Cherry ice-cream

      Сегодня небо Лос-Анджелеса словно вишневое мороженное, которое набирают большой круглой ложкой. Пористая структура, яркие вкрапления джема, спелых ягод и, кажется, даже в воздухе чувствуется сладость, вперемешку с легкой кислинкой. Именно такое небо было, когда двадцатиоднолетний голубоглазый парень, наперекор всему, приехал сюда, с 200$ в кармане и с чем-то большим, но не осязаемым. Тем, что распирало изнутри, что толкало вперед, заставляя глаза светиться ярче, словно переливающие топазы, взглянув в которые можно увидеть плескающийся океан свободы - с мечтой. Такой большой, что она не поместилась бы в его дорожный потрепанный рюкзак, но с легкостью поселилась в самом сердце. Оставшись один на один со своей жизнью, выбрав свой жизненный путь, хоть и боявшийся его, он шагал по мощеным серой плиткой улицам города Ангелов, напевая какую-то мелодию. Уже позже, спустя несколько лет, его старший брат решится на такой же сложный шаг, на который когда-то решился Джаред, и откроет свою душу навстречу приключениям. Сложным, ломающим тебя, принуждающим плюнуть на «глупую» затею, с бранью бросить палочки на старую барабанную установку и глубоко затянуться. Но только слепая вера в мечту, злость на постоянную нехватку денег и уверенная рука младшего брата помогут подняться. Чтобы идти дальше, перелазить стены, карабкаться, разбивая костяшки и ладони в кровь, и, оглядываясь назад, понимать, что ты на правильном пути. Пусть он кажется правильным лишь нескольким молодым парням, но эта череда маленьких взлетов и внушительных падений, так или иначе, ведет вперед.       Джаред сидит на полу у большого панорамного окна с видом на лес и зимнее вечернее небо, греет руки о большую кружку сладкого ромашкового чая, а в больших синих наушниках - их музыка. Первый альбом, будь он неладен. Ведь эта пластинка больше всего оголила его душу, выставила напоказ все переживания того времени, страхи, агрессию и непонимания молодого парня, карабкающегося из тьмы к свету, вырвавшегося к тому, что у него сейчас есть. То, что есть у его брата и их матери. Они сделали это вместе, и он благодарен судьбе, что его, казалось бы практически несбыточная мечта и еще тогда неосязаемая, стала ощутимой. Тату на спине, руках, икрах и ключице - его путеводные звезды, символы, хранящие смысл лишь для избранных. Для тех, кто понимает.       Холодная ладонь аккуратно ложиться на плечо Лето, легонько постукивая. - Замерз? Я принесу плед. - Нет, не стоит. Посиди рядом. Роберт пристраивается рядом, обнимая Джареда, и утыкается носом в основание шеи. - Ты же не слушаешь вашу музыку. - Обычно нет. - А что сегодня необычного? - Просто вспомнил, как все начиналось, - Джаред прикрыл глаза и сильнее вжался в Роберта, от которого исходило приятное тепло и пахло можжевельником. - И с чего все началось? - Роберт легко улыбнулся. - С этого... «And so the time has come, it's here. The silence ends, change is near...», - заиграло из наушников. - Почему? - Песня, живущая в голове очень давно. Песня о нас с братом. - Поэтому вы исполняете ее так редко? - В том числе, - пожал плечами Лето. - Ты мне никогда не рассказывал о том, как все начиналось.       Джаред усмехнулся, но в его глазах отразилось как два желания рвут душу на части: раскрыться и рассказать о всех переживаниях, поведать о тех демонах прошлого, что кусали его душу или смолчать. И он выбирает второй вариант, поежившись. - Ты не хочешь об этом говорить? - Я просто не хочу спугнуть фортуну, которую однажды нам удалось поймать. - Ты считаешь это банальным везением? - Да. - Глупо. Ты поистине талантлив, у тебя потрясающий брат и то, к чему все стремятся - признание. Ты трудоголик и безнадежный мечтатель, а еще очень смелый человек. - Думаешь, у меня сейчас нет страхов? - отвернув голову от Гринвуда, прошептал Джаред. В пустой комнате голос зазвенел как лопнувший стеклянный шар, а фраза получилось надломленной как вишневый леденец. - Джей, все чего-то боятся. По-другому не дано. Так мы понимаем, что мы еще живы, что готовы развиваться и идти дальше, переступая через трудности. - Наверное, ты прав, - рука Джареда потянулась к Роберту и сплела их пальцы, - в детстве, когда мне было страшно, я всегда держал за руку Шеннона. А потом, будучи подростком, стал стыдиться прикосновений и начал представлять, что он просто рядом, и это помогало. Наверное, благодаря ему у нас и получилось это. Все это, - Джаред провел ладонью по кругу, оглядев свой дом. - И я вами очень горжусь, - поцелуй за ухом и свободная ладонь Гринвуда по каштановым, растрепанным волосам Джареда. - Чай совсем остыл, - вдруг засетовал Джаред, все еще держа чашку в руке. - Сделать? - Я сам, - Джаред целует Роберта, легко и почти невесомо, уходя на кухню.       А Гринвуд так и продолжает сидеть у окна, наблюдая как сумерки, словно густая смола, стекают по верхушками деревьев и погружают город во тьму. Порой ему кажется, что в душе Джареда такая же темнота. Но не злая, грубая и надменная, а искусственно напущенная, скрывающая весь беспорядок, что творится глубоко внутри. И Роберт безмерно рад этим медленным и полным светлой меланхолии минутам, когда душа Лето распахивается и по кусочкам, словно осколки стеклянной и хрупкой мозаики, открывает ему картинку настоящего Джареда. И это намного интимнее, чем оголенное тело. Может это и есть любовь?