Моя леди... моя милая леди... стань моей навсегда...

      Стройную фигуру нежно обнимает шёлк очередного платья. Какое оно? Синее, зелёное, красное — цыганке всё равно. Её жизнь три дня назад окрасилась в чёрно-белые тона, хоть и казалось, что прошли годы. Уже три дня как она потеряла покой, отказывалась от еды и лишь изредка пила воду. Шею отягощает холодное колье с большим камнем, волосы аккуратно, но крепко, держит драгоценная заколка, украшенная многочисленными узорами. Её готовят к обеду, — а может, ужину или завтраку, всё слилось воедино, — с хозяином. Её усаживают на мягкий прикроватный пуфик и надевают на ноги туфли. Глаза ей выделили еле заметными чёрными стрелками, нанесли на кожу крем, старательно пряча болезненную бледность и жуткие на вид синяки под глазами.       Эти раздражающие служанки, похожие одна на другую, видимо, вампир их создал специально для неё. Больше ему внимание уделять стало некому, невесты так и не вернулись после того скандала.       Девушку чуть ли не под руки ведут служанки, которые почти не позволяют ей оставаться одной. Двери зала распахиваются сами собой. Такие фокусы уже стали привычными. Зачем напрягаться, открывая двери, если всё можно сделать с помощью вампирских сил? Девушки помогают Анне сесть на стул и наконец уходят. Перед ней тарелка с достаточно большим стейком и гарниром к нему. Пахнет вкусно, но аппетит не просыпается, заглушённый чувством утраты. Вампир сидит на соседнем стуле. Перед ним уже привычный бокал с тёмно-красной жидкостью. Погрузившись в собственные мысли, цыганка не заметила как оказалась повёрнута вместе со стулом лицом к Владу. Снова этот взгляд ярких красных глаз, как в ту ненавистную ночь.       Испуг пробился сквозь маску усталости, исказив лицо Анны. Не проронив ни звука, она опускает голову, стараясь подавить чувство дежавю. — Долго ты будешь мучить себя? Посмотри в зеркало хоть раз осмысленно! Похудела, бледная, аж хуже любого вампира. Все люди так странно относятся к смерти… — резко переключился мужчина на философские размышления. — Она неизбежна. И рано или поздно придёт за каждым из вас. Я лишь ускорил её и сделал чуть полезнее для себя, — он ухмыльнулся и…       Вдруг ощутил крайне неприятную хватку на собственных плечах. Анна, сжав зубы, вцепилась руками, стараясь давить ногтями, чтобы хоть как-то выместить собственную боль. — Да, девочка, я плохой. Я не принц из сказок, которые тебе читали в детстве. Я вампир и буду пить кровь. Ты не можешь осуждать волка или лису за то, что они питаются невинными зайчиками, так ведь? Сбрось розовые очки. Мир жесток, все, кого ты любишь, умрут когда-то, как уже случилось с твоими отцом и братом. Чем раньше ты примешь это — тем лучше! — Влад впервые выплеснул раздражение.       Пусть это была лишь маленькая часть, но её вполне хватило для того, чтобы Анна, точно испуганная пташка, вскочила со стула.       Принцесса уже набрала воздуха, чтобы возразить, но палец на губах остановил её. — Не надо сейчас ничего говорить. Иди к себе и подумай над тем, что я говорил. Я отправлю позже служанку, она принесёт ужин.       Удивлённая и немало растерянная, цыганка подчинилась и, будто заворожённая, направилась уже знакомым маршрутом к себе. В этот раз никто за ней не шёл. Дойдя до комнаты, она положила руку на ручку двери и замерла. Именно сейчас девушка ощутила, будто со стороны смотрит за собой. Что-то в ней тянулось к графу. Он подкупал не внешней красотой, но харизмой и умом. С ним хотелось… говорить, слушать, узнавать что-то. И вдруг принцесса ощутила, что мучительно желает избавиться от этой тоски по Ван Хельсингу. Она резко открыла дверь, бросилась в кровать, уткнувшись в подушку, закричала, наконец по-настоящему выпуская в крике всю снедающую её скорбь.       Когда в комнате вновь воцарилась тишина, Анна вдруг ощутила как хочет затопить все прошлые образы лишь одним, который давно не давал ей полного покоя. Проявил себя и лёгкий стыд перед страстным напором Дракулы, не мешающий, однако, засыпая, представлять его ласки.