Где-то далеко

Сегодня Оби-Ван впервые решает заговорить с ней о своих чувствах. — Скажи, Холли, — спрашивает он осторожно, — всегда ли ты была довольна своей жизнью? Лёгкое движение головы в его сторону, короткий косой взгляд — быстрый, точный укол, — меньше секунды, — а уже смерила его с землёй. Оби-Ван уже жалеет, что вообще начал этот разговор. — Вполне довольна, — сухо отвечает Холли. — Возможно, не всегда была, но сейчас - да. И какая разница? Моя жизнь сложилась так, как сложилась. Сейчас я здесь и я не намерена жаловаться. — Ну я тоже не намерен жаловаться, но… — Но что, Оби-Ван? — Холли выдёргивает свою руку у Оби-Вана, и тени вдруг как-то странно падают на её лицо, делая его ещё более острым и точёным. На улице ночь, и только желтый свет уличных фонарей освещает дорогу. По её сторонам стоит тьма — густая и чёрная, почти осязаемая. За ней совсем не видно жилых домов, лишь кое-где их выдают светлые прямоугольники окон. Впрочем, Оби-Ван и Холли привыкли к тьме и не боятся её; к тому же на планете без естественного спутника, где единственным источником света по ночам являются звёзды, фонари не угасают не на миг. Хотя погода сегодня плохая и звёзд не видно. Оби-Ван стоит, смотрит на жёлтое лицо Холли и не может понять, хочет ли он рассказать ей правду. Но он уже начал — а значит, выбора нет. — Понимаешь, Холли, несмотря на всё, чего я добился… нет, не так. Понимаешь, я доволен своей жизнью, но иногда мне кажется… это очень навязчивая мысль, иногда я совсем не могу от неё избавиться, — так вот, иногда мне кажется, что это чужая жизнь. Не моя. Холли издаёт насмешливый звук. — И какую же жизнь ты хотел бы прожить? — спрашивает Холли, не глядя на своего спутника. — Не знаю, — отвечает Оби-Ван. — Я… действительно не знаю. — В чём же тогда смысл, Оби, — продолжает насмехаться Холли, — ты хочешь променять свою довольно успешную жизнь — которой ты доволен, по твоим словам — неизвестно на что? — Нет же, я не хочу её променять. Просто мне кажется… будто бы я должен был… как будто я должен был быть в другом месте. И заниматься совсем другими делами. — Но в этом и состоит жизнь, — замечает Холли, — твоя жизнь — это твой дом и твоя деятельность. А значит, ты бы её всё-таки променял. — Я бы оставил в своей новой жизни все старые взаимоотношения, — Оби-Ван пытается улыбнуться и снова берёт Холли под руку. — Только тогда бы это был бы уже не ты. Холли звучит так категорически, что Оби-Ван не рискует ей возражать. — Да, ты права, — говорит он вместо этого, — конечно, ты права, Холли… — А раз так — брось свои вымышленные страдания и прекрати думать о чепухе. Воздух наполняется тяжёлой, гнетущей тишиной. — Оби? — зовёт его Холли. — Да? — Прямо сейчас. Ты должен не думать об этом прямо сейчас. — Ладно, — грустно улыбается Оби-Ван. Он пытается сделать так, как ему говорят, и у него получается: он больше не думает об этом. Но перестать это чувствовать никак не может.

***

Сны снятся Оби-Вану давно. Ему кажется, что первый сон приснился ему, когда ему было около тринадцати или четырнадцати; впрочем, он точно не помнит и может ошибаться. Зато он помнит, что сначала сны ему не мешали и были довольно редки — около двух снов в год, — к двадцати годам участились до одного сна в месяц, а начиная примерно с двадцати пяти лет стали сниться регулярно. Они не были навязчивыми, Оби-Ван даже не всегда помнил, что происходило в каждом из них, часто это были лишь смутные, расплывчатые образы, но в какой-то момент он понял, что других снов он больше не видит — и не увидит никогда. Именно тогда это и стало его напрягать, но чем больше он обращал на проблему внимание, тем более пресной казалась его жизнь в сравнении со странными картинками из мира сновидений. Сегодня ему снова снится сон. Сюжета он не имеет: какие-то высокие небоскрёбы, флаеры, бар. В баре много людей… ещё больше — нелюдей. Оби-Ван садится за стойку и ловит косые взгляды. Больше взглядов, ещё больше… почему они вообще смотрят? Эй, вы, грязная куча инопланетного сброда, пьющая, курящая, вам нет дела ни до кого в этом баре — чем же я привлёк ваше внимание? Но Оби-Вану не суждено узнать ответ: звенит будильник, сон обрывается, и бар медленно растворяется в воспоминаниях. Какое омерзительное место, думает Оби-Ван, как же хорошо, что я могу позволить себе посещать приличные заведения. Недаром всё-таки руководитель департамента региональной безопасности в столичной мэрии. Кстати, о работе: не опоздать бы.

***

— Оби-Ван, братец, — говорит Оуэн по комлинку, — я тебя давно не видел. Встретимся после работы? — А есть, о чём поговорить? — отвечает вопросом на вопрос Оби-Ван. Вообще-то он не против встретиться с братом и без причины, но сейчас ему кажется, будто что-то произошло. — Может быть, — говорит Оуэн. Но словно вспоминает, что у брата чутьё на такие вещи и добавляет: — Да, есть разговор. — Я заеду тогда, — сообщает Оби-Ван и отключает связь. У Оуэна тоже есть свой собственный флаер, но Оби-Ван обычно уходит с работы раньше, — а значит, ехать ему. Что же происходит? Старший братец, бывает, влипает в проблемы, но крайне редко спрашивает совета у младшего. А сейчас Оуэну остро нужен совет, Оби-Ван это чувствует и ловит себя на мысли, что переживает. — Мистер Кеноби, к вам мисс Дайт, — это его секретарь звонит по рабочему комлинку. Дверь открывается ещё до того, как Оби-Ван успевает ответить. Да и для мисс Дайт всё равно вход открыт всегда. — Оби? — зовёт его Холли, заглядывая через порог в его кабинет. Затем заходит, незаметным движением опуская вниз вчерашнюю юбку-карандаш, убирает выпавший из-за уха тёмный локон, и смотрит на Оби-Вана — хлоп, хлоп! — острые глаза внимательно оценивают его, будто какую-то мебель. И как у Холли этот взгляд вообще получается? — Привет, Холли, — чуть улыбается Оби-Ван. — Как добралась утром? — Хорошо. Холли садится на кресло для посетителей и закидывает ногу на ногу. Узкая юбка поднимается, обнажая бедро. Холли наор Оби-Ван изображает невозмутимый вид. — Рабочий день скоро кончится, да? — не давая короткой паузе перерасти в нездоровую тишину, спрашивает Холли. — О, да. Скучно сегодня. — Тебе всегда скучно. — Неправда, — врёт Оби-Ван. — Правда, — отрезает Холли, — ты мне сам вчера сказал. Оби-Ван мысленно вздыхает: ему не хочется, чтобы вчерашний разговор всплывал сегодня или в любой другой день в будущем. — Я этого не говорил, — пытается оправдаться он. — И нет, это даже не то, что я имел в виду. — Но это то, что ты чувствуешь. Ты и не собирался говорить мне всего. Оби-Ван вздыхает, но уже по-настоящему. — Иногда мне кажется, что ты видишь меня насквозь, — жалуется он. — Именно поэтому я и не собирался ничего тебе говорить. Холли опускает взгляд, усмехается, вдруг — бам! — быстрый выстрел из-под пушистых ресниц, — и вот Холли уже смотрит на картину, весящую на стене. — Голограмма леммерских водопадов, — комментирует она картину. — Разве ты когда-нибудь был в Лемме? Впрочем, — Холли снисходит и наконец смотрит Оби-Вану в глаза, — Оби, ты действительно думаешь, что я раньше не замечала? Оби-Ван ничего не понимает. — Водопадов? — Тебя, дурак. Ты действительно думаешь, что открыл мне что-то новое вчера? — Эээ… — Оби-Ван смущается и не находит, что сказать. Холли тихо смеётся. — Я знаю, что ты что-то ищешь в своей жизни, Оби, — говорит она ласково, поправляя причёску. — И я очень хочу, чтобы ты это нашёл. Возможно, я… — она замолкает, прикусывает губу и продолжает: — Возможно, я могла бы тебе помочь. Точнее не так. Я всегда помогу тебе, если тебе вдруг нужна будет помощь. Холли ждёт. Оби-Вану кажется, что он видит в её глазах лукавство и страх. Он обычно хорошо угадывает эмоции собеседников, но Холли никогда не попадает под общий случай, и Оби-Ван не понимает, играет ли она с ним или говорит искренне. — Спасибо, — говорит он, так ни в чём и не разобравшись. Холли разочарованно фыркает и отворачивается. Снова этот взгляд — скользнул как по пустоте, — и вот она смотрит куда-то в окно, мимо Оби-Вана. — Думаю, мне пора идти, — холодно говорит Холли, встаёт с кресла и демонстративно опускает юбку. Всё ещё не глядя на Оби-Вана, спрашивает: — Какие планы после работы? — Оуэн звонил, хотел встретиться. Давно не разговаривали с ним. — Ясно. Оби-Ван не знает, что он сделал, но чувствует себя виноватым. Как исправить ситуацию он тоже не знает, и отчаянно пытается придумать, что сказать. — А я сегодня наконец-то ночую дома. Ни на что не променяю возможность добраться до своего гардероба, — Холли подходит к двери и нажимает на кнопку, и дверь плавно отъезжает вбок. Она поворачивается к Оби-Вану, и в него врезаются два сверла её чёрных внимательных глаз. — А вот что делать завтра вечером — даже не представляю. А вот такие намёки Оби-Вана уже научили понимать за месяц их с Холли общения. — Завтра я тоже ничем не занят, — говорит он, — мы могли бы куда-нибудь сходить вдвоём. Кажется, лёд снова растоплен, и Холли позволяет себе мягкую, короткую улыбку. — Отлично. До завтра, мистер Кеноби, — она выходит из кабинета, и дверь захлопывается вслед за ней. Оби-Ван закрывает глаза, проводит ладонью по лицу, останавливается на бороде и несколько раз её поглаживает. Он думает. Несмотря на то что у него никогда не было проблем с женским вниманием, он так и не научился обращаться с этими удивительными хрупкими существами. Или — только с Холорес Дайт? Но он, конечно, совсем не виноват, что она не снится ему во снах.