вспомнить, как Адаар, слегка смущаясь, прикусив губу и опустив фиолетовые глаза, протянула ему амулет. Как смотрела с затаенным страхом – вернет или не вернет, отвергнет или нет. Как заулыбалась – радостно, счастливо, когда он назвал ее «кадан». Его кадан, словно откликаясь на мысли, выходит на балкон – не одна, с Вивьен. Железная леди что-то рассказывает Адаар, ее движения изящны и отточены до малейшего жеста. Адаар стоит рядом с ней – высокая, большая, откинутые за плечи волосы треплет шаловливый ветерок. – Ну и толку от тех волос? – говорит Крэм, увидев, как Инквизитор отбрасывает с лица растрепавшуюся прядь. – Непрактично же. – Ничего ты не понимаешь, – говорит Бык. – Знаешь, как удобно их на руку наматывать? – Зачем? – начинает Крэм и замолкает – дошло. – И часто наматываешь? – спрашивает Сэра. Приставучая девчонка, так и не ушла к себе, сидит, нагнувшись вперед – того и гляди, свалится. – Бывает, – говорит Бык и хмыкает. – Один раз эти волосы на рога так намотались, еле распутали. – Это что ж вы делали? – спрашивает Крэм. – Не могу представить, что надо сделать, чтобы волосы на рога намотать – если не специально. – О-о-о, ты и не представишь, – тянет Бык и мечтательно улыбается. – Чего, наш Инквизитор в постели огонь, а? – интересуется Сэра. – Вот андрастовы труселя, и как это я ее такую упустила? – У тебя не было ни малейшего шанса, Сэра, – самодовольно отвечает Бык. – Во-первых, у тебя нет рогов. Во-вторых, ты не здоровенный мужик. В-третьих, ты бы не смогла ее поднять и прижать к стене. – Прижать к стене? – переспрашивает Крэм. Бык кивает. – Да так, чтобы она оказалась на голову выше. – А наш здоровенный мужик любит утыкаться носом в сиськи, а? – хохочет Сэра. – Не утыкаться, – поучительно говорит Бык. – С ними, знаешь ли, много другого можно делать. – Почему-то мне кажется, что я не хочу об этом знать, шеф, – вставляет Крэм. – Инквизитор, конечно, выдающаяся женщина… во всех местах… Но слушать о ваших играх я почему-то не хочу. – А я хочу! – встревает Сэра. – Сама не могу, так хоть послушаю! Что там наш чудик говорил – ты ее связываешь? – Или она меня? – хитро косится на девчонку Бык. Приставучая, чувства такта – ноль, грубая… Хорошая. Своя. – Тебя попробуй свяжи, – хохочет она. – Так, может, я и не сопротивляюсь? – Ну-у-у, так не интересно… А где же огонь? Страсть? – Сэра, огня и страсти у нас столько, что кровать трещит, – говорит Бык. – Ну расскажи, расскажи! Какая она? – Сэра нагибается вперед еще больше и все-таки соскальзывает со своего козырька. Железный Бык ловит ее играючи – эльфийка легкая, как пушинка, – ставит ее на землю, но не спешит снимать руки с плеч. Нагибается, щекоча дыханием длинное острое ухо и шепчет: –Какая она? Горячая, тесная, влажная – иногда мне кажется, что я плавлюсь. Никогда не сдается без борьбы, а когда побеждает – обхватывает меня коленями, сжимает, двигается настойчиво, впивается ногтями в плечи, дышит прерывисто и тяжело, кусает губы. И любит, когда я называю ее по имени, вот так: Хи-и-и-р-р-р-а. От его хриплого, проникновенного полушепота глаза у Сэры становятся еще больше и совсем круглыми, с золотую монету. Бык усмехается, подмигивает ей – ну что, съела? – Вот бы поглядеть, – вырывается у нее. – И не думай, – говорит он. – Найду поблизости – выкину в окно. Его тон такой будничный, что можно и не сомневаться – выбросит. – Поняла-поняла, – поднимает руки Сэра. – Срань ты рогатая, вот что. Под негромкий смех Быка она скрывается в таверне, а предмет их обсуждений уже спускается по ступенькам, улыбаясь проходящим мимо солдатам и рабочим. – Хорошо, что ты здесь, – говорит она Быку. – Я получила письмо от родителей – они на днях будут здесь, в Скайхолде. Заодно и познакомитесь. – Хи-и-и-р-р-р-а! – стонет Бык, но теперь в его стоне нет ни намека на блаженство.