Непростительная слабость

      После побега из дворца Эйден успел увидеть много мерзких и неприятных вещей. И кровь он успел повидать: смерть Алека, бойня, где они прятались. На бойне он видел огромные бурые пятна и задыхался от жуткого, с металлическим привкусом запаха, но он еще никогда не был причиной кровавых пятен.       Убитый им насильник был зрелищем еще более мерзким, чем грязные инструменты с налипшей кровью на бойне. Удар проломил насильнику череп, отчего в его голове зияла дыра, пестрившая кровью, мозгами и белыми осколками костей. Этот человек в жизни был мерзавцем и уродом, умер подходящей для ублюдка смертью. С трупами насильников нужно было что-то делать, но это был менее важный вопрос по сравнению с тем, что же делать с женщиной.       Пока Аарон осматривал их карманы, Эйден стоял недалеко от женщины и думал, стоит ли предложить какую-нибудь помощь. Он ведь пережил то же самое, поэтому понимал, насколько ей плохо. Ей, должно быть, еще хуже, потому что нашлись невольные свидетели изнасилования. Однако она очень удивила Эйдена.       — Спасибо. — Женщина одернула юбки и попыталась поправить одежду, но платье было разорвано. Заметив пристальный взгляд Эйдена, она его неправильно поняла, потому что снисходительно улыбнулась, решив, что юноша пользуется случаем, чтобы рассмотреть женское тело. — Меня Магда зовут.       — А я… Эдди. — Эйден стянул плащ и протянул его Магде. Та очень удивленно посмотрела на принца и недоверчиво взяла плащ. Видимо, не зря Аарон запрещал Эйдену разговаривать с людьми. — Они тебя очень… поранили?       Эйден покраснел. Говорить на такую смущающую и жуткую тему было неприлично, но он не мог не поинтересоваться у женщины ее самочувствием. Спас его подошедший Аарон, который оставил трупы под деревом, слегка присыпав их землей. Он решил не тратить силы на похороны ублюдков.       — Все в порядке? — деловито спросил он.       — Ничего смертельного.       Женщина говорила так, словно произошла какая-то досадная мелочь, на которой не нужно особо заострять внимание. Они с Эйденом пережили одно и то же, но отреагировали слишком по-разному.       — Куда ты направлялась? — Аарон явно не собирался доверять беззащитной жертве.       — Куда-нибудь… — Магда поморщилась, причем скорее от вопроса, а не от боли. — Муж мой умер, а с семьей его брата жить дело последнее. Думала в город податься. Шла вот, а эти прицепились.       — Как муж умер?       Эйден скосил глаза на Аарона, не понимая, какое это вообще имеет значение и зачем заставлять женщину вспоминать о печальных событиях, но промолчал. Аарону виднее.       — Он пошел за Мятежного Герцога воевать. Славный дурачок он у меня был, — Магда грустно улыбнулась. — Плохо кончил, и я вместе с ним, — в ее голосе слышалась обреченность.       Аарон задал ей еще несколько вопросов, но Эйден не вслушивался в ответы. Он не стал хуже относиться к несчастной женщине, но ее судьба стала меньше его трогать. Ее муж был одним из тех, кто способствовал уничтожению всей его привычной жизни, он не заслуживает того, чтобы о нем грустили.       Они вызвались проводить Магду до ближайшей деревни, потому что не могли бросить дело на полпути: раз уж начали помогать, то надо и закончить. Аарон уступил ей и Эйдену лошадь, но принц предпочел идти пешком вместе со своим спутником. Он был принцем, поэтому, понятное дело, что простолюдинка должна была сбивать голые ноги о землю, а он ехать на лошади, но слишком многое изменилось. И Эйден хотел держаться поближе к Аарону, ведь наглядно убедился, что опасаться нужно не только людей герцога. Он проломил человеку череп, но еще не значит, что сможет постоять за себя, ему нужен сильный спутник, который может защитить от всего.       Пока они шли, то все втроем молчали. Их скорость заметно снизилась, ведь они не рассчитывали идти пешком, поэтому не успели прийти в деревню до темноты, пришлось ночевать под открытым небом. Аарон собрал ветки, развел костер, раздал всем еду и покормил лошадь. Пока он возился, Эйден остался с Магдой наедине.       — Ты так стоически переносишь то, что произошло. Как тебе это удается?       Эйден смотрел на потрескивающие ветки, а не на Магду. Ее общество его смущало, хотя во дворце он премило флиртовал с придворными дамами. И дело было не в ее муже, а в насилии, пережитом ими обоими.       — Не я первая, и не я последняя, — ответила Магда. — Нужно было меньше сопротивляться, потерпеть, но они были слишком грубыми. — Она сильнее закуталась в плащ. — Ничего ужасного не произошло.       — Не произошло? — неверяще переспросил Эйден.       — Ну а что, жива да здорова. Не понесла от насильника. Поболит и перестанет, жить-то дальше надо.       Когда Эйден лежал на пыльных мешках в душной комнате дешевого трактира и корчился от отвращения к себе, он не представлял, как жить дальше. Боль и унижение жили в каждой клетке его тела и хотели разорвать его на части. Он мучился, ненавидел Аарона, Мятежного Герцога, себя и весь мир. Он цеплялся за эту боль и не мог ее отпустить. Даже сейчас он все еще не вытравил из себя то насилие.       Эйден не избавился от пережитых чувств, он отодвинул их в сторону и попытался отгородиться. Когда Аарон случайно касался его, эти чувства захлестывали, но теперь все реже. Однако боль и унижение оставались с ним. Подсознательно он словно холил и лелеял их, не давая угаснуть, каждый раз напоминая себе о своей непростительной слабости, о полной беспомощности.       Отношение Магды к тому же самому шокировало его. Почему он так не мог? Скольких мучительных дней можно было бы избежать, будь он более спокоен и рассудителен. С другой стороны, как надо себя не уважать, чтобы спокойно относиться к тому, что топчут и насилуют. Эйден посмотрел на спокойную Магду, мирно укладывающуюся спать, и понял, что ему жаль эту женщину даже больше, чем себя. Но ей жилось проще, а он страдал.       Утром Магды не оказалось. Она прихватила с собой плащ, сумку с едой, а также умудрилась вытащить у Аарона кошелек. Им повезло, что это оказался кошелек с медяками. Аарон ругался на себя за то, что не выставил часовых, и на свой крепкий сон.       — Мы же помогли ей, — остановил его ругань Эйден. — Почему она так нам отплатила?       — Разве ты еще не получил урок, что людям нельзя доверять? — зло бросил Аарон. Кошелек был мелочью, но в сумке лежали памятные для него вещи.       — Так тогда ты просто преподал мне урок? — Слова Эйдена мгновенно отрезвили Аарона, а злость из-за пропажи отступила. С ним остались более важные вещи.       — Нет, — тихо ответил он.       — В любом случае, я оказался плохим учеником.       — Эйден…       — Эдди. Ты ведь сам говорил.       Эйдену не нравилось, как он себя вел. Он понимал, что провоцирует ссору, но не мог остановиться. Почему-то встреча с Магдой выбила его из колеи.       — Эйден, что случилось? — твердо спросил Аарон.       — Ответь мне, кто из нас с Магдой больший слабак: тот, кому не все равно, для кого это боль и страдания, или тот, кому легко пережить… эту мерзость.       — Не сравнивай себя с ней. Магда — женщина. Они ведь слабые, поэтому больше готовы к таким вещам. Чуть что произойдет, мужик, он ведь запьет, руки опустит, а они — нет. Поэтому они такие сильные и собранные. Парадокс. А ты — мужчина, более того, принц. Вряд ли думал, что найдется ублюдок, который хоть пальцем тебя тронет. Никто из вас не слабак.       Не стоило спрашивать сильного воина о таких вещах, Аарон все равно никогда не поймет, все его слова — какие-то пространные рассуждения, но они успокоили Эйдена, помогли прийти в себя.       — Ей так легко удалось выбросить все из головы. Уверен, что она скоро все забудет!       — А ты не забывай, — Аарон подошел ближе и положил руки Эйдену на плечи и слегка сжал пальцы. — Не забывай и не прощай, преврати свою боль в силу и никогда больше не показывай никому свою слабость.       Магда упорхнула, ушла на поиски лучшей жизни, но перед этим успела разбередить в груди Эйдена раны. Он уже мечтал никогда ее не встречать, чтобы потом не задаваться вопросами лишний раз.       Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, рассказать свою историю от начала до конца и облегчить душу. Поговорить с тем, кто спокойно примет, выслушает, пожалеет. К сожалению, о насилии нельзя было рассказывать, ведь заклеймят до конца жизни, на другую сторону переходить будут. Изнасилованный мужчина — и не мужчина вовсе. Законы общества слишком суровы.       Эйден второй день разрывался от противоречий. Он то ненавидел себя, то жалел, то презирал, то восхищался живучестью; то хотел, как Магда, все забыть, то, как и говорил Аарон, вытаскивал из глубин памяти и переживал вновь, стараясь закалить себя. Все эти метания проходили на глазах у Аарона, но тот делал вид, что ничего не замечает, чем еще больше раздражал Эйдена: вот перед ним сидит едва ли не первопричина всех бед, а и разозлиться на него он толком не может.       В деревне, куда они пришли усталые и голодные, Эйден утащил у Аарона кувшин с пойлом и впервые в жизни напился. Люди пьют, потому что это им помогает забыться, так ведь?       Ночь Эйден провел в обнимку с тазиком и дикой головной болью. После дорогих изысканных вин, которые ему в силу возраста разбавляли водой, Эйден взялся за деревенский хмель, валящий с ног крепких крестьянских мужиков. Аарон, надо отдать ему должное, не спал, а постоянно приносил принцу воду и обтирал его лицо.       — Задержимся на один день, — обнадежил Эйдена Аарон, когда тот в очередной раз распрощался с частью ужина.       — Ничего, — просипел Эйден, — если люди герцога нас нагонят, я на них наблюю.       Аарон весело рассмеялся. Он машинально прикоснулся ко лбу Эйдена и отвел в сторону налипшую прядь.       — И где ты нахватался таких слов. Принцу совсем не к лицу. — Он убрал руку, только когда Эйден посмотрел на него.       — Так я и не принц, могу ругаться столько, сколько захочу.       Эйден озвучил несколько смачных ругательств, подслушанных им за пределами дворца. Большая часть этих ругательств прекрасно описывала его нынешнее состояние. Его попытка забыться удалась: Эйден больше не думал о былых ужасах, а вовсю предавался настоящим. Похмелье еще тот ужас.       Утром, когда Эйден проснулся, он обнаружил, что Аарон заснул в неприличной близости рядом с ним. Мужчина сидел на табуретке, но при этом полулежал на кровати, устроив голову на коленях у Эйдена. Во сне Аарон выглядел моложе своих двадцати шести.       Эйден не чувствовал страха или напряжения в присутствии Аарона. Если бы мужчина хотел ему повторно навредить, то уже сделал бы это, возможностей было предостаточно. Аарон, что бы его ни заставило совершить то, что он совершил, не был злодеем.       Аарон проснулся и сразу же наткнулся на пристальный взгляд Эйдена.       — Что?       Он резко подорвался, уронив табуретку. Похоже, что он смутился, чем вызвал улыбку Эйдена. Но затем принц стал серьезнее.       — Расскажи, почему ты ненавидишь моего отца.       Эйден крепко стиснул кольцо — единственное, что осталось у него в память о былых днях.