~
— Привет, Джек, — приветливо кричит Луи, подбегая к черному джипу и забираясь вовнутрь, уже оттуда махая рукой Стайлсу, стоящему на пороге их дома. — Как дела у Элли? Элли — дочка его водителя, лежащая в коме уже больше недели. Не то чтобы его волнуют чужие судьбы, но Джек — классный мужик, который все ещё не рассказывает Гарри абсолютно ничего из всего увиденного. Простая благодарность, выраженная в фальшивом интересе — все, на что способен Луи. — Врачи говорят, она уже лучше. Шансы увеличиваются, — на морщинистом лице играет легкая, почти незаметная улыбка. Томлинсон ловит её в переднем зеркальце. — Круто, — ухмыляется Луи, забираясь на сиденье с ногами и приоткрывая окно, впуская встречный леденящий кожу ветер. Его шапочка чуть сползает на лоб, когда он резко запрокидывает голову назад, прикрывая глаза и пытаясь отвлечься от назойливой вони салона. Он ненавидит ароматизаторы. На площадке перед огромным университетским корпусом уже никого нет — первая пара, двадцать минут от который Луи пропустил, уже началась. Он прощается с водителем и выскакивает из машины, поправляя рюкзак и чёлку. Навстречу ему идет мистер Паркинсон — учитель мировой культуры и личный сладкий кошмар Луи на протяжении последнего месяца. Щедрый шлепок по заднице вместо приветствия — очень мило. Бен — мужчина чуть постарше Гарри. У него есть жена, отличная работа, на которой он появляется пару раз в неделю, уже давно заработав себе на доброе имя. А еще он флиртует с Луи. Сейчас он улыбается, смотря на Томмо, который горделиво задирает нос, чуть отходя от мужчины и оглядываясь на машину, в который сидит Джек. Как он и думал — она все еще на месте. Когда-нибудь Джек расскажет Гарри, иначе и быть не может. — Опаздываешь, — хмыкает учитель, а Луи смотрит на него с приподнятой бровью. — Кто бы говорил. — Я — человек, добившийся всего, чего может только пожелать мужчина в моем возрасте, не могу себе позволить опоздать ненадолго? — А я не могу позволить себе немного опоздать просто так? — смеется Луи, снимая шапку перед входом и по привычке замедляясь. — Красивый галстук. — Спасибо, я бы хотел сказать, что у тебя тоже, но ты не носишь галстуки. — Ну, я же не мужчина, который добился всего. Галстуки не для меня. — И то верно, — хмыкает Бен и скрывается за дверями университета, оставляя Луи думать о том, что он вообще творит со своей жизнью. Когда все начинает налаживаться он находит на свою задницу новых приключений, а именно — женатого учителя. Впрочем, он уверен — дальше флирта не зайдет.~
Томлинсон сидит в гигантской аудитории, пытаясь не отрываться от природы за окном: одинокого дерева с пожелтевшими листьями, мрачными птицами и хмурым небом, на котором не видно ярких солнечных проблесков. Он не удивляется, когда начинается дождь, а ветер лишь усиливается, тревожа длинные провода. Он слышит своё имя и вздрагивает, переводя взгляд на учителя. Тот улыбается. — Одна из лучших работ по теме «эпоха возрождения». Молодец, Томлинсон, удивляешь все больше, — констатирует Бен, и в тишине аудитории раздаются едкие смешки. Луи даже не становится не по себе. Ему вполне комфортно. Он кивает и вновь упирается взглядом в окно. Когда лекция заканчивается, он, как и все, подходит, чтобы забрать свою работу, на что Бен просит остаться, чтобы «обговорить некоторые детали». Когда аудитория оставляет их двоих наедине, Паркинсон запирает дверь и подходит к Луи, слащаво улыбаясь и проводя рукой по идеально уложенным каштановым волосам. Луи откидывает голову, когда разгоряченные пальцы касаются ледяной шеи, несильно сжимая ее. Томлинсон хнычет и отстраняет его руку, но тот резко прижимает его к столу, усаживая на него. Когда между их лицами остается пару сантиметров, воздух накаляется, и Луи может слышать, как сильно бьется его сердце, ребра ломит, а влажные губы касаются уха. Бен ведет языком по краю ушной раковины, несильно прикусывая мочку. Лед в голубых глазах начинает мутнеть, и он цепляется пальцами за край столешницы, чувствуя, что по телу бегают назойливые мурашки. Он резко отталкивает учителя от себя, иначе в противном случае — набросится на него прямо там. И не то чтобы он не хочет. Он просто не должен. — Что с тобой? — мурлычет над ухом Бен, и Луи передергивает. Он вспоминает, что у Гарри дыхание теплее, голос мягче, а прикосновения не такие горячие. — У меня есть парень, — на выдохе выдаёт Томлинсон, пряча взгляд. Повисшая тишина сначала пугает. Но лучше бы она так и оставалась тишиной. — Ну и что? Дружеское напоминание, малыш. У меня есть жена. — Она даже не живёт с тобой. — Поправка. Она в командировке. Луи в растерянности. Он пытается восстановить дыхание, но вместо этого смазано целует учителя в щеку и вылетает из помещения, чувствуя, как прикосновения все ещё горят на коже. В коридоре он сталкивается с заспанным Зейном, сгребая его в охапку и таща на крышу, где дрожащими руками поджигает дешевую сигарету. Малик сочувствующие молчит и затягивается этой же сигаретой. Луи немного трясёт, но все проходит, когда сладковатый вишневый дым попадает в лёгкие, окутывая их своим вовсе не обжигающим теплом. Вот так — хорошо. Иначе — хреново. Он явно упускает момент, когда становится моралистом, ценящим отношения, преданность и заботящиеся о чужих чувствах. Он даже не помнит, когда в последний раз так сильно хотел кого-то рядом за несколько секунд. — Паркинсон? Луи мрачно кивает, пихая руки в карманы растянутых адидасовских штанов, согревая пальцы. — Такой черт, — фыркает Луи, стряхивая пепел и доставая из рюкзака шапочку, натягивая её на взлохмаченные волосы и хмурясь. — Вчера Гарри заказал пиццу. Мы целый вечер смотрели черепашек-ниндзя, а потом трахнулись на его огромной кровати. — Воу-воу. Оставь без подробностей, чувак. В чем проблема послать чертового старпера и с головой окунуться в человеческие отношения? — Ну… Возможно, я получу зачет по его предмету. Дело, скорее, в этом. — Только ли в этом? — Зейн хмыкает, видя, что Луи и сам не знает. — Я всегда считал, что это не для меня, знаешь, как будто со мной можно только шутить и курить травку, а потом трахаться… А сейчас я чувствую себя так странно, когда кто-то делает для меня столько всего. Даже в постели. Он очень нежный, осторожный, как будто любит. Как будто я для него — не просто мальчик. Но это даже звучит глупо. А Бен — как раз тот тип мужиков, который у меня был до Гарри. Они не заботятся ни о ком, кроме себя, они горячие и в постели — страстные и тягучие. — Что звучит по-настоящему глупо — твои чертовы сомнения. Сам подумай, заботился бы ты о ком-то, кто просто для секса создан. Едва ли. Так почему кудряш должен? — Не называй его так. В конце концов, он на одиннадцать лет старше меня, и я не привык к такому отношению к себе. Но просто чувствую, что поступаю неправильно. Луи смотрит на время и понимает, что до следующей лекции меньше двух минут, и от этого становится тошно. Зейн встает и отряхивает черные узкачи, поправляя футболку. — Пойдем, чувак. Разберешься в своем дерьме потом. На секунду Луи думает, стоит ли он того, чтобы разбивать сердце Гарри. В следующую секунду он думает, что он едва ли разобьет кому-то сердце.~
Кафе не переполнено людьми, что приносит легкое облегчение, в отличие от тех новостей, которые привёз Стайлсу Джек. Они сидят за одним столиком, распивая капучино. — И сколько это длится? — хмуро спрашивает Стайлс, сжимая стаканчик в руках и поджимая губы, чувствуя, как злость подступает к горлу. Глупо говорить, что он не догадывался раньше о том, что у Луи кто-то есть на стороне, но, когда тебя буквально огревают фактом по голове, не давая отдышаться, — совсем иной случай. И он поверить не мог, что действительно ревнует. — Долго. Но не делайте поспешных выводов, мистер Стайлс, когда я заберу его сего- — Я сам заберу его, — вздыхает тот и встаёт со своего места, оставляя наличные Джеку. — Это наши проблемы, и я не решил их изначально… Настало время разгрести дерьмо, — хмыкает он и выходит из кафе, направляясь к припаркованной машине, забираясь внутрь. Он явно упускает момент, когда голубоглазый парень начинает занимать большую часть места в его голове. Луи нравится, что теперь у него есть крутые шмотки (неважно, что он все равно носит свои старые спортивки), личный водитель и самый новый IPhone. А еще он не удивляется, когда после всех лекций обнаруживает, что площадка переполнена студентами. Джека он решает подождать вместе с Зейном на ступеньках, обсуждая домашнее задание по некоторым предметам, потому что до сих пор не может понять, что им задали по философии. Когда знакомый джип останавливается у ворот, Луи соскакивает со ступенек, но, заметив, что из машины выходит не Джек, а Гарри, он застывает на месте, чувствуя, как внутри все леденеет от неприятного грызущего чувства. Его мужчина подходит к нему, крепко прижимая к себе за талию и настойчиво целуя ошалевшего Луи. Когда боковым зрением он замечает Паркионсона, то сам встает на носочки и обвивает руками шею кудрявого, начиная развязно отвечать ему, прижимаясь всем телом. Учитель замедляет шаг, смеривая парочку насмешливым взглядом, но все же проходя мимо, сжимая пальцами ручку портфеля. Ему это кажется до чертиков детским. Он начинает немного жалеть, что связался с этим мальчишкой. «К черту», — мысли всех троих. — Что ты делаешь тут? — хмурится Томлинсон, когда Стайлс все же отстраняется. — Забираю тебя. Теперь я буду стараться делать это всегда, у меня ведь обед в это время. Утром подвозить не обещаю, но тоже постараюсь. Хоть иногда. Подумал, что это будет куда лучше. Не так ли? — улыбается Гарри, и Луи осознает, что тот все знает. Это трудно не ощутить на себе: если Гарри обижается — это сразу чувствуется, неосязаемая колкость волной проходится по телу. Луи кивает, уходя к машине и стараясь даже не пересекаться взглядами с Беном. В конце концов, что тот вообще возомнил о себе? Спустя день он уже готов пожертвовать автоматом. Впервые он чувствует почву под своими ногами, но из-за своего характера ее вот-вот могут выбить. Домой они едут в полной тишине, и лишь на выходе из машины Луи поправляет свою чёлку и тихо говорит: — Я прекращу это завтра. Гарри понимает, о чем он, но не продолжает разговор, лишь уезжает на работу, даже не прощаясь с Томмо. Он не знает, стоит ли эта ситуация слов. Или, вернее, стоит ли продолжать что-либо.~
Неделю Луи приезжал и уезжал с Гарри, устраивая целые шоу для одного зрителя во дворе универа, постоянно прижимаясь крепко и интимно к своему парню и напоследок обязательно целуя его в скулу. Он, кажется, уже делает это не для того, чтобы показать, кому принадлежит, а потому что ему безумно нравится. Ему нравится принадлежать. Суббота безлюдна в отличие от остальных дней — лекции далеко не у всех, а половина старается не приходить в этот день. Раньше Луи, конечно, прогуливал, но сейчас Гарри достаточно тщательно следит за посещаемостью Томмо (вот же морока). Поэтому сегодня они вместе доезжают до университета, и тот выбирается из машины, целуя кудрявого на прощание. Как и ожидается, перед корпусом никого нет — все либо дома, либо уже внутри. По телу пробегает холодок, когда он слышит знакомый голос. Только не сейчас. Эту неделю он вообще старался не пересекаться с Беном, когда был его день, потому что, очевидно, его ноги все равно подкашиваются именно из-за него. — А где же твоя охрана? — Чего тебе? — дерзко говорит Луи, стараясь держаться от Бена подальше. Тот ухмыляется и сжимает тонкое запястье рукой, оттаскивая ближе к крыльцу, которое из окон не видно. — Отпусти меня, — вымученно говорит Луи с небывалой прежде холодностью и похуистичностью. Тот не слушает, а лишь сильнее прижимает к себе Луи, грубо сжимая задницу пальцами, подталкивая его на свои бёдра. Луи упирается руками в грудь, пытаясь оттолкнуть, но эти попытки выглядят жалко: в нос бьет ошеломляюще вкусный аромат одеколона и дезодоранта, а синий дорогой хлопок под пальцами чувствуется неприлично хорошо. Над самым ухом раздается шепотом, от которого по телу Луи бегают мурашки, а пальцы начинают неуверенно дрожать. — Оттолкни меня, если неприятно. Луи не отталкивает. Бен ухмыляется и сам отходит, поправляя свой пиджак. Луи проклинает себя, когда видит, что его джип все еще на месте. Прямо сейчас ему хочется плакать, но он лишь сглатывает и входит в университет как ни в чем не бывало.~
Дома обстановка накаляется. Когда Луи встречает Гарри, тот холодно обнимает его и уходит на кухню, приготавливая себе тушеные овощи и пытаясь не разваливаться на кусочки от непонятной знобящей боли в груди. Томмо смотреть на это не может, поэтому сидит в своей комнате, занимаясь уроками и рисуя Гарри, пряча наброски под кровать, будто боясь, что кто-то и это может отнять. Единственный, кто дает его мозгам расслабиться — Зейн. Он же ставит их на место. Косяк — не такая плохая вещь, думает Луи, затягиваясь в очередной раз. Зейн сидит рядом, смотря в потолок. Гарри уехал на пару дней к родителям (Томлинсон слезно верит, что это правда) в связи с выдавшимися выходными, поэтому голубоглазый позвал друга. Тот критично оценил ситуацию и достаточно ясно объяснил: надо думать не жопой, а сердцем. А сердце у Луи болит и ноет только из-за одного человека. Все это время Гарри действительно гостит у родителей, пытаясь прийти в себя и все обдумать. Нужен ли ему Луи? Нужен ли он Луи? Недопонимание накрывает с головой, но где-то глубоко внутри он знает, что его злость — ревность, застилающая глаза. Где-то глубоко внутри он знает, что хочет бороться. И это кажется единственным правильным решением, потому что Луи, блять, его, ничей больше, пора брать ситуацию под собственный контроль, либо заканчивать все сразу. Но Стайлс путается в себе и своих чувствах, понимая, что двух дней мало. Поэтому, даже когда Гарри возвращается, в университет Луи снова возит Джек, а кудрявый оставляет себе максимум личного пространства.~
Луи почти знает, чего хочет. Он позарился на Бена, но явно не ожидал, что тот проявит к нему интерес. Падкий на дорогие вещи и холёных мужчин, Луи пожертвовал самым, как оказывается сейчас, главным. Настоящими чувствами, а не минутной слабостью. И теперь, да, он знает, чего хочет. Луи хочет поставить точку на этом флирте, который изначально не должен был перерасти во что-то больше и размазать отношения двоих по стенке. Он считает отличной возможностью сделать это через пару недель — в субботу. Тогда Гарри впервые снова вызывается подвезти Томлинсона, а голубоглазый в свою очередь зовет Паркинсона за пределы университета. Когда они видятся возле ворот, Луи не успевает даже пискнуть, прежде чем Бен припадает к его губам, настойчиво, жадно, влажно, пошло целуя и вдавливая его в решетку. Луи почти не шевелится, оставляя глаза распахнутыми от секундного шока. Он приходит в себя только тогда, когда кто-то отдергивает Бена от него. Стайлсу не требуется много времени, чтобы со всей дури вмазать по слащавому лицу, чувствуя колкую щетину своими костяшками. Луи закрывает рот рукой. — Гарри! — вскрикивает он, и ему кажется, что он даже слышит хруст какой-то кости. Когда на костяшках Стайлса он замечает кровь, ему становится не по себе. Когда он видит кровь, струйкой текущую из носа Бена и пачкающую его губы, подбородок и белую рубашку, его начинает подташнивать. Стайлс же лишь прижимает того к железным прутьям, зло сверля глазами и с силой, еще раз ударяя о них спиной, заставляя учителя зашипеть от накатившей боли и рассеянной картинкой перед глазами. — Если я ещё раз услышу, что ты хоть пальцем тронул его, я закопаю тебя, сука, — шипит кудрявый, в очередной раз встряхивая теперь уже хрипло смеющегося Паркинсона. — Хороший пёсик, — вырывается из его горла, за что получает ещё один удар в под дых и заходится в сильном кашле, обхватывая свой живот руками. Луи чувствует себя неуютно (если это то слово, которое можно применить к ситуации, когда твой парень избивает твоего учителя). Гарри ничего не говорит, прежде чем уйти, он даже не смотрит на Томмо, и голубоглазый готов плакать от отчаяния. Но он не останавливает его, уходя в универ и отсиживаясь на лекциях, совсем не пытаясь сосредоточиться на них. Куда больше его волнует кудрявый и весь тот пиздец, произошедший только что. Зейн пихает его в плечо, когда идет перекличка на лекции, посвященной истории востока, но тот лишь мямлит что-то невнятное, думая в этот момент о том, что это он во всем виноват. После Зейн не пытается спросить у него что-либо, оставляя в одиночестве. Луи ему благодарен. Когда он приходит домой вечером, то ожидает увидеть свои шмотки в большой сумке у двери, но слышит лишь шипение сковородки. Все в доме остается на своих местах, только Томлинсон чувствует, что это не его дом. Когда он тихо заглядывается на кухню, видит Стайлса, закутанного в домашнюю одежду, и невольно улыбается. Потому что, Господи, этот офисный мужчина, который кем-то командует на своей дурацкой и непременно серьезной работе, сейчас выглядит, как отчаянная домохозяйка, со спутанными кудрями, собранными в смешной хвостик, в тапочках с собачьими мордами и длинными штанами в красную клетку. У Луи щемит в груди, когда понимание, что их отношения на волоске, настигает его. Стайлс его пока что не замечает, поэтому он уходит в комнату и тщательно обдумывает все, что должен сказать. Там он сидит еще полчаса, дожидаясь, пока Гарри поест и уйдет в свою комнату. Тогда он тихо входит к нему и в полумраке видит ссутулившийся над бумагами силуэт. Единственный источник света в комнате — настольная лампа. Луи подходит тихо, кладя свои руки на напряженные плечи и начиная массировать их, склоняясь над кудрявым и пытаясь сделать хоть что-то, чтобы тот расслабился. Гарри же пытается не обращать внимание на голубоглазого. Луи молчит, проводя кончиком носа по шее и целуя ее, руками опускаясь ниже и обнимая талию мужчины, чувствуя напрягшийся пресс. Стайлс сдается, когда Томлинсон целует его макушку. Он откидывает голову назад и встречается с желанными губами, вкус которых он почти успел забыть. Луи шепчет ему «Прости», а Гарри поджимает губы и заставляет сесть к себе на колени. Луи выдерживает минутную паузу, прежде чем посмотреть куда-то сквозь Гарри и прошептать: — Мне кажется, я люблю тебя. Это получается гораздо интимнее, чем он планировал. Но так даже лучше. Гарри прижимает его ближе и шепчет над самым ухом, прикрывая свои глаза: — Мне кажется, я тоже люблю тебя. Луи улыбается. Ему кажется, что его жизнь действительно начинает налаживаться.