Искры

— Я что-то делаю не так, — слова, которыми Рен встречает заглянувшего в лазарет генерала два дня спустя, мало похожи на приветствие. На извинение — тем более. — Все вы не так делаете, — сухо замечает Хакс, бросая на койку рядом с магистром свою деку, тут же тонущую в скомканном одеяле. — Например, подставляетесь под гнев Верховного лидера и всех наших недоброжелателей. Или вам так хочется пообщаться в приватной обстановке с Ленцем? Он просто счастлив будет увидеть в пыточной нас обоих. И не в роли приглашенных экспертов, поверьте. Если вам нужен анализ ситуации в Ордене, обращайтесь в следующий раз ко мне, а не устраивайте самостоятельные... изыскания. И не пугайте людей, рапорт о психологическом состоянии экипажа можно читать как триллер. Только вот ловить ваших монстров почему-то приходится мне. «И не спать ночами из-за чьей-то прихоти узнать об Ордене что-то новенькое. С другой стороны, лучше поздно, чем посмертно...» На протяжении все этой возмущенной речи Рен молча сидит на кровати, поджав ноги, и крутит в пальцах золотистый куб голокрона. Магистр полностью одет, недостает только перчаток и шлема, который он, видимо, решил на борту корабля больше не носить. С другой стороны, повышенное внимание к его взбалмошному высочеству — его проблемы. «Принцесса, как есть принцесса». Вторая койка, на которую устало опускается генерал, выглядит непривычно голо — все, что можно было с нее забрать, от подушки до покрывала, Кайло утащил в свое «гнездо». Другим словом бардак, устроенный в своей временной постели магистром, командующий назвать не может. А то, что он думает о манере лезть в кровать обутым, в приличном обществе и вовсе вслух не произносят. «Ох и баловали кого-то в детстве», — сумрачно отмечает для себя Хакс, и, не дождавшись на свои слова никакой реакции, продолжает: — Рен, потрудитесь держать себя в руках и не привлекать внимание контрразведки Ордена. Это действительно может плохо для нас закончиться. Взгляд Кайло направлен куда-то в стену, поверх плеча генерала. Упреки и советы рыцарь игнорирует в равной степени и это начинает раздражать командующего. Если уж магистр не обращает внимания на прямую и явную угрозу, то что говорить о неявных? Рен вдруг едва слышно вздыхает, передергивая плечами и нахохливаясь, как исполинская птица. Растрепанный край накидки только усиливает сходство. «Ну что опять не так, падальщик?» — Но если получалось у сотен поколений, то почему не выходит у меня? — Кайло тих и безучастен, полностью на своей волне, в том таинственном «нигде и никак», куда он так явно начал проваливаться в последнее время. Хотя, может и раньше все было так, только шлем мешал это увидеть. — Что у вас не получается? — Хакс повышает голос, надеясь разбить чужую сосредоточенность, банально докричаться до собеседника. И достигает цели, поскольку взгляд Рена приобретает осмысленность и впивается в лицо генерала так, словно магистр только что его заметил. Ощущения странные и неприятные — как нырок в ледяную воду с открытыми глазами. — Медитация, — Кайло страдальчески морщится, продолжая безостановочно крутить разбрасывающий завораживающие блики кубик в пальцах. — Упражнение простое, но получается что-то не то. В определенный момент происходит откат, который я не могу контролировать. Это... злит. Генерал закатывает глаза, разрывая зрительный контакт и с минуту изучает потолочный светильник, пытаясь сформулировать ответ так, чтобы он не звучал совсем уж оскорбительно. Но Рен не дожидается комментария. То, что мечется внутри надо обязательно выпустить, высказаться, пусть невольный слушатель не поймет и трети, но может быть от проговаривания вслух будет хоть какая-то польза? — Джедаи отбирали одаренных детей в возрасте от шести до восемнадцати месяцев, первые два года учили чувствовать Силу, потом переходили к полноценным тренировкам. Но они для медитаций использовали младенческие воспоминания, подменяя понятия — Сила должна была ощущаться как материнские объятия, что-то однозначно приятное и родное. Некая... точка сборки, — магистр смотрит на мельтешение безделушки, гипнотизируя сам себя. После чего устало заканчивает, — у меня ее нет. — Чего нет? — недоумевает Хакс, прекрасно знающий, что Рен может извлечь из чужой памяти все, что там вообще когда-либо было, да и на свою не жаловался ни разу. — Младенческих воспоминаний? Вам что, колыбельных не пел никто, на руках не носил? — Дройды, — Кайло опускает ресницы, пряча выражение глаз. Момент слишком неловкий, чтобы можно было показать свои истинные эмоции. Стать уязвимым. — Первые полтора года меня нянчили дройды. Они же пели, если монотонное гудение можно так назвать. Мать прятала меня. Долго, слишком долго. «Боги галактики, как он раньше не рехнулся...» — А потом? — генерал понимает всю бестактность вопроса, но не спросить не может. — Потом я уже научился видеть истинные чувства, а не те, что взрослые стремятся показывать детям. Так что вспоминать нечего, — Рен снова кривится, осторожно потирая пальцами краешек шрама. — Правда, есть возможность использовать как точку сборки сильную эмоцию, испытанную в сознательном возрасте, не обязательно положительную, но значимую. Хакс пожимает плечами, спрашивая себя, что он тут делает и почему ведет эту странную беседу с безумцем. Ответ прост — деваться некуда. — Ну вот это у вас точно должно быть, — генерал уверен в том, что за последний месяц у них всех накопилось достаточно всякого рода памятных событий. Как со знаком плюс, так и минус. И у некоторых этот минус сейчас намертво вплавлен в кожу, а у некоторых — в репутацию. — Должно, но пока ни одно из воспоминаний не дало нужного эффекта, — Кайло подпирает подбородок кулаком и принимается рассматривать сидящего напротив человека. У магистра в голове явно зреет какая-то мысль, и эта мысль уже заранее не нравится командующему. И он оказывается прав, как всегда. — А что было самым значимым для вас, генерал? — вкрадчиво спрашивает Рен, и от него отчетливо тянет холодом Силы. — Выстрел «Старкиллера», — ровно отвечает Хакс, тщательно следя за голосом, чтобы не выдать своего отношения к попытке ментального воздействия. Осторожной, но непрошенной и тем неприятной. — Прекрасное зрелище. — А с борта крейсера не впечатлило, — разочаровано резюмирует Кайло. Похоже, он ожидал какого-то другого ответа. Или имел в виду нечто иное. — Могли и с земли полюбоваться, если бы соизволили, — ехидно замечает генерал, прикрывая веки. От недосыпа слегка мутит и кружится голова. — Или стоять за моей спиной было ниже вашего достоинства? — Мне не слишком нравится сама идея мгновенного уничтожения нескольких населенных миров, — Рен произносит это совершенно будничным тоном, словно сказанное не противоречит самой идее Первого Ордена. — Подобное... довольно неприятно ощущается. Хотя я предполагал, что эффект будет намного сильнее. Не думаю, генерал, что вам бы понравилось, свались я в обморок в самый торжественный момент. — Разрядили бы обстановку, — хмыкает Хакс, представляя себе подобную картинку. Спать хочется все сильнее и он уже жалеет, что потратил столько времени на составление документа для магистра. С другой стороны, подобный жест доброй воли может несколько снизить имеющуюся в их профессиональных отношениях напряженность. Рен глухо фыркает. И после минутной паузы вдруг то ли просит, то ли нет: — А покажите мне, Хакс? — Еще чего, — вяло возмущается командующий, успевший за это время задремать и даже увидеть кусок какого-то крайне мутного сна, связанного со сверкой документов. «Ну что же вы упрямитесь?» — чужая мысль скользит по краю сознания ледяной сороконожкой. И заставляет рвануться вперед, с размаху впечатываясь в плотный кокон Силы. Кайло выдает не звук, его выдает движение воздуха. И, распахнув глаза, Хакс видит Рена совсем близко. Магистр нависает над сидящим генералом, придавив коленом полу его шинели к койке и почти касаясь пальцами моментально взмокшего виска. Все усилия хоть как-то пошевелиться абсолютно бесполезны — Сила давит мягко, не перекрывая дыхание, но отчетливо, опутывая невидимой паутиной от горла до щиколоток. — Расслабьтесь, генерал, — голос Рена падает до шепота, приобретая какие-то мурлыкающие интонации. Ни следа привычного в подобных случаях сарказма. — Это не будет больно, если вы не будете дергаться. Хакс сдавленно шипит, не прекращая попыток вырваться, но тут ему ощутимо пережимает горло и он покорно опускает внутренние щиты, позволяя Кайло увидеть искомое до того, как он отключится от недостатка кислорода. И надеясь, что после этого рыцарь догадается убраться из его головы. «Настырный ублюдок!» — отчетливо думает генерал и внезапно проваливается в воспоминание. Полное — со звуками, запахами и ощущениями, резкими и острыми, куда более сильными, чем они были тогда. Приглушенный свет звезды, подарившей им энергию для сверхоружия, отражается в белом снегу, слепя широко раскрытые глаза, каждый вдох отдается в горле слабым ожогом холода, а собственная неуверенность и нервозность переплавляются в ледяную ярость, направленную на далеких врагов. Сейчас он абсолютно, слепо и истово верит в каждое свое слово, зажигая этой верой других. Инициируя процесс чудовищного геноцида, перед которым померкнет все, что творила Империя, померкнет во славу Первого Ордена, ее преемника и наследника. И когда в момент выстрела в его зрачках отражается ревущая смерть, он ощущает экстаз, наслаждение столь острое, что оно тут же отзывается резкой болью глубоко внутри. Болью, ломающей кости и взрезающей кожу, сжигающей его самого. Оглушенный, он упускает контроль над памятью и дальнейшие события разматываются, словно шелковая лента, являя себя любопытствующему Рену во всей своей неприглядной красе. Все его метания и страх во время атаки сил Сопротивления, осознание собственной уязвимости в момент, когда крестокрылы проходят над командным центром практически на расстоянии вытянутой руки, паника, вызванная известием о том, что ядро планеты теряет стабильность. Вся его некомпетентность и саморазрушительная злость как на ладони, приправленная острой ненавистью к Сноуку, Рену, Силе и роковому приказу. Отчаянным рывком он выламывается из кошмара в реальность, пахнущую его собственной кровью, разрывает связь разумов, пробивающую виски резкой болью. Освобождается от оков ментальных, но не физических. — Рен, — от бешенства голос срывается в сипение. — Я вам не портовая шлюха, чтобы так со мной обращаться! Генералу безумно хочется отшвырнуть рыцаря в стену, сломать ему челюсть и вбить эту понимающую ухмылку в глотку вместе с зубами. Но он не может даже моргнуть, вынужденный смотреть, как Кайло берет его правую руку, поднимает на уровень лица, так, чтобы было получше видно, и издевательски медленно тянет манжет рукава вверх, одновременно сдвигая перчатку. Проводит кончиком пальца по красным следам ногтей на запястье и прижимает жилку, словно считая частящий сверх меры пульс. — Ваш самоконтроль поражает, генерал, — язвит Рен, — вы даже не назвали меня никаким... обидным словом. И не перешли на «ты». Насмешка дрожит в низком голосе предвкушением дальнейшего развлечения. — Я вас ненавижу, — цедит Хакс, получивший, наконец, возможность нормально вдохнуть. — Я знаю, — удовлетворенно отзывается магистр. — К несчастью, ваше чувство не взаимно, генерал. Спасибо, что потратили на меня свое драгоценное время. «Спи», — короткий приказ гасит отчаянно сопротивляющееся сознание. А пятнадцать минут спустя, когда командующий приходит в себя, то обнаруживает, что его форма в полном порядке, а в безвольные пальцы кто-то вложил белоснежный платок.