Meastery

Вон У открывает глаза и чувствует резкую боль, колом вонзившуюся ему в висок, к которому он тут же подносит пальцы и жмурится. Покалывания проходят через несколько секунд так же резко, как и начались. Приподнявшись на локтях, Вон У прищуривается от яркого света и оглядывает пространство вокруг. Он лежит на аккуратно застеленной персиковым пледом кровати в уютной комнате со шкафом из бурого дерева напротив. Из окна по правую руку льется яркий солнечный свет, от которого не спасают прозрачные нежно-оранжевые занавески. Ноги Вон У свисают с кровати, на которой он расположился поперек, и касаются мягкого ковра. Рядом с кроватью, прямо у края ковра, обнаруживаются его кроссовки, аккуратно поставленные бок к боку. Не долго думая, Вон У надевает их. Голова немного кружится, так что стоять на ногах, сохраняя равновесие, тяжеловато, поэтому Вон У опирается ладонью на рядом стоящий комод, попутно обнаруживая на нем магнитофон. Старенький такой, какие видел лет десять-пятнадцать назад, но при этом он довольно в хорошем состоянии, видимо, за ним ухаживали и берегли. Такая ностальгия, думает Вон У, касаясь пальцами темно-серого корпуса, в который уже, кажется, вросла пыль, которую, к слову, старательно убирали, но после многих лет она въедается в пластик и делает его поверхность слегка шероховатой. Он почти сразу натыкается пальцами и взглядом на розовый стикер, приклеенный к корпусу. - Нажми на "play", - одними губами бормочет Вон У и, не думая, сразу нажимает. Кнопка почти без сопротивления опускается с характерным щелчком. Некоторое время слышится только шорох пленки, после чего снова звучит щелчок и начинается запись. - Доброе утро, Вон У. Как чувствуешь себя? - звучит хрипловатый из-за несовершенства магнитной пленки, но довольно бодрый голос. - Надеюсь, твоя голова не сильно болит. Ты, должно быть, несколько растерян, верно? Конечно, ты же не понимаешь, где находишься. Здесь уютно, как думаешь? Мне нравится. Ты можешь осмотреться, походить по комнатам. Не волнуйся, ты здесь один, никто не выпрыгнет из шкафа, чтобы напугать тебя. И уж тем более никто не покусится на твою жизнь. Я обещаю. Только не шарься по полкам и ящикам, терпеть не могу, когда мои вещи трогают. Снова щелчок, и запись обрывается. Вон У некоторое время проматывает ее, чтобы убедиться, что больше ничего на ней нет, и нажимает на "stop". Эта квартира... чья она? Парня на записи? Вон У выходит из комнаты и попадает в продолговатый коридор. Справа вход, вероятно, в гостиную? Она довольно большая и залитая солнечным светом. Тут тоже на полу мягкий ковер, а на окнах оранжевые шторы, диван и стандартная стенка с кучей полок. На полу тут и там все заставлено разноцветными коробками и пакетами. Все очень красиво упаковано, а сверху прилеплены открытки с неряшливыми рисунками и пожеланиями. Это... подарки? Вон У подцепляет пальцами одну из открыток, нагнувшись к завернутой в темно-синюю обертку коробке. "Главное, что вместе, а остальное приложится". В коридоре Вон У осматривает входную дверь: ни ручки, ни скважин для замков, только гладкие металлические пластинки там, где они должны быть. Очевидно, через нее не выйти. Слева от комнаты, в которой он проснулся, находилась ванная, а еще левее - кухня. Маленькая, но опрятная, такая же светлая, как и все остальные комнаты. Подойдя к окну, Вон У открывает его и смотрит вниз. Этаж четырнадцатый, не меньше. И что дальше? Никаких инструкций больше? Вон У ожидал, что вдруг голос начнет вещать из чего-нибудь типа колонок на потолке, которые обычно бывают в шоу или школьных коридорах. Но ничего подобного не произошло. Тогда он вернулся в комнату и промотал ленту кассеты до конца. На ней так ничего и не обнаружилось. - Что за хрень? - шепотом выдыхает Вон У, слегка морщась. Кнопка, открывающая кассетник, поддалась нажатию так же легко, как и кнопка воспроизведения. Осторожно вытащив прозрачную пластиковую кассету, Вон У осматривает ее. На стороне, обращенной к нему, черным маркером написано "#1". Пожав плечами, Вон У переворачивает и вставляет кассету обратно в магнитофон другой стороной. - Я знал, что ты догадаешься перевернуть, - на записи слышится смех. - Было бы странно оказаться здесь вообще без ключей к выходу, верно? Конечно, ты мог бы просто начать переворачивать здесь все в поисках новой кассеты или чего-то еще, но ты не такой человек. Иди в ванную. Там на зеркальной полке под стаканом со щетками лежит вторая кассета. Запись снова обрывается щелчком, но теперь хотя бы понятно, что нужно делать. Ванная тоже довольно маленькая, но Вон У вполне может покружиться в ней так, чтобы не задеть ничего руками. Если прижмет их к телу. Взяв кассету, на которой маркером написано "#2", из-под стаканчика, Вон У вставляет ее в магнитофон, который прихватил с собой. - Посмотри на себя в зеркало, - говорит голос на записи. - Ты такой красивый. У тебя гладкая кожа, обтягивающая скулы. Они так нравятся мне. И взгляд у тебя прямой и открытый. Глаза холодные и глубокие одновременно. Бледно-розовые губы нежно изгибаются слегка вверх. Они всегда плотно сомкнуты, хотя ты не из тех, кто держит язык за зубами, верно, Вон У? Это очень красиво. При этом ты еще и неглуп. Как ты это сделал? Обычно людям достается только что-то одно: ум или красота. Или доброта. Твой характер доводит меня до отчаяния. Не удивительно, что тебя похитили. После короткого смеха запись снова обрывается. Некоторое время Вон У рассматривает свое отражение в зеркале, хлопая глазами. Вроде обычный. Этот парень с кассеты, он ненормальный. Совершенно точно. Помотав головой, отбрасывая странные мысли, Вон У переворачивает кассету. - Уж извини мне мое внезапное признание, - голос звучит смущенно, - не смог удержаться. Иди на кухню. Там сбоку от микроволновки стоит кулинарная книга. В ней третья кассета. Коротко. Вон У выходит из ванной, снова бросая взгляд на зеркало. Он что, правда, симпатичный? - О чем я вообще думаю, - бормочет он, усмехаясь, и идет на кухню. Кулинарная книга представляет собой милую не особо толстую книгу формата чуть больше "А4" в красной твердой обложке с кучей рисунков, фотографий еды на разных стадиях готовности и пометками карандашом на глянцевых страницах. Разумеется, она сразу открывается в том месте, где лежит кассета "#3". - Ты можешь поесть, если хочешь, но я не думаю, что ты голоден. Обычно ты ешь только часа через два после того, как просыпаешься, верно? Но, думаю, кофе тебе захочется выпить. Кружку найти не составит труда. Запись обрывается. Да, Вон У явно не отказался бы от кофе. Хотя бы просто потому, что здесь довольно классная кофемашина. Он предчувствует, что ему будет вкусно. Кружку он выбирает белую с загнутыми краями. Она довольно простая, а еще на ней черным написано "большие усы". Едва ли понятно, почему именно эта фраза, но это не важно. У хозяина квартиры, возможно, есть соображения на этот счет, но спросить не получится. А кофе действительно замечательный. Горячий и мягкий. Такой, какой любит Вон У. Глядя в окно на улицу, кажущуюся свысока очень маленькой, Вон У почему-то чувствовал себя спокойно. Вроде бы торчит черт пойми где, не может ни с кем связаться, и все, что у него есть, это кассеты, на которых голос неизвестного ненормального парня, но при этом на душе спокойно. Квартира очень уютная и тихая, здесь вкусный кофе, никто не угрожает, ничто не угрожает, если это все, конечно, не заминировано или типа того. Да и почему-то Вон У кажется, что это бред. Прикрыв глаза, он держит чашку обеими ладонями, натянув на них рукава. Ему кажется, что этот момент такой замечательный, хотелось бы повторять его снова и снова. Но нужно допивать кофе и дальше приниматься за прослушивание кассеты. Он переворачивает ее на другую сторону. - Надеюсь, теперь ты чувствуешь себя лучше. Эта кухня создана для спокойного созерцания. И для кофе по утрам, разумеется. Теперь, думаю, тебе можно поближе ознакомиться с залом. В подушке на диване четвертая кассета. Вон У осторожно обходит цветные коробки и садится на небольшой мягкий, но упругий диван. На маленькую квадратную подушку надет чехол. Расстегнув молнию, Вон У вытащил оттуда кассету. - Довольно странная картина, да? Куча подарков тут и там. Как будто после свадьбы. Разве что в первую брачную ночь никто не занимался их открытием. Давненько они здесь стоят, даже грустно как-то. Но это не так важно. Прямо перед тобой стенка. Слева от телевизора ящик. Там лежит фотоальбом в светло-зеленой обложке. Можешь посмотреть. Слева от телевизора два ящика. Повыше и пониже. В первом обнаруживаются какие-то бумажки, наверное, документы, Вон У не стал в них копаться. Во втором нашелся альбом. Присев на тот же диван, Вон У открыл его на самой первой странице. "Рука об руку" написано на твердой обложке. И это не образное выражение: все фотографии здесь изображают чьи-то руки. Судя по всему одни и те же. Мужские. Две пары. В смысле, две пары разных рук. Они то показывают сердечки, то просто лежат рядом, то пальцы их переплетены. Очень трогательные фото. На самых последних страницах на мизинцах одинаковые кольца. Под каждой фотографией подписано что-нибудь, не говорящее ровным счетом ни о чем. Вон У внимательно разглядывает руки и замечает, что на одной из них есть маленький шрамик на запястье. Тонкий и совсем светлый, едва различимый. В виске снова колет, да так резко, что Вон У жмурится и издает шипящий стон. Яркой вспышкой перед глазами встает картина того, как кто-то царапает запястье ножом, когда режет яблоко. Этого кого-то окликают, поэтому острый нож срывается и рассекает кожу, оставляя на ней глубокую рану. Этим все обрывается. Наверное, сознание начинает проясняться, поэтому в голову приходят всякие ассоциации, решает Вон У. В конце концов, в мозгу такая муть, что он едва ли может вспомнить, как оказался здесь, да и какие-то подробности за последние несколько недель тоже. Больше в альбоме ничего не обнаруживается. Вон У решает дальше слушать запись на кассете. - Многое произошло за то время, в которое делались эти фотографии. Жизнь такая странная штука. Хотя не сказать, что неприятная. Сколько бы всего плохого не случалось, оно все равно забывается, когда наступает что-то хотя бы немного радостное. А радости бывают почти каждый день. Этот альбом как раз о таких вот маленьких радостях. Возвращайся в комнату, в которой проснулся. В шкафу за стеклом стоит деревянная шкатулка, там следующая кассета. Вон У ставит магнитофон на тот же комод, с которого его взял. Ему кажется странным, что в этой квартире настолько тихо, как будто что-то тут не так. Неестественно. А потом понимает, в чем дело: здесь нет ни одних часов. Это кажется очень странным, если хозяин не любит обычные круглые часы, которые тикают, можно было бы поставить хотя бы электронные. Но и их, в общем-то, не обнаружилось. Впрочем, это не так важно. Подойдя к шкафу, Вон У окинул его быстрым взглядом, прежде чем открыть стеклянную створку. На нижней полке стоит большой плюшевый медведь. Он кажется таким мягким и пушистым, что Вон У тянет к нему руку, даже не особо думая о том, что ему, в общем-то, говорили не трогать ничего без разрешения. Медведь, действительно, очень мягкий. Пальцы буквально утопают в нем. Вон У растягивает улыбку, и вытягивает игрушку с полки, хватаясь за его распираемые холлофайбером лапы. Спина у медведя заштопана белыми нитками, видимо, он довольно дорог хозяину. Морда у него немного плоская, но это придает ему какое-то особое очарование. Глаза-бусины черные-черные. - Мне двадцать лет, почему ты даришь мне медведя? Голову Вон У пронзает острая боль в висках. Схватившись рукой за полку, чтобы устоять на ногах, он прижимает ладонь, которой все еще держал лапу игрушки, к голове и зажмуривается. - И что? Двадцать лет мешают тебе любить милое и мягкое? - Я выгляжу очень мужественно с ним, не правда ли? Яркие картинки мелькают в сознании с хаотичной быстротой, такой, что уловить хотя бы что-нибудь очень трудно. И, как всегда, боль проходит так же резко, как и наступает. Он определенно что-то упускает. Вон У пятится и присаживается на кровать позади себя. Этот медведь, откуда он? Подарок? Вглядываясь в будто бы живые глаза игрушки, Вон У пытается вытащить из памяти то, что только что увидел, но практически ничего не запомнилось. Разве только то, что этот медведь принадлежал ему. Совершенно точно. Оставив плюшевого зверя на кровати, Вон У возвращается к шкафу. За стеклянной дверцей стоит довольно массивная деревянная шкатулка. Выглядит как какой-нибудь бабушкин ларец или вроде того. Внутри обнаруживаются, помимо кассеты «#5», всякие безделушки и украшения типа часов и браслетов. И все явно не женское: очень строгое и лаконичное. Там же находится серебряное кольцо. Вон У узнает его: это то, которое было на фотографиях в альбоме. Странно, что оно здесь только одно, может, что-то случилось со вторым? Потерялось? Так же на фотографиях мелькали некоторые из браслетов. Вон У вставляет в магнитофон пятую кассету. - Привязанность к вещам – это так сентиментально. Особенно к всяким побрякушкам, которые можно носить на себе каждый день, снимая только в душе, да и то не всегда. Никогда не понимал этого, не люблю, когда на запястье что-то лишнее болтается. Хорошо, что к часам более-менее привык. Но это не так уж важно. Если тебе что-то приглянулось в этой шкатулке, можешь взять, я не буду против. Кстати о часах. Вон У проверяет их все на предмет времени, но все они оказываются вставшими с разным положением стрелок. При подробном рассмотрении на них заметны шероховатости и царапины, они довольно старые и поношенные. Может быть, их хозяин слишком сентиментален, чтобы выбросить, поэтому хранит. А один из браслетов и правда очень приглянулся Вон У. Он понимает, что не нужно бы ему брать что-то отсюда, как-то нехорошо, чужие вещи все-таки, но с другой стороны ему же дали на это разрешение, верно? Он забирает серебряный сегментированный браслет и кольцо. Быстрым движением, как будто это довольно привычное событие, Вон У надевает браслет на левую руку. И это бы не показалось ему странным, если бы не одна маленькая деталь в виде тонкой белесой полоски на запястье под большим пальцем. Что это? След от пореза? Вон У хмурится и бегает взглядом по комнате. Насколько это может быть совпадением? Он возвращается в зал, чтобы снова открыть альбом и сравнить свою ладонь с одной из ладоней на фотографиях. Да, это, действительно, его руки. И даже браслет, надетый сейчас, был надет и тогда. Когда? У Вон У ощущение, что нечто вот-вот всплывет в сознании, что-то вспомнится, но ничего подобного не происходит. Взъерошив на голове волосы, он прикрывает ладонями лицо. - Ну, давай, вспоминай, - бормочет он сам себе под нос. Есть ли вероятность того, что он в этой квартире не в первый раз? Вон У не знает, ему казалось, что он никогда ее не видел. К тому же он бродит по ней уже довольно долго, что-то да вспомнилось бы. Тогда откуда здесь его вещи? Вон У усмехается: наверное, попали сюда тем же путем, что и он. Наилучшим решением в данной ситуации стало прослушивание второй стороны кассеты. - Ты уже что-то вспоминаешь, Вон У, верно? По крайней мере, я очень надеюсь на это. Извини, что я гоняю тебя из комнаты в комнату, но это важно. Направляйся обратно в зал. Среди всех пакетов найди белый. Он относительно небольшой. В нем следующая кассета. Очень неприятные ощущения посещают, когда кто-то знает больше, чем ты. Особенно когда это касается твоей же собственной жизни. Но Вон У не чувствует злость, скорее, досаду. Видимо, он забыл нечто важное, очень важное. Связанное со всем тем, что находится в этой квартире. По залу расставлено очень много коробок. Вон У попытался сосчитать, сколько их, но не получилось, потому что они стояли, закрывая друг друга. И все такие блестящие и цветные. Пакетов тоже много, но белый всего один. Просто белый. Вообще без всего. Он настолько бросается в глаза, странно, что Вон У не заметил его раньше. Внутри, ожидаемо, кассета «#6» и открытка, в которую вложены два билета. - Как насчет испытать себя в экстремальной ситуации? После таких вещей еще больше любишь жизнь, - бормочет Вон У то, что написано в открытке. Билеты на прыжок с моста. Выглядит очень странно, честно говоря. Вон У не знает, что это за мост и где он находится. Но еще более странным ему кажется то, что один из билетов немного порван вдоль края, а второй целый. - Многое в жизни представляет большую опасность, - говорит голос на кассете. – Странно, что люди избегают одних опасностей и при этом намеренно подвергают себя другим. Это еще одна вещь, которой я никогда не понимал. Терпеть не могу аттракционы. По мне так вечер в кино или баре гораздо веселее испытаний вестибулярного аппарата. Как жаль, что не все такие, как я. Запись обрывается. Вон У кажется, что с каждой новой кассетой голос становится более серьезным и грустным. Ощущение, будто его аккуратно подводят к чему-то, о чем он никак не может догадаться. Нужно подумать. Откуда все эти подарки? Просто на день рождения столько не дарят. Нет, если, конечно, именинник - довольно богатая и известная личность, то да. Но судя по размерам и обстановке квартиры, ее хозяин не является ни богатой, ни знаменитой личностью. Часы в шкатулке довольно дорогие, возможно, сын успешных родителей? Тогда сам собой навязывается широкий круг доброжелательных знакомых, таких же детей успешных родителей. Отсюда целая куча разных подарков. Такие яркие упаковки не делают старшие, взрослые люди предпочитают более строгие и простые обертки. Значит, стопроцентно все это подарено друзьями. Но все-таки, почему так много? Вон У припоминает, где он видел такую гору подарков, на свадьбе. Но в квартире нет признаков даже малейшего присутствия здесь женщины, о какой жене может идти речь. Может быть, свадьба должна была состояться, но что-то пошло не так? Тогда должны были быть какие-то памятные вещи, всякая сентиментальная ерунда, которую хранят влюбленные. Был альбом. Точно. Но там не было женских рук. Вон У склоняет голову на бок и немного щурит глаза. После чего еще раз бросает взгляд на свои ладони. - Ты же не собираешься этого делать, верно? - Почему нет? От режущей боли в голове Вон У чуть не падает на пол, но, попятившись, упирается спиной в гору коробок, которые удерживают его на ногах. Пара пакетов падает. - Это глупо, и ты, и я это понимаем. - Это же просто развлечение! Что за голос? Вон У не может понять, чей он, такой мутный и расплывчатый, похожий разве что на бульканье воды в трубе, по-другому не опишешь. Он пытается уловить слова на слух, а не на память, но выходит никак, потому что в обратную сторону схема восприятия звуков не работает, только в одну: от уха в мозг. - Где я тебя слышал? – шипит Вон У, прикрывая ладонями лицо. Он видит картинки, они сменяются друг за другом, но узнает он почему-то только свое лицо, другие смазанные, на них кучи бликов и искажений. Голова разболелась. Вон У осторожно приоткрывает глаза. Солнце из окна льется прямо ему на лицо. Кажется, что где-то он уже это видел: в ярком ослепляющем свете обстановка комнаты выглядит совсем иначе. - Какое сегодня число? – внезапно приходит в голову Вон У. Был ли вообще в квартире календарь? Хотя толку от него ноль, если там, конечно, не отмечен сегодняшний день. На билетах стоит дата шестое мая. Ладно, ерунда, думает Вон У и переворачивает кассету. - Это было самое невеселое лето в моей жизни, - слышится вздох, - если бы меня спросили, что я предпочел бы: заново окончить школу или пережить это лето, я выбрал бы первое, - смешок. - Да и вообще при любой постановке вопроса я бы отказался от второго. Я более чувствительный, чем кажется на первый взгляд. Было бы здорово услышать что-то типа «нет, ты не виноват, это я идиот». Было бы здорово услышать хоть что-нибудь, а не ритмичный писк кардиомонитора, - снова вздох. - Это последняя кассета. Ты можешь делать, что хочешь, Вон У. Я подожду. Запись заканчивается. Вон У вздрагивает и с минуту просто смотрит на магнитофон. - П-последняя? – бормочет он. Как же последняя? А выбираться ему отсюда каким образом? Да и он еще толком не разобрался в том, что произошло. Так, спокойствие. Если эта кассета последняя, то он получил все необходимое, чтобы понять, в чем дело. Нужно идти с самого начала. Потерев ладони друг о друга, Вон У приставляет их ко рту и идет в комнату, в которой проснулся. Его кроссовки стояли у ковра аккуратно, а не кое-как, так бы он, наверное, сам бы не поставил. Какой-нибудь маньяк не стал бы так заморачиваться по поводу обуви, если бы вообще стал снимать. Похоже на некоторую степень заботы или вроде того. Медведь на полке. Подарен на двадцатилетие? Вон У думает, сколько ему сейчас лет. Кажется, не так давно это было. Но ведь парням не дарят мягкие игрушки, верно? Это наверняка было привязано к какому-то событию, например, к свиданию? Что-то вроде сентиментальной шутки с намеком? В шкатулке был его браслет. И кольцо. Кстати, о нем. Вон У достает его из кармана штанов и рассматривает в солнечном свете, льющимся из окна. На внутренней стороне гравировка. - Вон У, конечно. Он усмехается. Очевидно, это его кольцо. С кем он носил их? Они же парные, тут даже приглядываться не нужно. Похожи на обручальные, но на фотографиях надеты на мизинец. Может, своеобразная отсылка, чтобы никто ничего не заподозрил? - Кто этот парень? – бормочет Вон У, вертя в руках шестую кассету и направляясь на кухню, и замирает на полпути. – Может ли быть, что этот парень – мой парень? Пару секунд он обрабатывает догадку, хлопая глазами, а потом пожимает плечами, мол, он не удивлен. На кухне была кулинарная книга. Кучи карандашных пометок на полях и закладок. - Вон У не любит соленые огурцы, - читает он одну из почеркушек вдоль строчки со смайлом «:С» и не сдерживает смешок. Кофе, кофе, кофе. Вон У бросает взгляд на кофемашину. Рядом с ней он оставил кружку. Да, которая «большие усы». Что за усы? Почему усы? Это как-то связано с котами? Вряд ли. Если бы имелись в виду кошачьи усы, то, скорее всего, нарисовали бы их. Пока думаешь, можно и кофе себе сделать, усмехается Вон У и делает. Что-то не так со всей этой квартирой. Она выглядит… не обжитой. Все слишком аккуратно. Как будто здесь прибрались, и с тех пор никого больше тут не было. Как после… переезда? Да, пожалуй, как будто только-только все вещи по местам расставили. Закончили ремонт, заполнили полки. Все еще красиво и аккуратно. До того, как практичность пересилит чувство эстетики. Вон У обхватывает чашку ладонями. На кофе нежная рыжая пенка. - У тебя снова усы! - Что? Где? - От пенки, смотри! Хоть какие-то усы у тебя растут. - Не смешно. Вон У чуть не роняет чашку от неожиданности. К приступам головной боли едва ли можно привыкнуть, они слишком внезапные. Сглотнув кофе, Вон У осторожно касается пальцами верхней губы. Пенка. - Зачем ты написал это на моей кружке? - Потому что они, правда, большие. Это его кружка. Однозначно. Так, этот парень, его парень, сам себя поправляет Вон У, кто он? В квартире не было практически ничего, что могло бы как-то его охарактеризовать. Кроме часов в той самой шкатулке. Это странно, если он хозяин квартиры, значит, здесь должно было быть что-то его, все, в общем-то, но пока Вон У находил в основном свои или общие вещи. Может ли быть, что второе кольцо вовсе не потерялось, как он подумал сначала, а все еще у его парня? Вон У возвращается в зал. Все эти подарки. Какая важная была дата? День рождения он уже отмел. Свадьба явно неуместна. Может, что-то наподобие свадьбы? Странно звучит. Какая-нибудь крупная годовщина? Вроде пяти лет или типа того. Хотя, пять лет как-то многовато. Не важно, в общем. Возможно, это как-то связано с кольцами, все же какое-то подобие свадьбы, только без расписки и прочей документации, чистое веселье? - Как же странно, - смущенно шепчет Вон У, прикрывая ладонями лицо. Открыв альбом, он еще раз всматривается в чужие ладони. Хоть что-нибудь нужно зацепить. Что в этих руках особенного? Кстати, а если они с тем парнем, его парнем, снова поправляет себя Вон У, встречаются, то стало быть они… ну. Ну. - Ну, я понял, и это главное, - сам для себя бормочет Вон У и глупо улыбается. – Как же неловко. На одной из фотографий они держатся за руки. Крепко так. Переплетя пальцы. В памяти всплывают ощущения прикосновений. Мурашки пробегаются за ушами по затылку. Какие были эти руки? Гладкие. Сильные. Пальцы длинные. Тонкие. Вон У закрывает глаза и налегает на спинку дивана. - Это ничего, что я тебя постоянно трогаю? - Нет, я не против. В общем-то, почти не замечаю. - То есть мои прикосновения тебе настолько безразличны, что ты их не замечаешь? - Я настолько к ним привык, что они часть моего личного пространства. Вон У почти подпрыгивает на диване. Этот парень, его имя! Как же… - Мэ, мэ, - он щелкает пальцами. – Вертится на языке. М-ми… А-а-а-а! Вон У яростно ворошит волосы на голове и, вскочив с дивана, начинает ходить по залу туда-сюда. - Если я настолько любил этого парня, что носил с ним одинаковые кольца, жил в одной квартире, получал от него подарки, позволял ему себя трогать, у нас было что-то вроде свадьбы, на которой мы получили кучу подарков, мы собрались переезжать в новую квартиру, в эту, черт ее дери, тогда почему я не помню, как его зовут, это же так ужасно, я не могу просто взять и забыть, как зовут Мин Гю, он же… Вон У останавливается и замирает. Откат мысли. Назад. Сейчас же. - Ким Мин Гю. Его зовут Ким Мин Гю, - Вон У сглатывает и пробегается глазами по горам подарков. – И мы встречаемся… три года? – он хмурится, аккуратно извлекая из памяти информацию. – Мы устроили большой праздник в честь этого. И надели кольца. Мы были… в костюмах? Я в черном, а Мин Гю в белом. Вон У усмехается, когда картинки всплывают в голове. Все еще немного мутное, но гораздо легче воспринимается, чем до этого. Все, и правда, было очень серьезно. Официально и торжественно. - Просто немыслимо, - Вон У трет лицо, вспоминая все это. – Как я мог забыть? Чем дальше он тянет воспоминания, тем больше и ярче они всплывают, тянутся друг за другом, как салфетки, не по одной, а сразу по нескольку. Фантастика. Но что произошло непосредственно перед тем, как он оказался здесь, вспомнить не получалось. Всплывало что-то вокруг да около, но ничего конкретного. Даже примерного намека нет. Кроме… тех билетов на прыжок с моста. Вон У достает их из белого пакета. Один порван, значит, его использовали. Второй – нет. Один прыгнул, другой – нет. - Я повторю еще раз: это очень глупая затея. - Если бы это было небезопасно, люди бы не прыгали таким образом. Голос на магнитофоне… сказал, что не любит аттракционы. Мин Гю не любит аттракционы. А Вон У не против иногда развлечься. Хорошо, допустим, он прыгнул. И что потом? Что-то пошло не так? Как бы Вон У не силился, вспомнить не получалось. Дыра. Он не помнит даже как шел туда. Даже день до этого. Вообще ничего. Вздохнув, Вон У встает посреди зала. Он сделал все, что мог. Что дальше? Новой кассеты у него нет. Можно, конечно, порыться по ящикам уже с более-менее чистой совестью, но есть ли смысл? Нужно как-то дать Мин Гю понять, что он вспомнил. Закричать, может быть? Или просто подождать до вечера? Не может же он остаться тут навечно, верно? У Мин Гю должен был быть расчет на что-то определенное по времени. И тут до ушей доносится тихий-тихий звук. - Вибрация? – Вон У хмурится и прислушивается, чтобы определить источник. Это не в зале. И не в коридоре. В комнате. Здесь вибрации слышатся гораздо громче. Вон У берет в руки плюшевого медведя. Вибрирует его спина. Точнее мобильник, спрятанный у него под пушистой тканью. На спине медведя неровный шов крупными стежками белых ниток. Стоило ли вообще идти на такие жертвы? Вон У рвет тонкие нитки пальцами и достает мобильник. Звонит неизвестный номер. - Алло? – осторожно говорит Вон У, поднося телефон к уху. - Ты знаешь, кто я? - Ч-чего? – он несколько теряется от резкого вопроса и хлопает глазами. В трубке слышится протяжный усталый стон. - Я… - Ты Мин Гю, - отмирает Вон У. Ждет ответа, но его нет, поэтому продолжает: – Парень, которого я, кажется, люблю. Я… вспомнил. Спустя пару секунд молчания в трубке звучат гудки. Вон У смотрит на телефон и сглатывает. Почему? Из коридора доносится щелчок. Это открылась входная дверь. - Может, все же расскажешь, что произошло? - А стоит ли? - Разумеется. Чтобы больше не повторялось. - Ну, в общем. Ты захотел прыгнуть с моста. Это вроде как казалось тебе веселым. На твоем снаряжении было что-то не так с креплением. И… в общем, ты сорвался. Глубина не то чтобы большая, поэтому мало того, что нахлебался воды, так еще и хорошо так приложился головой о камни. Ты не приходил в сознание около месяца. Потом начал просыпаться иногда, но на короткое время и не соображал, в общем, ничего. Это очень… как бы правильно выразиться? Неестественно. Да, пожалуй. Очень неестественно спать в больнице и просыпаться рядом с человеком без сознания. А еще тяжело. Я держал тебя за руку, и иногда ты сжимал мои пальцы. Это было как… напоминание о том, что ты все еще борешься, и мне нельзя сдаваться. В августе ты начал просыпаться на более длительное время, чем раньше, но при этом у тебя напрочь отшибло память вообще обо всем. И каждый раз, когда ты просыпался, ты не помнил, что просыпался до этого. Первые два раза я пытался объяснить тебе, что и как, но смысла не было ровным счетом никакого. Да и врачи разводили руками. Потом я посоветовался со знакомым психиатром, который сказал мне, что порой стрессовые ситуации бывают полезны. И я выдумал всю эту… игру. Безумную, но, как оказалось, действенную. Довольно сложно было все это провернуть, знаешь ли. Я такой молодец, да? - Пойду выпью кофе.