1.3
Хань открыл глаза в собственной комнате, перевёл дух с облегчением и решил, что ему всё просто приснилось. И сейчас Мяо... Хань уставился на тыльную сторону левой ладони и сглотнул. Там багровыми пятнами выделялись цифры. Те же самые. Рука больше не чесалась, но болезненно ныла. На бедре Хань отыскал след от дротика и похолодел. Скатившись с кровати, торопливо запрыгнул в светлые брюки, натянул футболку с логотипом родной группы и, прихватив куртку, выскочил из комнаты. Дома никого не оказалось, зато на кухонном столе Хань нашёл записку от матери. "Милый, ты ни в чём не виноват. Успокойся, пожалуйста, я сама съезжу в полицейский участок и узнаю всё, что смогу. Метро закрыто после вчерашних беспорядков. Опять какие-то студенты с акциями протеста. Подожди меня дома". Хань потёр ладонью глаза и попытался вникнуть в содержание письма. Вникнуть не вышло. Он подхватил с полки пульт и включил телевизор. Нажал кнопку, выбрав новости на центральном канале. Как ни странно, но диктор тоже говорила о беспорядках в метро, устроенных студентами. Дескать, студенты остановили поезд. Указали даже точное время — на два часа позже, чем было на самом деле. Говорили, что поезд заминировали и взорвали... "О-ла-ла, только ты там сильно не расходись", — немедленно всплыл в памяти бесшабашный Бэкхён. Как видно, кое-кто всё-таки разошёлся сильно. Хань вылетел из квартиры без какого-либо чёткого плана действий, но оставаться на месте он тоже не мог. И его всё сильнее беспокоила рука, которая уже откровенно болела, словно под кожей вдруг образовался серьёзный нарыв. В кабине лифта он спустился на первый этаж, вышел на площадку и остановился. Метрах в десяти от него начинались ступеньки, ведущие к центральной двери. Обычно там горел свет, но не сегодня. Ничего такого уж выдающегося, но Ханю отчаянно не хотелось идти туда. Он чётко ощущал угрозу и испытывал почти ужас. Стоял в шаге от лифта и не находил в себе сил шелохнуться. Стоял и пялился в полумрак и густые тени в дальнем углу. Не зря, потому что через несколько минут во мраке нечто двинулось. Медленно и без спешки. Потом из густых теней выступил чуть бледноватый мужчина лет тридцати в обычном костюме. Ничего особенного, если бы его правая рука на глазах у Ханя не "потекла" к полу, превращаясь при этом в подобие щупальца-хлыста. Хань шагнул назад, прижался спиной к створкам лифта и лихорадочно принялся нажимать на кнопку вызова. Створки не желали расходиться в стороны, а тип с рукой-хлыстом сделал шаг вперёд, чтобы в следующий миг знакомо полететь к Ханю в длинном прыжке. Долететь не смог — на полпути в него врезался всё тот же парень в длинном плаще, сшиб на пол, припечатал ступню к шее, достал пистолет и плавно потянул за спусковой крючок. Ошмётки на сей раз осели на полу в шаге от Ханя, а от головы у типа с рукой-хлыстом остались жалкие воспоминания. Парень в плаще убрал ногу с шеи поверженного врага, спрятал пистолет и повернулся к Ханю. Смотрел неприветливо и холодно, после чего соизволил порадовать: — Пойдёшь со мной. — С какой это стати? — Твоя рука. — Короткое движение подбородком. Хань машинально накрыл левую ладонь правой и уставился на своего спасителя, чтобы разглядеть его получше. При свете. Рослый и смуглый. Черты грубой лепки, но удивительно притягательные. В лице сплошная жёсткость — от твёрдых скул до упрямого подбородка с характерной ямочкой. И линии такие резкие, что впору острыми назвать. И они казались ещё острее из-за худобы и налёта аскетичности. Густая чёлка свешивалась почти до самых глаз — холодных и колючих, и немного печальных. Расстёгнутый длинный плащ не скрадывал худобу, наоборот, сильнее её подчёркивал, как и ширину плеч. В чёрной одежде этот странный парень напоминал зловещего ворона. Пожалуй, в его облике только одна вещь была яркой — губы. Очень чёткого рисунка, неожиданно полные до откровенной чувственности. И, наверное, именно они превращали его лицо из необычного в красивое, запоминающееся. Или Ханю так просто казалось. — Со мной всё в порядке. И никуда я с тобой не пойду. — Как хочешь. — Смуглый парень шагнул к ступенькам, но остановился, хотя не повернулся к Ханю лицом. — Ты помечен. На руке — твой срок годности. И он истёк в полночь. Они пришли за тобой один раз. Придут ещё. Ты умрёшь. Это лишь вопрос времени. Сейчас ты можешь выбирать: пойти со мной или остаться тут. И он неспешно двинулся вниз по лестнице, дошёл до двери и толкнул её. Хань смотрел ему вслед, но не трогался с места. Только через несколько минут осторожно обошёл тело на полу, сбежал по ступеням и тоже выскочил наружу. Смуглый парень сидел на байке у тротуара и медленно надевал перчатки. Хань развернулся в другую сторону и зашагал прочь, машинально потирая ноющую руку. Бездумно добрался до супермаркета, постоял у входа, достал телефон и принялся просматривать контакты. Ребята вчера его точно не дождались, но наверняка сообразили посмотреть новости и решили, что он опоздал из-за инцидента в метро. Оставалась ещё Хуа. Если кто-то и мог поверить Ханю, то только она. Они встречались почти год, а познакомились на небольшом концерте, что давала группа Ханя на летней площадке в студенческом городке. Но Хуа всегда поддерживала его, должна и в этот раз поддержать. Или хотя бы просто выслушать. Потому что Ханю необходимо было выговориться и прикинуть, как быть дальше. Это он потерял Мяо в тоннелях метро. И это он должен сделать всё, чтобы вернуть Мяо. "Они не обращают детей". Хуа согласилась на встречу и позвала его в тихий ресторанчик, где они обычно встречались. Хань запрыгнул в первый же автобус, чтобы сойти через шесть остановок. В ресторанчике весь зал делился перегородками на отдельные кабинки. Хуа помахала ему из дальней кабинки, туда он и двинул. Опустился через минуту на подушку, кивнул официанту из новеньких, который принёс кофе, и внимательно посмотрел на Хуа. Она мягко улыбнулась ему, взяла свою чашку и сделала глоток. — Ты, наверное, вчера угодил в ту передрягу в метро? Ты ведь ездил в компанию звукозаписи, да? Снова отказали? Хань безрадостно кивнул, но его пока не тянуло волноваться из-за отказа — других проблем хватало. — Руку поранил? Вон как распухла. Хань покосился на левую ладонь и невольно поморщился. Припухлость в самом деле стала заметнее. — Мой бедный малыш... Иди ко мне. — Хуа наклонилась над столиком, погладила его по щеке и нежно поцеловала раз, другой, а потом он ей ответил на поцелуй, тихонько вздохнул и прикрыл глаза, когда Хуа начала перебирать его волосы на затылке. Тёплая ладонь скользнула по его груди вниз, опустилась ещё ниже, мягко и возбуждающе поглаживая. — Не волнуйся из-за пустяков, милый. Не волнуйся... Тебе просто стоило остаться там. Хань распахнул глаза от неожиданности, шарахнулся назад и испуганно уставился на кривую улыбку, застывшую на лице Хуа. Потом это лицо как будто раскололось пополам, открыв широченную пасть, усеянную густыми рядами зубов. Словно ему снился кошмар, а он не мог проснуться... — Да какого чёрта... Негромкий хлопок выстрела завершился как обычно — разлетевшейся ошмётками головой. И Хань медленно перевёл ошарашенный взгляд на официанта-новичка. Тот сердито выпутывался из фартука и галстука, пытаясь одновременно припрятать длинноствольный пистолет. — Да чтобы я ещё раз... а не пошли бы вы все нафиг? Мне заняться больше нечем, что ли? — ворчал невысокий парнишка по-корейски. После он уставился на Ханя тяжёлым взглядом. Густые брови и крупные глаза делали этот взгляд прямо-таки демоническим. — Ну что вылупился? Будешь тут сидеть до второго пришествия? Ноги в руки — и уматываем. Для надёжности лже-официант ухватил Ханя за шкирку, встряхнул и потянул за собой к выходу. Бесцеремонно запихнул ничего не соображающего пока Ханя в подкативший фургон, юркнул следом и задвинул дверцу. — Привет, заичка. И спокойной ночи! — Да какого... — Хань заткнулся, получив новый дротик в бедро, повалился Бэкхёну в ноги и вырубился ещё в падении. — Короче, если хочешь, чтобы работу сделали как надо, делай всё сам, — весело подытожил Бэкхён. — Уж конечно. Чего ж ты официантом сам не побегал? — Ой, Кёнсу, да я тебя буквально на коленях умоляю... — На чьих коленях? Его? Не пойдёт. — На моих — жирно будет. Мои колени достойны только подушечки дофина в Реймсе при помазании на... — ...царство Божие, — обломал Бэкхёна Чонин, нарисовавшийся на канале связи. — Как твой подопечный? — Он не мой, а твой, вообще-то. Но мы все отлично знаем, как паршиво ты выполняешь свою работу. Небось, опять пафосно нарисовался, прибил кого-нибудь и велел либо идти с тобой, либо сдохнуть. Сто раз тебе говорил, что это бесит! Слышишь меня? Бе-сит! И не трепещи ушами, котик мой, мы взяли посылку тёпленькой и везём в родные пенаты. Хотя насчёт наколки на попе я не уверен. Тебе точно нужна эта наколка? — Кончай гнать пургу. — Какую пургу? Я тут буквально вопросы всемирного масштаба обсуждаю на высшем уровне, а ты мне тут про пургу и наколки на попе втираешь? — Про наколки ты втираешь. — Кёнсу, я втирал про наколки? — Бэкхён нахмурился и требовательно посмотрел на Кёнсу. — Именно. — Правда? — Истинная. — Вот блин. Ладно, забыли про наколки. Родинки на попе тож ничего. — Бэкхён, убери лапу с чужой попы. И если ты забыл, то эта попа меченая. Ты бы с ней поосторожнее, — хмыкнул Кёнсу и перебрался вперёд, чтобы сесть рядом с Крисом, управлявшим фургоном. — Ну почему? Почему? — патетично воззвал Бэкхён на весь фургон и по каналу связи заодно. — Почему всё хорошее, что со мной случается, непременно оборачивается всякой пакостью? Гм, вопрос риторический, Чонин, так что даже не вякай. Почему?! — На твоём месте я бы сформулировал вопрос иначе. Не почему, а за что. Думаю, тогда ты легко бы нашёл ответ. — Паскуда, — безрадостно подытожил Бэкхён. — Уйду от тебя. Вот сейчас же соберу вещи и уйду. То есть, сначала принесу, разложу, потом соберу и уйду. — Можно посмотреть на этот цирк из первых рядов? — тихо попросился Крис. — Иди в жопу, китайская скотина. — Канадская. Я попрошу, — вежливо уточнил Крис и подмигнул притормозившему на перекрёстке слева от него Чонину. — Успеешь нас догнать? Или прислать за тобой... — Успею. Встретимся через полчаса на месте, — отрезал тот и свернул налево, едва сменился сигнал на светофоре.1.3
11 января 2016 г. в 06:53