Fairytale gone bad

У Джубили есть острая нужда быть кому-то нужной. Наверное, все потому что она слишком долго не была нужна вообще никому. А она помнит, каково это быть любимой, самой лучшей, по-настоящему важной. Это было давно, когда родители еще были живы. Первые и последние люди, которые принимали ее такой, какой она была. Сначала избалованной девочкой из самого сердца Беверли Хиллз, капризной и эгоистичной, затем талантливой гимнасткой, которой пророчили карьеру олимпийской чемпионки, потом напуганной до одури избранной. Так мама с папой говорили. Им, конечно, было трудно понять ее, но принять они смогли. Сейчас Джубили понимает это отчетливо. Через боль, страдания, ужас и отчаяние. Они это сделали. Больше никто не смог. Джубили чертовски благодарна родителям за то, что они не оставили ее в этой жизни без любви. Она знает, каково это. И это благословение, потому что без любви совсем в этом мире жить нельзя. Это и проклятие, потому что Джубс хорошо понимает, что он ее не любит. Так, как она того хочет, как того заслуживает. Это больно, на разрыв. Долго можно говорить, что хватит себя жалеть и разводить сырость, что в жизни есть проблемы поважнее, и что не об этом нужно думать. Но Джубили думает только об этом — он ее не любит. Роуг утешает, гладит ее по иссиня-черным волосам, прижимает к плечу, давая выплакаться. Кому, как не Роуг знать, что он не любит вообще никого. Даже себя не любит. Он — зверь в человеческом теле. Единственное, что ему доступно, - это инстинкты, вечный гон, желание скитаться, бежать и бежать, пытаться поймать свой хвост. Но это невозможно. Она это знает, а он — нет. Он гораздо старше, должен же был уже догадаться, но звериная гордость не дает ему просто признаться, что у этой охоты нет и не будет цели, важен только процесс. Джубили ждет долго, со своих четырнадцати лет, годами наблюдает и надеется, что когда-нибудь все изменится, что он поймет, прекратит эту душераздирающую игру, наконец, просто остановится. У него звериные инстинкты — он должен просто понять, почувствовать, что с ней такое. Но он не обращает внимания, и от этого не менее больно, потому что он не может не знать. Все его чувства обострены до предела — но это только для врагов, для любимых он слеп. Годы идут — у Джубили просто нет времени ждать его вечно. Это та самая сказка, в которой принцесса начинает жить обычной жизнью, потому что принц, чудовище, которое она считала принцем, так и не приходит за ней. В душе Джубили слишком много огня, слишком много задора, радости бурлящей. Она не может все это потратить на него. Это совершенно бездушно и неправильно. У нее нет времени ждать, а у него есть. Столетия, быть может. Он словно волшебный дракон. А она просто девочка, девушка, женщина. Она меняется и взрослеет. Скоро начнет стареть. У нее нет времени размениваться на фейерверки. Все или ничего, вот ее ответ. Джубили намеренно прекращает эту игру. Просто становится взрослой, отпускает своего ручного зверя в лес. Так она думала. На самом деле он всегда был свободен. Не ее. Ничейный. Так правильнее. Он ни к чему и ни к кому не привязан, потому что справедливо никого не любит. Любовь — это ведь самая страшная боль, больнее любого оружия человеческого и нелюдского, больнее вывороченных кишок, больнее отрезанных пальцев и свернутых запястий. И потому именно любви он избегает. Он научил ее многому, теперь любви избегает и Джубили. Во всяком случае, к нему. Она отправляется в колледж, она получает работу. Просто так, для галочки, чтобы сменить обстановку. Душой и сердцем она всегда Икс-мен, она всегда придет на выручку и всегда окажет помощь. Её главная, первая и последняя роль, - спасать человеческие жизни. Но иногда приятно вернуться в пустую квартиру, снять туфли, пройтись по ковру, плюхнуться в кресло и погладить шкодливую кошку, подобранную на улице. Иногда приятно быть просто Джубс, без претензий на спасение мира, без сверх-способностей, без этого вечного бега, гона по замкнутому кругу. Не быть Робином при Бетмене, маленькой Мисс Саншайн, быть просто собой, без салюта на четвертое июля. Вышел заряд, села батарейка. И Джубили позволяет себе эту слабость — быть женщиной, не супер-героиней. Для этого стоит жить. Потому что это те самые выходные. После них обычно наступают долгие будни, когда она должна убивать, крушить врагов, сворачивать им головы. Добро и справедливость на кончике меча. Они, конечно, видятся. Он, словно чувствуя своим звериным нюхом ее отчужденность, совершенное нежелание контактировать, приходит все чаще. Именно поэтому в особняке было жить невыносимо — он был всегда слишком близко, а Джубили требовалась дистанция. Как там говорится, - с глаз долой — из сердца вон. Съемная квартира помогает, но ненадолго. Он приходит, а вместе с ним — сосущее под ложечкой чувство безысходности, эта больная, искалеченная любовь, попытка приручить его, накинуть ему на шею поводок. Джубили наступает на те же самые грабли. Первый раз, второй, миллионный. Ничего и никогда не изменится, пока он рядом. Она это понимает очень четко. Никого лучше него у нее не будет. Джубили разрывает связь самостоятельно. Кричит на него, щерится, выгоняет прочь. Это очень и очень больно. В его глазах какая-то собачья преданность, щенячья грусть, на губах — звериный оскал. Он все понимает, но как любой зверь, своей добычи отпускать не хочет. И Джубили злится на него за это еще больше. Она всегда думала, что это просто чертовы инстинкты, бессознательная охота, но нет — все по-настоящему, этот гон, эта попытка загнать зверя, придавить его когтистыми лапами к земле, но не убивать — смотреть, как он умирает, слабеет, истекает кровью. Наслаждаться процессом. Взрослая Джубили, более не восторженная девчонка, не влюбленная, но любящая, внезапно понимает, что эта кровавя игра нужна больше ему, чем ей. И именно поэтому она прекращает ее, выгоняет его прочь. Ему так много лет, он так много прошел и потерял, но словно мальчишка, он до сих пор не понимает, что нельзя человека ломать любовью, нельзя пользоваться ей, нельзя играть. Нельзя сделать человека нужным, а потом покинуть его. Джубили могла бы переехать в другой город, бросить все, плюнуть и растереть, начать новую жизнь. Никто бы ее за это не осудил. Все понимают, что между ними творится, но никто и ничего сделать не может. Это и противоестественно, и затягивающе смотреть на первобытный звериный танец, который они танцуют уже не один год. Но Джубили назло всем остается. Её работа — защищать, цель ее жизни — сражаться. Джубили храбрая, никогда не пасовала перед трудностями. Да и если подумать, он всегда ее найдет, куда бы она не спряталась. Она остается и делает вид, что все кончено. Хотя, кончено, не кончено ничего. Он никогда не бросит свою добычу, не отдаст ее на растерзание кому бы то ни было. Потому что обладание, охота, - самый сильный афродизиак в мире, единственное чувство, наиболее близкое к любви, семье, которое он знает. Джубили понимает, что согласиться с ней для него — страдание. Он ведь вожак их маленькой стаи, хоть и одиночка. А она всего лишь самка, хоть он никогда этого и не признает. Она знает, что темными вечерами он бродит рядом с ее домом, нарезает круги, заглядывает в окна. Он ее караулит, выслеживает, присматривает за ней, чтобы она не выкинула ничего такого, не привела к себе другого самца, например. И Джубили смеется. Как же оказалось просто задурить ему голову. Отвергнуть, пошатнуть его статус вожака. У нее нет сверхчеловеческих чувств, но она прекрасно понимает, что он все время рядом с ней. Ушел, но не бросил. Что она, наконец, ему нужна. Джубили понимает, что это ненадолго, Джубили знает, что нельзя этого делать, что это и шах, и мат, что в этой игре ей никогда не победить, но она так долго ждала этого, так хотела. Может быть, если она получит желаемое, она излечится от этой болезненной любви? Может, и он тоже? Глупая, маленькая девочка, какой была в четырнадцать, такой осталась и в двадцать шесть. Время идет, но ничего не меняется. Джубили снова лажает, снова наступает на те же самые грабли и она снова будет страдать. Непременно. Он словно чувствует ее настроение, ее растерянность, ее боль и эту невозможность выбора. Идеальные условия, чтобы загнать зверя, чтобы подавить ее волю, получить то, что он хочет. Эту короткую ласку, этот трепет побежденного, эту эйфорию победителя. Он снова на пороге ее квартиры. Смотрит исподлобья, гипнотизирует ее взглядом, препарирует, готовится к броску. А Джубили стоит в одном тонком халатике, дрожит, смотрит на него мокрыми глазами. Она ничего не может поделать, чувствует себя гребаной жертвой, словно это ее распяли на кресте, не его. Словно это она отдает долги за грехи этого мира. Отдает, но никогда отдать не сможет. - Логан, пожалуйста, не надо, - шепчет она, едва удерживаясь на ногах. Он только смеется, грубо, хрустко. Словно крошит звериными зубами стекло, все ее барьеры и защиту, по-настоящему приминает ее лапищами к кровати, вспарывает тонкое кружево. Ждет, чтобы она сама умоляла, смотрит, как она истекает кровью и слезами. И Джубили не разочаровывает. Шепчет и кричит только его имя. Она знает, что пропала, что ей не сбежать больше. От него. От себя. От своих ненормальных режущих чувств. Может быть, она и не хочет сбегать. Лежа в тугом кольце его рук, ощущая его звериный мускусный запах, Джубили впервые понимает, что это было нужно. Не ей, не ему. Им. И она спокойно засыпает, без кошмаров. Утром Джубили просыпается нехотя. Она знает, что его уже нет. Что все то, что было, то, что она отдала, а он принял — это их катарсис и конец. Он всегда будет вольным, а она всегда будет на поводке. Страшит ли ее это? Да, определенно. Джубили нервно передергивает плечами, запахивает халат, выходит, зевая, на кухню. Дикий зверь по-домашнему сидит на табурете и пьет кофе. - Завтрак, - говорит он. Джубили не знает, что ответить. Ей кажется, что на дворе четвертое июля, а над головой сверкают яркими всполохами фейерверки.