The Covenant of Salt

- Плана у нее не было. Нет, возможно, ей когда-то казалось, что он и был. Но со временем осталась странная навязчивая мысль, у которой не было объяснения. Мысль была настолько привычной, что Ринди давно перестала возвращаться к ее истокам. Она просто хотела, чтобы было по ее. Как настырный ребенок, нахмурив брови и топая ногой требует игрушку или конфету, она так же требовала у себя самой решения проблемы. Проблема тянулась с детства: больно-тягучая, непонятно-неприятная, постыдная, важная. Проблема была в том, что ее мать любила женщин. Любовь к матери, так нужная взрослеющей девочке, такая невыплесканная, подавляемая всеми вокруг, связанная с кучей неясностей, недосказанностей, неизведанностей. Отсутствие матери, и осознание дочери, что выбор был сделан не в ее пользу. Пубертатный период, поиски себя, сексуализация. И с этим — полное (как ей казалось) понимание того, чем занималась ее мать. Проблема наслаивалась, решений давно не было. Жизнь казалось Ринди беспокойной и ложной. Все проблемы в своей голове она убирала в дальний ящик — так хотел отец и его родители. Там, в уголках ее сознания, они росли, копились, наслаиваясь одна на другую, а снаружи было притворство и наигранная веселость. Слишком рано осознав, что ее вопросы останутся без ответов (и что некоторые просто-напросто не стоит даже озвучивать), она стала скрытной и раздражительной. У нее не было никого, кому она могла бы доверять и довериться. И всё время крутилась эта мысль: «Я хочу вернуть маму». Как бесконечная карусель с одной-единственной кабинкой. А потом всё так сложилось, что ничего и не надо было придумывать. Секс был местью отцу, матери, учителям, себе самой. Секс был попыткой что-то вообще почувствовать. И, конечно, секс был чем-то, что нужно было испытать, чтобы знать, что она не такая, как ее мать. И, когда после первого раза не случилось ожидаемого удовольствия, Ринди прорыдала два часа подряд, боясь, что проклятье коснулось и ее. К счастью, в итоге ее опасения не подтвердились. Факт беременности сначала испугал, но потом, поразмыслив, Ринди решилась на последнюю попытку. Попытку изменить существующее. Она не представляла себя мамой, не представляла и своего ребенка. Она представляла сами взаимоотношения — дитя и матери. Себя и своей матери. Ей казалось, что развивающийся внутри нее ребенок поможет эти отношения повторить. Это казалось хорошим планом. Ринди тогда всю ночь пролежала с открытыми глазами, продумывая возможные варианты. Вариант того, что мать отвергнет ее беременную ей даже не приходил в голову. Хотя, в голове и промелькнула мысль, что тогда придется оставлять подкидыша где-то в канаве или под мостом. В итоге всё получилось даже лучше, чем она на то рассчитывала. Терез привязалась к мальчику, и нужно было порвать обе привязанности. Она порывалась это сделать многие недели и даже месяцы, но долго не могла преуспеть. В их доме царил уют, забота, гармония, каких не было у Ринди в семье. Да, появление Ринди и ребенка изменило их быт — она это хорошо чувствовала, как чувствовала и то, что мать много раз пыталась поговорить с ней на важные для них обеих темы — но, если бы Ринди согласилась себе признаться, то она бы осознала, что ничего нездорового и опасного в отношениях матери и Терез не было. Возможно, это было больнее всего. Она столько лет потратила на то, чтобы поверить в их грех. Все, кто был в курсе, твердили о грязи, пороке, нечистоте и сумасшествии. Аморальное поведение — это словосочетание Ринди слышала на судебном заседании, когда ей было 12. Но в их поведении не было ненормальности. Да, они не прикасались друг к другу при ней, но со временем Ринди настолько привыкла к их отношениям, что, если бы случайно стала свидетелем более интимного взаимодействия, то, вполне вероятно, не повела бы бровью. Это было страшно, и ее внутреннее спокойствие начало ее волновать. Она знала про моральные нормы, так что же мешало ей реагировать на них так, как было положено? «Происки дьявола», решила Ринди. А как по-другому? Она не хотела, чтобы Терез оставалась с ребенком надолго. Она сказала о своей претензии матери. «Ну, у тебя есть все шансы самой смотреть за ним» — ответила мать. Сомнения вызывали всё больше беспокойств, недопонимания, злости. Проблемы уже не помещались ни в какие ящики у нее в голове — там не было места, там был беспорядок, настоящий хаос. Не было человека, у которого можно было бы спросить, как быть и что делать. Не было ни одного создания, которому она могла бы доверять. Не к кому было пойти. У нее не было семьи. Единственным светлым, спокойным моментом были редкие встречи с матерью отца ребёнка. Пожилая женщина была очень доброжелательна к Ринди. Она и с внуком быстро нашла общий язык. Она знала множество интересных историй, коллекционировала бабочек и варила вкуснейшее клубничное варенье. И для нее был важен не этот маленький мальчик, а сама Ринди — она всегда интересовалась, чем та занимается, чем намерена заниматься, расспрашивала про ее жизнь, интересы, занятия и цели. Отец ребёнка почти никогда не присутствовал при их встречах, а потом его призвали в армию. Однажды обеспокоенная задумчивостью Ринди женщина спросила ее про отношения с матерью. Ринди, не вдаваясь в подробности, рассказывала, как некомфортно ей было наблюдать мать в ее текущих отношениях. И женщина предложила Ринди переехать с ребёнком к ней. Ринди казалось, что она на всю жизнь запомнит, как в мгновенном порыве она обняла эту малознакомую женщину, и как та рассмеялась, сжимая еще крепче, а потом гладя по спине и волосам. — Мне кажется, я уже давно тебя потеряла, — говорит Ринди, глядя на свое отражение в зеркале. Сейчас она не знает, кого имеет в виду: она думает о предстоящем разговоре с матерью, о найденной теплоте в доме малознакомой женщины, о том, что хочет что-то своё и родное. Возможно ли осуществить многолетнее желание, рвущее изнутри на куски, сводящее с ума, добивающее, изнуряющее, ненавистное до тошноты? Она не знает, что будет потом, она просто хочет получить своё. Она собирает все вещи Сэмми, и, когда ее мать, вернувшись с работы домой, удивленно-раздраженно спрашивает, что же та делает, то, кинув последнюю наживку и не заполучив ожидаемого результата, Ринди объявляет, что уходит. Мать смотрит на нее так, как, Ринди уверена в этом, никогда больше не посмотрит. В их молчании — часы, недели, годы несказанных слов и несостоявшихся разговоров. Но ни одна теперь не готова сделать шаг навстречу. Раздраженная этой мыслью, Ринди выпаливает обвинения, обиды и угрозы. Мать сначала пытается протестовать, но в конце концов сдается. — Ты можешь идти куда угодно сейчас, но не смей больше никогда ни о чем меня просить. И, так же внезапно, как она появилась в жизни своей матери, Ринди из этой жизни исчезла. Она так и не узнала, насколько сильно повлияло отсутствие Сэмми на дальнейшие отношения Терез и Кэрол. Она так и не узнала, чем закончилась эта история.