Бальзам для рогов

– Видала? Рога-то, рога! – Красивые же. – Страшные! Представь, такой тебя боднет? – Да не бодаются кунари, дура! – Так они и не кунари! Подобные разговоры в Скайхолде можно услышать на каждом углу. С того самого момента, когда все узнали об отношениях Инквизитора и Железного Быка, на острые язычки кухарок, посудомоек и прочего рабочего люда не попадалось ни одной мало-мальски интересной сплетни. А тут – пожалуйста, прибытие четы Адаар. Разговоров на месяц хватит, можно не сомневаться. Семья Хииры уже собирается отбывать обратно, а Бык, как в детстве, старается лишний раз не попадаться на глаза слишком строгой тамассран. Только здесь в роли тамассран – двое взрослых, серьезных, смертельно серьезных вашота. У отца Хииры длинные, загнутые рога – Бык, искренне гордившийся своими, даже позавидовал. Отполированные, темные – под стать темной коже Адаара. Неподвижное, суровое, словно высеченное из гранита лицо, прозрачные светло-фиолетовые глаза, пристальный взгляд – один только его взгляд выдал в нем перевоспитателя, от чего у Быка почему-то засвербело между лопатками. А вот мать у Хииры красивая – одного роста с ней, такая же беловолосая, но сероглазая, совсем еще молодая. Она чем-то напомнила Быку его таму, но холодный оценивающий взгляд мигом стер с его лица улыбку. Бык непроизвольно ежится и заходит в таверну – еще слишком рано для завсегдатаев, и зал пустует. Мариден лениво перебирает струны лютни – наверняка, придумывает новую песню. Официантки шушукаются с барменом, обсуждают рога и прочие достоинства адааровского папаши, будь он неладен. – Не знаю, что теперь будет. Тебя же там не было, когда они зашли! Я думал, Адаара удар хватит, ну или он сам хватит Быка. За рога, да головой об стену. Бык останавливается и прислушивается. Вот, значит, как. Варрик и Крэм, кто бы мог подумать, он и не замечал, что они сдружились. Глядите-ка, сидят, пьют – ну лучшие друзья, да и только. – Я это включу в свою книгу, – говорит Варрик. – Отличная задумка есть. – Расскажи, что там было, – просит Крэм. – Шеф мрачнее тучи ходит, у него и не спросишь. Бык тихонько садится за пустующий столик в тени – парочка так увлечена разговором, что его и не заметят. Вдруг что полезное услышит, как знать. – Да это видеть надо было, парень! Этих двоих ждали к обеду, а они заявились утром, да еще и не одни, тут такое началось! Зря вы в тот день в долину спускались, много пропустили. – Ну! – торопит его Крэм. Варрик не спеша делает глоток из своей кружки, откидывается на спинку стула и продолжает: – Сам видел, какие у них дети, на месте и минуты не сидят. Они сразу к Инквизитору кинулись, за ноги ее обнимают, а она прям расцвела вся, чуть светиться не начала. Да, вспоминает Бык, Хиира долго-долго обнимала отца с матерью и детей – двоих братьев и сестренку. У кунари редко рождаются двойняшки, еще реже – близнецы, но Адаарам повезло: смышленые, резвые мальчишки были похожи друг на друга как две капли воды. Бык видит как сейчас: Хиира наклоняется, чмокает их в затылки, ласково треплет волосы и подхватывает сестренку на руки – та еще совсем мелкая, с пронзительным тонким голоском, совсем недавно прорезавшимися рожками и двумя белыми косичками. Собранность, серьезность и ответственность Инквизитора сразу становятся понятными: она старшая, строгая, любящая и обожаемая в ответ сестра. Шумные мальчишки повинуются одному ее слову, а мать устало расправляет плечи и говорит: – Нам тебя так не хватало, Хиира. – Так и сказала, – привлекает внимание Быка голос Варрика. – Мы без тебя, как без рук, бросай свою Инквизицию и поехали домой. Бык усмехается. Ну-ну, «бросай Инквизицию». В глазах матери Хииры было столько гордости, когда она обводила взглядом замок, что такую фразу от нее не услышали бы никогда. – А потом пришел Железный Бык. Мелкотня-то сразу к нему кинулась, все рогами его восхищались, а вот эти двое совсем не довольны были. – Шеф сам тоже нервничал, – говорит Крэм. – Не знаю, почему. – Чуял, видать, чем дело пахнет, – отвечает Варрик. – Он как к ним подошел – девчонка на одной руке, мальчишка на другой, а второй – за ногу уцепился, так папаша так на них зыркнул, что они сразу с Быка осыпались, как листочки по осени. А Инквизитор и говорит: «Это, – говорит, – Железный Бык, я о нем писала». – И что? – И ничего! Папаша как встал, так и стоял, только так взглядом Быка сверлил, что как тот не сгорел – до сих пор удивляюсь. А на лице выражение было – словами не передать! Ну, я ж говорю, то ли его удар хватит, то ли он Быка убьет. – А шеф-то что? – А что твой шеф… «Здрасьте» сказал. И Инквизитора обнял. – У-у-у, – тянет Крэм. Ох, и горазд врать этот гном – Бык даже восхищение какое-то чувствует. Ни ведь не скажешь, что врет, до того складно. Не висли на нем мальчишки – только мелкая на руки залезла, рога щупать. И Инквизитора он не обнимал, просто встал поближе. Толку-то обнимать, если и так все видно: и у нее на груди амулет поблескивает, и у него. А вот взглядом Адаар его буравил, что правда, то правда. Молча, без единого жеста, безо всякого выражения на лице: так смотрят перевоспитатели, когда ждут решающего ответа. Бык тогда и переключился на мать Хииры, но и тут не вышло, улыбаться под ее взглядом не хотелось совсем. – А Инквизитор и сказать ничего не могла, только стояла и смотрела, то на них, то на Быка. Никогда ее такой беспомощной не видел, – смеется Варрик. – А родители-то что? – Ничего. Посмотрели-посмотрели, потом Адаар говорит: «Значит, вот кто вы такой. И какую же должность вы занимали?» А когда Бык ответил, что он – Хисраад, так губы скривил, я думал, что сейчас плеваться начнет. А Бык ему говорит: «Какие-то проблемы, сэр?» – Так и сказал? – удивляется Крэм. «Не говорил!», – хочется крикнуть Быку. Какое там «проблемы», он под этими взглядами вообще рот открыть не мог! – Да, только все промолчали. Они потом за стол сели, далеко были… – Но ты же подслушал? Быку не видно, но он готов поклясться, что у Крэма горят глаза и вообще весь он чуть ли не подпрыгивает. Интересно! Занятно! А то, что у его шефа может все покатиться к Архидемону, это так, пустяки… – Да что там слушать, – отмахивается Варрик. – Там половина Скайхолда за этим столом собралась, все начали Инквизитора хвалить, восторги, рассказы про Корифея – даже я на их фоне выгляжу самым правдивым гномом в истории. – Ну-у, – тянет Крэм. – Так не интересно. – Зато потом, – говорит Варрик, и Бык готов поспорить, что он хитро щурит глаза, нагнетая атмосферу, – зато потом они пошли прогуляться по саду. Время позднее, там почти никого нет – лучшее место, чтобы поговорить, знаешь ли. – И ты подслушал! – И не я один, – смеется Варрик. – Мы с Сэрой на крыше сидели. Бык чувствует какую-то дикую смесь из раздражения и восхищения. Конечно, теперь весь Скайхолд будет знать о его личной жизни – и не то, что он сам рассказал, тщательно взвешивая каждое слово, а преувеличенную в несколько раз хренотень! Но каковы засранцы – вот так, на крыше, подслушивать – это ж сколько наглости надо иметь. А Сэра и на себя не похожа – ни слова не сказала, не подколола, не ляпнула что-то бестактное в своем стиле. – Да не тяни ты, рассказывай уже! – требует Крэм и подливает Варрику эль. – Я тебе так скажу, парень: не надо было Инквизитору Быка с собой тащить. Глядишь, поговорила бы сама с родителями, они бы и успокоились. А тут представь: темень, луна – жаль, не полная, факелы, и эти четверо. Шеф твой еще сглупил, говорит: «Эх, сегодня в таверну не зайду, Дориан отыграться в «Порочную добродетель» никак не может, уже ящик тевинтерского мне проиграл». – М-да, – говорит Крэм. – М-да. Ну а что было ему говорить, если Хиира – вот она, рядом, спрашивает, почему он такой мрачный? Не скажешь же «Кадан, твои родители меня нервируют», вот и ляпнул первое, что в голову пришло. Папаша тут же, стоит, смотрит – от его взгляда мышью хочется стать. Куда уж там отговорки придумывать… – А Адаар ему говорит: «Так и идите, вас тут никто не держит. Мы надеялись встретиться с дочерью и приехали к ней». Ну, Инквизитор на него зашикала, конечно, но Бык еще больше помрачнел – так и ушел бы, наверное, если бы она его за руку не схватила. И мамаша тут же – мы, говорит, вообще не думали, что у нашей дочери такой избранник. Мы, говорит, дали ей хорошее воспитание и надеемся, что она свяжет жизнь с серьезным молодым человеком, а не с наемником и, тем более, не с Хисраадом. – А Бык что? – Да ничего, сказал, что его зовут Железный Бык, и что он больше не Хисраад, и не кунари, и что между ними вообще общего много. Те двое скривились – мы, говорят, из Кун сами ушли, а тебя даже на это не хватило, все по подсказке. Кто, говорят, знает, вдруг ты до сих пор доносы пишешь и деточку нашу при первой же возможности в кандалы. – Да не могли они так сказать! – Сказали, – говорит Варрик. – Еще и добавили, что это не отношения, а так, развлечение. И что он Инквизитору голову задурил, Бен-Хазрат это умеют, а она вся такая наивная, поверила. И чтобы отстал от нее и шел искать себе девок в борделе. Я уж думал, они сейчас за мечи схватятся! – А Инквизитор? – Молчала. Побледнела вся, руки к щекам жмет, губы кусает… Бык и сам прижал руки к щекам – чтобы не расхохотаться. Поганое настроение начало уходить: вот же гном, врет и не краснеет! Инквизитор бледная, посмотрите-ка. Хохотать ему тем вечером точно не хотелось, чета Адаар одним своим видом могла заморозить весь Скайхолд. А уж когда они начали говорить… В чем-то гном не соврал: папаша действительно высказался относительно принадлежности Быка к Бен-Хазрат, сказал, что не для такого они дочь растили, и ей действительно нужен серьезный мужчина, а не он, Бык. А про кандалы – вранье, и про бордель – вранье. Ну, почти. Мать у Адаар выражалась красиво, как и все тамассран, лаконично – даже годы жизни в Ферелдене этого не исправили. – Семья – самая большая ценность, что у нас есть, – говорит она. – Наша дочь и так рискует своей жизнью слишком часто, и без этих отношений. И я не думаю, что они… серьезны, вы же меня понимаете? Не для тебя роза цвела, отвали, одноглазый. И вот тогда вступила сама «роза». – Я люблю его. Странно, что Варрик об этом не упомянул. Какой бы ход был в книжке-то: после сакраментальных слов Бык падает на колени, а счастливые опомнившиеся родители рыдают друг у друга на плече. Счастливый финал. Она никогда не говорила, что любит его – вот так, прямо, твердо глядя в лицо. Впрочем, она и тогда сказала это, глядя на родителей, а не на него. У него самого дар речи пропал – это точно. В отличие от ее родителей. – Тебе кажется, что ты его любишь, – у ее матери мягкий, приятный голос и Быку не хочется его слушать. Никогда. – Куда вы там собирались? В таверну? Вот и идите, нам нужно поговорить. И вас это не касается, – у Адаара голос не такой приятный – резкий, властный, как у самых жестких перевоспитателей, Бык даже задумался – а почему они сбежали-то, собственно? – Касается, – говорит Хиира и слегка наклоняет голову. Бык знает это движение: Хиира наклоняет голову, начиная плести особо сложное заклинание, доказывая ему, что с его раной на дракона никто не пойдет, встречая венатори или красных храмовников. Это движение означает, что она приняла решение и никому не удастся ее переспорить, что прольется кровь, что она… готова пойти против родителей? – Так ни до чего и не договорились, пофыркали друг на друга и разошлись, – говорит Варрик и отвлекает Быка от его мыслей. Не договорились. – Ну, тогда будем считать, что все уже сказано, – говорит мать Хииры и раздраженно поводит плечами. В эту ночь Хиира долго не засыпает, уткнувшись носом ему в шею и прижавшись так крепко, что амулет из драконьего зуба впивается в кожу. Но когда он тихонько окликает ее по имени, ее глаза закрыты, а дыхание – ровное и мерное. Слишком ровное и мерное. Быку опять невесело, Варриковы россказни улучшили настроение на каких-то несколько минут. Что может быть проще – сойтись с кем-то, подружиться, найти общий язык? Но с четой Адаар Бык не то, что не хотел, попросту не мог найти общий язык – его собственный намертво прилипал к зубам под этими презрительными, ледяными взглядами. – Ну, не знаю, – слышит он голос Крэма. – Перегнули они палку, любит шеф Инквизитора, это ж всем видно. – Да на кухне уже пари заключают, расстанутся они или нет, и через сколько, – Варрик усмехается, но как-то невесело. – Ты же видел, как Инквизитор на родителей смотрит, разве она пойдет против их решения? – Она и на Быка смотрит! – упрямо отвечает Крэм. – И еще как! Не такая она, чтобы из-за родителей с ним расставаться, она же Инквизитор! – А ты романтик, парень, – говорит Варрик и доливает себе эля. – За это и выпьем. Бык решительно поднимается и выходит из таверны. Крэм – славный парень, так трогательно верит в хорошие концы. А вот сам он уже начал сомневаться. – Уезжают, да! Рога полировал все утро, в комнате потом так воняло! Одна из служанок ойкает и скрывается в дверях под мрачным взглядом Быка. Да уж, наверное, Адаар привез с собой бальзам для рогов. Бык бы все отдал за бутылочку бальзама – и вовсе он не воняет, вообще без запаха. Начищенные рога блестят на солнце: Адаар неспешно прогуливается перед тренировочной площадкой, ждет свое семейство. При виде его Быку опять хочется спрятаться в какую-нибудь щель, но он, вздохнув и расправив плечи, подходит ближе. Адаар словно и не замечает его, продолжая расхаживать – взад-вперед, взад-вперед. Он щурит глаза на рассветное горное солнце и кривит губы, и Бык думает, что же такого ему сказать, когда Адаар бросает, словно в пустоту: – Я уважаю свою жену. Я люблю ее. Я принял решение уйти из Кун, когда понял, что хочу быть с ней – до старости, хочу растить ее – наших – детей. Я принял это решение сам. И она его приняла сама. Никто нас не подталкивал и не уговаривал, мы ни с кем не советовались. Бык молчит, шагая неподалеку от него: взад-вперед. – Я отказался от своей жизни ради своей семьи, – говорит Адаар негромко и веско. – И ни разу об этом не пожалел. Бык останавливается и кивает в сторону таверны: заспанный Крэм едва ли не за шиворот тащит такую же сонную Скорнячку во двор, следом плетутся остальные – с недавних пор они пытаются бегать вместе с храмовниками и магами. – Вон там – моя семья. Они и еще ваша дочь, – говорит он. – И я не жалею, что отказался от своей жизни ради них. Адаар бросает мимолетный взгляд на разношерстную компанию и пренебрежительно фыркает. – Семья собутыльников, – роняет он. – Семья, – повторяет Бык. – Семью не выбирают. – Но ты-то выбрал, – отвечает Адаар, останавливается и впервые смотрит на Быка – прямо, оценивающе и серьезно. – И что, тебе нравится твоя новая жизнь? – Да она не особо-то отличается от старой, – удивленно говорит Бык. – Разве что не чувствуется никого за спиной. Если вы понимаете, что я хочу сказать. Сэр, – добавляет он, помолчав. Молчит и Адаар. Потом пожимает плечами и опять фыркает. – Каждый из нас понимает, – говорит он. – И да, мне нравится моя жизнь, – твердо говорит Бык. Будь что будет, в самом деле: – И ваша дочь – не просто мимолетное увлечение. И мои люди – лучшая семья в мире. Сэр. Адаар словно не замечает его последних фраз – лишь слегка качает массивной головой. Хиира тоже так делает, когда задумывается, вспоминает Бык. – Нам долгое время было тяжело привыкать к новой жизни, – говорит Адаар. – Но мы, конечно, не развеселые наемники. Яда в его голосе столько, что мадам де Фер обзавидовалась бы. Козел рогатый. А рога-то, рога – блестят! – Здесь тоже непросто, – неожиданно даже для себя говорит Бык. – Бальзама для рогов нет, а они чешутся, заразы… На каменном лице Адаара проступает удивление – еще немного, и он покрутит у виска пальцем, и будет совершенно прав. Идиот ты, Бык, твоя репутация для этой семейки и так болтается где-то на дне болота, а ты сейчас еще и камнем сверху придавил. Молодец. Покрутить пальцем у виска Адаар не успевает – по лестнице спускается его жена под руку с Хиирой, скатывается малышня. Хиира выглядит уставшей и бросает на Быка и родителей отчаянные взгляды – а чего ты ждешь, девочка? Не убили друг друга, и то хорошо… – Я сейчас, – говорит Адаар. – Забыл кое-что. Мальчишки, размахивая деревянными мечами, уносятся в сторону ворот, а Бык тащится за Хиирой и ее матерью – мелкая опять залезла к нему на руки, аккуратно трогает рога, прикасается к своим – словно сравнивая. – У меня тоже такие будут? – Красивее, – говорит Бык. – У тебя будут красивые загнутые рога, почти как у папы. – Быстрее бы, – нетерпеливо говорит мелкая и ерзает у него на руках. Тамассран залезает в повозку молча, долго не отпускает руку Хииры и даже не смотрит на Быка, словно и нет его. Наконец, приходит Адаар, и все семейство рассаживается на жестких деревянных сиденьях: мальчишек одергивают, мелкую Адаар берет на руки – она морщит нос и трет кулачками глаза. – Счастливого пути, – дрогнувшим голосом говорит Хиира и берет его за руку. – Приезжай хотя бы в гости, – просит ее мать и только теперь переводит взгляд на Быка. – До свидания. – Удачи, – кивает он. – До встречи, Хиира, – говорит Адаар и добавляет, обращаясь к детям: – Попрощайтесь с дя…кхм… с Железным Быком. Дети пищат и машут руками, Бык машет в ответ и смотрит на Адаара, который сухо и коротко кивает ему, но все же добавляет: – До встречи. – Кажется, ее не будет, – говорит Бык Хиире, глядя на удаляющуюся повозку. – Привыкнут, – говорит она, но уверенности в ее голосе нет. После обеда Хиира заходит в таверну и сует Быку обернутую в бумагу бутылку. Фиолетовые глаза смеются, хотя лицо ее – серьезно, и Бык разрывает бумагу. К бутылке из темного стекла прикреплена записка, написанная твердым, уверенным почерком: «Если кончится – пришлю еще. У меня есть свои каналы в Киркволле». Несколько слов – без имен, без обращений, без каких-либо признаний, а Быку хочется хохотать во все горло, грохнув об пол кружку с крепким элем. Он ограничивается лишь тем, что сжимает своего Инквизитора в объятьях и вполголоса, на ухо, тянет: «Хи-и-и-р-р-р-а-а». Он бы никогда не подумал, что коротенькая записка, приложенная к бальзаму для рогов, может сделать его таким счастливым. А о россказнях он с Варриком все-таки поговорит.