Семейные хроники Лесного царя

Лодка мягко ткнулась носом в береговую отмель. Мужчина выпрыгнул первым, подтащил лодку выше, привязал веревкой к нижней ветке выворотня, свисающего над водой, но пока еще крепко держащегося корнями за откос обрыва. Следом из лодки выскочили два мальчишки-ровесника, оба вихрастые, светлые, но по лицам судить — точно не братья. Даже выражение глаз слишком разное: у одного любопытный взгляд, легкий, у другого по-взрослому тяжелый, цепкий.       — Васька, корзину возьми, — скомандовал Богдан Шмель.       — Агась! — звонко отозвался сын.       — Не ори! — оборвал отец. — Имей уважение — мы пришли в гости, в вотчину лесного государя. В гостях ты неужто орешь, как оглашенный, и скачешь подстреленным зайцем?       — Агась! — хохотнул Василий Богданович и зайцем брызнул вверх по крутой тропинке, даже корзинка с походным обедом на троих не умерила обычной для пострела скорости.       — Всеволод Рогволодович, точно думаешь здесь грибы собирать? — в который раз с сомнением спросил Богдан у своего подопечного.       Княжич решительно кивнул:       — Тут, я сказал. Сивый разрешил, чего тебе еще надо, дядька Шмель? Царского указа?       — Не помешало бы, — хмыкнул Богдан. Помог мальчишке забраться на крутизну, чуть не забыл в лодке еще две корзины — пустые, для грибов.       А наверху уж Васька заждался: всю опушку обегал, встретил отца и приятеля счастливый-довольный — уже набрал полкорзины лисичек да в руке держал два огромных мухомора.       — Вот себе на обед и возьми, — съязвил Всеволод.       — Неа, тебе зажарю — вкуснотища! — парировал со смехом Василий. Мухоморы всё-таки не выбросил, завернул в тряпицу и спрятал на дно корзины, объяснив отцу: — Дядька Красимир просил для настойки какой-то, жуть полезной.       — Ну, раз просил, лекарю, конечно, виднее, — пожал плечами Шмель.       Они углубились в лес. Сперва то была светлая березовая роща, потом всё чаще стали появляться дубы, тут и там ельники.       Когда дошли до Камышиного озера, устроили привал, отобедали захваченными из дома пирогами и собранными здесь же ягодами — сахарной поздней земляникой, ранней кисленькой брусникой, ароматной ежевикой. Потом отец и сын двинулись по тропинке вкруг Камышиного направо, к другому озеру, Комарову, известному своими грибными местечками. Всеволод же отговорился, что задержится всего на минутку, вскоре их догонит — в кустики только сбегает, якобы после ягод живот прихватило. А сам пустую корзинку бросил — припустил по другой тропинке, что обводила озеро слева и вела в сторону Дубравного дворца.       Спустя час с лишним, услышав издалека встревоженное ауканье, Всеволод специально промолчал и спрятался, чтобы Шмель со Шмеленком его не нашли, не заметили и домой не увели.       — Почти выследили ведь, следопыты, — фыркнул княжич.       Дядька Богдан ни за что бы по-доброму не позволил ему остаться в Дубраве на ночь. Для этого Всеволод и придумал прихоть отправиться за грибами. А нужно было сюда попасть именно сегодня — в новолуние. Дядька Томил проболтался недавно, что именно в такие темные ночи человеку легче всего встретиться с лесной нежитью. Этого княжич и добивался — увидеться с сыном проклятого лесного царя. Он даже оружие припас, чтобы с ним сразиться и свершить правую месть за погубленного отца, по которому сорок дней аккурат в конце недели справлять будут всем городом. Княжич достал из-за пазухи отцовский кинжал, обоюдоострый, в красивых ножнах — Рогволод носил его у пояса, восседая на пирах, принимая высоких гостей. Всеволод давно его стащил и хранил под периной, дважды бегал тайком к сыну кузнеца и просил хорошенько заточить, за что честно расплачивался полным карманом леденцов, самых вкусных, сбереженных из собственных запасов. Иначе кузнецов сын долг ему не простил бы, и мало дал бы в лоб своим кулачищем, так еще ославил бы на весь мир. Или растрезвонил бы о храброй затее всем подряд. Что было бы, если б слух дошел до матери! Страшно представить. И ладно бы выпорола за нехристианскую мысль о мести, так заперла бы до зимы, запретила бы нянькам-дядькам его выпускать из хором. А зимой что? День короток, поди добеги по льду через речку! Нет, по льду оно конечно удобнее, чем на лодке с гребцом, можно одному сбегать, не врать провожатым. Но зимой лес спит! А значит и нежить не докричишься, смысл тогда из дома сбегать? С кем сражаться-то? Вот был бы Всеволод кузнецовым сыном — ему б тогда и оружие не понадобилось, эдаким кулачищем бы любого беса один ударом свалил бы с копыт…       Такие мысли клубком ворочались в голове княжича, пока он в одиночестве бродил на границе Дубравы и пугался каждого подозрительного шороха. Он не ведал, что людям проход в заповедные места был закрыт, и бродил он который час кругами. Подходил к Камышиному озеру с разных боков, а воображал, будто перемахнул мимо цели и дошел аж до Калинового, от которого до Матушки рукой подать. После разворачивался назад, брел до реки — и дивился, что это Матушка оказалась точь-в-точь, как Сестрица.       Так и выписывал круги-зигзаги до самого заката, пока ноги держали. Потом плюхнулся на траву и разревелся: понял, что один человек, тем более сопляк — ничто против Леса и его обитателей.       — Драгомир, сын Яра! Я тебя ненавижу-у!.. — выл он, не пряча слезы, ибо никого вокруг не было, ни единой живой души, а значит и стыдиться не перед кем.       Признавать свою слабость было до смерти обидно, хоть прям сейчас кидайся с обрыва и топись. Вот только есть очень хотелось, а на пустой желудок как смерть принять? Недостойно это — умирать, а думать при этом о еде. Ведь не подзаборный нищий, а сын княжеский!..       Солнце почти село за горизонт. Красноватые пятна последних лучей вызолотили верхушки деревьев, а внизу уже разливались сиреневые тени с розоватыми отсветами. Высоко над головой лениво переругивались птицы, готовясь к ночи. По веткам сновали белки, иногда неосторожно роняя с березок желуди. Над ухом жужжал вышедший на прокорм комар. Но княжич всё ревел и ревел, выпуская накопившееся в сердце горе слезами. Причем на самом деле он, если подумать, никогда не был близок с отцом, нередко получал от него затрещины и тычки, долго не сходившие синяки и шишки. Но ведь отец есть отец, другого у него не будет!       Он всхлипнул, потер глаза, еще немножко повыл, шмыгнул носом. И оглянулся на послышавшееся шуршание, ожидая увидеть ёжика в палой листве. Да так и замер, разинув рот, охваченный жутью.       Со дна неглубокого овражка, рядом с которым Всеволод устроил свои жалостливые посиделки, поднялась сумрачная тень, заволновалась дождевая лужа, зашевелился клубок пестрых палых листьев: прошлогодних бурых и нынешних — золотистых, рыжих и почти зеленых. Тень и листва каким-то непостижимым образом соединились в одно целое, и всё это для плотности изнутри наполнила черная влажная земля, поднявшаяся из лужи. Получилась фигура наподобие человеческой. Княжич наблюдал за волшебством, не мигая.       Фигура поднялась, стала неуклюже выбираться наверх по пологому склону — прямо шла к Всеволоду. У мальчишки волосы на голове дыбом встали, а сам даже пальцем пошевелить не может — от страха тело не своё.       Пока шагало, оступалось и спотыкалось, обвалялось это земляное чучело сплошь в листве, налепило на себя густую шубу, сделавшись пушистым от макушки до культей рук и столбов-ног. И при этом совсем нестрашным. Ну, почти. Когда оно с шорохом село рядом с княжичем, на расстоянии вытянутой руки, Всеволод падать без чувств, как дурная барышня, раздумал. Наоборот — жутко интересно стало, что же это такое.       — Почему ты плакал? — негромко спросило лесное чудо-юдо приятным голосом, неуверенно выговаривая слова, будто с трудом вспоминая, как надо разговаривать. — Ты потерялся? Где твой дом? Тебя проводить?       — Ты кто? — полюбопытствовал Всеволод, пытаясь за топорщащейся листвой разглядеть лицо собеседника. Ведь должны быть у этого глаза? У всех есть глаза! И рот, раз уж он говорит. — Ты хранитель леса?       Чудище помолчало, будто обдумывало его вопрос. И снова повторило:       — Ты заблудился? Помочь тебе найти дорогу домой?       — Нет! — резко ответил Всеволод. — Я здесь по делу. Мне сказали, что я могу прийти в любое время, меня будут ждать.       — Ждать? — переспросило задумчивое чудо-юдо. — Кто?       — Ты! — Рассердившийся на эти игры княжич протянул руку и ткнул в листву пальцем туда, где у людей должен быть лоб. — Я узнал твой голос, Драгомир Ярович! Ты меня не обманешь!       Листва тотчас осыпалась, улетела под слабым вечерним ветерком. Открылось красивое лицо полуэльфа, грива волнистых темных волос с прядками ярко-зеленого цвета. Драгомир смотрел на княжича широко распахнутыми глазами, тусклыми в непонимании происходящего, будто он спал наяву и недоумевал, откуда в лесу взялся этот мальчик. Осыпавшаяся листва оставила его в легкой одежде болотно-зеленого цвета — безрукавка и короткие штаны. Сделаны они были из материи, напоминающей то ли речной ил, то ли сети пауков, сложенные во множестве слоев, между которыми запутались мелкие цветки бледных незабудок, маленькие желтые листочки кленов, бурые дубов, багряные бересклетов, и прочий лесной сор. Всеволод не устоял, потыкал пальцем в невиданную ткань, она оказалась мягкая и шелковистая.       — Щекотно, — ровно сказал полульф. — Так зачем ты пришел сюда?       — Убить тебя! — отдернув руку, прямо объявил княжич.       — Как? — уточнил Драгомир.       — Вот этим кинжалом! — Всеволод воинственно достал клинок из ножен. — Я свершу месть, пронзив твое сердце!       Драгомир без лишних слов забрал у него кинжал, повертел в руках. И воткнул себе в грудь, уточнил:       — Вот так? Правильно?       Всеволод ахнул:       — Ты что?!       Из раны потекла алая кровь, Драгомир удивленно моргнул. Вытащил из себя клинок, посмотрел на сталь — тоже алая, с острого кончика капает, он подставил ладонь под эту капель, не замечая, как пропиталась пятном безрукавка. Лизнул ладонь:       — Соленая, ржавчиной отдает.       — Я думал, у тебя внутри земля и грязь, — заметил княжич. Рассудил: если уж самому полуэльфу не больно, так что ему переживать за врага?       — Разве у тебя внутри земля и грязь? — снова удивился Драгомир.       Всеволод помотал головой:       — Нет! Я же человек.       — Тогда почему у меня должно быть иначе? Моя мать была человеком. Мой второй отец тоже был, когда-то, пока не сделался некромантом… — Голос его сошел на бормотание, он глубоко задумался, погрузившись в медленно всплывающие в сознании воспоминания.       Всеволод не мешал думать. Вернул кинжал себе, принялся ревниво оттирать кровь с клинка листьями и пучками травы.       Сумерки окутали рощу, но вокруг было довольно светло из-за крупных светлячков, гирляндами рассевшихся на ближайших кустах.       — Прости, ты не сможешь убить меня, — понял Драгомир, поднял на княжича виноватые глаза. — Я бессмертен. Простой человек вроде тебя не в силах причинить мне вред.       — Это мы еще посмотрим, — проворчал Всеволод.       — Если хочешь попробовать снова, приходи в следующее полнолуние, — пригласил его Драгомир.       — Почему именно в полнолуние? — загорелся мальчишка, вообразив, что сейчас услышит важный секрет.       — При полной луне здесь будет очень красиво, — пояснил полуэльф, улыбнулся. — Тебе обязательно понравится.       — Ладно, — насупился княжич, обманутый в ожиданиях. — Приду, если ты дашь мне еще раз попробовать тебя убить.       — Если ты хочешь, — пожал плечами Драгомир.       — Я должен тебе отомстить! Ведь ты убил моего отца! — вспылил Всеволод.       Драгомир промолчал.       Над верхушками деревьев мелькнула тень.       — Руун?.. — встрепенулся полуэльф.       — Змей Горыныч?! — охнул княжич, мигом спрятался за спину Драгомира. Оттуда опасливо выглянул, присмотрелся внимательнее: нет, обознался в сумерках. У приземлившегося неподалеку дракона была только одна голова, а не три, как у ящера из былин.       Заметив рядом мальчишку, Марр не стал оборачиваться человеком. Сложил по-птичьи крылья на спине, проскакал галопом, ломая кусты на пути, рыча от радости:       «Меня просили отыскать одного потеряшку, а я нашел сразу двоих?! Вот теперь не обидно за потраченное время, что тут кружил и высматривал до головокружения!»       — Чо это он? — испугался громогласного драконьего рыка княжич, ухватился руками за безрукавку поднявшегося с земли полуэльфа. — Бежим, сожрет ведь, не подавится!       Но Драгомир не слушал, и мальчишке пришлось отцепить пальцы.       Мир пошел навстречу дракону, побежал — кинулся на шею, обнял.       «Я ждал тебя, хозяин», — Руун уткнулся мордой в лоб Драгомира, осторожно потерся, чтобы не поранить шипами и рогами.       — Я тоже скучал, — смущенно признался Мир. Придумал: — Отнесешь мальчика в город?       «А ты не исчезнешь опять, пока я буду летать туда-обратно?» — с подозрительностью фыркнул дракон.       — Нет, не исчезну, обещаю, — улыбнулся Мир.       Марр вдруг отстранился, попятился в кусты. Всё потому, что к Драгомиру нёсся на радужных крыльях осчастливленный долгожданной встречей, брызжущий крупными слезами Яр. На подлете он сбросил образ крошки-феи, чтобы сильно-сильно обнять любимого сына, как следует прижать его к своей груди, где сердце разрывалось весь этот невыносимо долгий месяц разлуки.       — Папка! — всхлипнул Мир. — Прости меня!       — Сокровище мое! Мирош! Наконец-то! Тридцать пять дней! Какая радость! Нет, это ты меня прости, что не уберег тебя! — то ли смеялся навзрыд, то ли рыдал сквозь смех счастливый отец.       Княжича, завистливо заглядевшегося на бурную встречу родителя и сына, подобравшийся из-за кустов дракон толкнул мордой в плечо:       «Садись скорей, домой отвезу, пока я добрый! Может, тогда тебя пожалеют и не станут пороть.»       — А не сожрешь по дороге? — опасливо проворчал Всеволод.       Но на загривок к дракону забрался шустро, не дожидаясь повторного приглашения, ибо когда еще выпадет такой случай? Будет о чем рассказать приятелям, и пусть теперь пацаны попробуют сказать, что ему похвастать нечем, кроме родословной!       Они взмыли ввысь, где всё еще сверкали отблески ушедшего за горизонт солнца — под купол пронзительно-бирюзового неба, под фиолетовые облака с каймой закатного золота.       Жаль, лететь пришлось недолго. Всеволод не знал, куда жадно смотреть в первую очередь: вниз, на раскинувшийся под ними простор земли, вдаль, куда убегали ленты рек, или на стремительно приближающийся город, с высоты выглядевший точно игрушечным.       То ли дурачась, красуясь перед мальчишкой, то ли от переизбытка радости, на подлете к городским воротам дракон выпустил высоко в воздух струю пламени, возвестив о своем прибытии. Деревянная колокольня над монастырем, временно заменявшая разрушенную каменную, немедленно отозвалась гулким предупреждающим звоном.       Руун не стал ждать «почетной» встречи от горожан. Выписал восьмерку над сторожевыми башнями, сел перед воротами, чтобы княжича спустить на землю — и тотчас взмыл вверх, полетел обратно через реку. Домой, в Дубраву.              __________              Заиграли придворные музыканты, двери тронного зала распахнулись, на ковер вступила целая делегация. Яр, восседающий на троне в отнюдь не парадной позе (подобрав ноги на подушку сидения, подперев кулаком висок), аж рассмеялся, глядя на прекрасно знакомые лица с новыми, непривычными выражениями.       Впереди выступала наконец-то довольная всем Лукерья Власьевна под руку с важно надувшимся Щуром. Наедине Яр предупредил знахаря, что сделает из него удобрение, если тот чем-то посмеет расстроить бывшую царицу. Тот смекалки не растерял, понял всё правильно. И вот результат его стараний — сияющие глаза старшей ведьмы.       За ними шли лекарь и Рэгнет. Красимир, забывшись, глазел по сторонам, пораженный чудесами и роскошью дворца, так как прежде никогда не бывал в гостях у лесного владыки. Рэгнет, или вернее сказать — дядюшка Виар, напряженно улыбался. Как всегда прекрасный в своей величественной красоте изысканный эльфийский лорд. Встретившись взглядом с Яром, он сверкнул было глазами от счастья, что наконец-то достиг цели своих долгих странствий. Но тотчас понял по насмешливой улыбке племянника, что вряд ли переговоры увенчаются успехом, отчего заметно помрачнел, заранее готовясь принять на себя новый удар судьбы. (К слову сказать, синяки, полученные эльфом во время незабываемого урагана над городом, сошли только на днях, причем не без помощи сжалившейся Лукерьи, вот так отвел душу на дядюшке злопамятный племянник.)       Следом в зал вошли молодожены — Томил Сивый и Риинд-Нэбелин, оба счастливые, как и должно влюбленным, которым наконец-то ничто не мешает наслаждаться друг другом. Эльфийка красовалась в длинном струящемся платье, сшитом специально для сегодняшней церемонии.       Яр услышал, как хрюкнул смешком стоявший возле трона Светозар, легкомысленно решивший шепотом поделиться с Грушей:       «Оказывается, это моя тётя! Представляешь? То-то когда я ее впервые увидал, я чуть не влюбился по уши. Это у нас семейное, понимаешь, в родню влюбляться. А ведь я тогда думал, что она парень — и от этого чуть ум за разум не зашел. Как это, думаю, меня к парню потянуло, с чего вдруг? Не иначе как спьяну! Смешно, правда? Наверное, поэтому и не влюбился.»       Грюнфрид это не показалось смешным. Поджав губы, она молча пнула ветреного возлюбленного под коленку, выразив свое недовольство. Тишка охнул, но тут же рассмеялся — не мог он сердиться на свою малышку, тем более сегодня как никогда милую: ради случая наряженную в пышное платье с бантиками и розочками. За свою выходку Грюн немедленно получила долгий и нудный выговор от стоявшей за ее спиной старшей гоблинши, по привычке продолжавшей воспитывать дитя «богини».       Кстати, Сильвана с Миленой, как и Драгомира с драконом, всё еще не было. Однако откладывать из-за них разговор с родственниками Яр не хотел — чем раньше закончить с объяснениями, тем скорее получится начать долгожданный праздник.       Яр взмахом руки приказал остановить музыку. Вместе с музыкой в зале стихли все разговоры: лешии перестали пререкаться с водяными из-за хозяйственных вопросов, русалки и мавки прекратили обсуждать наряды, кикиморы и водяницы оставили в покое рецепты уже приготовленных для пира яств. Даже шуликуны и гоблины потише захрустели сладостями, утащенными с кухни, навострили уши.       — Жители Леса и дорогие наши гости! — начал Яр свою речь. — Сегодня мы собрались все вместе, чтобы отпраздновать счастливое событие: моя любимая дочь Милена выходит замуж за моего дорогого друга Сильвана.       — Ну, наконец-то поженются! — радостно послышалось из толпы подданных. — Дождалися! Счастья и плодовитости молодым! Совет да любовь!       — Как видите, — остановил многоголосый шум Яр, — жених с невестой еще заняты другими важными делами…       По толпе прошел смешок.       — Поэтому покамест мы поприветствуем наших гостей, прибывших из далекой Эльфийской Долины. Прошу любить и жаловать: младший брат моей матери — лорд Рэгнет, — представил лесному обществу Яр своего дядюшку. Рэгнет сдержанно поклонился на три стороны, в ответ получил одобрительный гул. — И его дочь — госпожа Нэбелин, с недавних пор ставшая супругой всем вам известного Томила Сивого. Оба они прекрасные менестрели, так что, надеюсь, сегодняшний праздник украсит чарующая музыка в исполнении дивного дуэта. Что ж, за сим приглашаю всех проследовать в трапезный зал. Начнем же пир! А жених и невеста присоединятся к нам сразу, как только сумеют решить, кто же в их доме будет главным — муж или жена.       Под смех и шуточки подданные лесного царя покинули тронный зал. Задержались только члены семейства и приближенные.       Яр тоже собирался последовать за своим народом, но Рэгнет остановил его вопросом:       — Это всё внимание, что ты можешь нам уделить, Ксаарз? После стольких лет разлуки?       Яр снова плюхнулся на трон, скрестил руки на груди, глянул исподлобья, не думая скрывать неприязнь:       — Будь доволен, этого уже слишком много. Если бы не свадьба моей дочери, если бы не просьба Томила, ноги бы твоей не было на моих землях.       Рэгнет помрачнел еще больше:       — Так ты встречаешь своего воспитателя, любимый племянник? Ты забыл, как близки мы были на заре твоей жизни?       — Прекрасно помню, — парировал Яр. — И за твою заботу я тебе платил любовью. Как умел, так и любил. Уж извини, если вместе с твоей заботой закончилась и моя любовь. Дети корыстные существа, знаешь ли. Если их однажды бросить без поддержки и помощи, то никакая прошлая любовь не поможет забыть последующих унижений и страданий.       — Как ты смеешь обвинять моего отца? — выступила вперед пылающая гневом Нэбелин. — Того, кто заменил тебе мать! Кто вырастил тебя!       Тишка сделал знак Томилу не вмешиваться. Тот и без предупреждения благоразумно отошел подальше от ссорящихся эльфов.       — Того, кто выставил меня посмешищем на глазах у моего отца? — перебил ее Яр. — Как? Как взрослый мужчина мог такое допустить?! Виар? Скажи мне хотя бы сейчас, спустя годы — почему? Почему ты позволил этому случиться? Ты был моим воспитателем, я был влюбленным щенком, ты был тогда гораздо умнее меня и знал, что увлечение моё вызвано наваждением — неужели ты не видел, чем всё это обернется для меня? Молчишь? Хорошо, тогда другой вопрос, на который я тоже не смог в своё время найти ответ: если я был тебе дорог, если ты настолько любил свою покойную сестру — почему ты не ушел из Долины вместе со мной? Причем ты ведь ушел! Но гораздо позже, когда перестал быть мне так нужен. Ушел меня искать, когда я понадобился вам! Я! Изгой и преступник! Недостойный сын своего щепетильного отца, владетельного лорда! И ты искал меня с упорством, достойным иного применения. Ты правда думал, что я соглашусь вам помочь?       — Пап, прости его уже. Хватит, самого себя мучаешь столько лет. Прости — и оставь прошлое в прошлом.       Яр обернулся, расцвел улыбкой:       — Мирош, где тебя ящер носил?       Руун хмыкнул. Он вошел в зал следом за младшим царевичем, за эти дни сделавшись впрямь его тенью.       Яр вскочил с трона, усадил вместо себя смутившегося Драгомира.       — Пап, оставь, сиди, тебе тут привычнее, — отговаривался он.       — Ты теперь царь, ты и восседай! — шикнул отец.       Но смилостивился — так как престол был широк и просторен, а они с Миром одинаково худосочные, Яр уселся рядышком и обнял сына за талию. Сверкнул глазами на эльфов, те взирали за милой суетой снизу вверх и не поняли ни слова из-за незнания языка.       — Всё верно, прошлое должно оставаться в прошлом. Как видишь, Виар, я выжил без вашей поддержки. У меня имеется собственная семья. К прежним родственным узам я возвращаться не хочу — не только потому, что меня изгнали, но потому, что они мне давным-давно стали безразличны.       — Твой отец не пустил меня уйти за тобой, — произнес Рэгнет через силу. — Он пригрозил отобрать у меня Риинд. Ты сам стал родителем, ты должен знать, как больно выбирать между детьми. Мне пришлось выбрать ее.       — Родную дочь, разумеется, — пожал плечами Яр, скривив губы. — Которой ничего не грозило в замке под присмотром кузин и бабушек. Не могу сказать, что я поступил бы так же. К счастью, мои дети — это мои дети и ничьи больше, я всегда отвечал за них только перед самим собой.       Лукерья громко кашлянула.       — Ах, да — твои тоже, разумеется, дорогая сестрица, — усмехнулся Яр, напомнив бывшей жене о новом звании.       — Ты можешь злиться на меня до скончания времен, — сухо разрешил Рэгнет. — Но это нисколько не поможет вернуть к жизни наших…       — Ваших, — поправил его Яр. — Если ты собираешься жалостливо описать мне ужасающее положение, в каком оказались мои бывшие сородичи, то не старайся зря. Мне всё известно.       — Сомневаюсь, что ты знаешь… — наградив племянника мрачным взглядом, начал было снова Рэгнет.       Но Яр вскочил с трона:       — Ох, уж эти менестрели! Вечно-то у вас новости свежие, как черствый хлеб! Поверь, дядюшка Виар: сидя у себя дома, в диком северном краю, я умудрился получить сведения куда актуальнее, чем располагаешь ты, странник-менестрель, не бывавший в Долине… Сколько лет, кстати? Спорим, ты до сих пор думаешь, что это действительно я виноват в гибели последнего короля?       Рэгнет побледнел, хмуро отвел глаза.       — Папа, не отвлекайся! — теперь перебил отца Драгомир. — Нет ничего плохого в том, что наши родственники пришли просить нас о помощи. И не будет ничего ужасного в том, чтобы помочь им.       — Сокровище, не давай несчастным напрасную надежду, — отмахнулся Яр. — Я нужен здесь, моей семье и Лесу. Я не могу срываться с места и куда-то ехать, чтобы разбираться в чужих заботах. Раньше надо было ценить редкий дар лекаря, а не когда все полегли от заразы! Даже если бы я мог, я бы никуда не поехал. А я не могу.       — Пап, ты забыл, что царь теперь я, а ты волен ехать, куда тебе вздумается, — улыбнулся Драгомир.       Яр сердито фыркнул — сын специально отнял у него самую ценную отговорку.       — Вот еще! Оставить на тебя мое царство? Слишком ты неопытен и наивен, чтобы справиться без моих подсказок, — проворчал заботливый родитель-правитель.       — Папа, — укоризненно произнес Драгомир. Отбросил с лица волосы, в которых ярко играли зеленые пряди, точно такие же, как в золотистых локонах отца. — Я внимательно разобрал сведения, которые привез Евтихий и какие имелись у Марра на счет этой странной болезни. Посоветовался с Сильваном, — подчеркнул он особо. — И кое-что выяснил…       Двери зала распахнулись, явив жениха и невесту. Сильван, облаченный в новенький элегантный балахон, с надвинутым на самые глаза капюшоном, широко шагал впереди, будто пытался убежать от оправданий возлюбленной. Милена торопилась за ним, не отставая. Ей не мешал даже длинный шлейф роскошного венчального платья. Весь наряд ее был точно создан самой зимой: бриллианты в уложенных кренделями косах, словно не тающие снежинки; сверкающие узоры на лифе, тончайший пушистый мех на оторочке, тяжелые складки юбки, напоминающие волнистый наст снега в ясный ветреный день; вуаль из кружева с морозным узором, вытканная мастерицами кикиморами совместно с пауками. И туфельки сплошь в серебряном шитье.       — Солнышко, ты ослепительна! — выдохнул пораженный отец и прослезился.       Но Милена никого не слышала, продолжала взволнованные объяснения:       — …Бабка, мать папкина, от беременности зачахла до смерти, потому как все силы отдала младенцу. У дядьки Рэгнета жена так же скончалась. Папка в свое время с Миром едва сладил. Конечно, я боюсь! Зачахну одна, без поддержки Леса!       — А я твой Лес боюсь! — вырвалось у хмурого суженого. — Я был внутри него, я знаю, о чем говорю. Если тебя засосет туда вместе с младенцем, я умру от ужаса!       — Полно тебе — умрет он! — фыркнула Милена, всплеснула руками в тончайших перчатках. Напомнила: — Ты бессмертный! И умный. Достанешь меня как-нибудь обратно.       — Лучше вообще без детей, чем так рисковать, — отрезал некромант.       — Тебе хорошо говорить! — возмутилась Милена. — У тебя Грушенька есть!       — Солнышко, так ты беременна?! — обмер Яр. Как подкошенный рухнул на трон, ладно Мир не дал промахнуться мимо сидения.       Лукерья уперла руки в бока и угрожающе двинулась в сторону зятя, но Щур и Томил удержали ее, как два якоря корабль в бурю.       — Нет, пап, это я о будущем думаю, — заявила Милена. — Заранее рассуждаю.       — Если заранее, — сказал Драгомир, — то в будущем я готов уступить тебе трон. Станешь Лесной царицей — сил хватит на что угодно.       — Милена, не торопись с детишками! — кинулась к дочери Лукерья. — Наверняка скоро разочаруешься в своем мертвеце!..       — Том, не поверишь, я рад, что уже седой! — шепотом пожаловался Сильван, подойдя к Томилу. — Иначе с ней поседел бы за одну ночь.       — Я тоже, — кивнул Томил, машинально пригладив собственную шевелюру окраса «соль с перцем». — Твоя хотя бы барышня домашнего воспитания, не то что моя — трактирная певица.       Сильван только покачал головой, сочувствуя товарищу по «несчастью».       Между тем двойняшки всё сами решили:       — Договорились! — Драгомир протянул руку сестре. — Ты всё равно из дома никуда уезжать не собираешься. Тем более если детишки получатся, то совсем не до путешествий станет. А я смогу помочь деду и родне отцовской.       Яр взвился:       — Сокровище, я запрещаю тебе куда-то ехать одному! Тем более в Долину! Тем более к моему папаше!       — Не волнуйся, я поеду с ним, — как само собой разумеющееся сообщил Руун.       — Тем более с этим ящером не отпущу без присмотра! — распалился Яр пуще прежнего. — Если и отправитесь куда, то только вместе со мной! А я хочу ближайшие несколько лет провести здесь, в ожидании внуков. И точка! Вы все слышали? Всё. Идемте пировать за свадьбу. Сколько можно? Всё лето праздник откладывали, половину осени прождали! Эдак я сам поседею, прежде чем дождусь детей от Силя. Или облысею!       — Как бы ты вперед дочки сам себе внуков не родил, — забулькал Щур.       Лукерья согласно фыркнула смешком.       Яр одарил обоих презрительным взглядом:       — Вас буду спрашивать!       И ушел на пир, разгневанный и уязвленный.       — Все против меня! — жаловался он потом, перебрав рябиновки и повиснув на шее Весняна. — Моя собственная семья — против меня сговорились! Вот как же так? Чем я заслужил, а?       — Твое величество, а мне Лилька согласие дала, — поделился о своём, долгожданном-радостном, воевода Березополья.       — Чего дала? — не понял хмельной Яр.       — Замуж за меня идти согласилась, — пояснил, улыбаясь до ушей, леший.       — Драгомир! Драгомир!!! — заорал на всю трапезную Яр, перекрывая гомон многоголосья, музыку и песни. — Иди скорее, обвенчай еще одну пару! Пока невеста не передумала! Пока ты еще царь! Сокровище мое, ты где? Летать на своем драконе за тридевять земель за букетом ромашек для своей сестры ты можешь! А подойти к отцу, когда просят — тебя нет?!       — Папа, это не ромашки, а белые хризантемы! — обиделась за свой особенный букет Милена. С удовольствием поднесла цветы к носу, понюхать — забыла, что с первого раза аромат не понравился, снова скривилась: — Фу-у, полынь!.. Мирош, ты что, ландыши не мог мне вырастить в саду, как я намекала? Эх ты, чернокнижник!       Драгомиру было не до возмущений сестры, он вздрогнул от проникновенного шепота над ухом:       — Значит, Рэгнет, да? И твой отец… — задумался Руун Марр, затуманился взглядом, пусть почти не притронулся за вечер к вину.       — О чем это ты там думаешь, развратный ящер? — прищурился Сильван.       — А ты почему здесь? — шутливо возмутился дракон на некроманта. — Твое место возле невесты!       — Оставь его, — рассмеялся Мир. — Ему предстоит еще ночь пережить!       Сильван застонал, потянулся за бутылкой, но кто бы ему позволил утонуть в беспамятстве. «Жениху вина не наливать!» — заранее застращал всех отец невесты.              Декабрь 2015 — Январь 2017