Расси

- Тёма, иди кушать, – позвала меня тётя Люся. Я тихонечко сел за стол и стал с аппетитом наворачивать горячий плов. А на десерт, как я заметил, у нас шоколадный торт, испечённый тётей самолично. Балует она меня, а я и привык, что всё самое вкусное мне перепадает. - Давай, ешь–ешь, пока не остыло, - настаивает она. – А после, вон сходи, на завалинке посиди, погода-то какая хорошая, солнышко так и греет. Я молча всё съел и, запивая чаем последние крошки, пошёл на улицу. Люблю посидеть в тишине и подумать. Конечно, мысли не всегда хорошие приходят, но это уже как получится. На сегодня для себя решил по минимуму негатива. Аха, недолго мой покой длился. Пацаны малолетние снова у нашей ограды околачиваются, сейчас увидят меня, и начнётся… а я и видеть-то их толком не вижу. Очки у меня хоть и сильные, но с моим зрением всё равно дальше вытянутой руки ничего не разглядеть. Ходить-то приходиться практически наощупь, что уж говорить о том, чтобы догнать их. После операции на глазах, мы все надеялись хоть на какой-то результат. Ничего. Врачи меня посмотрели, повертели, анализы всякие взяли, в итоге, хорошо, что вообще не ослеп. Но к этому идёт… Я смирился. О, вот меня, кажется, и заметили, что значит пора идти в дом. Встаю и, изображая черепашку, пытаюсь доползти до крыльца, хотя она, поди, всё же побыстрей меня будет. А в спину всё также слышу: очкарик, слепой, четырёхглазик... И это самое безобидное из их ежедневного лексикона… Стараюсь не разреветься, как никак привык уже, да и старше я этой шантрапы лет на пять. Кто они такие, чтобы мои слёзы видеть? Как школу умудрился закончить, не знаю, только дальше неё - никак. Институтов на горизонте в нашей глухомани не предвидется, да что там – ПТУшечки какой распоследней – нетушки, а в город с моей слепотой ехать, - только народ смешить. Да и денег всё сейчас стоит. После операции тётя Люся с Мариной взяли мне ноут, сижу в сайтах, с такими же, как я, ребятами общаюсь. Но мне повезло больше, чем многим из них, так как после смерти мамы (папа ушёл от нас, когда я только родился), тётя Люся взяла меня к себе. Марина, моя кузина, как любит говорить о себе сестра, у тёти Люси единственный ребёнок. Тётя одна её поднимала, потому что дядя Миша, её муж, рано умер от рака. Сейчас Марина в городе живёт, осталась там после учёбы, а потом и замуж вышла за Олега Котова. Олег со своим одногруппником и другом Костей Рыдановым (они оба детдомовские), открыли свою фирму по утилизации отходов, и за два года так поднялись, что от клиентов теперь у них нет отбоя. Костя, как более серьёзный и более упёртый что ли, возглавил сие детище, хотя акциями друзья владеют 50/50. Олегу чаще приходиться быть заместителем, чем руководителем, и всё из–за Марины. Скоро молодые супруги должны стать родителями. Марина у нас спортсменка, красавица и сама доброта, вся в маму. Олег в ней души не чает, пылинки сдувает, трясётся над ней, несмотря на свою активную работу. Марина жалуется иногда, что он шагу лишний раз ей ступить не даёт, но мы-то с тётей и видим, и слышим, с какой любовью она бранит мужа. Да и не могла наша Марина плохого спутника выбрать, она у нас девушка не легкомысленная. Олега я уважаю, он со мной всегда как мужчина с мужчиной разговаривает, советы даёт – это приятно. Иногда чувствую его своим отцом, которого никогда не знал, и именно Олег сильно помог с обследованием и операцией, а меня бесит, что не могу ничем ему отплатить. Наравне с этим, осознанно жить дальше, зная, что ослепнув, я совсем повисну камнем на шее у родных, очень нелегко. Всю жизнь из-за этой треклятой слепоты страдаю, дружить с таким никто не стремится, наоборот, кто обманет или пошутит жестоко, а то и битый приходил. Бывало, очки отнимут, до дома дойти не мог, и что я мог сделать? Всё моё геройство было лишь в том, чтоб не разреветься. Учился я неплохо, но знаю, что мог бы гораздо лучше, и мало что значило место на первой парте. Никто из учителей не стремился объяснять мне что–то персонально. Ходишь в обычную, деревенскую школу, говорили они, учись как все. Марина, пока не уехала, всегда за меня заступалась, поэтому была на ножах со многими: как с учителями, так и с учениками. Она у нас девушка с характером, могла и по морде заехать за дело, но она уехала, и для меня наступил АД. Казалось, мне возвращали всё то, что не могли дать раньше. Пришлось тяжко, но я стерпел, сквозь слёзы, но стерпел. Тётя Люся говорит, что мальчики мне просто завидуют, и частенько приговаривала: - Тёмочка, ты хоть и слепее их, да только всё равно поумней и посимпатичней будешь. Не косой, не рябой, а их и бесит, что отличаешься от них не только немощью своей, но и внешне. Ты у меня стойкий оловянный солдатик. Мне сейчас семнадцать, и со слов врачей, сроку мне ходить зрячим - максимум два года осталось. Только знаю я, что меньше, и... я жду, жду, когда мне совсем станет плохо. Очень–очень плохо. Есть у меня тайна, греющая мне душу все эти годы… Расси! Никому о нём не говорил. Эта тайна лишь моя и не потому, что боялся, что мне не поверят, а потому что Расси мне доверился, а его доверия я потерять не могу. Он мой друг, а друзей не предают. И я нужен ему. Мы нужны друг другу! Зачем я ему сдался – для меня неважно, но он мне необходим, чтобы я мог просто знать – я ему нужен! Иногда мне кажется, что это всего лишь сон, мои фантазии, самообман, но я отбрасываю эти мысли, не желая подпускать их к самому сокровенному. Лишь только я зашёл в дом, как тётя Люся мне говорит: - Артём, звонила Марина, сказала, что через час они с Олегом приедут, а с ними Паша с Костей. Паша – это третий друг Олега и Кости. С ним я встречался, когда ездил на обследование и жил у Марины с Олегом, а вот Костя для меня всё ещё тёмная лошадка. Его мне увидеть так и не удавалось и не мудрено, у такого большого руководителя полно своих забот. Но на этот раз ему, видать, не повезло отвертеться. Всё же выманили они его. Ну, что же, посмотрим, что это за Костя такой. У меня вдруг резко закружилась голова, и я тяжело привалился к ближайшей стене, чтобы не упасть. - Господи, Тёмочка, тебе плохо?! Я кивнул. От кивка меня сразу же затошнило. После операции меня часто тошнит, но я, когда могу, стараюсь не показывать этого при тёте Люсе. - Пошли потихоньку, приляг, я сейчас отварчик сделаю, поспишь, всё и пройдёт, – сказала она тихо, зная, что от громкого голоса в такие минуты моя боль лишь усиливается. А этот волшебный отвар, что делала для меня тётя, более-менее помогает мне. И я уснул сразу же, как только стала стихать боль. *** "Артём, малыш, у нас с тобой осталось мало времени, приходи скорей, я жду тебя! Поторопись!" - Расси! Я подорвался, в миг просыпаясь. Он ждёт меня! Ждёт! Наконец-то! На душе сразу же стало так спокойно и радостно, что я не удержался от тихого, но счастливого смеха. - О, Тёмочка, вижу, ты уже проснулся, – возникла моя тётя (прямо как джин из бутылки). - Голова не болит? Не тошнит? Нет? Тогда иди, умойся и кушать. Все давно в сборе, ждём только тебя. Марина бросилась обнимать меня и целовать сразу же, как только я попал в поле её зрения. Всё твердит, что у неё на душе неспокойно что-то, а так как в её положении волноваться нельзя, она и уговорила любимого мужа приехать и проверить, всё ли у нас хорошо. Ох, и вьёт же она из него верёвки, что отдачей даже до друзей достаёт. Наконец, настала очередь поздороваться и с парнями, и я сразу же заметил Костю. Первое, что бросилось в глаза – этот парень слишком серьёзный, но это и понятно, при его-то работе. А так ничего, как говорит один мой приятель по переписке, нормальный чел, даже общительный. Иногда. Смотрит на меня как-то задумчиво. Наверное, сверяется с имевшейся обо мне информацией, которую довелось слышать от Марины с Олегом. Лично я о нём наслышан с лихвой, а раз так, значит, всё аналогично. Посидели мы хорошо, парни смешили наших дам, рассказывая в меру пикантные истории из практики своей личной жизни, которой просто не может не быть у любого уважающего себя мужчины. Друзья зятя очень понравились тёте Люсе, она от всей души накормила всю честную компанию, таким образом пополняя свои ряды кулинарными фанатами. Оставаться, конечно, никто не стал и, когда все засобирались, мы с тётей пошли провожать гостей. Почему-то, я в этот миг понял, что вижу всех в последний раз, но странно другое, мне от этого совсем не было страшно. Почему? Не знаю, но я не хочу, что бы они горевали, и я верю, что у них всё будет хорошо!